Солнечное утро, радовало глаз, настроение поднялось само собой. Хотя дома и в плохую погоду хорошо. Дом есть дом. Щурясь от лучей, вышел на террасу. Плюхнулся в кресло-качалку, всматриваясь вдаль на деревья моего сада.
Трехэтажный особняк, принадлежащий моему роду, был одним из десяти, размещенных по всему миру: три в Царской Империи, ещё один во Франции, два в Великобритании, в Швейцарии один, в Австрии, в северной Америке и даже в Германии, но по понятным причинам туда наша семья приедет ещё не скоро.
Совсем недавно, моего отца принимали с почестями во всех этих странах, даже после того, как он покинул пост императорского посла. Титул дворянина, наследство, работа послом и параллельно свое дело, сделали из отца из богатого несметно богатым, ну а мне всё достаётся по наследству.
Хотя с отцом поссорились пару лет назад, и с тех пор у нас напряжённые отношения, но наследства меня не лишает и титула тоже, всячески помогает мне хотя я этого не прошу, но и не отказываюсь, как это делают мои сверстники, пытаясь что-то доказать родителям, отказываются от наследства, титулов, привилегий и даже от фамилий. Считаю это глупым, так как родиться в богатой семье, это большая удача посланная богом и отказываться от этого, значит не уважать решение бога.
Третий день дома, а такое ощущение, что никуда и не уезжал. Только незначительные раны на ногах и руках напоминают мне о том, что произошло совсем недавно. Снаряд вражеской артиллерии врезался прямо возле нас, подкинув машину в воздух, несмотря на то, что наш броневик весил более четырёх тонн.
Приземления было жёстким. Упав на бок, машина перевернулась через крушу и встали на колеса. К тому моменту все потеряли сознание от ударов. Каким чудом в нас не попал снаряд, просто не знаю. Очнулся тогда, когда обстрел закончился. Кинулся сразу к Афанасию, он дышал, но был без сознания. Миша стал приходить в себя, голова рассечена, кровь обильно текла из раны. Только сейчас подумал о своих травмах, болела сильно нога и голова. В салоне валялись какие-то бумаги и фотографии. Портфель раскрыт, лежит рядом со своим хозяином. А вот очкарик лежал без признаков жизни, глаза открытые, безжизненные. Проверять жив он или нет не было смысла. Взгляд смерти вижу не в первый раз.
Разбросанные листы и фото, были ничто иное, а секретные документы о разработках кайзеровских учёных. Пока собирал содержимое портфеля волей не волей просматривал все, что попадалось. Если кайзер воплотит хотя бы часть того, что выдумали сумасшедшие учёные, то нам всем несдобровать. Начиная от диковиной техники и заканчивая какими-то монстрами скрещивание животных и людей. Одним словом ужас.
В расположение артиллерийского полка доехали с большим трудом, но нужно отдать должное британским конструкторам, машину сделали очень хорошо. Благодаря этому мы прибыли.
Тот же офицер был удивлён тому, что нас увидел живыми. Сразу же медбратья унесли Афанасий в лазарет. Нам тоже оказали помощь. Все это время портфель не выпускал из рук. Пока нас перевязывали, все думал о том, что делать с тем, что обнаружил в потайном кармане пиджака очкарика.
Сейчас закинув больные ноги на пуф, достал из кармана халата тот самый конверт, который нашёл у связного. Снова достал из конверта бумаги и уставился, как школьник на незнакомые буквы. Точнее в тексте были не буквы, а значки, я так понимаю, коды. Не известный мне шифр. Возможно разработанный самим очкариком или сами документы были похищены уже в таком виде.
В нашем задании было чётко указано то что мы должны забрать портфель и связного. Но портфель в приоритете. То есть в случае опасности можно было пожертвовать очкариком, но портфель доставить. Как бы это не звучало прискорбно, но иной раз бумажки важнее человеческой жизни. Но с другой стороны, бумаги могут спасти много жизней и это стоит того чтоб пожертвовать несколькими. Вот такие парадоксы происходят.
Ещё был строгий наказ портфель не вскрывать не при каких условиях, доставить его в целости и сохранности. О том, что портфель открылся во время удара, мы с Мишкой никому не рассказали и тем боле что видели его содержимое. По прибытию передали портфель в руки самого главного помощника Императора. О загадочном конверте с шифром никому не сказал. Даже Миша не знает о нем, так как достал его в тот момент, когда Михаил был занят тем, что пытался остановить кровь, вытекающую из раны на голове.
