Лекция возвращается к исследованиям о душе, сосредотачиваясь на примерах из современных исследований: задача Уэйсона, работы Д. Канемана, и А. Тверски. В конце профессор Т. Гендлер представляет свое собственное понятие алифа (alief) и предлагает несколько примеров, отличающих его от веры.
Читать первую лекцию.
Читать вторую лекцию.
Читать третью лекцию.
В рамках цикла лекций «Открывая Йель», подробная информация и оригиналы текста доступны по ссылке.
Вернемся к частям души. Платон описывает три составные части души: первая — разум, или логистикон; вторая — дух, или тимоидес; третья — аппетит, или эпиметикон.
В «Государстве» Платон представляет разум в образе человека, дух в образе льва, а аппетит в образе многоголового чудища. В другой своей работе, диалоге «Федр», он описывает разум как «возничего», а дух как «доброго, благородного коня, с высокой шеей и царственной осанкой»; аппетит, наоборот, изображен Платоном в образе «чего-то с большим количеством кривых конечностей и бычьей шеей, курносым носом, темной кожей, налитыми кровью глазами, в сопровождении необузданной гордыни и непристойности».
Далее Платон рассказывает историю о молодом человеке из Афин, который влюбляется в юношу, и «бурый конь» его души тянет его на совершение поступков, которые можно отнести к категории «Ид» З. Фрейда. В самом начале герой истории полон влечения, но он все еще осознает рамки морали, установленные обществом — возничий старается сдержать бурого коня.
Сократ же описывает весь процесс того, как возничий пытается обуздать бурого коня, который убеждает молодого человека обнять своего возлюбленного. Возничий (он же разум, саморегуляция, Супер-эго, префронтальная кора) страдает из-за тех же чувств, что и ранее, когда он пытается сопротивляться тому, во что не хочет быть втянутым.
Основная мысль заключается в том, что одним из способов научиться контролировать порывы страстей является тренировка своего духа так, как бы мы тренировали животное, создавая в его сознании негативные ассоциации вокруг определенных действий. В действительности эта теория является основополагающей в человеческом понимании построения процесса саморегуляции. И в отношении особенно сильных страстей, таких как сексуальное влечение, решающим становится факт наличия сильнодействующего «антидота».
Согласно теории Платона, в душе, в которой царит порядок, разум (возничий) осуществляет такое управление, при котором страсть и вожделение посредством саморегуляции приручаются и поддаются дрессировке.
Существует и другой принцип разграничения частей души, выдвинутый Эдвардом Торндайком.
Эдвард Торндайк — был психологом конца 19 — начала 20 вв. Он внес большой вклад в работу с ассоциативными процессами у животных. Вместе с этим он занимался и другим исследованием, статья о котором была опубликована в 1992 году. В данной статье он описывает эксперимент под названием «Влияние измененных данных на мышление». Главный вопрос, который его интересовал — воспринимаем ли мы по-разному проблемы, идентичные по своей сути, но различающиеся по форме представления?
Например, он попросил людей вычислить квадрат суммы x + y, а затем квадрат суммы b1 + b2. С первым уравнением все справились удачно, а второе вызвало намного больше трудностей. Показатели успешности для x/y составили около 90%; для b1/b2 — намного ниже. Когда перед людьми ставились задачи по сути идентичные, но с символами разной сложности, результаты значительно ухудшались.
В 1960-е, 70-е и 80-е гг. люди начали изучать принцип силлогистического рассуждения, и этот феномен проявился в целом ряде случаев. Формальные свойства силлогизма гарантируют истинность (правдоподобность) умозаключений при использовании истинных предпосылок. Но также встречаются примеры с неправдоподобными умозаключениями — их структура идентична с предыдущими, но выводы оказываются ложными.
Так, например, можно сказать: «Греческие трагедии не могут быть комедиями, но некоторые греческие комедии — пьесы». Получается, что некоторые греческие пьесы не являются греческими трагедиями. Но греческие трагедии не могут быть комедиями, но некоторые пьесы — комедии, следовательно, некоторые греческие пьесы не являются трагедиями. С этим утверждением согласится 90% людей.
В то же время, можно рассмотреть аналогичное суждение, но с неправдоподобным выводом. Например, не существует коротких русских романов. Некоторые романы Достоевского короткие. Получается, некоторые романы Достоевского — не русские. Это аргумент с ложным выводом, потому что одна из предпосылок — ложь. Но только 55% людей смогли понять, что вывод был сделан на основе неверных предпосылок.
Следует обратить внимание, что оба аргумента идентичны по своей структуре: все, А не являются Б, некоторые В являются Б, поэтому некоторые В не являются А. Сами по себе формальные свойства не определяют нашу способность судить о корректности вывода. При этом верно и то, что сами по себе формальные свойства не могут помочь сделать вывод о ложности.
В свете этого эксперимента многие ученые стали придумывать схожие исследовательские парадигмы. Например, знаменитая задача выбора Уэйсона. Она состояла в том, что испытуемому нужно было перевернуть одну из четырех карт, чтобы проверить истинность утверждения.
Например: «Если на одной стороне буква А, то на другой стороне цифра 3». Среди четырех предложенных карточек требуется перевернуть лишь одну — очевидно, ту, где есть буква А. Ясно, что нету смысла переворачивать карточку с цифрой Г, ведь известно, что цифра 3 находится на карточке с буквой А. Но оказывается, что изначальное утверждение было ложным — на обратной стороне карточки с буквой, А была цифра 7, и требовалось перевернуть и карточку с буквой А, и карточку с буквой Г.
