Найти в Дзене

Нервощекоталка. К добру или к худу?

Рассказы из цикла "Нервощекоталка" рассчитаны на детей 7-12 лет. Они хоть и содержат небольшую долю жути, но направлены все же на то, чтобы показать, насколько надуманными бывают пугающие страшилки из жизни. А так же подсказать пути примирения с собственными страшилками. Когда происходили описываемые события, еще не придумали Гарри Поттера (да-да, представьте себе, были такие времена), мобильники существовали только в научной фантастике, даже пейджеры не изобрели. А самым страшным фильмом был «Кошмар на улице Вязов» с главным персонажем Фредди Крюгером, который смотрели на кассетах. О том, чем занимаются дети, родители узнавали, созваниваясь по домашнему телефону или дедуктивным способом, обследуя квартиру по возвращении домой. Наша героиня, Таня, очень много времени проводила дома одна. Ее родители несколько лет назад развелись, что случалось нередко среди супругов. Папа создал новую семью на другом краю города. А девочка стала жить с мамой, которая работала в больнице и часто уходила

Рассказы из цикла "Нервощекоталка" рассчитаны на детей 7-12 лет. Они хоть и содержат небольшую долю жути, но направлены все же на то, чтобы показать, насколько надуманными бывают пугающие страшилки из жизни. А так же подсказать пути примирения с собственными страшилками.

Когда происходили описываемые события, еще не придумали Гарри Поттера (да-да, представьте себе, были такие времена), мобильники существовали только в научной фантастике, даже пейджеры не изобрели. А самым страшным фильмом был «Кошмар на улице Вязов» с главным персонажем Фредди Крюгером, который смотрели на кассетах. О том, чем занимаются дети, родители узнавали, созваниваясь по домашнему телефону или дедуктивным способом, обследуя квартиру по возвращении домой.

Наша героиня, Таня, очень много времени проводила дома одна. Ее родители несколько лет назад развелись, что случалось нередко среди супругов. Папа создал новую семью на другом краю города. А девочка стала жить с мамой, которая работала в больнице и часто уходила на ночные дежурства.

Находясь в одиночестве, обычно стараешься его как-то скрасить. Вот и Таня украшала часы одиночества, как могла.

За окном большого многоэтажного дома давно наступила ночь. В свете уличных фонарей кружили пушистые снежинки, оседая на холодное стекло и оставляя причудливый узор.

На разложенном для сна диване лежали две подружки.

У Тани мама была на ночном дежурстве, и к девочке в гости с ночевкой отпустили лучшую подругу Аню. Они приготовились спать и, забравшись под одеяло, тихонько, вполголоса, словно боясь потревожить тишину, разговаривали.

– Тебе когда-нибудь домовой являлся? – задумчиво прошептала Таня.

– Неа. А тебе?

– Было дело. Только я до сих пор не уверена, что это был домовой.

– Как это?

Таня почесала кончик носа и села, от чего одеяло сползло на колени.

– Мне бабушка рассказывала один случай из ее молодости. На нее лег домовой.

– То есть как это – лег? – подпрыгнула Аня и тоже села.

– Да вот так – лег и придавил ее всю целиком. Она лежала и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Но пальцами нащупала шерсть. Длинную и жесткую. И тогда бабушка шепотом спросила: «К добру или к худу?». Ей в ухо домовой так тихо-тихо прошелестел ответ: «К ху-у-ду».

– И что? – нетерпеливый вопрос сам слетел с губ.

– И ничего. Домовой потом исчез и больше не являлся. А у бабушки кто-то там умер.

– И у тебя что ли так было?

– Ну, почти, – промямлила Таня. – Это случилось, когда родители решили развестись.

– А почему развелись твои родители? – впервые поинтересовалась Аня.

– Я не знаю, – грустно вздохнула Таня. Она помолчала, вспоминая те времена, и заговорила: – Помню, как я проснулась от того, что родители ссорятся. Это случалось у них иногда.

– Да, мои тоже иногда ругаются, – откликнулась подруга. – Я так не люблю это. Мне сразу плакать хочется.

– А мои тогда так кричали, что люстра звенела. Папа сильно ругался. Помню, я так перепугалась, заплакала и просила папу перестать кричать на маму. А на следующий день, – в темноте прозвучал печальный вздох, – они сказали, что разъезжаются.

