Кивает жрица головою,
Зовёт вглубь дальше за собою.
Библиотеку показав,
Она ведёт его степенно,
К тому, что тоже сокровенно.
Светлада занавесу сняв,
С узорчатой, старинной рамы,
Являет Зеркало ему,
Что знало хохму, знало драмы,
Момента суть, дней суету.
Внимательно глядя в него,
Речёт: «Волшебное оно,
Зерцало Жизни Мировое …»
Тут в созерцанье и покое
Она затихла перед ним.
Надеждой Мирослав томим.
И слышит: «Славный царь! Мужайся,
Пророчеством не огорчайся.
Не суждено бывать тому,
Чтоб женщина из Мира Яви
Примкнула к роду твоему.
Но из иного Мира – Нави
Девица принесёт дитя.
Родит потомка для тебя».
Царь хмурый тяжело вздыхает:
«Что эти речи означают?
Уж, не ужель …» «Да, Мирослав, –
Светлада молвит оборвав, –
Тебе родит, но – не живая,
А мёртвая – тебе родит».
Царь, словно, заживо убит.
Спиной назад шаг отступая,
Благодарит Светладу он
Поклоном с честью. Но с трудом,
В конюшню мрачный царь ступает,
В обратный путь коня седлает.
В дороге мучимый тоской,
Он мыслит: «Что за рок такой?
Не может это совершиться!
Но, видимо, ошиблась жрица».
И думав непрестанно так,
Желал, как маленький пустяк,
Царь позабыть во храме встречу.
Он распрямив усталы плечи,
Добрался в стольный город свой,
С ликующей ему толпой.
Не долго отдыхав с дороги,
Царь позабыл свои тревоги,
Оставил о семье мечты,
Как в дар на алтаре цветы.
Шло время. Пару лет минуло.
Случилось, вот, какое чудо.
Однажды царь, в кругу друзей,
Бояр, героев и князей,
Отправился в леса густые
Зимой охотиться. Златые,
С небесной, ясной синевой
Деньки стояли той порой.
Но солнечный тот час прекрасный,
Сгубил пришедший вихрь ужасный.
Он поднял вьюгу и пургу;
Свет обратился в снежну мглу;
Шумела буря как шальная,
Волчицей лютой завывая.
Так оказался царь в беде,
Один с конём, не знамо где.
Продолжение следует...