Предлагаю перевод хорошей статьи из ведущего американского журнала «Нью-Йоркер». В ельцинское время некоторые горячие головы начали воспевать в РФ Пиночета – за «экономическое чудо». Эта крайность теперь в России изжита. Время всегда расставляет акценты – кто прав, кто виноват, и в чём. Диктатор он везде диктатор. Статья весьма познавательна. Автор встречался с Пиночетом лично. Отмечу: сейчас в РФ стало – от недостатка образования – модно критиковать США. В этом американском журнале, образцовом для западной демократии, отнюдь не красном, вещи называются своими именами: убийства, террор и пр. Критикуется даже Белый дом былых времён.
Фразы BOLD выделены мною.
ДИКТАТОР
Джон Ли Андерсон, The New Yorker
19 октября 1998 г.
«Я был всего лишь претендентом на пост диктатора», – сказал генерал Аугусто Пиночет – кандидат в диктаторы. «Я всегда был очень прилежным человеком, не выдающимся студентом, но я много читаю, особенно историю. А история учит вас, что диктаторы никогда не заканчивают хорошо». Он сказал это с ироничной улыбкой.
Знаменитое суровое выражение лица Пиночета на публике смягчилось с течением времени. Теперь он больше улыбается, чем хмурится, и зловещих тёмных очков, которые он раньше носил, больше нет. Он похож на чьего-то благородного дедушку. Голос у него дрожащий и хрипловатый, тщательно расчёсанные волосы с пробором и аккуратные усы белые. У него большой животик, он носит слуховой аппарат и неуверенно шаркает ногами. Его военную форму заменили консервативный деловой костюм и галстук, неброско подчёркнутый жемчужной булавкой.
Однако некоторые вещи не изменились. Выражение лица Пиночета остаётся непроницаемым. Его маленькие бледно-голубые глаза посажены на широком бычьем лице, а взгляд холодный, лисий. Многочисленные морщинки вокруг его глаз появляются из-за его улыбки, которая появляется внезапно, но так же быстро исчезает. И его взгляды, похоже, не сильно изменились. «К сожалению, – говорит он, – сегодня почти все в мире марксисты, даже если они сами этого не знают. Они продолжают придерживаться марксистских идей».
Пиночету почти 83 года, и он думает о том, как оправдать свои действия, прояснить своё место в истории. Он объяснил мне, почему он не был настоящим диктатором, когда мы сидели за большим столом в столовой дома, который он использует как офис, прямо за углом от его бывшей президентской резиденции, в Лас-Кондес, престижном районе Сантьяго. Агенты службы безопасности с рациями стояли на страже на улице перед зданием и бродили по соседним комнатам и саду, их оружие выпирало из-под пиджаков. Двое помощников Пиночета, один из которых полковник на действительной службе, сидели с нами за столом. Они делали заметки и записывали наш разговор на пленку. Люди из окружения Пиночета не любят, когда он общается с журналистами, но его дочь Лусия посоветовала ему встретиться со мной, потому что она думает, что если люди лучше поймут её отца, его будут меньше клеветать. Она предупредила меня, что он резок, и попросила не расстраивать его, поднимая тему прав человека. Против него возбуждено несколько гражданских и уголовных дел, связанных с пытками и убийствами.
Пиночет пожал мне руку, когда вошёл в комнату, но не посмотрел мне в глаза, а когда сел, пристально уставился на свою дочь. Лусия, женщина чуть за пятьдесят, с широкими скулами, как у её отца, сказала мне, что наедине он был приветлив и обладал чувством юмора, поэтому я сказал, что благодарен ему за то, что он пришёл, тем более что, как я понял, он «до ужаса» боялся журналистов. Это заставило его рассмеяться, а затем он посмотрел на меня. По его словам, он не был напуган. Просто журналисты всегда искажали его слова.
Пиночет объяснил, что ему удалось избежать исторической ловушки диктаторов, потому что он никогда не обладал абсолютной властью. Вначале он и три других генерала, командующие видами вооружённых сил, составляли хунту. «Со временем, – сказал он, – я стал тем, кто руководит, потому что то, чем руководят четверо, не работает. Ты отдаешь приказы здесь, другой там, другой там – это ничто, ничто. Это не продвигает! Вот почему меня выбрали». Затем он взялся за конституцию Чили, проведя изменения, которые, среди прочего, узаконили его фактическое правление, сделав его президентом страны. Старая конституция была помехой. «Она связала человека! Как ты можешь позволить связать себя? Ты должен уметь ставить цели, чтобы иметь возможность действовать! У вас не может быть поля, на котором вы не знаете, откуда стреляете. Поэтому я установил штанги ворот».
Аугусто Пиночет, если отбросить все придирки к определениям, – редчайшее из созданий, успешный бывший диктатор. Согласно опросам общественного мнения в Чили, примерно четверть его сограждан почитают его. У него мало современных параллелей, за исключением, возможно, Франсиско Франко. (Пиночет был единственным главой иностранного государства, присутствовавшим на похоронах Франко в 1975 г. Фердинанд Маркос прислал свою жену Имельду.) Как и Франко, Пиночет – ультраконсервативный католический националист, военный офицер с ничем не примечательной личностью, который внезапно приобрёл известность. Оба мужчины навязали свою власть с помощью насилия и использовали силы безопасности для её поддержания. И со временем оба преобразовали свои общества и построили сильную современную экономику. Пиночет знает, что его часто сравнивают с Франко, и он уклончиво относится к аналогии. «Для каждой страны есть подходящий лидер», – осторожно сказал он. – «Франко был необходим Испании».
***
Пиночет родился в 1915 году в портовом городе Вальпараисо. Его отец был добродушным таможенником, который надеялся, что его сын будет изучать медицину, но Аугусто хотел стать солдатом, и мать поддержала его решение. Он поступил в военную академию в 1933 году, в возрасте 17 лет. Его отец умер, когда он был ещё молодым человеком, но его мать прожила еще несколько лет и до конца оказывала сильное влияние на его жизнь. В 1943 году он женился на другой сильной женщине, Лусии Хириарт, девятнадцатилетней дочери бывшего сенатора и министра правительства. Когда я встретил её в Сантьяго, Лусия Хириарт де Пиночет, добрая женщина лет семидесяти с небольшим, призналась, что, будучи дочерью политика, ей было трудно смириться с «подчинением» своего мужа в военной иерархии, и что она убеждала его стремиться к более высокому посту. «Когда мы обсуждали его будущее, – сказала миссис Пиночет, – он сказал, что хотел бы однажды стать главнокомандующим. Я сказала ему, что он может стать министром обороны».
Пиночет поднялся по офицерской лестнице и в 1971 году был назначен генералом-командующим армейским гарнизоном Сантьяго. К тому времени он был автором нескольких книг по военной географии и геополитике. В августе 1973 года Сальвадор Альенде, ставший президентом тремя годами ранее, назначил его главнокомандующим чилийской армией. Миссис Пиночет говорит, что не могла поверить, когда муж сообщил ей эту новость; она подумала, что он шутит. Затем, менее чем через три недели, армия устроила государственный переворот, и Альенде покончил с собой во время нападения на Ла Монеда, президентский дворец. Её муж будет править Чили, а она станет Первой леди. «Мой муж научил меня, что при нормальной карьере он дослужился бы до полковника. Всё, что выше, было бы удачей и толикой везения. Он стал генералом из-за политики. За такие слова меня называют мессианцем, но я верю, что это было божественное Провидение, по которому он стал президентом».