– Хорошо, что мои мирно заканчивают, – задумчиво проговорила Аня. – Папа маме после ссор обычно цветы дарит. А мама борщ варит. Мы его так и называем – «борщ примирения».

– Да-а-а, – совсем печально протянула Таня, глядя на танец снежинок, гонимых поднявшимся ветром. – А я тогда только пошла в школу. Мне казалось, что началась новая жизнь, взрослая. Все отличалось от детсадовской. Новые друзья, новые обязанности, учителя, такие строгие и требовательные. Я ведь мечтала об этом – повзрослеть. И вдруг все стало не важным и не нужным. Мир, мой мир, рушился.

Таня всхлипнула. Оказалось, что даже после стольких лет ей грустно вспоминать те дни.

– Танюш, не плачь, – дружеская рука погладила по спине. – Так, как ты увидела домового?

Утерев слезы и тяжело вздохнув, девочка продолжила рассказ:

– Я лежала в темной спальне на кровати, с головой завернувшись в одеяло, и плакала. Мне хотелось пропасть, исчезнуть, раствориться – только бы кончился весь этот кошмар. Семьи больше не будет. Папа и мама будут жить порознь. Я не понимала, как получилось, что мои два родных, любимых человека возненавидели друг друга.

Но хуже всего: они стали делить меня. Будто перетягивали канат. Кричали друг на друга и хватали меня, держали перед собой, как щит, и угрожали забрать навсегда.

Вечером папа ушел в ванную. Сел там на бортике. Позвал меня. Посадил на колени и со слезами в глазах спросил, кого я выбираю, с кем останусь. Я расплакалась. Как тут можно выбирать?! Это все равно, что рвать сердце на части. Ведь я люблю их обоих. И выбрать одного, значит – предать другого.

Но папа настаивал. И пришлось сделать выбор. Я выбрала маму. Мы с мамой как одно целое. Оставить ее немыслимо!

Я ответила. Сердце порвано. У нас обоих. Папа ушел из дома. А я закрылась в спальне и спряталась под одеяло. Думала так спастись от страшных событий. Но спасения не было. Слезы лились без остановки, голова шла кругом, сердце бешено колотилось и отдавалось гулом в ушах.

Таня замолчала, почувствовав, как Аня ободряюще сжала руку. И продолжила под гул разыгравшейся метели.

– Стало не хватать воздуха. И тогда я скинула с головы одеяло и перевернулась на спину, втягивая ртом воздух.

Вдруг увидела легкое движение в темноте комнаты. Даже не увидела, а почувствовала приближение большой темной тени. Она быстро скользнула от двери к кровати и на короткий момент зависла надо мной. Не успела я что-то сообразить, как тень накрыла меня собой целиком.

При этих словах Аня вскрикнула и зажала рот ладошкой, а другой еще крепче стиснула Танину руку. В оконных щелях будто завыли неприкаянные души, моля впустить их. По комнате потянулись ледяные струйки сквозняка. Но девочки не обращали на это внимания, увлеченные разговором.

– Да-да, придавила к матрасу ноги, руки, грудь и даже голову. Как ни старалась, не было возможности пошевелить даже пальцем. Страшная тяжесть выдавила из легких весь воздух, а новый втянуть не получалось: на лице будто невидимая подушка.

Я так напугалась! Как быть? Чем помочь себе? Как спастись? Ведь даже позвать на помощь не могла.

– И что, как тебе удалось выбраться? – сдавленным шепотом спросила подруга, у которой мурашки бегали по телу не то от холода, не то от страха.

– Сейчас рассказу, подожди, – также шепотом отозвалась Таня. – Я упорно старалась пошевелиться, подвигать хоть кончиком пальчика. Но не могла. Невыносимо хотелось сделать вдох. Но и это не получалось.

И тут, как сквозь туман, промелькнуло воспоминание о том разговоре с бабушкой. Тогда я попыталась задать вопрос, как бабушка. Но и это не вышло, ведь я не могла даже дышать, и губы не слушались, словно застыли.

Вдруг какой-то робкий, тихий голосок, идущий из сердца, прошептал: «Засмейся. Нечисть не выносит смех».

