Аннотация:
Человек считал себя венцом природы! Поэтому, не задумываясь экспериментировал с геномом растений и животных. Природа содрогалась, но держалась из последних сил. И всё же рано или поздно за всё приходится платить, и человек заплатил сполна.
У людей начали рождаться мёртвые дети, выжившие, - были мутантами. Избранные, успели переселиться в Марсианскую колонию, чтобы позже вернуться на очистившуюся планету. Но, мутанты выжили! Предстояло сделать нелёгкий выбор, - позволить жить тем, кто выстрадал себе это право в неравной борьбе с агонизирующей планетой, или пожертвовать их жизнями во имя чистоты человеческой расы?
Но этот выбор, меньшая из их проблем! Ведь кто-то другой, враждебный, прилетевший из самых глубин космоса имеет на Землю и их жителей свои виды.
Глава 1.
Он ждал.
Двадцать зим минуло, как Варм взял себе первую рабочую жену, теперь их у него четыре. По здешним понятиям он довольно богат, но лишь сейчас смог позволить себе роскошь взять жену для души. Варм был удачливым охотником и видным мужчиной. Высокий рост, мощное телосложение, две выносливые ноги и четыре сильные руки, бугрящиеся мышцами. Его лицо с правильными чертами казалось высеченным из камня. Ярко-зеленые, словно кошачьи, глаза, прямой нос, густые брови и копна длинных вьющихся смоляных волос делали облик охотника еще более притягательным для противоположного пола.
У него был большой дом, сложенный из стволов вековых сосен, и крепкое налаженное хозяйство. Все это делало его желанной добычей для всех девушек на выданье.
— Варм! — послышался оклик. — Можешь войти…
Мужчина встал с замшелого камня, взял в руки крепкий дубовый посох для устойчивости, хохотнул про себя: «Кто знает, кого я сейчас увижу… Какая она?». Варм представлял себе женщину с четырьмя руками, длинными волосами… Впрочем, нечего голову забивать понапрасну! Каких он только женщин на своем веку не повидал…
«И все же это были всего лишь рабочие», — мелькнула мысль.
Тех же, которых холят, лелеют и прячут от посторонних глаз, тех, что сто́ят целое состояние, тех, из-за которых нередко льется кровь — таких не видел ни разу. И не каждый мужчина даже за всю жизнь может накопить достаточно, чтобы выкупить такую у ее семьи.
— Варм, так ты идешь или передумал?!
Мужчина вздрогнул, встряхнулся по-звериному и направился к входу в пещеру, думая в который раз: «Как у Шестинога могла родиться дочь, достойная стать женой для души? Впрочем, может, все дело в его жене? Ведь Шестиног тоже ее никому не показывает».
А еще вспомнил таинственное слово «гены». Он не знал, что оно означает, но этим словом объяснялось, почему родившийся младенец совершенно не похож на одного родителя, но является точной копией второго, или вообще, ни на кого не похож.
Чтобы войти в жилище Шестинога, пришлось очень сильно пригнуться. Среди себе подобных, Варм был очень высок ростом. Шагнув через порог, он сразу оказался в просторной пещере, в центре которой горел огонь. Больше Варм ничего не мог разглядеть после дневного света.
— Долгих лет тебе и славной охоты! — послышалось приветствие из дальнего угла пещеры.
Голос был нежным и явно принадлежал женщине,… но какой!
«Она!» — промелькнуло в голове у мужчины.
Тут же екнуло сердце, и язык словно отнялся. Забыв ответить на приветствие, он стал пристально разглядывать незнакомку. Варм увидел стройную женщину с длинными и черными как ночь волосами. У нее было четыре руки, что являлось вполне обычным (по крайней мере, для рабочих жен), но что его поразило — две ноги! Две! Такого Варму еще не приходилось видеть, разве только на одном полустертом от времени изображении, которое зим десять назад он выменял у Копателя.
Две очаровательные стройные ножки с крохотными ступнями сделали несколько шагов ему навстречу.
«И такая красавица будет моей?! Непостижимо!» — восторженно подумал он.