Он оставался у власти 17 лет. Более трёх тысяч человек были убиты или «исчезли», пока он был у власти, и ещё десятки тысяч были заключены в тюрьму или бежали в изгнание. Новая конституция, принятая в 1980 году, предоставила Пиночету восьмилетний срок пребывания на посту президента, но он был настолько уверен в своей популярности, что в 1988 году провёл референдум, предложив продлить его полномочия ещё на восемь лет. К своему удивлению, он проиграл и ушёл в отставку два года спустя. Было восстановлено гражданское демократическое правительство, а президентом был избран христианский демократ. Следующий год – год выборов, и человек, которого многие называют победителем, Рикардо Лагос, является бывшим помощником Альенде и социалистом.
Страна, которую унаследовали новые демократические лидеры, процветающая, устремлённая в будущее. Сантьяго, столица, где сейчас проживает каждый третий чилиец, раскинулся на плодородном участке земли под Андской кордильерой,_ его воздух янтарного цвета от смога, а окружающие заснеженные горы почти не видны. Офисные здания из стекла и мрамора, окрашенные в синий и чёрный цвета, вытесняют виллы, которые раньше составляли самые фешенебельные районы города; виноградники распахиваются, чтобы освободить место для торговых центров и подразделений в американском стиле. На перекрёстках забитых машинами дорог огромные рекламные щиты рекламируют кредитные карты, сотовые телефоны и портативные компьютеры. Сантьяго – латиноамериканский плацдарм стремительного духа свободного рынка, который повсюду превращает городские районы в мозаику индустриальных парков, автострад, офисных комплексов и разрастающихся пригородов. В этом новом Чили современное, похожее на крепость американское посольство занимает видное место в обнесенном стеной комплексе, расположенном между рекой Мапочо – пахучим серым потоком воды, разделяющим Сантьяго пополам, – и сверкающим выступом офисных зданий и отелей, известных местным как Санхаттан.
«Всё это ново. Всё это! То, что было здесь раньше ... были шале, бунгало. Это было красиво, но это было ... что-то другое», – говорит генерал Хулио Канесса. «И всё это сделал ужасный Пиночет». Канесса театрально саркастичен. Он считает, что Пиночет страдает от той же несправедливой критики, которая очерняет место Франко в истории. «Если бы не Франко, – говорит Канесса, – Испания всё ещё была бы частью Африки».
***
Хваленое экономическое чудо Чили было совершено так называемыми чикагскими мальчиками, группой чилийских учеников американского экономиста Милтона Фридмана, которым была предоставлена полная свобода применять свои теории на практике в середине семидесятых. Они поощряли щедрые стимулы для иностранных инвесторов и приватизацию предприятий, национализированных марксистом Альенде. В результате за последние четырнадцать лет среднегодовой темп экономического роста составлял семь процентов, что в три раза превышает средний показатель по Латинской Америке в целом. Недавнее исследование Организации Объединенных Наций, посвященное ожидаемой продолжительности жизни, заработной плате, доступу к медицинским услугам и образовательным стандартам, оценило Чили выше, чем любую другую латиноамериканскую страну.
Это выступление принесло Аугусто Пиночету много поклонников среди консерваторов, включая Маргарет Тэтчер, которая отправила помощника в Чили, чтобы тот провел шесть месяцев, изучая экономические реформы Пиночета, прежде чем она приступила к своим собственным в Великобритании. По словам Пиночета, во время своих ежегодных поездок в Лондон он всегда посылает Тэтчер цветы и коробку шоколадных конфет, и при любой возможности они встречаются за чаем. Еще один его поклонник - кандидат в президенты России Александр Лебедь. Лусия Пиночет показала мне факс, который она только что получила от организации в Москве, называющей себя «Пиночет для России». Ее члены запрашивали книги и другие материалы для своего архива Пиночета. Лусия частным образом издала большую настольную книгу фотографий своего отца. В нее входит фотография генерала во время посещения музея восковых фигур мадам Тюссо в Лондоне. Он стоит перед фигурой Ленина, грозя пальцем основателю Советского Союза в жесте, который кажется радостным предостережением. Когда я спросил Пиночета, что именно он «сказал» Ленину, он захихикал: «Я сказал ему: ‘Вы были не правы, сэр! Вы были не правы».
Лусия Пиночет, которая является самой близкой к своему отцу из его пятерых детей, рассказала мне версию недавней истории, которую мне много раз приходилось слышать от чилийцев, называющих себя пиночетистами. Она объяснила, что переворот против Альенде был необходим, потому что страна превращалась в «другую Кубу». Если бы не вмешались вооруженные силы, кровавая гражданская война была бы неизбежна. Но она опасается, что молодые чилийцы приняли как должное стабильность и процветание, которые ее отец принес их стране. «Они предпочитают восхищаться Фиделем Кастро и Че Геварой», – печально сказала она. «Я понял, что нельзя передавать уроки истории от одного поколения к другому».
Самую сильную поддержку Пиночету оказывают чилийские бизнесмены и вооружённые силы. У чилийской армии есть исторический музей в Военной академии в Сантьяго, в серо-зеленом цементном здании с высокими квадратными колоннадами. В одном из залов музея представлена небольшая часть коллекции наполеоники Пиночета: большие тома о Наполеоне в кожаном переплете с позолоченными буквами на испанском и французском языках; бронзовые бюсты; и, на почетном месте, пергамент в рамке, подписанный самим Наполеоном. Потрепанный деревянный стол, за которым хунта приводилась к присяге 11 сентября 1973 года, после того, как Альенде застрелился (из винтовки, подаренной ему Фиделем Кастро), стоит на галерее перед залом Наполеоники. Рядом находится мемориальная доска в память о приведении к присяге, которое состоялось в вестибюле внизу, а рядом на дамасской ткани установлены бронзовые маски Пиночета и трех других генералов, формировавших хунту. Во втором зале за стеклом выставлено более тысячи серебряных и золотых медалей и орденов, которыми Пиночет был награжден за свою долгую карьеру. Здесь есть чеканные медали Чан Кайши, короля Испании Хуана Карлоса и генерала Парагвая Альфредо Стресснера, а также мемориальная доска Всемирной антикоммунистической лиги.
Любопытно, что популярность Пиночета распространяется и на Китайскую Народную Республику, которую он посетил дважды. Китай является крупным клиентом Чили по экспорту меди, и Пиночет поддерживал свои отношения с Пекином. «Они меня очень любят», – говорит он. «Потому что я увидел, что китайский коммунизм был патриотическим коммунизмом, а не коммунизмом Мао. Я открыл двери для китайской торговли, позволив им провести здесь выставку, на которую они привезли все, что у них было, – и они продали всё, что привезли». По словам Пиночета, во время обеих его поездок в Китай китайцы относились к нему с большим уважением. «В первый раз меня поселили в доме, но в последний раз это был дворец. И я подружился с генералом Ченом, воином, который сражался в Корее, во Вьетнаме и которому не очень нравятся американцы». Пиночет искоса взглянул на меня и ухмыльнулся.