И я стала выдавливать из себя что-то похожее на смех. Сначала слегка колыхнулась грудь, потом чуть-чуть зазвучал голос, все лучше и лучше. И вот я засмеялась в голос. Громко, на всю комнату.

Тут же давящая тяжесть исчезла, и тень растворилась в дверном проеме.

Наконец, можно было дышать полной грудью. Я полежала в кровати, стараясь осознать произошедшее. Никак не могла поверить, что все это было на самом деле. Но это было. Оно не приснилось.

– Я верю тебе, – прошептала Аня, зябко поежившись и потянув край одеяла. – Жу-у-уть. Я бы, наверное, умерла со страху. А ты маме рассказала?

– Нет, – опять погрустнев, ответила Таня. – Придя в себя, конечно, побежала к маме. Она сидела на диване и плакала. Мамочка была такой расстроенной, что я решила ничего ей не рассказывать, чтобы не тревожить. Просто обняла ее за плечи, как ты меня только что и сказала: «Не плачь, мамочка, все будет хорошо».

– И что, больше этот домовой не являлся?

– Нет. Но повторяю, я не уверена, что это домовой. Шерсть я не чувствовала. Хотя… как почувствовать, если руки под одеялом? – пожав замерзшими плечиками, задумчиво протянула девочка. – Ладно, хватит болтать, спать давно пора.

Она сладко зевнула и, натянув одеяло до подбородка, легла на подушку.

– Уснешь тут, – проворчала подруга, – когда такие страсти услышала.

И тоже легла.

– Доброй ночи, – прошептала Таня.

– И тебе доброй ночи, – отозвалась Аня, глядя на метель за окном. – Как же там задувает. Будто духи веселятся на ведьминском шабаше.

Сон у нее как рукой сняло.

Подруга уже сладко посапывала, а она ворочалась с боку на бок. Взбила в очередной раз подушку, упала на спинуи, сложив руки на груди поверх одеяла, уставилась в потолок. По нему скользнула полоска света от проезжавшей мимо дома машины. Метель так била в стекла, будто старалась прорваться в тихий, защищенный мирок.

Вдруг что-то тяжелое и мохнатое вдавило девочку в диван и засопело в ухо.

Сердце так и подпрыгнуло. Страх сковал мысли. Несмотря на теплое одеяло, озноб пробрал до самого позвоночника, дрожь стала сотрясать обездвиженное тело. Хотелось крикнуть, но звук не шел из открытого рта.

Тогда на помощь пришла память, вспышкой высветив недавнишний рассказ. Слабо веря во все происходящее и при этом испытывая невыносимый ужас, Аня еле-еле выдохнула:

– К добру или к худу?

– К добру-у-у, – будто легким ветерком защекотало в ухе.

И все пропало.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, девочка принялась тормошить соседку:

– Таня, Таня! Та-ня!

В ответ раздалось лишь мычание и невнятное бормотание.

Сдавшись, Аня плотнее прижалась к спящей подруге и неожиданно быстро провалилась в сон.

Наутро она рассказала Тане о случившемся, и они вместе порадовались хорошему предзнаменованию.

– Мы с тобой теперь как сестры, – заговорщицким тоном ответила подруга. – Нас роднит такое редкое явление – общение с домовым.

Счастливые девочки обнялись.

А вскоре Аня узнала, что у них в семье появится третий ребенок. Анина мама радовалась и плакала: в их маленькой квартирке и так было теснее некуда, да и как вырастить их всех. Но дочь обняла ее за плечи и сказала:

– Не плачь, мамочка, все будет хорошо. Я это точно знаю, – заговорщицки добавила она.

«Ну как страх перед малышом можно сравнивать с невероятным ужасом быть раздавленной домовым?» – подумала она при этом.

Таня и Аня, две еще очень юные девочки. Они бывают не во всем согласны друг с дружкой, у них разные увлечения и очень отличаются семьи. Но они разделяли радость и детские печали, вместе попадали в странные приключения, а знакомство с неведомым даже породнило их.

И обе ощутили на себе, как иногда их хрупкие детские плечики становятся опорой для родителей, когда те теряют веру в себя и совсем по-детски пугаются житейских трудностей.

©Романова Тайна

___________________________________________________________________________________

P.S. Благодарю тебя, дорогой читатель, что заглянул в гости и поставил пальчик вверх ;-) Тебе - мелочь, а мне приятно )))