В комментариях к одному из моих рассказов читательница написала, что ни в коем случае нельзя пить алкоголь в компании медиков. С кем угодно пить можно, а с ними нет. Я ей возразила: самые страшные собутыльники – это искусствоведы. Я сама училась на журналиста, мои коллеги – все, как на подбор, были не прочь напиться и повеселиться. Но даже среди них не было таких страшных пьяниц, какие встречаются среди искусствоведов. Расскажу вам одну историю.
Когда я училась на пятом курсе университета, мы с моей подругой Ленкой жили в общежитии. Про Ленку много рассказов в навигаторе по каналу. Ее мои читатели любят не меньше, чем Офелию:
Так вот, как-то, в середине учебного года, в наше студенческое общежитие, предназначенное исключительно для журналистов и филологов, подселили первокурсницу по имени Люсьен. Низкорослая, давно вышедшая из возраста первокурсницы, взрослая и очень полная девица в очках с толстенными стеклами и абсолютно бесцветным незапоминающимся лицом. Подселили ее в комнату к нам с Ленкой, поскольку только у нас оказалась свободная третья кровать.
Как выяснилось, Люсьен было 25 лет, она приехала из какого-то богом забытого уральского поселка, куда даже общественный транспорт не ходил. Летом люди добирались на перекладных, а зимой, как мы поняли, в поселок можно было попасть только на лыжах, минуя какой-то страшный перевал. Мы с Ленкой подумали, что, видимо, по этой причине, Люсьен после школы засиделась дома и только через семь лет изыскала возможность добраться до города и поступить в вуз.
Но, оказалось, что все гораздо проще. Люсьен всегда мечтала быть искусствоведом. Но в их поселке не было даже библиотеки. Поэтому она не решилась поступать в вуз сразу после школы. Устроилась на работу в местный совхоз, а по вечерам готовилась.
Такое странное имя мама и папа дали ей не случайно. Назвали в честь французской актрисы Люсьенн Легран. Этим фактом наша соседка очень гордилась. Ей было приятно ощущать свою отдаленную связь с французским кинематографом.
Родители и соседи привозили Люсьен из отпусков и командировок всякие книги по искусству. Она их читала, напитывалась информацией и, наконец, созрела для поступления. Ленка говорила, что можно было поступить и напитываться уже в процессе обучения, но Люсьен что-то мямлила про то, что хочет стать настоящим специалистом, а не просто получить корочки.
Мы с Люсьен особо не общались. Она была немного не от мира сего. Вся в искусстве. Лекции посещала прилежно, много читала, шастала по музеям и выставкам Екатеринбурга. Нас с Ленкой сторонилась. Была сама по себе: питалась отдельно, держалась обособленно. Когда слушала наш с Ленкой девчачий треп, у нее запотевали очки от смущения. Но она молчала и замечаний нам не делала.
Комендант общежития обещала нам, что Люсьен вскоре отселят в другую общагу. Но что-то все никак там не освобождалось место, и девица жила с нами. Ленка как-то пошутила, что если мы с ней не сдадим сессию, то быстренько выскочим замуж и переедем жить к мужьям, чтобы не попало от родителей. А если Люська не сдаст сессию, ей тоже повезет. Она отправится в увлекательное романтическое путешествие домой через заснеженный перевал.
Люсьен разрыдалась, услышав это. Ленка смутилась, извинилась и больше к соседке по комнате не лезла. Понятно было, что та очень дорожит возможностью учиться и жить в большом городе.
Некоторые привычки Люсьен нас откровенно бесили. Но мы понимали, что живем в общежитии и надо приспосабливаться друг к другу. В первый же день своего проживания с нами Люсьен натянула бельевую веревку через всю комнату, постирала свое нижнее белье и красиво развесила. Я не помню, почему стирка была такой масштабной. Возможно, Люсьен долго шла на лыжах или захватила с собой какой-то запас нестиранных вещей из дома. Она постирала и ушла. А через несколько минут в комнату вошла Ленка, которая сразу уткнулась лицом в огромные труселя, завопила и с перепуганным видом выскочила в коридор.
В этот момент я подходила к двери нашей комнаты по коридору. Ленка бросилась мне на шею, заикаясь от ужаса лепетала: «Не ходи туда, там тако-о-ой трусняк висит!» Я ничего не поняла, успокоила подругу. Мы вместе осторожно зашли в комнату и офигели от того, что носит наша соседка. Это напоминало парашют.
Потом мы пришли в себя, посовещались, решили, что это ее личное дело, и ничего говорить не стали. Ленка просто демонстративно потом развешивала на этой веревке свое белье, которое больше напоминало спутанные кружевные нити. Старалась повесить прям напротив кровати нашей соседки. Но Люсьен модой интересовалась слабо, и хороший вкус к белью никак к ней не прививался. Ленка под впечатлением от увиденного стала в шутку все свое нижнее белье именовать «трусняками». Так и говорила: мои трусняки-стринги не видели?