Данная задача кажется относительно сложной, но есть одна более простая, но структурно идентичная. Утверждение: «Если человек пьет алкоголь, то ему должно быть больше 18 лет». На выбор четыре человека: один пьет алкоголь, другой газировку, третьему больше 18 лет, а четвертому 16. Допустим, что мы берем на себя роль вышибалы, который заходит в бар и своими глазами видит, как несовершеннолетний пьет алкоголь. Тут мы понимаем, что надо проверить первого и последнего человека, а не первого и третьего — то же самое, что и в первом случае.
Были выдвинуты всевозможные гипотезы о том, почему вторая задача кажется нам легче, чем первая. Самой известной из них, пожалуй, является гипотеза, выдвинутая эволюционными психологами Ледой Космидес и Джоном Туби. Они утверждают, что у нас внутри есть модуль обнаружения обмана, и что мы особенно чувствительны к случаям, связанным с нарушением норм и правил.
Также можно заметить, что второй случай отличается от первого по двум параметрам. Первое различие состоит в том, что первый случай является исключительно абстрактным, тогда как второй затрагивает нашу социальную сущность. Второе различие заключается в разности законов — в первом случае закон, предписывающий то, как все должно быть; во втором случае закон описывает то, как все есть на самом деле.
Из задачи выбора Уэйсона можно вынести определенный урок: мы обладаем способами обработки информации, которые распознают далеко не только формальные свойства.
Некоторые способы подразумевают прямое обращение к тому, что Платон называл частями души, которые ещё не были задействованы в этой ситуации. Предполагается, что человек имеет два относительно автономных механизма обработки информации — Систему 1 и Систему 2.
Система 1 эволюционно примитивна — она использует части мозга, которые появились в ходе эволюции. Система 2 задействует более высокие функции коры головного мозга.
Система 1 работает автоматически, не требует наших усилий. Система 2 контролируется сознательно и требует наших усилий.
Система 1 работает очень быстро, ей требуется почти мгновение, чтобы обработать информацию. Система 2 относительно медленная — информация, которую мы получаем через Систему 2, требует значительно большего количества времени — секунды, а не миллисекунды, как в случае с первой.
Система 1 ассоциативна; она распознает закономерности в окружающем мире. Система 2 основана на правилах; она может применять принципы.
Система 1 рефлексивная, Система 2 — нет. Определение различий между двумя системами является результатом десятилетий работы многих ученых.
Далее стоит упомянуть работу Даниэля Канемана и его коллеги Амоса Тверски, которые провели исследование в начале 90-х годов. Представьте ситуацию: Вы идете в магазин и хотите попробовать два мороженых с разными вкусами: одно из них просто вкусное, а второе еще вкуснее, но в нем высокий уровень холестерина. И тут Вы вспоминаете, что денег у Вас хватит только на одно.
При опросе людей выяснилось, что 28% предпочли бы просто вкусное мороженое, а 72% выбрали бы самое вкусное, но с повышенным холестерином. Но если вопрос повернуть в другую сторону, то результаты поменяются: 55% отказались бы от вкусного, а 45% от того, что с холестерином. Теперь цифры не совпадают. Получается, что когда нас просят выбрать что-то одно, мы выбираем по положительным качествам, а когда просят от чего-то отказаться, то на выбор уже влияют отрицательные качества.
Это подводит нас к фреймингу. Фрейминг — или кадрирование — это один из примеров предвзятости (эвристики), на котором фокусируются Д. Канеман и А. Тверски в рамках своей работы. Стоит уделить внимание одной конкретной ситуации, которая послужит для нас своеобразным переходом к понятию «alief».
Предположим, что мы стараемся заполучить красный шарик, потому что это поможет нам выиграть приз. У нас есть выбор: попробовать взять его из коробки, где 9 белых шариков и 1 красный, или из другой, где 8 красных шариков и 92 белых. В первой коробке шанс вытянуть нужный нам шарик составляет 10%, а во второй 8%. Какую коробку стоит выбрать? Здравый смысл подсказывает, что в случае с первой коробкой наши шансы на победу выше, но на самом деле люди разделились во мнении.
С одной стороны, мы верим в то, что шанс достать красный шарик из первой коробки 10%. А с другой стороны то, что называется alief, говорит нам, что во второй коробке нужных шариков 8, а в первой всего 1.
Иметь alief — значит иметь автоматическое отношение, подобное убеждению. Особенно такое, которое находится в противоречии с явными убеждениями человека. Все это — привычные способы реагирования на окружающий мир, которые активизируют системы более низкого уровня, о которых уже упоминалось выше. Важно отметить, что хотя alief проще всего распознать именно в случае диссонанса (то есть, когда вера говорит вам одно, а alief — другое), на самом деле, alief активен всегда.
Вопрос в следующем: учитывая то, сколько существует способов описания того, что называют alief, зачем вводить этот новый термин? Это связано с тем, что есть alief сам по себе. Примерно один раз в двадцать лет правительство США вводит в обращение новую долларовую монету.
Дело в том, что трудно заставить людей использовать что-то, если этот объект не вписывается в действующую валютную систему. Долларовые монеты не вписываются естественным образом в то, как американцы используют деньги.
Так же и мы говорим о себе в рамках наших убеждений и желаний. Для того, чтобы извлечь пользу из золотой монеты под названием «признание многосоставности души», нам нужно какое-то промежуточное понятие (валюта), которое поможет вписать эту монету в существующую денежную систему — которым как раз может стать alief.
Перевод подготовлен в рамках совместного проекта с Университетом науки и технологий МИСИС.
Переводчик: Вадим Ионкин
Редактор: Иракли Ментешашвили
Руководитель проекта: Евгения Горн