Самая амбициозная программа по сохранению наследия Пиночета спонсируется Фондом Аугусто Пиночета, который находится в скромном доме в японском стиле в Лас-Кондес. Фонд стал неожиданным подарком Пиночету на день рождения от группы бывших помощников, друзей и бизнес-лидеров. Это обеспечивает ему небольшой штат сотрудников на полную ставку и офис с копией его рабочего стола в президентском дворце. Фонд спонсирует конференции и проводит мероприятия по сбору средств для предоставления стипендий детям военнослужащих. На мероприятии в конце августа, на котором присутствовало около сотни студентов частного университета, основанного Пиночетом для потомков военных, директор фонда Луис Кортес Вилья, генерал в отставке, выступил со страстной ободряющей речью перед своей юной аудиторией. Он говорил о «великих жертвах», на которые пошли их матери и отцы, чтобы могло родиться новое, современное Чили. Затем, указывая на огромную картину с изображением Пиночета в парадных регалиях, которая занимала центральное место в углу комнаты, Кортес Вилья пропел высоким от чувства голосом: «Вот он. Он уже не ходит так, как раньше, но его идеи все еще здесь, его дела здесь, и мы собираемся продолжать, чтобы его идеалы выжили!»
***
В двух часах езды на машине от Сантьяго, на тихоокеанском побережье, находится дом Пабло Неруды Исла Негра с видом на дикую скалистую бухту. Именно здесь, в середине сентября 1973 года, когда поэт был неизлечимо болен раком, ему сообщили новость о перевороте и гибели его друга Альенде в результате нападения на Ла Монеду. Неруда планировал бежать из страны, но его состояние внезапно ухудшилось, и 23 сентября он скончался. Независимо от того, ускорило смерть Неруды разбитое сердце или нет, кончина поэта стала символом конца интеллектуальных и политических свобод в Чили. Поскольку чиновники правительства Альенде и все остальные, кого подозревали в левых политических взглядах, были выслежены, подвергнуты пыткам и казнены, смерть Неруды повисла в воздухе, как проклятие.
Много лет спустя Исла-Негра оставалась закрытой и охранялась солдатами, которые не позволяли никому приближаться к ней. Сейчас она открыта для публики, и солдат поблизости не видно. Беспорядочный одноэтажный пляжный домик является памятником многим увлечениям Неруды: резным деревянным корабельным фигурам девятнадцатого века, резной росписи, декоративным бутылкам из цветного стекла в стиле Belle Epoch и примитивным маскам, а также его коллекции насекомых, колибри и морских раковин. В полумиле от отеля над холмами береговой линии возвышаются две многоквартирные башни горчично-желтого цвета, монументальные в своем бетонном уродстве. Мне сказали, что застройщики хотели построить многоквартирные дома еще ближе к Исла-Негра, но проиграли битву после напряженных лоббистских усилий Фонда Неруды. Исла Негра и высотные дома сосуществуют в непростом тупике.
В Чили историческая память противоречива, запятнана и нестабильна в своем разрешении. Нет национального консенсуса относительно того, что ценно и что стоит сохранить в прошлом, а что нет. Существуют две конкурирующие версии истории Чили, непримиримые. Я ужинал в элегантном отеле Sheraton в Сантьяго с близким другом семьи Пиночет. Она была стройной, привлекательной вдовой лет пятидесяти, чей покойный муж был военным офицером. Когда я спросил ее, участвовал ли он в перевороте, она решительно ответила: «О да! Он был очень активным. Он даже имел дело с заключенными». Она театрально поморщилась. Я понял, что она имела в виду, что он был замешан в облаве на подозреваемых в левых действиях и их последующих пытках и казни. Я попытался добиться от нее большей конкретности. «Вы говорите о los fusilamientos – расстрельных командах?» – осторожно спросил я. Она кивнула. «Но моему мужу нравилось делать все правильно, и он всегда прибегал к помощи юристов». Она имела в виду юристов, которые работали обвинителями в «военных трибуналах» на военном положении, созданных для суда над тысячами людей, задержанных после государственного переворота. Тем не менее, я рискнул предположить, что такого рода обязанности, должно быть, были трудными для него. Она кивнула, но объяснила, что район, в котором они жили, был оплотом левых террористов. «Это была война», - сказала она. «Либо ты, либо они».
Дочь Сальвадора Альенде, Изабель (не писательница, которая приходится ей троюродной сестрой), возмущена термином «эксцессы», который является эвфемизмом, предпочитаемым пиночетистами при признании каких-либо злоупотреблений, имевших место во время пребывания генерала у власти. «Была резня, был государственный терроризм!» - говорит Альенде. «Многие люди были хладнокровно убиты, им перерезали горло, сожгли заживо. Это были не «эксцессы», это были убийства, которые были спланированы, преднамеренны и координировались спецслужбами и государственными учреждениями».
Хаотичная трёхлетняя попытка Сальвадора Альенде вывести Чили на «путь социализма» встретила сопротивление значительной части чилийского населения. Альенде был избран, получив всего треть голосов, но после вступления в должность он быстро продвинулся вперед, национализировав медные рудники и другие отрасли промышленности, проведя крупномасштабную земельную реформу и увеличив государственные расходы на программы социального обеспечения. Он оттолкнул вооруженные силы, частный сектор и традиционные политические партии, включая христианских демократов. В то время как некоторые члены его коалиционного правительства Народного единства настаивали на более радикальных переменах, правые боевики ответили взрывами и убийствами, а левые готовились к гражданской войне. Когда переворот наконец произошел, немногие чилийцы были удивлены, и многие граждане среднего класса открыто аплодировали ему, хотя они не могли знать, что Чили вскоре станет испытательным полигоном для ужасных антикоммунистических грязных войн, которые велись в Латинской Америке в семидесятые и восьмидесятые годы. Если Радовану Караджичу можно приписать авторство «этнической чистки», то Аугусто Пиночету, вероятно, можно приписать добавление los desaparecidos – «исчезнувших» – в современный лексикон.
Мир увидел, как все это началось по телевидению. Сначала бомбардировка Ла-Монеды с воздуха среди бела дня истребителями британского производства Hawker Hunter, в котором все еще находился президент Альенде. Затем последовала облава на тысячи людей, которых под дулом пистолета загнали на огромный Национальный стадион, где они содержались под стражей в течение нескольких недель. Информаторы в черных капюшонах ходили перед людьми, столпившимися на трибунах, указывая офицерам в форме на подозреваемых в подрывной деятельности. Вне поля зрения, в лабиринте кабинок спортивного сооружения, людей пытали и убивали. Расстрельные команды казнили сотни людей на стадионе и в других местах по всей стране. Музыкант Виктор Хара был одной из жертв, застрелен до смерти, у него были сломаны руки. Люди были похоронены в шахтах, в безымянных могилах, в братских захоронениях, которые еще предстоит найти. Бывший агент разведки ВВС признался, что тела сбрасывали с вертолетов над Тихим океаном, вспарывая им животы, чтобы они утонули. Лагеря для военнопленных были разбросаны вдоль и поперек Чили. Агенты dina, Национального разведывательного управления, наносили удары по любому, кого они подозревали во врагах нового Чили. Убийства становились все более избирательными, а методы казни менялись с течением времени. Бывший министр иностранных дел Альенде Орландо Летелье и его американский секретарь Ронни Моффит были взорваны в Вашингтоне, округ Колумбия, в результате взрыва заминированного автомобиля в 1976 году. Убийства продолжались вплоть до конца восьмидесятых. В 1985 году были похищены и убиты три члена Коммунистической партии. Им перерезали горло, а тела выбросили на обочину дороги.