Словно читая его мысли, женщина засмеялась приятным низким смехом и произнесла:
— Похоже, я несколько сбила тебя с толку. Я не Агайя, я Вельма — ее мать. Прежде чем ты ее увидишь, я должна кое-что объяснить. Многие богатые и уважаемые люди мечтали бы видеть ее своей. Но моя дочь наделена некой властью над живым миром, окружающим нас. Ядовитые твари и самые страшные хищники, на которых ходят по несколько охотников, льнут к ее ногам и ласкаются. Она чувствует приближение опасности и может лечить руками. Все это замечательно и не раз спасало жизнь ей самой, ее отцу — Шестиногу, да и мне. Но мужчины боятся ее необъяснимой силы, природы которой не в состоянии понять, и уходят, уходят… — женщина погрузилась в недолгое молчание, а затем словно в раздумье добавила: — Поэтому и отдаем мы ее не так дорого, как она того заслуживает. Цену ты знаешь…
Варм был заинтригован тем, что женщина рассказала о своей дочери, он торопливо сбросил с плеч мешок и протянул его матери.
Вельма молча, заглянула внутрь и с уважением посмотрела на Варма.
— Кажется, мы не ошиблись в тебе, добро пожаловать в нашу семью! Тропы оседланы, Агайя ждет.
С разных сторон, из прочих помещений пещеры, послышался нарастающий шум, крики. Отбросив шкуру, закрывающую вход, вбежал Шестиног. Его грубое обветренное лицо светилось детской радостью, и вид имело глуповато-счастливый.
Вельма улыбнулась.
— Наконец-то! — поняла она и пояснила Варму: — У Шестинога пять рабочих жен, которые родили ему семь дочерей, впрочем, их было четырнадцать, как ты понимаешь… Но Шестиног так ждал сына! Наконец-то, — повторила она и пригласила следовать за ней.
Идти пришлось довольно долго. Жилище Шестинога, казалось, состоит из одних извилистых коридоров. Наконец все трое дошли до крайней пещеры. У выхода лежало несколько собак. Завидев хозяина, они дружно подняли головы и потянули носом воздух в ожидании подачки, но Шестиногу было не до них. Откинув полог, он вошел в пещеру, а следом и Варм с Вельмой.
Роженица лежала на каменной скамье, укутанная шкурами. На широком плоском лице все три глаза светились необычайной гордостью. Двумя парами рук она держала по свертку.
— Выбирай, — сказала она и протянула обоих сыновей Шестиногу.
Тот взял детей, подошел к стене, часть которой была огромным валуном, и, опершись на него плечом, приналег и сдвинул камень с места. В образовавшуюся щель сразу ворвался холодный воздух и, заметавшись в небольшом пространстве, поднял облачко пыли.
Шестиног присел на корточки, положил на землю оба свертка и развернул. В них лежали два совершенно одинаковых мальчика. Две точные копии папаши в миниатюре. Три пары ножек каждого из малышей сучили в воздухе, грозя запутаться в тугой узелок. Широкие лобики, аккуратненькие носики, по три глазика, по две ручки — все как у отца.
«Хотя рук лучше было бы две пары, как у матери, — подумал про себя Варм. — Для охотника лишние конечности — дополнительный шанс выжить и накормить семью. Ну да ладно, главное — правильно выбрать».
Новорожденные лежали на полу совершенно голенькие, обдуваемые холодным ветром, а взрослые, молча, наблюдали за ними и ждали. Один из малышей зашелся в крике, тельце покрылось гусиной кожей и стало слегка синеватым. Второй лежал, молча и лишь молотил ручками и ножками. От холодного воздуха и физических упражнений кожа крепыша приобрела веселенькую розовую окраску.
— Этот, — ткнул пальцем Шестиног.
Вельма сейчас же взяла сверток с порозовевшим крепышом и подала новоиспеченной мамаше. Та, устроившись поудобнее в шкурах, принялась кормить его грудью, совершенно забыв о другом малыше.
