И стала ли вообще?
В наших учебниках истории (вслед за имперскими) обычно пишут про 1557 год, ссылаясь на шерстную запись ногайской знати. Нескромные московские летописи сдвигают это событие на 1501, когда бий Муса сгоряча признал Ивана III «отцом и дядей», призывая совершить поход на общего противника, сына ордынского хана Ахмата. Советские ученые этим вопросом толком не интересовались, то сравнивая ногайцев с индейцами Америки и проливая крокодильи слезы на тему кровожадного русского капитала (в русофобские 1920-е), то клеймя их как реакционное продолжение Золотой Орды, тормозившее прогрессивное развитие Российского государства (десятилетием позже). Естественно, что называть это бумагомарательство историческими изысканиями язык не повернется. В последнее время плюрализма (и качественных исследований) стало больше, но, к сожалению, больше стало и местечкового национализма, который подменяет историю раздуванием собственного эга и пламени ненависти ко всем, кто рядом.
Устал чистить комментарии, накипело, простите.
С учетом роли ногайцев в Смуте, мне эту тему не обойти. И (что-то мне подсказывает) она очень поможет по-новому взглянуть на историю казачества, в том числе и одиссеи Разина, а может и Пугачева. Ну да не буду забегать вперед.
Собственно критерии вхождения Орды в состав России, которые я предлагаю, просты.
1. На ее территории появляются российские крепости и/или гарнизоны.
2. Орда платит некую (пусть даже символическую) дань/налог.
3. Её руководство сменяемо по воле российских властей и занимается им ведомство внутренних дел, а не внешних.
Пометки на полях
Поясню еще второй пункт. Мне кажется, что важна не разница выплат, а именно сам факт дани Москве. Римская империя тоже тратила на поддержание порядка в Британии и Дакии сильно больше средств, чем получала оттуда (именно поэтому это две территории из которых Рим ушел относительно добровольно), но не отрицать же из-за этого факт их нахождения в составе империи?
Конец пометок на полях
И тут получается, что даже 1557 год – это огромный не подкрепленный фактами оптимизм. Русские крепости даже на ногайских переправах появились после 1585 (1586 – Самара, 1589 – Царицын (Волгоград), 1590 – Саратов). В собственно ногайских владениях – сильно позднее. Дань Орда даже в эти времена скорее требует, чем платит. А первый бий, поставленный волей московского правительства – Иштерек (1600, за четверть века до крушения ногайцев). И то не факт, что он сам считал так же. Также совершенно не факт, что ногайцы его признали.
Про внутренние и внешние дела – тоже не складывается. Еще первые Романовы строили засечные черты для защиты от ногайских набегов. И пересылались с ногайскими владыками с помощью посольств, а не чиновников особых поручений.
Существовала даже Ногайская дорога или шлях (самоназвание тюркское -сакма). Она, как и все нормальные пути вторжений степняков проходила главным образом по возвышенностям, сухим водоразделам рек, избегая переправ через реки и заболоченные места, обходила густые леса. Начиналась на Переволоке (царицынской переправе через Волгу) восточнее Дона, шла через верховья его левого притока Битюга. На территории современных Тамбовской, Воронежской и Липецкой областей сакма тянулась по водоразделу между притоками Воронежа, пересекала реку Воронеж на Торбеевском броде (ныне город Козлов/Мичуринск) и далее шла по степной полосе междуречий реки Воронеж и ее притоков. Этот путь считался постоянным и наиболее кратким маршрутом ногайских набегов. В России конца XVII в. считали, будто именно этой сакмой в свое время пришел на Русь с дружеским визитом хан Батый. Далее к северу единый Ногайский шлях разветвлялся на несколько дорог.