Вооружившись карандашом и блокнотом, по памяти пытался нарисовать тех чудовищ которых видел на фотографиях из портфеля. Размышляя над тем, что исписанные листы были описанием того, что на фотографиях.
Обладая фотографической памятью и довольно хорошо рисуя, мне без особого труда удалось нарисовать пару чудовищ, чем-то похожие на людей, только многим крупнее и страшнее. Что это за гадость такая? Может это плод воображения? Но, тогда как объяснить то чудовище, которое напало на нас? Оно было и это не галлюцинация.
Но как так получилось, что фургон с выродком очутился в погоне за нашим очкариком, это как-то не логично, не понятно. Жаль я не узнаю ответ на этот вопрос.
Ещё пара образов чудовищ всплыло в голове, сосредоточившись быстро сделал наброски, а затем уже добавил детали. Получилось довольно сносно. Даже без лишней скромности заявить, очень хорошо.
— Что это за ужас, Василий Михайлович? — послышался за спиной приятный женский голос.
Рисунки перевернул. Положил их на конверт сверху. Подскочил с кресла и сразу же присел, так как в ногу отдало болью.
— Здравствуйте Дарья Николаевна, — изобразил поклон, натянул улыбку, чтоб дама не заметила моей боли.
Дарья Николаевна Рыжкова — княжна из высшего сословия. Живёт рядом, если можно так сказать, так как территория поместья занимала огромную площадь.
Дарья была из тех редких девиц которых не испортили титулы и богатства родителей. Организовала фонды помощи за свой счёт. Стала волонтером, помогает тем, кто стал калекой на войне. Это не вязалось с её видом, но за внешностью строгой, всей такой ровной княжны, скрывалось огромное сердце, которое желало обогреть и помочь всем страждущим, начиная от щенка до человека.
С Дарьей мы знакомы с самого детства, наши семьи дружили и часто бывали у друг друга в гостях, поэтому Даша для меня как старый друг. Была. Сейчас же из худощавой девочки с нахмуренными бровями выросла по истине девушка небесной красоты. Я правда не знаю, как это небесной красоты, но звучит сильно. Так что сейчас смотрю на неё далеко не как друг и она это видит.
Как только узнала, что я появился в особняке, сразу же навестил меня. Хотя девушкам её статуса это запрещено, она все равно приехала, по этому её появление было в тройне приятным. Но увидев меня в довольно плачевном состоянии, особенно тогда, когда слуги помогали мне подняться по ступенькам, Дарья, решила моё выздоровление взять под свой контроль и вот уже третий день, как навещает меня, наплевав на этикет и на то, что подумают другие.
— Присаживайтесь Дарья Николаевна, — предложил, указывая на второе кресло.
Но девушка уселась на пуф для ног, поставив рядом небольшой саквояж.
— Давай уберём этот официоз, и будем называть друг друга по имени, так быстрее, да и не чувствуешь себя снобом. Присаживайся Вася, — указала на кресло-качалку.
Молча повинуясь уселся, невольно скорчился от боли. Травмы после нашего переворота в броне машине давали о себе знать. Как обычно бывает, сначала не замечаешь находясь в шоковом состоянии, ну, а потом настаёт тот момент, когда боль невыносима.
Добравшись к артиллеристам мы с Мишкой не чувствовали ранений, но через время стало худо. Офицер помог нам, выделил несколько ампул с морфием, чтоб облегчить наши страдания и дать возможность выполнить задание до конца. Так же, по нашей просьбе, выделил автомобиль, на котором мы уехали, оставив Афанасий в лазарете, Роллс Ройс бросили прямо там куда доехали. А вот труп связного забрали с собой. Этого человека нельзя было бросать.
Как нам удалось узнать, на вид простой очкарик был завербован Тайной Канцелярией Императора ещё задолго до начала войны. Больше десяти лет связной снабжал информацией Канцелярию выведывая секреты учёных. Как и на чём очкарик прокололся, никто не знает и уже не узнает. Он унёс эту тайну в могилу или в другой мир, как, кому удобно думать и во что верит.
— Давай ногу, — похлопала по своим коленям Даша, ставя меня в неловкое положение, вгоняя в краску. — Да хватит тебе краснеть как дамочка.
Сняв тапок, положил ногу на её колени. Даша аккуратно подкатила штанину оголив бинты. Открыв саквояж, достала причудливые хирургические ножницы. Ловкими, смелыми движениями срезала бинт. Теперь предстояло самое неприятное в перевязке, отделение пропитавшегося бинта. Это чертовски больно. Но ничего не поделать, нужно терпеть, да и как показывать свою слабость перед девушкой.
Сорвав повязку, обработала какой-то вонючей жидкостью рану. Ещё в первый раз говорила, что поможет затянуться ранам очень быстро, но вонь конечно ужасная.
— Я же говорила, что затянется быстро, — рассматривая рану, говорила Даша.
Быстро перемотав, сделала красивый бантик.
— Давай следующую.
Снова вогнав меня в краску, так как вторая рана находилась в том месте где уже подкатанной штаниной не обойтись, приходилось снимать штаны.
Помимо многочисленных ушибов от ударов во время переворота броне автомобиля, нам ещё досталось от осколков, разрываемых снарядов. Что примечательно так это то, что получили ранения только я и Миша. Афанасий остался цел, да и очкарик, хотя и был уже мёртв к тому времени, но от осколков не пострадал. Хотя ему уже было все равно.
Вот теперь из-за этих ранений чувствовал себя гимназистом, которому нравилась девушка. Штаны спустил, заметив едва различимую улыбку Даши. Рана с левой стороны, чуть ниже тазовой косточки, очень болела, доставляя неприятности. А тот факт, что Дарья находилась в непосредственной близости от органа наслаждений вызывало во мне бурю эмоций, с одной стороны боль, и с другой возбуждение, что совсем не нужно был в данный момент. Но против природы, как говорится, не попрёшь. Краснеть так краснеть.
Обрабатываю рану, Даша заметила природный процесс и поспешила побыстрее окончить процедуры дабы ещё больше не ставить меня в неловкое положение.
— Вот и все готово, — отвернулась Дарья, пряча принадлежности в саквояж.
Я же потянул штаны наверх и запахнул халат.
— Идёшь на поправку. Раны затягиваются быстро, — говорила девушка не смотря на меня, давая возможность привести себя в порядок.
Вот, что значит воспитанная барышня из высокородной семьи, даже зная друг друга с детства, она не позволяет себе смеяться и издеваться над моей неловкой ситуацией. Сдержанная, даже чересчур, со стороны посмотрев на неё, даже не поймёшь, как к ней подойти чтоб хотя бы познакомиться. Хотя с другой стороны это и хорошо, нечего к ней подходить, я то знаю как нужно с ней разговаривать вот и будет она моей.
От этих мыслей мне стало приятно. Только сейчас стал понимать, что Даша для меня самый дорогой человек на свете, а вспомнив детство, и то как мы друг за друга горой стояли, стало понятно, что и для неё я не чужой. Как иначе объяснить то что она, наплевав на все законы, не побоявшись слухов, прходит каждый день ухаживать за мной. Другая, на её месте, послала бы все к чёртовой матери вместе со мной.
Ещё около часа мы сидели на веранде попивая чай и разговаривали о всякой всячине. Теперь я стал замечать, как она смотрит на меня совершенно другим взглядом, нежным, с огоньком. Проанализировав прошедшие года вспомнил тот момент, когда впервые заметил изменения во взгляде. В ту пору учился в военной гимназии и приехал на побывку домой. (Тогда мы ещё жили здесь, а новое поместье только строилась) С Дашей мы не виделись год, и вот тогда когда встретились, я увидел тот самый взгляд, и с тех пор он не менялся. А я-то дурак не мог понять, что это с ней происходит, всё в свои войнушки игрался.
— Мне пора Василий, — прервала мои размышления, поднимаясь. — Завтра в это же время приду, чтоб перевязать тебя.
— Очень жаль, что уходишь. Может быть ещё хотя бы полчаса посидишь?
Мои слова польстили Даше.
— С огромным удовольствием поговорила бы хоть до глубокой ночи, но у меня есть дела, которые заставляют оторваться от столь приятной компании, — улыбнулась, беря саквояж.
Уговаривать не стал так как знал, что это бесполезная затея. Подскочив из кресла, потянулся к её ноше: — С твоего позволения, проведу тебя до выхода.
— Ты слишком слаб ещё. Оставайся, я сама дорогу найду, — говорила Даша но пальцы держащие саквояж стали расслабляться.
— Ничего страшного. Как говорится, дома и стены лечат.
— Только стены?
Тут я дал маху конечно.
— Стены стенами, а уход от всей души творит чудеса, — притронулся к её пальцам, к таким тёплым и нежным, что аж приятная волна прошла по телу. — С тобой я быстро встану на ноги и вернусь на работу.
Тут же Даша моментально погрустнела.
— Значит вылечив тебя, обрекаю себя на скучные дни?
— Это же почему?
— Но как же. Помчишься в очередную командировку, где будут стрельба и взрывы. На месяц, а то и на более пропадаешь, а потом заявишься с ранениями и травмами. Но это еще хорошо, а вдруг… — появились слезы в глазах Даши. Она поспешно отвернулась, стараясь скрыть это от меня.
— Да ну что ты Дашенька? — непроизвольно потянулся к ней и обнял. Удивляясь тому, что делаю, прижал к себе, как самого родного человека, тут же почувствовав, как её руки обняли меня за талию. Приятнее момента не испытывал наверное ни разу в жизни.
Несколько секунд мы стояли посреди веранды, не произнося ни слова, а только слыша, как бьются наши сердца. Посмотрели друг другу в глаза одновременно, так же синхронно наши губы двинулись навстречу к друг другу.
Шум двигателя, разрывающегося от высоких оборотов, заставил меня остановится в тот самый момент, когда думал, что никакая сила не сможет мне противостоять в достижении губ Даши. Но глухой удар и скрежет металла, заставили нас бежать вниз, забыв о назревающем поцелуе и о больных ногах.
Возле выхода повстречали служанку с испуганными глазами. Тыкая пальцем на центральный заезд, не могла произнести и слова.
Выскочив на крыльцо, увидел машину, врезавшуюся в одну из колон в греческом стиле, украшавшую заезд к особняку.
Такое происходило конечно же не каждый день, и я не на шутку обеспокоился. Даше сказал, чтоб она оставалась в здании, сам же как мог быстро подошёл к вешалке у входа с корзиной для зонтов, оттуда извлек револьвер, старый добрый Наган. Сразу же поспешил к выходу.
— Василий, зачем тебе оружие? — воскликнула Даша, с округленными глазами.
— Будьте здесь, — сухо сказал перепуганным Даше и служанке.
Подходя ближе к дымящейся машине стал понимать, что этот гоночный "Бенз Принц - Хейнрих - Ваген" очень похож на тот который недавно приобрёл мой коллега, напарник и близкий друг Михаил Валерьевич Фанин. Сомнений быть не могло, машина его.
Сунув револьвер за пояс штанов, обеспокоено побежал к разбитому автомобилю, не обращая внимания на боль в ногах, на ходу моля бога чтоб Мишка был жив и не пострадал.
Как оказалось, опасаться было нечего, так как Мишка сидел прямо на гравии у разбитой машины в обнимку с юной персоной, лёгкого поведения. Во второй руке бутылка с каким-то пойлом.
Мысленно поблагодарил всевышнего, подошёл к другу и к его пассии. Сказать, что они были пьяны, не сказать ничего. Мишка даже сидеть толком не мог, его качало из стороны в сторону. Барышня, которую я принял за девку оказалась довольно хорошо одета по последней моде. Где Мишка её нашёл, мне было не интересно. А вот что подвигло его напиться, вот это вопрос, так как Миша никогда не пил, считая спиртное ядом. Да и по статусу Императорского секретаря нам не положено выпивать даже одну стопку. Уж слишком у пьяного человека развязывается язык и ему не терпится поделиться секретами с кем ни будь. А этого мы не могли допустить.
Если кто-то узнает об этом инциденте, то Мишку не уволят, нет. От этой профессии не так уж легко отделаться, название секретарь само за себя говорит, но вот набраться проблем на свою голову вполне может.
Барышня смеялась так как не позволяет себе приличные дамы из высших кругов.
— Вы не ранены? — спросила Даша, подходя к нам.
— Всё в порядке, — натянув улыбку, ответил Миша.
— Проходите в дом, — сказал я поднимая барышню, а затем друга.
Дарья помогла мне сопроводить неожиданных гостей в дом, где мы их усадили за стол в основной гостиной.
— Миша чего это вдруг ты так напился? Ты же знаешь, что может быть из-за этой глупости? — осторожно начал я.
— Знаю брат, — схватил меня за руку. — Но ты, наверное, не в курсе, раз ещё трезв?
— Не в курсе чего? — не понял слова друга.
— Афанасий умер. Прям там, в госпитале.