Шестиног, поморщившись от пронзительных криков второго младенца, приказал унести его. Вельма взяла ребенка на руки и понесла прочь из пещеры. Выйдя, она положила на землю кричащий сверток и не оглядываясь отправилась помогать молодой мамочке.
Лежавшие возле входа собаки втянули носом воздух и не спеша направились к беспомощному малышу. Серый ветер пронесся перед мордами голодных псов — и недавно ощенившаяся сука с оскаленной пастью утробным рыком возвестила, что голый орущий комок теперь под ее защитой.
Еще вчера она с нежностью облизывала новорожденных щенят, готовясь подарить им всю любовь и заботу, на которую только была способна, но пришел хозяин и забрал малышей. Больше она их не видела. Весь день и всю ночь бедная мать не находила себе места, но наутро хозяйка вынесла кричащий голый комочек, и осиротевшая мать перенесла все свои нерастраченные чувства на него…
Шестиног, оставив наследника на попечение мамаши, повел Варма на задний двор. Там под защитой скалы находились постройки для свинбаров. Одной из стен являлась сама скала, остальные были слеплены из больших валунов и редких в горной местности веток деревьев. Загоны для скота сейчас пустовали. Днем свинбары паслись на каменистых склонах, довольствуясь скудной растительностью и зазевавшимися мелкими животными, которых удавалось найти под валунами, дающими тень всякой хвостатой мелкотне.
Проходя мимо собаки, которая кормила человеческого детеныша реализуя свой материнский инстинкт, Шестиног на секунду остановился и внимательно посмотрел на малыша. Тот, счастливо причмокивая, сосал молоко у суки. Шестиног подозвал одну из рабочих жен, убиравших загон для свинбаров, и распорядился отгородить там небольшой угол для собаки с малышом.
— Если выживет, пока у суки не закончится молоко, заберу в дом, — сказал он.
Варму вся эта милая суета порядком надоела. В другое время он непременно порадовался бы за друга, ведь у него самого было уже три сына. Два еще совсем малыши, а третьему исполнилось шесть лет, можно уже брать на охоту. Но сегодня Варм находился здесь по очень важному делу. Он нетерпеливо ждал, когда приведут тропов. И вот из-за угла послышался характерный для этих животных цокот-шкряб.
Первым шел, пританцовывая и взрывая передними когтистыми лапами землю, Буцефал — скакун Варма. Отдохнув после тяжелого перехода, он снова был полон сил и жаждал приключений. Длинная волнистая шерсть животного, обычно свалявшаяся, была тщательно расчесана, и при каждом шаге мощного зверя она пружинисто подпрыгивала и слегка мела землю. Варм улыбнулся и привычно достал из кармана кусок пшеничной лепешки. Это устрашающего вида животное было единственным существом, к которому он был по-настоящему привязан. Верный Буцефал по-птичьи наклонил голову, чтобы разглядеть подношение, и, обнажив острые как стилеты зубы, слизал хлеб с руки хозяина.
Варм ловко вскочил на спину тропа и начал крутить головой, разыскивая в непонятно куда запропастившегося приятеля.
Шестиног неожиданно вынырнул откуда-то снизу, из-под ног своего тропа. Вид у него был донельзя озабоченный. На копытах задних ног животного он обнаружил несколько довольно глубоких трещин. Это был бич всех прирученных человеком полукопытных животных, вынужденных жить в горной местности. Шестиног был сильно расстроен — придется перед дальней дорогой менять проверенного тропа на объезженного совсем недавно.
— Плохая примета, — пробурчал он, но все, же велел привести ему другого скакуна.
Вскоре перед ним стоял новый троп. Одна из женщин принесла два тюка с едой и водой, связанные между собой, и перекинула их через длинную шею скакуна.
Когда мужчины, наконец, выехали, солнце уже стояло высоко и жгло немилосердно. Шестиног елозил на спине тропа, пытаясь устроиться поудобней, но его массивное седалище с тремя парами ног полностью покрывало далеко не маленькую спину животного.