Недалеко от могилы Альенде на национальном кладбище в Сантьяго находится огромная стена из белого мрамора, на которой выгравированы имена, возраст – от тринадцати до почти восьмидесяти лет – и даты смерти или исчезновения жертв режима. По обе стороны от великой стены имен, словно крылья, отходят две нижние стены с нишами, куда будут помещены тела, когда их обнаружат. Занято всего несколько ниш.
За выпивкой в своем саду чилийская аристократка, которая большую часть времени проводит в Европе и отдает приказы своим сторожевым собакам-эльзасцам по-французски, сказала мне: «Чилийцы изолированы и замкнуты, и, как и немцы, они неспособны к инициативе; им нужно указывать, что делать. Вот почему Пиночет был так хорош для них». Этот анализ поддержали несколько других чилийцев, с которыми я встречался, все они назвали географическую изоляцию Чили и смешение импортированных национальностей в качестве ключевых факторов популярности Пиночета.
***
Чили – узкий клочок страны длиной в две с половиной тысячи миль, отрезанный от Аргентины и Боливии Андами, от Перу – длинной северной пустыней, и ограниченный на западе Тихим океаном, с единственной Антарктидой на юге. Население колеблется от коренных меньшинств индейцев мапуче и аймара до большинства метисов – смешанных потомков испанских завоевателей – со значительным количеством потомков эмигрантов из Великобритании, Германии, Сербии и Хорватии между ними. Все они оставили свой след. Пиночет сказал мне, что Англия – его любимая страна – «идеальное место для жизни» – из-за ее цивилизованности и умеренности, уважения к правилам. В качестве примера он указал на безупречные манеры вождения британцев по сравнению с «грубым» поведением на дороге своих соотечественников. Чилийцы с гордостью скажут вам, что их часто называют англичанами Южной Америки.
Героем независимости Чили в девятнадцатом веке и её первым президентом, официально директором супремо, был наполовину ирландец Бернардо О'Хиггинс, жестокий и деспотичный человек, чья репутация подверглась посмертному воскрешению. Несколько лет назад генерал Пиночет приказал перенести останки О'Хиггинса из военной академии на площадку напротив президентского дворца, где солдаты охраняют вечный огонь, отмечающий место, называемое Алтарём Отечества. Некоторые солдаты, стоящие на страже, носят форму, пугающе похожую на ту, что носили нацисты. Другие выглядят отчётливо и беззастенчиво по-прусски: серые туники с короткими жёсткими воротниками, шлемы с шипами и чёрные кожаные ботинки. В период с 1880-х до 1930-х годов чилийскую армию обучали прусские офицеры.
В нескольких кварталах от Ла-Монеды на несколько кварталов тянется сеть пешеходных дорожек, peatonales. Однажды там, на перекрестке, я встретил троицу индейцев мапуче – двух женщин и мужчину с длинными блестящими чёрными косами и ожерельями из старинных серебряных монет, – игравших на местных инструментах под плакатом протеста против планируемого строительства плотины гидроэлектростанции на их родине. Баннер выражал протест против «оскорбления тысячелетней культуры мапуче». Вокруг индейцев молчаливой любопытной группой собралось около дюжины консервативно одетых белокожих граждан. Для них, очевидно, мапучи были такой же экзотической иностранкой, как если бы они были тибетцами.
Чилийское общество необычайно замкнуто и социально консервативно. Почти девять лет спустя после возвращения страны к демократии разводы и аборты по-прежнему являются незаконными, гомосексуалисты могут подвергаться уголовному преследованию, а официальный совет по цензуре показывает, а иногда и запрещает фильмы. Много говорят о «незащищённости граждан», распространённом эвфемизме для обозначения уровня преступности в Сантьяго, который, по словам пиночетистов, вырос до тревожного уровня с тех пор, как генерал ушёл в отставку.
Сторонники Пиночета, конечно, могут сказать ещё худшие вещи о правительстве, которое он сменил в 1973 году. Одна из наиболее распространенных историй, переданных с выражением шокированного отвращения, заключается в том, что Альенде был пьян в момент смерти в Ла-Монеде: вскрытие показало, что в его теле было «много алкоголя». Восьмидесятилетний юрист и бывший судья Альфредо дель Валье сказал мне: «Альенде был человеком без каких-либо моральных устоев». Когда я спросил его, что он имел в виду, он помолчал, а затем признался, что среди его друзей был армейский офицер, который после переворота руководил обыском в доме Альенде. и ему стало «физически плохо» от того, что он увидел. «Что там было?» – спросил я. Старый юрист покачал головой. «Порнография», – ответил он шёпотом, полным отвращения. «Её горы – худшего сорта».
Такого рода очернение, по понятным причинам, вызывает горечь у Исабель Альенде. Она и её сестра были частью небольшой группы, которая оставалась рядом с президентом в Ла-Монеде в день переворота, пока он не приказал им уехать. Альенде, опрятная женщина с короткими тёмными волосами, приняла меня в гостиной дома своего покойного отца, где до сих пор живёт её мать, Гортензия. Странным образом перекликаясь с озабоченностями Лусии Пиночет, Альенде объяснила, что она основала Фонд Сальвадора Альенде, чтобы «рассказать современной молодёжи об идеалах социальной справедливости моего отца» и противодействовать дезинформации о нём, распространявшейся в годы правления Пиночета.
По мере приближения двадцать пятой годовщины государственного переворота в сентябре этого года в книжных магазинах появился поток новых публикаций об этом периоде. Наибольшую сенсацию, став мгновенно бестселлером, вызвал роман «Тайное вмешательство» чилийской журналистки Патрисии Вердуго. В книгу включена аннотированная стенограмма секретно записанных радиопереговоров между Пиночетом и его коллегами-офицерами во время нападения на Ла-Монеду. Их голоса отчётливо слышны на компакт-диске, который прилагается к книге. В какой-то момент можно услышать пронзительный голос Пиночета, когда он разговаривает с вице-адмиралом Патрисио Карвахалем, который только что получил сообщение о том, что Альенде хочет вести переговоры.
Пиночет: Безоговорочная капитуляция! Никаких переговоров! Безоговорочная капитуляция!
Cарваджал: Хорошо, понятно. Безоговорочная капитуляция, и он взят в плен, предложение не более чем уважать его жизнь, скажем так.
Пиночет: Его жизнь и ... его физическая неприкосновенность, и он будет немедленно отправлен в другое место.
Cарваджал: Понятно. Теперь ... другими словами, предложение вывезти его из страны остаётся в силе.
Пиночет: Предложение вывезти его из страны остаётся в силе ... Но самолёт падает, старина, когда он находится в полёте. (Карваджал смеется).