…Перед сессией у нас был полный завал с подготовкой. Мы с Ленкой ходили с квадратными головами, не понимая, как можно за пару недель выучить такое количество материала и сдать. Шансы налететь на пересдачу и у нее, и у меня были очень высокими. Чтобы не испытывать судьбу и прояснить ситуацию, мы пригласили из соседней комнаты Ирку, нашу однокурсницу. Ирка мастерски гадала на картах, и мы надеялись, что ее расклад прояснит, чего нам ждать от экзаменов.
Ирка пришла в коротюсеньком халатике, с сигареткой в руках. Тоже наткнулась лицом на трусняк, поморщилась и заявила:
– А реально в нашей общаге найти девственницу?
– Зачем? – спросила я.
– Колода карт новая, надо, чтобы девственница на них посидела, а то гадать будут неправильно.
Мы втроем: я, Ленка и Ирка начали перебирать варианты среди первокурсниц.
– Может, Эта…
– Да не… Скорее вон Та…
– Не, Та точно нет… А про Эту не знаете?
– Эта и подавно нет…
И тут в разгар спора со своей кровати подает голос Люсьен:
– Так давайте я посижу, если нужно…
У Ирки выпала изо рта сигарета. Мы с Ленкой просто многозначительно переглянулись.
– Только и мне тогда погадайте, а то я завтра древнерусскую литературу сдаю. А у меня и так уже два экзамена завалены, если этот еще не сдам, все, вылечу.
Мы с Ленкой присвистнули. Ка-а-ак? Наша соседка-зубрилка уже два экзамена завалила. Как умудрилась? Этот факт впечатлил нас даже больше, чем то, что 25-летняя Люсьен – девственница.
Иркин расклад не внес однозначную ясность в вопрос: сдадим мы сессию или нет? Ленке все время выпадал трефовый король, мне бубновый. А расклад для Люсьен свидетельствовал, что ей предстоит дальняя дорога.
– Не, ну точно придется замуж сходить, взять академ и годик отсидеться, чтобы от родителей не влетело, – вздыхала Ленка. – Ну, и ладно. Я два раза замужем была, схожу и в третий раз. Ниче там страшного нет! Хотя и хорошего тоже ниче нет! А Люське, похоже, пора готовить лыжи и искать карту маршрута через перевал.
Услышав это, Люсьен опять разрыдалась. Я шикнула на Ленку: зачем подтрунивать над впечатлительным человеком? У нашей соседки прям истерика. Ревет и не может успокоиться.
– У-у-у ва-а-ас нет чего-нибудь выпить, де-де-девочки? – всхлипывая, спросила Люсьен.
– Я щас сбегаю, – мигом отреагировала Ленка.
Она оделась и побежала в магазин. А я осталась успокаивать Люсьен. По логике вещей, после неоднозначного расклада на картах нужно было не рыдать и уж тем более не пить спиртное. Надо было учить билеты и готовиться к экзамену. Это я пыталась втолковать Люсьен. Но она резко сменила имидж.
Из прилежной заучки-отличницы превратилась в разбитную девицу без тормозов. Даже речь изменилась. В ней проскальзывали маты, какие-то дерзкие выражения и угрозы расквитаться с преподавателем по древнерусской литературе.
Глядя, как ее несет, я очень сильно засомневалась в правдивости карточного расклада. Люсьен явно не такая правильная, какой себя пытается представить. И, скорее всего, спутала все карты. Тоже мне, девственница!
Ленка принесла две бутылки крепкого вина. Разлила по чайным кружкам. Мы с ней отпивали по глоточку и слушали, что говорит Люсьен. А наша девственница-отличница глыкала вино большими глотками, вообще ничем не закусывала и то и дело подливала себе еще.
– Ты где так пить научилась, красавица? – удивлялась Ленка. – Ты же говорила, что у вас в деревне даже магазина нормального нет. Какой-то вагончик по выходным приезжает и привозит минимальный набор продуктов.
– У нас в деревне каждый сам себе производитель алкогольных напитков, – гордо сказала Люсьен.
– Из чего их производят? – переспросила я.
– Из всего! – гордо отрапортовала Люсьен, которую прям распирала гордость за родное село.
Потом наша соседка опять принялась рыдать:
– Я же его лю-ю-блю! А он на меня внимания не обращает.
Всхлипывает, причитает. Мы с Ленкой забыли про свое вино в кружках, нам жутко любопытно узнать, в кого втюрилась наша соседка. Но она ревет и ничего в ее бормотании разобрать невозможно. Потом из отдельных фраз мы поняли, что речь о преподавателе древнерусской литературы. Он и у нас с Ленкой вел этот предмет двумя курсами раньше.