Недалеко от впадения Воронежа в Дон, в урочище Казар, где опасно сближались Ногайская дорога и Кальмиусский шлях, в 1586 г. был поставлен город Воронеж. В течение 1630-1650-х годов здесь появилась цепь крепостей: Козлов, Усмань, Коротояк, Острогожск. На пространстве между крепостями расположились десятки сторож. Вся система укреплений получила название Белгородской черты. До XVIII в. в речи населения Воронежского края бытовали выражения «Ногайская дорога», «Ногайская сторона» Дона.
На других направлениях ногайских вторжений были поставлены крепости Ряжск, Симбирск, Шацк.
В течение второй половины XVI — XVII в. там возникла мощная система укреплений из рязанских городков-крепостей, Закамской оборонительной черты (в нее входил древесно-земляной Ногайский вал) и засек — Шацкой и трех Ряжских.
Ногайским шляхом пользовались по большей части Малые Ногаи, перед которыми не стояла проблема форсирования Волги. Заволжские же ногаи были отрезаны рекой от внутренних российских областей и для набегов использовали удобные переправы. Очутившись на правом берегу, они устремлялись на север по тому же Ногайскому шляху. Основными были переправы на Переволоке, у устьев Самары и Большого Иргиза.
После перекочевки основной массы Больших Ногаев на западную сторону Волги в первой половине 1630-х годов набеги стали, как правило, совместными, и в отчетах южных воевод «крымские и нагайские люди» превращаются в двуединое понятие. К тому же с окончательным распадом Большой Ногайской Орды произошло смешение ее улусов с малоногайскими. Все они, вместе с ногаями Крымского ханства составили к середине XVII в. главную военную угрозу для воронежского, царицынского и прочих южных воеводств.
Посольства между Великим князем Московским (позднее – царем) и ногайским бием были делом ежегодным (точнее – ежелетним). Чаще послы ездили лишь в чрезвычайных случаях — при переговорах о коалициях или с просьбами о присылке конницы на подмогу царской армии. В 1578 г. бий Дин-Ахмед (Тинехмат русских летописей) пенял тяжело больному Ивану IV, что тот присылает послов только раз в два года, на что получил ответ: «И мы к тебе, другу своему, послов посылаем по-прежнему, как к отцу твоему к Исмаилю князю, — ежегод, а не в два году».
Языком переписки был тюркский, хотя в Москве и пытались его поменять на русский. «А что нам ни пошлешь, — писал Исмаил Ивану Васильевичу в 1557 г., — и ты то все в своей грамоте... вели описывать татарским письмом. Только так не учинишь — что к нам ни посылаешь, то до меня не доходит». Ногайцы свои грамоты писали только на тюркском, но проблем с переводом не было. Сам Грозный был полиглотом, да и штат толмачей в Москве присутствовал.
Прием московского посла у ногайцев очень напоминал крымские обычаи. Послы останавливались у «имилдешев» (буквальный перевод - молочных братьев) – высшей ногайской знати, но не родственников бия. После чего много дарили подарками (но строго по списку) родственников правителя и отбивались от их нахрапистого вымогательства (не всегда успешно), ну а дальше уже переходили к делам. Бий принимал их в своем шатре (единственное попавшее в летописи исключение – поведение Урус-бия в 1584, встретивший посланцев на коне и при оружии – знак разгоравшейся войны). В Москве был собственный ногайский двор (посольство), с которым соседствовал крупнейший в столице лошадиный торг (логично) и палаты крутицкого митрополита (второе лицо тогдашней церкви). Порой, когда ногайцев было слишком много, их селили на астраханском дворе и даже в поместьях Симонова монастыря.
Пометки на полях.
Ордынское направление дипломатии – самое активное во времена Грозного. Тут и постоянные представители типа Афанасия Нагого, и ежегодные посольства. По сравнению с редкими посольствами в Европу – штука в себе. Московский правитель регулярно просит о помощи друзей, которым шлет регулярные подарки/поминки. Ногайцы так же регулярно идут воевать в Прибалтике и Литве.