Несколько часов спустя, после провала переговоров и после того, как Ла-Монеда была охвачена пламенем, Карвахаль сообщает Пиночету, что Альенде только что был найден мёртвым в своём кабинете. Слышно, как Пиночет, обеспокоенный последствиями похорон Альенде, обсуждает, что делать с телом, и предлагает «положить его в гроб, погрузить в самолёт с семьей и отправить на Кубу», или же – в конечном итоге был выбран вариант – «тайно похоронить» в Чили. В какой-то момент Пиночет остроумно заметил: «Боже, даже смерть этого парня вызвала проблемы!»
Среди пиночетистов существует вера в то, что приход Пиночета к власти был если не актом Божьим, то, по крайней мере, проявлением бескорыстного долга, полностью спровоцированного чилийскими патриотически настроенными воинами. Активная роль американцев в содействии свержению Альенде была вычеркнута из их версии истории. Но на самом деле, ещё до того, как Альенде вступил в должность, в 1970 году, Белый дом Никсона санкционировал секретную кампанию ЦРУ по дестабилизации ситуации против него. Это включало в себя передачу денег и оружия правым военизированным группам и заговорщикам в вооружённых силах Чили, дезинформацию прессы и неуказанные «чёрные операции». Согласно рассекреченным документам правительства Соединённых Штатов, план состоял в том, чтобы сделать Чили неуправляемой при Альенде, спровоцировать социальный хаос и совершить военный переворот. «Заставьте экономику кричать», – говорится в написанной от руки записке Ричарда Хелмса, директора ЦРУ, во время встречи с Никсоном, Генри Киссинджером и Джоном Митчеллом 15 сентября 1970 года в Белом доме. Месяц спустя в телеграмме ЦРУ чётко изложило цели начальнику резидентуры в Сантьяго: «Твёрдая и неизменная политика заключается в том, чтобы Альенде был свергнут путём государственного переворота… Мы должны продолжать оказывать максимальное давление в этом направлении, используя все соответствующие ресурсы. Крайне важно, чтобы эти действия осуществлялись тайно и надёжно, чтобы правительство Соединённых Штатов и американская рука были хорошо скрыты».
Несмотря на стремление американцев к скорейшим результатам, чилийские военные не торопились, но после того, как они, наконец, начали действовать, в 1973 году, они методично начали «прививать» Чили от коммунизма. Однако крайние меры, которые были применены, привели к тому, что США приостановили военную помощь Чили в 1976 году, и отношения ещё больше испортились после того, как убийства Орландо Летелье и Ронни Моффита были связаны непосредственно с главой разведывательного управления Чили. Пиночет был помехой, и, начиная с администрации Картера, официальная политика США заключалась в содействии «демократизации» Чили, поощряя Пиночета смягчиться и разрешить выборы. Ему не понравились лекции, и его грубое поведение побудило одного из эмиссаров Рейгана, помощника госсекретаря Лэнгхорна Мотли, сказать New York Times, что Пиночет был «самым крепким орешком, которого я когда-либо видел». «По сравнению с ним Сомоса и остальные парни выглядят как кучка простаков».
***
В марте этого года Пиночет, одетый в сизо-серую военную форму с красно-черными вставками и золотым галуном, наконец ушёл с поста главнокомандующего чилийской армией, пост, который он сохранил после ухода с поста президента в 1990 году. На военной церемонии под открытым небом, проведённой в его честь, оркестр сыграл «Лили Марлен», его любимую песню, и он прокричал «Миссия выполнена!», а затем со слезами на глазах передал свой церемониальный служебный меч своему преемнику.
Уже на следующий день Пиночет прибыл в деловом костюме в здание Конгресса в Вальпараисо, чтобы принять присягу в качестве пожизненного сенатора. Тысячи протестующих, собравшихся на улицах, были подавлены полицией, вооружённой слезоточивым газом, водомётами и дубинками.
В зале заседаний Сената его приветствовали его сторонники и представители оппозиции, некоторые из которых были с ёерными повязками на рукавах и держали в руках фотографии тех, кто умер или пропал без вести за предыдущие 25 лет. Он оказался в неудобном положении, находясь среди своих врагов, включая Хуана Пабло Летелье, сына Орландо Летелье, и Исабель Альенде, которые оба являются членами Конгресса. Перед приведением к присяге пришлось прекратить кулачные бои, и, несмотря на возобновление работы в обычном режиме, атмосфера в сенате Чили с тех пор была близка к сюрреалистической.
Присутствие Пиночета в Сенате (который находится в здании, которое он построил на месте, где когда-то стоял дом его детства) является напоминанием о том, что демократия в Чили является «обучаемой» – обучаемой Пиночетом. Во многих отношениях чилийская дилемма является симптомом трудностей, с которыми сталкиваются многие общества, вышедшие из-под авторитарного правления за последнее десятилетие или около того. За немногими исключениями, обычной услугой за услугу для мирного восстановления гражданского правления была всеобщая амнистия за преступления, совершенные старым режимом. Но что происходит, когда правящий военный диктатор «разрешает» возврат к демократии и, прежде чем уйти от власти, подтасовывает законы таким образом, чтобы гарантировать себе и вооружённым силам постоянную роль во внутренней политике?
Благодаря конституции 1980 года, которую его режим провозгласил законом, Пиночет, как бывший президент, автоматически получил пожизненный пост сенатора. Он присоединился к девяти другим «назначенным» по конституции сенаторам, включая нескольких своих ближайших бывших военных помощников – таких, как генерал Канесса, – в палате из 48 членов. Вместе с избранными сенаторами от двух пропиночетовских правых партий эти назначенные сенаторы составляют большинство. Они уже продемонстрировали своё влияние, сорвав три попытки реформировать конституцию, которая, среди прочего, даёт военным контроль над собственным бюджетом, а также контроль над могущественным Советом национальной безопасности. Когда Пиночет ушёл с поста главнокомандующего, он назвал своего преемника.
Через несколько недель после приведения к присяге нынешний президент Эдуардо Фрей отреагировал на широко распространённое общественное возмущение по поводу нового срока правления Пиночета, выступив по телевидению с предложением провести национальный плебисцит по конституции. Но его речь, скорее всего, была попыткой сохранить лицо, поскольку плебисцит по реформе конституции потребовал бы, чтобы сама конституция была сначала изменена в Конгрессе, а это, в свою очередь, потребовало бы большинства голосов в Сенате. Пиночет построил очень хитроумное убежище для себя и своих друзей.
Изабель Альенде признает законное право Пиночета быть в Сенате, но, по её словам, «видеть Пиночета одетым в гражданскую одежду, с пожизненным званием сенатора, того, кто был диктатором, человека, ответственного за правительство, которое осуществляло государственный терроризм, – это очень шокирует любого, у кого есть демократическое сознание».
***
Наиболее существенная претензия Пиночета на звание хорошего лидера заключается в том, что он руководил чилийским экономическим чудом. Когда Конгресс был закрыт, а деятельность политических партий и профсоюзов объявлена вне закона, не было никаких препятствий для реализации программы Милтона Фридмана по «шоковой терапии» свободного рынка. Были произведены радикальные сокращения государственных расходов, чтобы вылечить гиперинфляционную экономику. Было отменено регулирование банков, снижены процентные ставки и импортные пошлины; государственные предприятия были распроданы. В ответ хунта получила льготное рефинансирование внешнего долга Чили и щедрые займы от Всемирного банка, Межамериканского банка развития и других финансовых учреждений.
Пиночет позаботился о том, чтобы вооружённые силы получили некоторые преимущества процветающей экономики. По закону военные получают десять процентов прибыли от медной промышленности, основного источника экспорта Чили, которая всё ещё находится под контролем государства. Национализация меди была одной из мер Альенде, которая была популярна во всём политическом спектре. Медь десятилетиями контролировалась горнодобывающими компаниями Соединённых Штатов и была спорным вопросом национального суверенитета.
Помимо одного крупного финансового кризиса в начале восьмидесятых, вызванного неудачными инвестициями и перерасходом средств, экономика Чили быстро росла. Наряду с новыми иностранными инвестициями появились кредитные карты и устойчивый фондовый рынок. Частные программы, связанные с трудоустройством, начали заменять государственные программы социального обеспечения и медицинского страхования; были построены новые частные школы и университеты. Сегодня в Чили самый многочисленный средний класс в Латинской Америке, составляющий, по оценкам, шестьдесят процентов населения; уровень грамотности составляет девяносто пять процентов; низкая младенческая смертность; средняя продолжительность жизни составляет семьдесят четыре года; и снижающийся уровень бедности.
В богатом списке Forbes три чилийских миллиардера, но, поскольку зарплаты бедных не росли вместе с экономическим ростом Чили, в стране один из худших показателей неравенства доходов в Латинской Америке – 20 процентов самых богатых чилийцев зарабатывают в 14 раз больше, чем самые бедные, – и разрыв, похоже, увеличивается. Для 25 процентов чилийцев, всё ещё живущих за официальной чертой бедности, мимолетные блага чуда свободного рынка остаются недостижимыми. Я посетил трущобы, построенные вдоль оросительного канала на пыльной окраине Сантьяго в результате организованного «вторжения» на землю бедных мигрантов из сельских районов центральной части Чили. Дома представляли собой рудиментарные деревянные лачуги, хотя в них было бесплатное электричество, отключённое от протянувшихся над ними линий электропередач, а грязные улицы были разбиты на аккуратную сетку. Там не было водопровода или надлежащей канализации. За каждой лачугой стояло грубое отхожее место, сделанное из обрезков дерева или металла, а в некоторых, но не во всех, были большие синие пластиковые бидоны, ёмкости, наполненные водой, купленной у водителей проезжающих грузовиков. Грунтовая дорога вела к главной дороге, и люди шли по ней пешком или платили за проезд в джитни, запряженных лошадьми.
Среди чилийцев из высшего и среднего класса преобладает мнение, что бедняки эль пуэбло являются коммунистами – «людьми Альенде». Когда пиночетисты говорят о «восьми процентах» чилийцев, которые всё ещё голосуют за Коммунистическую партию, они обвиняющим жестом указывают на трущобы Сантьяго. Однажды, проезжая с богатой чилийкой по окраинам столицы – на экскурсию, которая должна была привести нас в загородный дом друга-винодела, – я свернул не туда, и мы оказались в неухоженном районе с малообеспеченным жильём и неприхотливыми кайампас. По мере того, как мы углублялись в территорию, мой пассажир сильно занервничал. Спрятав сумочку Louis Vuitton под ноги и убедившись, что дверцы машины заперты, а окна подняты, она воскликнула: «Мы должны развернуться! Вот откуда берутся все воры и грабители, убийцы, насильники и террористы!»
***
Большой ** {: .маленький} белый кролик прыгал по пышной зелёной лужайке заднего двора Марко Антонио Пиночета, который отделён стеной от дома его отца на закрытой улице в пригороде Ла-Дееса, населенном представителями высшего среднего класса. Периодически его жена выбегала из дома, пытаясь поймать кролика и посадить его обратно в клетку. В соответствии с семейной традицией младшего сына Пиночета назвали в честь римского правителя (его старшего брата зовут Аугусто-младший). Однако правительство его не интересует, и после долгого пребывания в Соединённых Штатах, обучения управлению вертолётами и самолётами, он стал бизнесменом. Когда я навестил его субботним днём, он, его жена и несколько друзей – богатый чилиец и его жена, мисс Чили 1980 года, – отдыхали на заднем крыльце дома Пиночетов. Няни забрали их детей посмотреть фильм.
Мужчины обсуждали, будут ли они делать ставки на чаевые, которые им даст тренер по скачкам. Друг Марко Антонио, недавно вернувшийся из поездки в Камбоджу, рассказал историю о получении в подарок резного каменного фриза, украденного из Ангкор-Вата. Не решаясь рисковать вывозом артефакта контрабандой из страны, он оставил его, чтобы его отправили ему. Но теперь он опасался, что древность никогда не прибудет. Затем разговор зашёл о коррупции чиновников в Азии. Марко Антонио отметил, что правительства многих латиноамериканских стран были почти такими же коррумпированными, как в Азии. «Что нужно Латинской Америке, так это авторитарные демократии», – сказал он. «Коррумпированные демократии никуда не годятся». Он на мгновение задумался, а затем добавил: «Но коррумпированные диктатуры тоже никуда не годятся».
Финансовая коррупция не стоит на первом месте в списке преступлений, в которых обвиняют Пиночета, но комиссия конгресса, решившая привлечь его к уголовной ответственности за что-то, потребовала отчёта о его личных активах под присягой. Хотя в его налоговых декларациях до 1973 года отражались типично скромные доходы чилийского военного офицера, считается, что сейчас Пиночет владеет по меньшей мере пятью объектами недвижимости по всей Чили стоимостью в несколько миллионов долларов. Конгрессмены хотят знать, как и на какие средства он их получил.
В прошлом обвинения в финансовых нарушениях вызывали бурную реакцию со стороны Пиночета, который гордится тем, что он человек простых вкусов и безупречно честный. Когда общественный резонанс вызвало использование им государственных средств для строительства огромного нового президентского особняка в престижном пригороде Ло-Курро, расположенном на вершине холма, Пиночет был оскорблён и так и не поселился там. Сегодня особняк служит клубом для старших офицеров вооружённых сил.
В 1984 году сенатор-христианин-демократ Хорхе Лавандеро был чуть не до смерти избит головорезами на улицах Сантьяго, когда он попытался провести юридическое расследование низкой цены, которую Пиночет заплатил за часть государственной земли для частного отдыха на выходные в горах недалеко от Сантьяго. Лавандеро провёл шесть месяцев в больнице и навсегда потерял слух на левое ухо. Пиночет сохранил землю, пошел дальше и построил свое убежище, которое называется Мелокотон. Я посетил Мелокотон вместе с Лусией Пиночет. Это простое шале в баварском стиле из цемента, дерева и гофрированной жести, расположенное в роще фруктовых деревьев в каньоне над рекой Майпо, с небольшими прилегающими квартирами для детей Пиночета, бассейном, а также спортивным залом и библиотекой для генерала. Какими бы методами Пиночет ни покупал его, он казался разочаровывающе скромным.
Другие финансовые операции семьи Пиночета кажутся более вопиющими. Когда в 1990 году разразился скандал из-за разоблачения того, что старшему сыну Пиночета, Аугусто-младшему, армия заплатила почти три миллиона долларов после покупки оружейного завода, в котором ему принадлежал небольшой процент, Пиночет отправил войска на улицы Сантьяго, чтобы выразить свое недовольство. Расследование было прекращено, но когда три года спустя оно было возобновлено, он снова отправил войска.