Странный выбор, конечно, со стороны молодой девицы. Этому преподавателю уже за 50, он здоровый, широкоплечий, толстопузый. На весь универ известен своей фанатичной любовью к этой самой древнерусской литературе. Требует, чтобы студенты прочитали все произведения, выучили из них отрывки. На экзамене он всегда просил процитировать что-нибудь. Списать у него невозможно. На письменных экзаменах он ходит между рядами парт и внимательно смотрит за студентами. На устных экзаменах мурыжит каждого студента по полчаса.
Люсьен выпила все вино. Кокетливо спросила у нас с Ленкой: будем ли мы допивать то, что у нас в кружках? А мы особо-то и не хотим пить. Люсьен молча перелила наше вино себе в кружку, так же залпом выпила и завалилась спать. Мы с Ленкой тоже легли через некоторое время.
Ночью Люсьен несколько раз просыпалась, будила то меня, то Ленку и спрашивала: нет ли у нас еще чего-нибудь выпить? Я вежливо говорила: нет. Ленка матами посылала Люсьен куда подальше, требовала, чтобы та угомонилась и легла спать. Люсьен накинула халатик, вышла из комнаты и отправилась бродить по общаге. Ленка вертелась на кровати, не могла уснуть, психанула и пошла искать Люсьен. Ее беспокоило долгое отсутствие нашей не совсем трезвой соседки.
Люську она нашла на лестничной клетке. Та сидела на корточках и курила. Под ногами у нее валялось несколько окурков. Видимо, курила Люсьен непрестанно. Все бы ничего, но до этого дня она не курила вообще. А тут так резко слетела с катушек: где-то раздобыла сигареты и курила одну за другой. Ленка силой привела ее в комнату и уложила спать.
Утром Люсьен разбудила нас фразой:
– Девочки! Ну, почему у нас нет ничего выпить?
Ленка проснулась, резко села на своей кровати и с возмущением сказала:
– У нас??? Ты еще позавчера даже чай с нами не пила, все у тебя было отдельно!
Люсьен проигнорировала это замечание. Стала собираться на экзамен.
– Хочешь, я тебе макияж сделаю? – предложила я. – Будешь красивая, а красивые девушки меньше волнуются на экзаменах.
Люсьен милостиво разрешила нанести ей тени, тушь и помаду. Она с удивлением разглядывала себя в зеркало. Я поняла, что в плане макияжа она тоже девственница.
Люсьен ушла на экзамен. Мы с Ленкой собрались и отправились в универ следом. Сотовых телефонов в те времена не было. А нам очень хотелось узнать, сдала ли Люсьен экзамен? Но она училась в другом корпусе, поэтому до вечера узнать это не представлялось возможным. Ленке пришла в голову неожиданная мысль:
– Слушай, давай ей купим нормальный трусняк в подарок!
– С какого перепугу мы ей должны что-то дарить? Она же нам не подруга!
– Ну, если сдаст экзамен, это будет для нее поощрением. Если не сдаст – утешением. Да, она не подруга, но и не чужой человек. В одной комнате живем.
– Ладно, давай купим стринги в складчину, – нехотя согласилась я.
…Возвращаемся в комнату в общагу, а там сидит зареванная Люсьен. Перед ней три бутылки вина. И она опять его не пьет, а глыкает залпом. Пока она еще могла что-то говорить, мы с Ленкой напали на нее с расспросами.
Экзамен Люсьен завалила. Хотя ей достался простой билет, который она знала. Нужно было рассказать о творчестве М. Ломоносова, его стихах и баснях. Когда Люсьен вытянула билет, преподаватель попросил:
– Потрудитесь при ответе вспомнить какое-нибудь стихотворение и рассказать.
У М. Ломоносова есть стихотворение про кузнечика. Оно довольно известное. И Люсьен точно его знала и неоднократно декламировала вслух, когда готовилась к экзамену:
Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!
Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен,
Что видишь, всё твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.
Но почему-то в момент подготовки к ответу нашу соседку конкретно переклинило. Она решила, что «Кузнечик» – это ее шанс достучаться до преподавателя. На листе бумаги она сначала написала краткий ответ на вопрос билета, а потом написала свой собственный стих:
Кузнечик дорогой, я ничего не знаю,
Смотрю я на тебя и тихо умираю.
Такое у тебя красивое лицо,
Что сразу хочется, чтоб ты купил кольцо.
Для однокурсников моих презренная ты тварь,
А для меня – ну, право, царь!
Ты ангел во плоти, если поставишь пять,
А если не поставишь – приду пересдавать.
