Смерть Алексея Навального* говорит о многом. Для некоторой части наших сограждан о том, что «замучили и уморили», для других это повод позлорадствовать и зайтись в восторженном патриотическом раже. Надеюсь, что первых и вторых немного в нашей стране. Для остальной части она не говорит ровным счётом ничего. Эта часть живёт своими заботами, каждодневными делами и считает что то, что происходит на изрядно зачищенной политической сцене России, их не касается и никак не влияет на их бытие.
Для меня смерть любого человека трагедия. Во Вселенной погасла ещё одна звёздочка, одна из миллиардов. Думается мне, что самое глупое, что может сделать условно молодой, оппозиционный политик – это связаться с пауками, лохматыми и агрессивными, всеми этими фондами Сороса, Ротшильдов, западными спецслужбами, и прочими насекомыми и приматами.
История Навального* – яркий пример того, как делать не надо. Странно, что сам покойный не понимал своей трагической роли, ведь сигналы были настолько очевидны, что не заметить их мог только полный кретин. На него Навальный не был похож. Видимо, шла мощная обработка от окружения усопшего и от его кураторов.
Пример того, как делать не надо, случился в феврале 2015 года. Алексей Навальный*, будучи под домашним арестом, внезапно нарушил меру пресечения и, прямо в электронном браслете на ноге, помчался к метро раздавать листовки с призывами выйти на очередную акцию оппозиции.
Последовал закономерный арест и камера СИЗО. Чего он добивался, этого? Адвокаты были не в курсе последствий таких действий?
Вскоре после этого некие бандиты убили полузабытого и непопулярного политика, трижды списанного в архив, но ещё бодрящегося в своей оппозиционной нише, Бориса Немцова.
Все западные СМИ, как и в эти дни, вышли с заголовками "Путин убил Немцова", на мост неподалеку от Кремля понесли цветы, венки, фотографии, сделав из этого места локацию для паломничества. К слову, создавать такие кенотафы строго рекомендуется в небезызвестной методичке Джина Шарпа. Оппозиция, само собой разумеется, хулиганила на митингах, но без задора. Должного эффекта убийство не возымело.
Если бы на месте Немцова, которого символично подвела к месту роковых выстрелов украинская эскортница, оказался Навальный*, то эффект был бы гораздо оглушительней.
Поскольку Алексей не брезговал обслуживать интересы разных кремлевских башен во внутриэлитной грызне, то его, вероятно, предупредили и рекомендовали провернуть фокус с нарушением домашнего ареста. В СИЗО безопаснее, чем дома.
Поговорим о консервах. Такой простой и понятный продукт. Тридцать лет назад европейские консервы, заполнившие полки коммерческих магазинов и первых супермаркетов «европейского формата», были символом новой жизни, приобщением к потребительскому раю, который виделся таким близким, и который обещали «младореформаторы». Люди. Не видевшие ничего, кроме «Завтрака туриста» и «Перца фаршированного» болгарского производства, были ошарашены новыми продуктами. Консервированная ветчина, консервированные сосиски, казалось, что мировая промышленность может консервировать всё.
А ещё «консервами» называли людей, которых брали с собой при побегах с зон в шлухой тайге или тундре зэки. То есть, конечно, эти люди не знали о своей роли в групповом побеге. Роль была простая – когда заканчивались скудные запасы продуктов, в ход шли они. Их просто съедали. Перспектив у «консервов» не было никаких, если только они сами, не перехитрив попутчиков, меняли свою роль на противоположную.
Алексей Навальный* и был такой «консервой» для западных кураторов. Увы, но это так. Он должен был стать жертвой «кровавого режима» и он ей стал.
Были даже не сигналы ему, были колокола.
Например, с агентом западных спецслужб Марией Певчих, таинственным отравлением и последующей поездкой в Германию. Была совершенно потрясающая история, как Алексея, словно Колю из фильма Досталя "Облако рай" выталкивали из Германии в Россию, где Навального* стопроцентно ждала тюрьма, а не толпы поклонников, готовых триумфально внести его в Кремль.
Сев в самолет до Москвы, Алексей окончательно вошёл в роль в роли консервы-сакральной жертвы. Так оно и вышло - весьма суровый приговор, поселок Харп за полярным кругом, оторвавшийся тромб, и конечно, Мюнхенская конференция по безопасности, где Юлия Навальная оказалась, стало быть, "случайно" и выступила с обличительной речью. Еще тело не успело остыть, а Юлия уже в Мюнхене обвиняет "гэбню" в гибели своего мужа. Возможно, "новое преступление кровавого режима" вынудит конгресс США выделить лишний миллиард Киеву, чтобы они продлили свою агонию и убили еще какое-то количество русских с той и другой стороны.
Символично, что Путину рассказали о смерти Навального*, когда тот был на Челябинском кузнечнопрессовом заводе. Навальный, как многие стали говорить, «попал под пресс системы», а президент как раз осматривал прессы в Челябинске.
Только на прессе Навального* стоит шильдик одной из транснациональных корпораций, связанных с НАТО.