Хотя у Пиночета больше нет прежних прерогатив в отношении применения силы для защиты своей неприкосновенности, он пожизненно является почётным командующим армией и имеет в своем распоряжении контингент военных телохранителей, бронированные Mercedes-Benz и машину скорой помощи, которая сопровождает его повсюду. Эти меры безопасности не вызывали сомнений, потому что, как сказал мне один из его помощников, Фернандо Мартинес, «У генерала очень много врагов». В 1986 году марксистской партизанской группе почти удалось убить его в эффектной засаде, когда он возвращался с выходных в Мелокотоне. Пиночет выжил более или менее невредимым, но пятеро его телохранителей погибли. Четверо левых в Сантьяго были похищены и убиты в качестве очевидной мести.
***
В конце августа этого года Пиночет добился своего рода триумфа в сфере связей с общественностью, когда ему удалось выглядеть государственным деятелем, заключив сделку в Конгрессе. Несколько сенаторов пытались отменить национальный праздник 11 сентября, который армия отмечает каждый год с 1973 года в ознаменование успешного государственного переворота. Этот день традиционно был омрачён насилием, и в августе законодательный орган зашёл в тупик по этому вопросу. «Я видел, что мы снова закончим вничью», – вспоминал Пиночет при нашей встрече. «Нужно было найти путь, чтобы выйти из тупика. Мы, военные, всегда так думаем – как выйти из тупика. И выход был».
Выход, по его словам, состоял в том, чтобы предложить компромисс с президентом Сената Андресом Залдиваром, христианским демократом, которого он когда-то отправил в изгнание. Если бы Залдивар смог заручиться поддержкой на своей стороне, Пиночет убедил бы оппозицию свергнуть одиннадцатый по счету праздник в этом году, при условии, что его заменит новый праздник, День национального единства, который будет проводиться в первый понедельник каждого сентября. После небольшого торга Залдивар согласился; оба мужчины принялись за своих коллег-политиков, и несколько часов спустя сделка была заключена. Игнорируя парламентские протоколы, Пиночет пересёк зал Сената, поднялся на возвышение, где сидит Залдивар, и, отвесив ему мужественный абразо, сел в кресло рядом с ним. К раздражению своих оппонентов, Пиночет не только перехватил у них инициативу, но и продемонстрировал своё политическое влияние в Сенате и, что самое неприятное, сумел представить свой поступок как великодушный жест национального примирения.
«На такой ли результат он надеялся?» – спросил я.
«Послушайте, – ответил он. – Я уже старик. У меня нет больших амбиций в жизни. Всё, что я делаю, я делаю для своей страны. На данный момент я чувствую, что проявил позицию примирения, но я не вижу, чтобы примирение шло с другой стороны».
Я предположил, что Пиночет добивался политической сделки, призванной защитить его и других бывших членов его режима от ответственности за нарушения прав человека. Хотя они частично защищены амнистией обратной силы, объявленной хунтой в 1978 году, в законе есть лазейки, и в последние годы двое бывших военных помощников Пиночета были осуждены за преступления, не подпадающие под амнистию. С тех пор, как Пиночет ушёл с поста главы армии, увеличилось количество исков по правам человека. Недавно против самого Пиночета было подано девять уголовных исков. Одно из них, поданное бывшей конгрессвумен Марией Малуэндой, обвиняет его в убийстве её сына, коммуниста, которому перерезали горло в 1985 году после того, как он был похищен солдатами. Другой иск, обвиняющий его в «геноциде и незаконном присвоении собственности», был подан генеральным секретарем Коммунистической партии Глэдис Марин, чей муж «исчез». Пиночет отказывается признавать личную ответственность за любой из инцидентов и неоднократно заявлял, что он не может нести ответственность за то, что могли натворить его подчиненные.
«Критика в мой адрес часто касается вещей, о которых я не подозревал», – говорит он. «Много раз я понимал, когда было слишком поздно. И все те вещи, которые я считал деликатными, я передал в суды. Были злоупотребления с обеих сторон. Однажды они взорвали бомбу и убили одиннадцать моих карабинеров. На другой день они убили морского офицера. . . . Поэтому я говорю: ‘Итак, вы много страдали. Ну, а мои люди, они совсем не страдали?’ Права человека! Я говорю, что права человека должны быть у обеих сторон».
Раньше Пиночет не так реагировал на критику его деятельности в области прав человека. Несколько лет назад, когда поисковики обнаружили более сотни жертв военных казней, сложенных вдвое в гробах в братской могиле, Пиночет мрачно пошутил: «Тот, кто их похоронил, хорошо послужил Отечеству, сэкономив деньги на гвоздях». Такого рода замечания затрудняют восстановление репутации Пиночета. «Пройдёт много времени, прежде чем чилийцы увидят в нем дедушку», – признает Амбросио Родригес, близкий бывший помощник президента. «Ему, должно быть, тяжело знать, что половина нации ненавидит его до глубины души».
Сторонники Пиночета считают критику необоснованной. «Преследовались только те, кто действовал вне закона», – говорит промышленник Эрнан Брионес. Брионес утверждает, что «плохой имидж» Пиночета вызван дезинформацией, распространяемой чилийцами-левыми, бежавшими за границу после переворота. Генерал Канесса согласен. «Говорят, генерал Пиночет должен сказать, где находятся дезапаресидо», – раздраженно говорит он. «Как будто они думали, что у генерала Пиночета есть книга, подобная этой», – Канесса с размаху открывает книгу на своем столе, – «и он может посмотреть на неё и сказать: ‘Лучо Сапата. Сапата ... люди похоронены в таком-то месте. Как глава государства должен знать об этом деле?»
***
В сентябре, за несколько дней до 25 годовщины смерти своего отца, Изабель Альенде организовала концерт «Con Allende Sempre» – «С Альенде навсегда» – на Национальном стадионе. Это был бенефис Фонда Альенде. Стадион был особенным местом, сказала она мне: здесь не только началась эпоха репрессий при Пиночете, но и – что для нёе более важно – здесь её отец праздновал свою победу на выборах 1970 года.
Я пошёл на концерт по приглашению Мигеля Орельяны Бенадо, мужчины лет сорока с небольшим, преподающего философию. Он дальний родственник по браку Пиночетов, а Сальвадор Альенде был другом его семьи. Сантьяго – маленький городок. После переворота его семья предоставила убежище женщине, которая, по общему мнению, была наперсницей и любовницей Альенде. За ней охотились военные, и подростку Мигелю было поручено возить беглянку по городу на «Мерседесе» своего отца. В странных обстоятельствах Чили после государственного переворота это считалось безопаснее, чем держать её в их доме. После этого Орельяну отправили за границу, и следующие десять лет он провёл в добровольном изгнании, учась в Израиле, Швеции, Испании, Лондоне и, наконец, в Оксфорде, где написал докторскую диссертацию на тему «философия юмора». Он вернулся в Чили в середине восьмидесятых и проводит несколько дней в неделю в старом приморском курортном городке Винья-дель-Мар, где преподает в университете Вальпараисо. Его родители также покинули Чили после переворота, но так и не вернулись. Сегодня они живут в Мадриде, где, по его словам, начали новую жизнь. В их возрасте (им за восемьдесят), объясняет он, возвращаться особо не к чему; большинство их друзей умерли, а Чили, которую они когда-то знали, давно нет.