Когда преподаватель вызвал Люсьен отвечать, она села напротив него, разволновалась, раскраснелась, протянула листок бумаги. Потом вскочила и выбежала из аудитории. Стояла в коридоре под дверью ни жива, ни мертва. Надеялась, видимо, что преподаватель выйдет и сделает ей предложение. Потом кто-то из студентов вышел из аудитории и передал Люсьен ее листок с ответом и стихотворением. В конце красной ручкой была начеркана резолюция преподавателя: «Ознакомился. Оценил. Неудовлетворительно!»
У Люсьен уже не было сил рыдать. Она развернулась, вышла из универа, зашла в магазин за алкоголем и отправилась в общагу заливать горе.
Нам с Ленкой пить не хотелось, поэтому мы молча сидели и смотрели, как Люська глыкает вино без закуски и не особо при этом пьянеет.
– Во, выдержка! – восхищалась Ленка.
– Не выдержка, а долгие годы тренировок! – парировала Люсьен.
Наш с Ленкой подарок соседка не оценила. Скривилась, долго морщилась: типа, я такое не ношу, да и что там носить. Но потом спрятала в шкаф и даже не поблагодарила.
Несмотря на три заваленных экзамена, из университета Люсьен не отчислили. Она ходила на пересдачи, какие-то комиссии. Где-то со второго раза, а где-то с четвертого сдала все экзамены и зачеты. Древнерусскую литературу тоже сдала. Преподаватель, вопреки обыкновению, не мурыжил ее. Как только она вошла в аудиторию, он воскликнул:
– А, кузнечик! Проходите, очень Вам рад.
Люська хотела вытянуть билет, но он пресек ее попытку. Попросил рассказать оригинального «Кузнечика». Люсьен без запинки рассказала стихотворение Ломоносова. Он поставил ей четверку, строго пояснив, что на пересдаче на что-то большее рассчитывать не стоит. Потом помолчал и так же многозначительно добавил, что Люсьен в принципе не стоит рассчитывать на что-то большее.
Эта фраза вновь спровоцировала алкогольный срыв у нашей соседки. И она опять в одиночку выпила три бутылки вина, потом всю ночь шарахалась по общаге и стреляла сигареты.
На каникулах Люська съездила домой, а когда вернулась, комендант общежития объявила, что появилось место в другой общаге, там жили искусствоведы. Люсьен собрала вещи, пока мы с Ленкой были на лекциях, и съехала, даже не попрощавшись. Вечером, открыв шкаф, Ленка обнаружила подаренные нами стринги. Они одиноко валялись на полочке, где раньше лежали вещи Люсьен.
– Вот коза! – с неудовольствием проворчала Ленка. – Мы кое-как нашли трусняк ее размера, а она нас даже не поблагодарила, да еще и бросила наш подарок: типа нафиг он мне не сдался. Куда их теперь девать эти стринги-великаны?
– Оставим на память! Ну, или на дверь снаружи можно повесить, чтобы парни нашу комнату стороной обходили. Кто захочет знакомиться с девушками, у которых пятая точка такого размера, – рассуждала я.
– Ну, не знаю, так-то я не против, чтобы парни заходили, – сопротивлялась Ленка. – Ладно! Давай для особого случая прибережем. Может, маньяк какой вломится к нам, так будет чем отбиваться. Или еще девственницу какую подселят, так мы ей передарим, чтобы быстрее раскрепощалась!
– У меня есть идея получше! – заявила я. – Давай их на кафедру древнерусской литературы тому преподу подбросим.
– А нафига они ему?
– Ну, ты же слышала, какой он напыщенный, весь собственной важности преисполнен. Девушка ему душу открывает, а он ей заявляет, что она ни на что рассчитывать не может.
– А давай подкинем, правда! – мигом оценила шутку Ленка. – Я, кстати, знаю, где его стол! Может, трусняк на него подействует отрезвляюще. Поймет, что скоро он сам ни на что рассчитывать не сможет!
На следующий день мы с Ленкой реализовали свой план. Проникли, подкинули, остались незамеченными. Я отвлекала секретаря кафедры, Ленка потихоньку отодвинула ящик стола.
И только через пару дней до нас дошло, что мы конкретно так подставили свою соседку. Преподаватель ведь наверняка подумает на нее. Прямых доказательств нет, конечно, но, принимая во внимание размер трусняка и действуя методом исключения… Блин, у него и вариантов других не будет!
Нам с Ленкой было немножко стыдно. Мы попереживали, повздыхали, но поняли, что исправить уже ничего нельзя. Потом, по своей ветрености, вообще решили, что мы с ней – самая пострадавшая сторона в этом вопросе. Во-первых, мы рисковали и подвергали себя опасности, когда проникали на кафедру. Во-вторых, мы понесли убытки: потратились на подарок. В-третьих, мы в зоне риска: если все-таки нападет маньяк, нам будет нечем отбиваться.
________________________________
Мой телеграмм-канал Знойная женщина&Мама миллионера
Группа ВКонтакте
________________________________
Рассказы-хиты про Ленку: