«Я ходил по вокзалам в поисках историй. Там же вся жизнь как она есть. И я очень надеялся встретить там бомжей, алкашей, беспризорников, какую-нибудь парочку расстающеюся. Всю эту жесть. И так ездил от одного к другому, в поисках приключений на свою камеру и ж...пу. И ты представляешь, мне повезло. Попались мне цыгане, которые видимо на это вокзале жили. Представь картину: шумный перрон, в самом углу стоит пластиковая детская ванна и в ней цыганенок моет своего брата. Библейский сюжет и ситуация. А я камеру опустил. Не смог. Там было столько любви посреди грязи. Я не смог бы потом показать их историю вот так всем».
Я познакомилась с Димой в далеком 2005 году, когда он еще не был так распиарен и ездил с нами по детским домам Ярославской области. Между собой мы его звали «гламурный фотограф». Тогда он носил псевдоним Нахимов, после того как сделал репортаж про Нахимовское училище. Диманах сокращенно. Еще у него было веселая почта hooylinado. За точность не ручаюсь, но смысл такой. И он уже был великий художник, не потому что имел несколько наград и премий. А как честно он шел свой путь и честно о нем рассказывал.
Первый раз мы поехали с Димой в Великосельский ДД ломать пристройку на его территории. Через несколько лет наш фонд (уже фонд!) построит там настоящую футбольную площадку. А еще через год директор, получив от нас все блага цивилизации и прокурорскую проверку в придачу, запретит нам посещение детского дома. Теперь им помогает местная налоговая. (вместо помогает, наверное, надо написать крышует)
А тогда ехали 2 машины по 5 человек в каждой, куча вещей и игрушек, это еще были те времена, когда в сиротских домах была откровенная нищета. И нашей задачей было обеспечить детей трусами, носками и зубной пастой. Дима сидел в моей машине на заднем сидении. Но все были незнакомы друг с другом, разговор на пятичасовой дороге не клеился, а обратно все спали. Кроме меня. Высадила я его тогда у моста в сторону Пушкино.
И в следующий раз мы увиделись уже на новогоднем празднике. Я много лет была там Снегурочкой, пока не ушла на «пенсию». Тяжелая работа, я вам скажу. В синтетических костюмах в жарком зале поздравлять добрую сотню детей. И вот на учительском банкете после праздника мы сели рядом с Димой, и после первой рюмки уже не могли наговориться. Ему надо было на вечерний поезд в Питер, я повезла его. И пять часов в дороге прошли… с ним всегда было легко. Он отличный рассказчик, без натужных шуток, без агрессии, спокойно. И следующие два года, до того, как он уехал в Псков, мы виделись в каждую поездку и встречались в Москве. Как я скучаю по этому времени. Без политики, без стенаний как все плохо, люди просто брали и делали такие вещи, что я сейчас удивляюсь как? Как мы обходили систему, находили деньги, делали ремонты в детских домах, привозили детей в Москву. Без социальных сетей, тогда был только ЖЖ, но мы друг друга находили.
Один раз мы поехали по делам одного фонда втроем на два дня. Я, моя коллега и гуру Юля и Дима. Ярославль-Данилов-Любим. Мы собирали информацию о ДД, Диме нужны были фото. Но, как назло, не было ни фактуры, ни сюжета. Он тогда еще снимал на профессиональную камеру. Ночевали мы в гостинице города Данилова. Но внутри был такой треш, что мы втроем сидели на лавочке напротив, пили и закусывали пирожками, которые были нам выданы в детском доме.
«Я в Тайланде перепил англичанина на спор. Но это было дело чести». После этой фразы мы чуть с лавочки не упали.
А утром надо было ехать в Любим. Это почти граница Ярославской и Костромской области. Эти два дня я потом часто вспоминала, когда Диму взяли в оборот в последние пару лет его славы.
Он никогда не «очернял» Россию, как часто его обвиняли в этом. Я никогда не видела в его снимках безнадежности. Это жизнь как она есть. Он и сам говорил, что красиво снять храм может каждый, а поймать секунду жизни…Не было у него задачи сказать, как довели Россию до такого. Скажу больше, он был вне политики, кто его потом туда затащил. Сначала он работал только по сиротской теме и честно признавался: мне нужны фото, а истории детей пусть будут за кадром. Это его уже не волновало. Для этого были мы, кто потом тащил на себя всю тяжесть этих сиротских историй.
Потом все, конечно, изменилось. Он не мог больше стоять по ту строну объектива безучастно. Помогал, но надолго его не хватило. Я не буду рассказывать его личную историю, не имею права. Но когда Дима ушел из сиротской темы в социальную фотографию в целом, на то были причины. Система его победила. Потому что с ней не надо бороться. А еще уметь вовремя уходить, когда перегораешь. А в нашей работе такое случается часто.
Последний раз мы виделись в Москве на его выставке в Гоголь-центре. Он уже был недосягаем. Вокруг была свита. Популярность. Огромный зал почитателей. И неуютность вокруг. Другие соратники. Я пошла своей дорогой. У меня фонд, открытие которого рассорило меня с многими. Ну не могут люди пережить чужого успеха. И Диме была представлена версия, которую я теперь никогда не услышу. Еще недавно на своих лекциях он просил меня сесть поближе. Ему было спокойнее среди своих. А сейчас я пробилась через толпу с автографами, мы обнялись, но разговора не получилось. Свита не отпускала.
Поклонники, которые видели в нем не художника, а борца с режимом, сейчас начнут тиражировать, что Навальный и Марков умерли в один день и искать теорию заговора. А Дима с Навальным даже не дружил. Опять повторюсь, что в политику его кто-то потащил из новых знакомых уже после того, как Дима получил известность, мелькнув в интервью сегодняшних иноагентов. И вся эта протестная толкотня ему была интересна только как художнику. Он был летописец, а не революционер. В настоящей волонтерской тусовке никогда не говорят о политике. Мы не лиды мониавы, которые получают государственный грант, а потом идут на митинг. Сейчас еще сделают Диму посмертно лидером протестного движения. Да, он и фронту помогал. Молча и тихо, зная, что за это его точно осудят и отменят в либеральных кругах. Но опасался он не этого. Он боялся, что его позиция отразится на близких. Потому что он болел о Своей Стране и Своих людях. Вы думаете, его не приглашали уехать? Постоянно. Только он Россию абсолютно искренне любил. И в его фотографиях не нищета и боль, а любовь. Потому что только так можно было снимать шедевры – с любовью.
…мы так и не договорили в последнюю встречу…но…мы встретимся позже…Люблю тебя, мой друг и не прощаюсь. А.