Так ли случайно то, что ордынские рати меняют режим пограничных набегов на режим полномасштабного вторжения именно в 1564, 1571, 1572 и 1584? Давайте задам совсем страшный вопрос (и сам испугаюсь). Не являются ли эти полномасштабные вторжения способом поддержать царя Ивана? Что если ужас 1609, когда царь-предатель Василий Шуйский призвал крымцев для борьбы с Дмитрием Угличским, был уже пятой попыткой такого рода?
И первые три были вполне удачны. В 1564 были разгромлены княжата, казнен Александр Горбатый, изгнан Владимир Старицкий. В 1571 по итогам пожара Москвы царь Иван сменил клобук в Кирилловом на новгородский престол. В 1572 вернулся на московский. И только в 1584, сразу после смерти царя Ивана, что-то у ногайцев пошло не так. Ну да и до этой истории руки дойдут.
Шуйский – опричник и сын опричника, он – большой фанат наработок Грозного. То же убийство Михаила Скопина как-то неприлично часто все участники сопоставляют с расправой с Владимиром Старицким, отстранение патриарха Игнатия с отстранением митрополита Филиппа и т.д.
Ну и просто, чтобы вы повеселились. Приветствие царя (великого князя) и ногайского посла включало в себя рукопожатие и объятия и называлось «карашевание» (курешу). Загадочные позднесоветские и постсоветские кореша и крыша – оказывается глубокая архаика времен матушки-Орды. Смута, конечно, всегда путь к архаике, но чтобы настолько..
Конец пометок на полях
Давайте вспомним главные присяги ногайцев московскому правителю.
В ноябре 1501 г. посольство биев Мусы и Ямгурчи в Москве заключило первый договор (шартнаме) с Россией о взаимопомощи. Фактических последствий не замечено. В Орде - смута, России не до Ногайской Орды.
Первое крупное посольство от бия, ненадолго победившего в смуте, Саид-Ахмеда и семидесяти мирз с 50 тысячами лошадей на продажу случилось в 1534 г. Россия готовилась к большой войне (она и случилась вскоре на западе). Перед этим десять лет ругались о дани и титулах.
Первая шерть Исмаила случилась еще в должности нурадина перед московским послом М.Бровцыным, который отъехал из столицы в январе 1554 г. Правитель правого крыла Орды по плану русского правительства должен был обеспечить поддержку своей конницей царского похода на Астрахань. Бровцына выгнали пинками, на Астрахань не пошли, но следом приехало уже ногайское посольство, частично принявшее московские предложения.
В июле 1557 г. в самый разгар внутриногайской войны Москва сумела навязать договор и бию Исмаилу, и его врагу Юнусу (сыну убитого Исмаилом Юсуфа). Прием в степных ставках ему был оказан такой, какого до тех пор «никакому послу московскому не бывало в Нагаех».
Царь всё же поддержал Исмаила и бий проникся. «И ныне, опричь тебя, у меня друга нет», — писал он Ивану Васильевичу в 1557 г. Как «друга» расценивал его и сам царь, подчеркивая в 1562 г., что «мы ныне по твоеи шерти боле верим тебе, другу своему, и всякие твои дела положили есмя на свою душу»
Но все это не означало слепой покорности бия. Начавшиеся в конце 1550-х годов налеты астраханских русских служилых людей на его улусы заставляли Исмаила угрожать разрывом шертных соглашений, если царь не уймет воевод. Не мешали они бию вмешиваться в хивинские и бухарские разборки, писать напрямую в Крым.
Русский посол в Стамбуле заявлял султану в 1571 г: «А как Тинехмату князю и иным нагаиским мирзам от государя нашего отступити? Государь наш... жалует их своим жалованьем, кормит и одевает их, и от недругов их ото всех обороняет. А толко от государя нашего отстати им, и Нагаискои Орде всеи быти от государя нашего разаренои потому: толко государь наш пошлет хоти одну тысячу стрелцов с пищалми, а велит, их отбив от Волги, вперед по Волге не кочевати, и нагаиские люди все в один час перемрут». Султан не верил и правильно делал.