Первая грандиозная ошибка Навального* – фальстарт. Ранняя, стремительная претензия на власть, на безусловное лидерство – когда нет ещё сорока лет, и, главное, когда Россия – стабильная, сытая, счастливая, – вовсе не думает о неизвестных королях с баррикад.
Не понял он тогда, что мишура и шумиха, его окружавшая в эти пьяные дни, в двенадцатом-тринадцатом году, – все эти митинги и гуляния по бульварам, эти нарядные знаменитости и клерки с плакатами на площадях, – это только короткий, дешёвый эпизод, ветреный праздник непослушания, где его, такого заметного и во всём подходящего, мгновенно объявляют принцем тусовки, но королей из этих принцев не получается, это путь в никуда.
Но как же аплодисменты, лайки, фотографы, интервью, всё это море восторгов, ну как без него? И он бросился в это море, бездумно провозгласив себя главным обвинителем и противником действующего суверена, даже не задумываясь, что суверен – не Акела, что он не промахивался, что он популярен, а государство – не в кризисе, а на пике своих доходов и сил.
Вторая роковая ошибка Навального*, совершённая им в 2014 году, но уже предопределённая шальным восторгом на глупых митингах и в кругу нужных людей, – была в том, что он выбрал сторону Украины и Запада в начавшемся тогда историческом противостоянии.
Этой проблемы нет, если похожий выбор – делает экзотический человек, на многое не претендующий, и готовый в любую минуту, если есть средства и способы, десантироваться в одну из приятных заграниц. Но если ты рвёшься сделаться политиком национального масштаба – и занимаешь сторону неприятеля, когда Россия в Севастополе и Донецке всё отчаяннее сопротивляется одновременно и соседскому садизму, и глобальному лицемерию, – становишься Иудой, но не Гарибальди.
Его называли Манделой, но у Манделы был дикий расовый бунт, и к тому же густо замешанный на насилии и терроре. А если ты ведёшь домашних мальчиков и девочек с хорошими телефонами навстречу серьёзным проблемам – и только ради того, чтобы ощутить себя идеализированной заграницей, тёплой и мирной, – то, может быть, стать частью тёплой и мирной заграницы можно как-то иначе, не доводя дело до крайностей?
Так и оказалось: его поклонники однажды просто рассеялись по Ереванам и Вильнюсам, Берлинам и Тель-Авивам, выбрали не политику, а географию.
Теперь они оплакивают его, наблюдая за прекрасной Россией «как она есть» с безопасного расстояния.
Его стиль выступлений – когда-то непривычный и яростный, совсем живой, – свёлся к маркетинговым речёвкам корпоративного тренера, обучающего ловким продажам. Я называл это – купи пылесос. Бойкий, активно жестикулирующий и где надо подпускающий шуточку человек в клетчатой рубашке говорил зрителю: купи пылесос, купи пылесос, ты самый лучший, Россия будет свободной, купи пылесос.
Его третья – и последняя, роковая ошибка, – это его возвращение в Москву в двадцать первом году.
Я уверен, что если бы он был не только жив, но и добился окончательного, желанного своего триумфа, – этот триумф стал бы катастрофой для России.
Его ничем не сдерживаемое честолюбие и принципиальная глухота ко всему, что не приносит немедленных оваций, его нетерпимость к любому конкуренту, даже и либеральному, его некогда сделанный выбор в пользу заграницы и секты «Прямо сейчас будем жить как на Западе», его неспособность найти общий язык с неподвижно-неподъёмной частью страны, с мохеровыми беретами и сумками на колёсах, – всё это толкало его в калифы на час, в повелители момента среди краха, словом, в Керенские.
Короткая и страшная история в посёлке Харп учит тому, что власть в России не создаётся и не отнимается так, как об этом трубят распространители шаблонов. Она, власть, не зависит от яркости, громкости, романтичности, безоглядности, от тщательно выстроенных фраз и картинных жестов.
Она приходит откуда-то сбоку, возникает в конце дальнего коридора, и её невозможно приметить, пока она ещё не пришла. И она разрушает того, кто стремится к ней, но к ней не готов, не приучен, не чувствует, из какого неказистого и неинтересного вещества она сделана.
Но когда всех уже научили и наказали, разрушили и запретили, дунули в лицо ледяным – и стало ясно, что не будет никакого Амстердама, а будет мохеровый берет и сумка на колёсах, – это, повторяю, наши реальные перспективы, и к ним нужно привыкнуть, с ними нужно здесь жить, если выбрал здесь жить. Это и есть российская хтонь.
Я хоть и не испытываю особых симпатий к Алексею, он, конечно же, хлебнул лиха в своей жизни. Никому такого не пожелаю.
Не стоит улюлюкать по поводу его смерти. Не стоит вообще улюлюкать по поводу чей бы то ни было смерти. Просто, нужно глубоко понимать, что Запад всегда обманет и во всяком "хорошем русском " видит не ровню, а тушёнку в железной банке, которую можно раскрыть под какой-нибудь очередной форум по безопасности, чей-нибудь день рождения, выставку кошек, выступление маразматика-демократа, или просто так — от скуки.
* Признан иноагентом на территории Российской Федерации.