«Да, не по седоку зверь, — подумал Варм, украдкой глядя на мучения товарища. — Этот скакун явно мелковат. Может долго не выдержать», — решил охотник.
Шестиног наконец-то устроился и с подозрением покосился на приятеля, который с трудом пытался сдержать рвущийся с губ смешок. Но, расценив, что свекольно-красный цвет лица Варма — это последствия жары, успокоился и принялся напевать свою любимую песню: «что вижу, о том и пою».
Варм внимательно обозревал окрестности. Сам он приехал к Шестиногу с другой стороны, а здесь проезжал впервые. Охотник был родом из лесов и жил там же. Лес давал еду, кров, прохладу, которой на открытой местности не было и в помине. Кругом, насколько хватало глаз, простирались пески, и лишь кое-где пробивалась чахлая растительность. Нетренированный глаз Варма с трудом различал вдалеке темную полоску леса. Шестиног сказал, что до него совсем недалеко, к закату должны приехать на место.
— Доберемся, если по пути не высохнем до состояния рыбы в пересохшем водоеме, — ответил Варм.
Когда солнце перевалило зенит, в голову охотника стали закрадываться крамольные мысли. «А может, и не нужна мне еще одна жена?..» — с тоской думал новоиспеченный жених, вытирая пот со лба. Между лопатками тоже ручейком струился пот, и все тело жутко чесалось. Кое-как извернувшись, Варм принялся чесать спину.
— Ты зачем так далеко спрятал дочь? — задал он давно вертящийся на языке вопрос.
Шестиног осадил своего скакуна и удивленно воззрился на друга.
— Ты что, не слышал, что опять раскопали наши любители древностей?
— Ты говоришь о Копателе?
— А о ком же еще? Набрал шайку таких же сумасшедших, как он сам, и лазят всюду, суют свой нос. Только людей смущают. Вот и в этот раз в развалинах ровных камней нашел помещение, сплошь заставленное узкими столами. А на них — странные предметы, распадающиеся на тонкие белые пластинки, с непонятными значками. Копатель называет их «книги». Что означают закорючки, он не знает, но вот картинки…
- Они странные, я видел. Животные не похожи на наших, а люди… Знаешь, — Шестиног задумчиво посмотрел на приятеля, — среди нас редко встретишь двух совершенно похожих между собой. А эти, с картинок — они одинаковые! Представляешь, — неожиданно оживился Шестиног, — у них только два глаза, не больше и не меньше, один нос, два уха, две руки и две ноги! У всех! Представляешь?! — захлебывался он от восторга. — Копатель говорит, что они жили задолго до нас. — Как думаешь, это возможно?
Варм, молча выслушав эту тираду, посмотрел на друга и заметил:
— Знаешь, до сегодняшнего дня я никогда не видел женщин с двумя ногами. Четыре — да, иногда шесть… Сегодня я видел твою жену… Скажи, дочь на нее сильно похожа?
Шестиног нахмурил мохнатые брови и недовольно покосился на товарища. Немного помолчал.
Потом неохотно ответил:
— Она — как те люди из древних книг. Две руки, две ноги.
Варм ожидал чего-то подобного, догадывался, но все же испытал настоящий шок.
— Значит…
— Да, на людей, которые похожи на Древних, идет охота. Вот только не знаю, что будут с ними делать. То ли почитать, то ли… — Шестиног показал характерный жест ребром ладони по горлу.
Варм хотел еще что-то спросить, но его троп резко прыгнул в сторону и громко захрустел и зачавкал. Троп Шестинога проделал такой же маневр в другую сторону и тоже закусил неосторожной зверюшкой.
Тропы были абсолютно всеядны, не брезговали и падалью. Но домашним животным не позволяли ее есть, иначе с подветренной стороны подходить замучаешься.
Буцефал Варма и троп Шестинога начали хаотичные прыжки из стороны в сторону, хватая мечущуюся между ними живность и тут же ее поглощая. Шестиног неприлично выругался. Он понял, что его распоряжение накормить тропов перед дальней дорогой не выполнили. Теперь путникам надо было крепко держаться на спинах пасущихся животных. До леса ехать еще далеко, но, судя по всему, неподалеку есть вода, а иначе откуда бы взяться в одном месте такому количеству зверьков.