Дин-Ахмед и Урус были для Грозного куда менее удобными партнерами, чем их отец. Сам царь Иван после смерти Дин-Ахмеда (видимо руководствуясь принципом, что о мертвых – только хорошо) публично оценивал его правление в целом благосклонно («к нам... Тинехмат князь прямил и до своеи смерти не отступил»). А вот его преемнику пенял на брата в 1578: «Были естя перед нами не во все годы прямы. А в ынои год людеи своих с нашим недругом на наши украины пошлете, а в ынои год с Казыем и з братьев с его с азовскими людми на наши украины люди ваши придут. А в ынои год и вы прямо живете. А при отце вашем при Исмаиле князе во все годы ровна была правда его перед нами». Ностальгировал царь по светлым моментам молодости, бывает. Ногаи вспоминали эти времена как свою гражданскую и не разделяли восторгов царя. И они в это время (в лучшем случае) союзники, а не подданные.
Первые тревожные звоночки прозвучали в 1567 г. Бахчисарай посетили посланцы Дин-Ахмеда с предложениями антимосковского союза и планами совместных действий против России. Дин-Ахмед обосновывал это стремлением к сотрудничеству с мусульманскими государями, а не с христианским, а также откровенно объяснял меркантильные причины своей былой приверженности царю Ивану: «Дотолева есмя были наги и бесконны, и мы дружили царю и великому князю. А ныне... есмя конны и одены». Взаимодействие Орды и России в 1569-73 вряд ли можно описывать иначе как войну. А вот потом (слово снова царю Ивану в 1574) «вспамятовав отца своего Исмаилеву княжую с нами дружбу и правду, во всем том перед нами исправился».
Заняв престол в 1578 г., следующий бий Урус сначала воздерживался от набегов сам и пытался удерживать мирз, не поддаваясь на уговоры крымцев. В шертной записи, составленной в 1581 г., он обещал соблюдать мирные отношения, не причинять вреда русским послам и купцам. Впервые после Исмаила русская сторона вновь брала на себя обязательства — на этот раз касательно совместной с ногаями борьбы против «воровских казаков».
А вот церковный собор (годом ранее) в своем приговоре причислил ногайцев вместе с турками, крымцами, шведами и прочими к врагам, которые, «как дикие звери, надмились гордостно и хотят истребить православие». Царь и митрополиты точно на одной стороне? Впрочем, уже в 1581 г. и сам Иван IV упрекал бия в ежегодном «кроворазлитье», производимом ногайскими отрядами вместе с крымцами и азовцами на Руси. «К нам пришлют Урус князь и все мирзы послов своих о добром деле о дружбе, а люди ваши в те поры... приходили воевать на наши украины, и то которая правда — послав к нам послов своих о добром деле и о любви, после того, сложась с нашим недругом, воевать наши украины?!»
Позднее, в начале XVII в., бий Иштерек, вспоминая те времена, отмечал, что Урус «от турсково и от крымсково ни на один час не отставал», а сын Уруса, Джан-Арслан, жил в Крыму, подговаривая хана и султана к походу на Астрахань.
Ногайская сторона объясняла свое отступничество коварством русских — подозрительностью и злокозненностью нового царя, Федора Ивановича, отказом астраханских воевод выдать ногаям литовских полоняников, которые ухитрились сбежать из улусов под защиту русских властей, недостаточным дипломатическим почетом и т.п. Царь Фёдор и правда предпочел переговорам полномасштабную войну и постройку крепостей на ногайской земле – Уфы, Царицына и т.д.