Сцена за пределами стадиона напоминала вечеринку в стиле возрождения шестидесятых. Длинноволосые подростки и бородатые левые в рубашках с галстуками, красно-чёрных шарфах и футболках с изображением Че Гевары смешались с лоточниками, продававшими памятные вещи Че и Альенде. Конные карабинеры наблюдали, как зрители устремляются на стадион, который вскоре был заполнен почти до отказа. Трибуны и поле заполнили около семидесяти тысяч человек. Вокруг разнёсся запах марихуаны; на трибунах члены коммунистической молодёжной организации держали плакат с надписью «Мы не предавали Альенде». Другой плакат протестовал против взимания платы за вход на шоу. Над сценой был развешан огромный баннер с изображением лица Альенде в очках.
В какой-то момент, в перерыве между выступлениями, стадион наполнили звуки пулемётной очереди, а затем несколько гигантских видеоэкранов показали чёрно-белые кадры взрыва в Ла-Монеде. Сквозь шум нападения из громкоговорителей были слышны последние слова Альенде, вызывающее послание, которое он записал за день до смерти. Пока зрители смотрели, как снова и снова взрёвывают реактивные двигатели, а дворец охвачен пламенем, чудовищность произошедшего дошла до них, и все начали кричать снова и снова: «Асесино! Asesino!» – «Убийца! Убийца!» Так они называли Аугусто Пиночета.
***
Через несколько недель после того, как я покинул Сантьяго, я встретился с Пиночетом в Лондоне, где он проходил медицинское обследование. Он остановился в одном из современных пятизвёздочных отелей на Парк-Лейн, которые предпочитают состоятельные европейцы, арабы и американцы. Лусия Пиночет, путешествовавшая со своим отцом, предупредила меня, что он плохо себя чувствует и сократил свою деятельность в Лондоне. Он не позвонил своим друзьям; даже его чаепитие с Маргарет Тэтчер было испорчено. Через несколько дней, по её словам, ему предстояло обратиться к врачу по поводу грыжи. Она надеялась, что её можно будет прооперировать, но прогноз не казался хорошим. Лусия рассказала мне, что из-за возраста её отца они боялись давать ему наркоз: «Никто не хочет брать на себя ответственность, когда пациент – важная персона».
Пиночет был в хорошем настроении, и после того, как мы немного поговорили, он отправился в сотый раз посетить музей мадам Тюссо, Музей Британской национальной армии, а затем пообедать в Fortnum & Mason. Он купил несколько книг о Наполеоне и был в восторге, когда во время остановки в Burberry старший продавец узнал его и был вежлив. На следующее утро, за чашечкой кофе в пустом холле отеля Пиночета, я попросил его пояснить, что именно он имел в виду, когда сказал мне в Сантьяго, что ожидает жеста примирения от своих оппонентов в Сенате. «Примирение должно исходить от обеих сторон», – сказал он.
«Да, но какого рода жест вы ищете?» – спросил я.
«Жест!» – хрипло выкрикнул он. Когда я повторил вопрос, он взорвался: «Чтобы положить конец судебным процессам! Их более восьмисот. Включая некоторые дела, которые уже завершились, но их снова открывают. Они всегда возвращаются к одному и тому же, к одному и тому же».
За последние двадцать лет против сотрудников вооружённых сил и разведывательных служб [Чили] были возбуждены сотни дел. Большинство из них были прекращены, и Пиночету так и не пришлось предстать перед судом. Но это может измениться. Лусия Пиночет рассказала мне, что в ходе судебного расследования убийств четырёх человек после того, как её отца чуть не убили в 1986 году, появились тревожные новые доказательства официального соучастия. «Теперь кажется, что они были убиты, – сказала она, – а не убиты в вооружённом противостоянии, как сказали ему его люди». Она сказала, что была со своим отцом, когда помощник сообщил ему об инциденте. Он спросил: «Что случилось с нашими парнями?» «Потерь нет, генерал ми», - ответил помощник. По словам Лусии, Пиночет выглядел удивлённым и спросил: «Ни одного?» Ответом, опять же, было «Нет». Лусия сказала ему, что эта история показалась ей подозрительной, но он пожал плечами и сказал: «Ну, так они говорят», и на этом всё закончилось.
Лусия сказала, что рассказывает мне это для того, чтобы я мог понять, что её отцу «причинили вред» его офицеры, которые «изолировали его» и «не всегда говорили ему правду о вещах, чтобы лучше выглядеть или скрыть что-то». По её словам, её всегда расстраивало, что он, казалось, больше доверял тому, что говорили ему его помощники, чем тому, что говорила она. Лусия, как и её любящая дочь, хотела, чтобы я поверил, что её отец виновен только в наивности и в том, что слишком доверял своим людям.
Лусия сказала мне, что визит её отца в Лондон вполне может стать для него последним. Его физические проблемы давали о себе знать. Кроме того, в Лондоне всё было по-другому. Люди, казалось, больше не узнавали его. Продавец Burberry был исключением. Она надеялась, что после медицинского обследования он будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы поехать с ней в Париж, посетить могилу Наполеона.
История и увлечение ею Пиночетом часто фигурировали в наших беседах. Он выразил своё восхищение Наполеоном и римлянами, и мы также обсудили Фиделя Кастро, которого он, казалось, уважал за то, что тот отстаивал свои убеждения и был «националистом». Когда дело дошло до Мао, он тоже казался на удивление некритичным. Он описал посещение могилы Мао, и его голос понизился до драматической тишины: «Они отвели меня в большой храм, огромный, как я могу вам сказать? Похожий на здание Американского Конгресса. Где каждый день тысячи людей приносят цветы Мао. Я ходил в этот храм, но Мао там нет. Мао находится во втором храме дальше, где все стены из чёрного мрамора. В центре – катафалк Мао. Что за памятник! – тишине. Темнота ... полумрак и катафалк».
Какие мысли пришли ему в голову? – спросил я. В конце концов, он находился в присутствии одной из икон коммунизма двадцатого века. «У меня возникла очень простая мысль», – ответил Пиночет. «Я вспомнил стих Бекера» – испанского поэта девятнадцатого века Густаво Адольфо, – «в котором говорится: "Остаются только мертвые’. Потому что грандиозность этого места – мавзолея, катафалка Мао, темноты – впечатляет. Вся власть Мао свелась к этому. И я думаю, что это вопрос, достойный дальнейшего изучения и размышлений: как, после того, как он обладал такой впечатляющей властью в Китае, после того, как распоряжался жизнями и смертями людей, он оказался в катафалке, один, в месте размером со стадион, полностью покрытом чёрным мрамором».
Я спросил Пиночета, каким он надеется остаться в памяти истории, и он ответил: «Как человек, который любил своё Отечество и служил ему всю свою жизнь. Мне восемьдесят лет, и я не знаю ничего, кроме службы. Я надеюсь, что они отдадут должное моей памяти. Каждый человек истолкует это так, как пожелает». ♦
Опубликовано в печатном выпуске журнала от 19 октября 1998 г.
Джон Ли Андерсон, штатный писатель, начал писать для The New Yorker в 1998 году. Он автор нескольких книг, в том числе “Че Гевара: революционная жизнь”.