Шестиног завертел головой в поисках источника воды, но насытившиеся животные нашли ее быстрее. В три прыжка достигнув крупного валуна, скакуны начали рыть песок с одной его стороны. Седоки сочли благоразумным быстренько ретироваться со спин мечущихся животных. Незаменимые помощники в дороге, тропы становились неуправляемыми, если это касалось трех насущных потребностей: еды, воды и жажды продолжения рода.
Песок из-под лап животных летел во все стороны. Шестиног отошел как можно дальше, постелил походное одеяло и уселся. Варм плюхнулся рядом с приятелем прямо на песок, но через секунду с криком подпрыгнул и завертелся на месте, пытаясь шлепками погасить адское пламя, охватившее его филейную часть. Шестиног покатился со смеху.
— Ты что, забыл, как за день накаляется песок? — забавлялся он.
— Редко бываю в пустыне, — обиженно проворчал Варм. — Все больше по лесам. Готов поспорить, там ты и нескольких дней не протянешь!
Тут обоняние уловило запах воды, и спор был прекращен. Животные наконец добрались до вожделенной влаги и принялись громко пить.
— Может, воспользуемся передышкой и поедим? — спросил Шестиног.
— Было бы неплохо. Сколько осталось до леса?
— К заходу должны доехать. Если все будет хорошо…
Варм хотел спросить, что именно имел друг под этим «хорошо», но внезапные громкие ругательства Шестинога дали понять, что отдых отменяется. Прикрыв рукой глаза от солнца, они смотрели на появившееся вдали пыльное облачко. Оно быстро росло, и скоро стало видно, что в их сторону несется табун диких тропов. Звери явно учуяли воду и теперь лавиной мчались на живительный запах.
Варм свистом подозвал Буцефала, вскочил ему на спину, ударил пятками в бока, и тот, взрывая передними когтистыми лапами песок, понесся в сторону леса. Сзади слышался топот скакуна Шестинога. Бедный троп стал быстро выдыхаться под богатырским весом всадника, он хрипло дышал, несясь из последних сил.
Шестиног резко осадил тропа и повернул его в сторону табуна, желая дорого продать свою жизнь. К счастью, подобной жертвы не понадобилось. Табун не стал преследовать беглецов, им нужна была вода. Хотя в любое другое время встреча с дикими тропами грозила неминуемой гибелью.
Дикие особи почти не приручались, дело это было неблагодарное и опасное. Уже вроде бы прирученное животное могло неожиданно взбунтоваться и напасть на своего хозяина. Верховых тропов воспитывали, обучая и дрессируя с самого рождения.
Как только опасность миновала, друзья позволили тропам замедлить бег. Полностью остановиться они опасались. Лишь отъехав на достаточное, по их мнению, расстояние, всадники спешились и расположились для отдыха. Но все равно сели лицом в сторону, откуда приехали, чтобы вовремя заметить неожиданное нападение диких скакунов.
К счастью, на этот раз им удалось и поесть, и отдохнуть. Развалившись в расслабленной позе, ковыряясь в зубах, Варм наконец затронул интересующую его тему.
— Я понял, почему тебе пришлось спрятать Агайю. Но куда? И с кем она живет? Насколько я знаю, у тебя нет родственников, живущих в лесу. Или кто-то из них решил сменить каменные лабиринты на чащу леса? Но ведь это безумие!
Шестиног лукаво посмотрел на Варма и спросил:
— Ты помнишь Кассандру? Ту, что хотела стать твоей пятой женой? Хоть убей, я до сих пор не понимаю, почему ты отказался. Признаться, после того как ты не захотел взять ее в жены, я пытался свататься сам, но она отказала. И не мне одному. Тогда ее родители поставили девушку перед выбором: или мужа ищи, или уходи, а мы уже не в состоянии тебя кормить. Она ведь у них младшая, остальных пристроили. Старые они уже, себя бы прокормить. И чем она тебя не устроила? Две пары рук — для работы хорошо. Три груди — детей прекрасно кормить. Две пары стройных ножек, длинные рыжие волосы и красивое личико — точь-в-точь как на старых картинках, что находит Копатель.
— Ты же знаешь, я копил на жену для души. Если бы выкупил Кассандру, не хватило бы на Агайю. И вообще, к чему ты вспомнил ту давнюю историю? Девушки всегда влюбляются в мужчин намного старше их, потом проходит.
— Может, у кого и проходит, — задумчиво сказал Шестиног. — У нее вот не прошло… Она ушла от родителей. И уже второй год живет в лесу одна.
Варм, пивший в это время из фляги, поперхнулся и закашлялся. Шестиног, не выходя из задумчивости, приложил приятеля пятерней по спине. Варм перестал кашлять, но зашипел от боли, одновременно пытаясь что-то сказать.
— Одна в лесу! Что ты несешь?
— Ты недооцениваешь женщин. Там, где мы используем силу, они — чутье и хитрость. Поверь, нам есть чему у них поучиться.
Варм выпучил на приятеля глаза. Сколько он знал Шестинога, тот не отличался мягкотелостью, и тут на тебе…
Шестиног правильно понял взгляд Варма и, не дав ему возразить, добавил:
— У каждого в жизни своя роль. Женщины рожают и воспитывают детей, готовят еду и шьют одежду. Мы — кормим их и защищаем. Тем более что сильнейший должен взять ответственность на себя. Во всем нужен порядок. Ты молодой еще, позже сам поймешь. А что касается женщин, если того потребуют обстоятельства, они не хуже нас могут за себя постоять, — добавил Шестиног и, посмотрев на солнце, встал на ноги. — Пора ехать, а то засветло не успеем.
Приятели вскочили на отдохнувших тропов и рысью припустили к лесу. Некоторое время они ехали молча. Варм насупился, пытаясь переварить все услышанное.
Наконец по его лицу пробежала тень изумления, и он спросил:
— Я все никак не пойму, зачем ты затеял разговор о Кассандре? Я ведь спрашивал, у кого сейчас живет Агайя. Или… — от пришедшей ему в голову мысли Варм резко осадил тропа, и тот завертелся на месте.
— Да, да, да! — ответил на невысказанный вопрос Шестиног. — Агайя живет у Кассандры. Да ты сам все увидишь… если уцелеешь… — добавил тот, глядя влево и мрачнея лицом.
Варм проследил за взглядом друга и почувствовал, что слипшиеся от пота волосы пытаются встать дыбом.
На них надвигалась песчаная буря.
Всадники спешились, а умные животные немедленно приняли боевую стойку. Повернувшись остроносыми мордами в сторону бури, тропы расставили пошире все свои шесть ног, чуть подались вперед и опустили вниз свои головы, похожие на птичьи. Средняя и задняя пары ног упирались копытами в песок, а передние, больше походившие на руки с длинными пальцами, глубоко впились в землю, всадив в нее длинные мощные когти, зацепившись будто скобами.
Друзья тут же нырнули под брюхо скакунов и, повернувшись в сторону, противоположную от надвигающейся бури, опустились на колени. Каждый, обхватив одну из средних ног животного, сцепил руки замком.
Ураганный ветер налетел как-то враз, оглушив и вытеснив из легких весь воздух. Могучие животные с огромным трудом выдерживали напор разбушевавшейся стихии. Их ноги за несколько секунд засыпало песком до колен, густая длинная шерсть, спускающаяся до земли, образовала сплошной занавес, защищая людей от летящего с огромной скоростью песка. Теперь только его громкий шорох да дрожащие от напряжения ноги тропов напоминали о противостоянии, происходящем снаружи.
Через какое-то время, показавшееся вечностью, все стихло. Животные судорожными рывками начали выбираться из песчаного плена. Мужчины, раскопав сбоку песок, вынырнули из-под своих спасителей. Шестиног снял с пояса бурдюк с водой и разделил ее между измученными тропами.
Через несколько минут друзья снова пустились в путь, напряженно посматривая на быстро спускающееся к горизонту солнце.
***
И вот наконец измученные животные въехали под густой полог леса, и всадники спешились.
— Ну, куда дальше? — спросил Варм.
— Дальше? Где-то здесь должно быть дерево, расщепленное молнией. Где-то здесь… где-то здесь… — забормотал Шестиног и в наступивших сумерках принялся метаться между деревьями.
Варм несколько минут внимательно наблюдал за перемещениями приятеля.
Затем поинтересовался:
— Это дерево находится в глубине леса или с краю?
Шестиног резко остановился и, почесав голову, ответил:
— С краю.
— Так чего ты между деревьями ищешь? Тем более вот-вот полностью стемнеет. А ночью даже я не стал бы ходить по лесу. Давай выйдем на открытое место, разожжем костер и переночуем.
— Дело говоришь!
Путники поспешно покинули сень леса. Шестиног что-то скомандовал своему тропу, и тот, орудуя передними когтистыми лапами, быстро выкопал небольшую яму. Хозяин потрепал животное по мохнатой холке.
— А ты ничего, смышленый и яму копаешь хорошо. Как же тебя назвать? А давай-ка ты будешь Копом. Коп, вылезай!
Умное животное, поняв, что от него требуют, выпрыгнуло из ямы. Шестиног бросил на дно шкуру свинбара и со счастливым стоном растянулся на ней.
Он лежал на спине и смотрел на звездное небо. Ночи были холодными, поэтому спать в яме с теплым песком было куда приятней. Неподалеку послышались размеренные удары топора — это Варм рубил дрова для костра. Вскоре он вернулся и проворно развел огонь, который весело затрещал, пожирая сухую древесину.
— Ну, что у нас на ужин? — спросил Варм.
Шестиног, не вставая с места, кинул мешок с провизией другу. Тот ловко его поймал и заглянул внутрь.
— Фу-у! Один хлеб! Твои женушки решили нас голодом уморить? — воскликнул Варм.
— А ты считаешь, мясо выдержало бы такую жару? — задал встречный вопрос приятель.
Варм молча встал, свистнул Буцефала и отправился в лес.
Шестиног продолжал созерцать ночное небо и вдруг заметил, что одна звезда, самовольно покинув небосвод, падает вниз. Неожиданно ее падение прекратилось, и она, резко сменив траекторию, полетела в ту сторону, откуда они приехали, вскоре скрывшись за горизонтом.
В этот момент из леса вышел удачливый охотник и, потрясая добычей, направился к костру. Бросил на песок крупного грызуна, в боку которого торчала стрела, и, вытащив из-за пояса нож, принялся свежевать его.
Шестиног, не в силах пошевелиться, смотрел туда, где несколько минут назад скрылась летающая звезда. И его терпение было вознаграждено. За линией горизонта мигнула яркая точка и направилась к ним, по мере приближения она становилась все крупнее. Тут невольного наблюдателя отпустило оцепенение, и он привлек внимание друга.
Варм обернулся и застыл, глядя на гладкий продолговатый объект цвета луны. Мерцая холодным пульсирующим светом, он пронесся у них над головами, издавая тихий свистящий звук. Через мгновение все стихло.
***
Вскоре одуряюще вкусно запахло жареным мясом.
Ужин прошел в молчании. То, чему мужчины недавно стали свидетелями, не обсуждалось. Ведь если какому-то явлению не находилось объяснения, часто это просто игнорировалось. Если о произошедшем не говорить, этого вроде бы и не было. Так уж повелось…
После ужина друзья закутались в шкуры свинбаров и улеглись на дно ямы.
Проворочавшись некоторое время, Шестиног встал и, покосившись на лежащего Варма, спросил:
— Спишь?
Варм не ответил. Тогда Шестиног проворчал что-то из серии: «Я знал, что это путешествие добром не кончится, раз мой троп повредил себе ногу», затем лег на свое место, и уже скоро его храп раздавался по всей пустыне.