Разъяренный Урус задерживал у себя в заложниках московские посольства и требовал снести новые города. Но, проиграв многолетнюю кампанию против казаков (решающий разгром ими Больших Ногаев произошел в 1586 г. на Яике), он был вынужден возвратиться под «высокую руку». После переговоров с Мурад-Гиреем (крымский эмигрант на русской службе) Урус согласился выслать в Астрахань аманатов-заложников — впервые в истории ногайско-русских отношений. Русских послов он вновь заверял в своей неотступности от государя, лишь бы тот «меня держал, как отец его отца моего Исмаиля князя держал». В 1587 г. был заключен шертный договор.
Вынужденность примирения Больших Ногаев как нельзя лучше отражена в оправдании бия перед султаном, чтобы тот не корил его: «От неволи учинились мы в московского воле: чья будет Астрахань и Волга, и Яик, и Самара, того будем и мы».
И все же полной покорности не наблюдалось. Следующий бий Ураз-Мухаммед болезненно воспринимал ослабление своей Орды, вовсе не желая превращаться в царскую марионетку. В 1596 г. крымский хан Гази-Гирей получил от него письмо с жалобами, что «жить... мне от московского немочно: поставил... на Яике город и кладбища... наши у нас отнял, и называет... нас себе холопи».
Нурадин Иштерек в 1600 г. был провозглашен бием по пожалованью Бориса Годунова. Эта поддержка диктовалась и наличием тогда в Орде другого авторитетного лидера — антимосковски настроенного Джан-Арслана. После свержения Годунова Иштерек не порвал с Россией, присягнув Лжедмитрию I. Лишь в 1607 г. начались ногайские вторжения на Русь. Формальный разрыв сопровождался заявлением о переходе под покровительство султана. Вскоре его войска сожгли Саратов, угрожали Самаре и участвовали в разорении Царицына.
Считается, что в январе 1615 г. он принес шертную клятву перед воеводами, обязавшись от своего имени и от лица «своего, Тинехматова, и Исупова родства» сохранять верность царю, жить только в окрестностях Астрахани, не воевать «украины» и т.д. Но ногайская война продолжала полыхать минимум до марта 1617 г., когда боярин Ф.И. Шереметьев отговаривал английского посла от поездки Волгой в Иран, поскольку «по Волге проезд страшен — кочуют Большие Ногаи».
К 1630-м годам Большие Ногаи утратили последние остатки своего политического престижа, Орда разваливалась на конфликтующие улусы. Последний бий, Канай, уже не раздумывал, подчиняться царю или нет, сам просился в подданство. Ему отвечали уклончиво, предпочитая дружить с врагами ногайцев – калмыками. Но даже тогда контакты московского правительства с ногаями осуществлялись через Посольский приказ при посредничестве воеводской канцелярии Астрахани.
Итого реальная дата вхождения Ногайской Орды в состав России мной так и не найдена.
Что стоит присяга 1557 года, если десять лет спустя ногаи спокойно рассылают посольства в Крым с предложениями о союзе?
Что стоит возведение на трон (ну ок, поднятие на шерсти, у каждого народа свой обычай) бия Иштерека в 1600, если он несколько лет спустя громит русские города – Царев-Борисов (1604), Самару, Саратов (1608)? Появляются они после прямого поражения Орды в тяжелой войне.
Ни дня ногайские дела не находились в ведении внутриполитических ведомств, только посольский приказ и казначейство. Последнее отсчитывало дань ногайцам, а не наоборот.
Вот и получается, что Ногайская Орда вступала в Россию мятежными мурзами, осевшими на севере в эмиграции да рядовыми улусниками, которых массово вербовали в казаки московские воеводы. Впрочем, рядовые ли улусники стали казаками – тоже тот еще вопрос. Даже во времена Разина у многих из них осталась память о знатных предках и привычка требовать платы за защиту с Москвы вместо привычки платить ей. А еще привычка на равных разговаривать с калмыцкими князьями и крымскими царевичами. Может они просто и правда – ровня? Но история превращения ордынских мурз-изгнанников в верных пограничников царя стоит своей статьи.
Ну и чтобы я понял тему следующей статьи – опрос.