Продолжение. Начало -11,12,13,14,15.02.2024 г.
Братья
На одной из больших узловых станций, где поезд стоял долго, Николай решил сходить в магазин за папиросами, которые у него к этому времени стали подходить к концу. В то время на железных дорогах ещё сохранялась послевоенная неразбериха, и все пути на станции были плотно заставлены, следующими в разные стороны пассажирскими и товарными составами, и кое-где приходилось, чтобы сократить себе путь, пролезать под вагонами. Нырнув в очередной раз под вагон, и придерживая рукой фуражку, чтобы она не свалилась с головы, он столкнулся там с человеком, пробиравшим под ним ему навстречу, которого он не заметил из-за надвинутого на глаза козырька. Там было темно, и стоя в согнутом состоянии рассмотреть этого человека было трудно. Но тут человек заговорил, поругал ситуацию, темноту под вагоном, и добавил - Извини брат. Голос показался Николаю удивительно знакомым и близким, и у него почему-то сразу сильнее забилось сердце. В охватившем его волнении, он повернулся и вслед за человеком, с которым только что столкнулся, выбрался наружу. Когда они оба выпрямились, то Николай увидел, что это его брат Сергей, с которым они не виделись всю войну, и только, время от времени переписывались. Он был младше его на год и учился в другом городе в железнодорожном институте. Тот город не оккупировался, страна, особенно в связи с войной, остро нуждалась в дипломированных инженерах-путейцах, и ему, как студенту старшего курса, дали возможность закончить образование. После выпуска, непосредственно в действующую армию, где, как он считал и было его место в это время, и где уже воевал его старший брат, его не пустили, твёрдо и безоговорочно сказав, что стране, которая его растила, учила и сейчас находится в опасности, виднее, куда поставить его, с тем, чтобы он принёс максимальную пользу, и его дело обеспечение перевозок. Но всю войну он проработал в паровозных депо и на железнодорожных дистанциях в прифронтовых районах, и не раз сопровождал с ремонтными бригадами составы, следующие на фронт. Неоднократно бывал под бомбёжками, во время одной из них был ранен, в то время как Николай, пролетав всю войну в боевых условиях, не раз оказываясь на волосок от смерти, умудрился не получить ни царапины. Во время одной из поездок на фронт он чуть было не попал в плен, когда из-за разбитых путей их поезд не мог продолжать движение, и его пришлось оставить. В то время, на этом участке фронта наши войска отступали, и ему надо было со своими людьми быстро перемещаться вместе со стрелковой частью, чтобы не попасть в окружение. Немцы несколько раз пытались перерезать им дорогу к отступлению, с ними нужно было драться, молодые ребята из его ремонтников и он сам, вооружились оружием убитых и стреляли вместе со всеми. Стрелял он неплохо и в одного немца, наверное, попал, потому что тот, после его выстрела, вскочил, было на ноги, потом как-то нелепо вскинул кверху обе руки и упал лицом вниз. Эта картина, у него, сугубо, по существу, гражданского человека, надолго осталась в памяти, и он всё думал, кем этот немец был, что с ним сталось, и кто после него остался, если он тогда застрелил его насмерть. Лицо немца, которое он успел рассмотреть, было не каким-то там особенным, фашистским, а самым обычным. Людей с таким лицом можно было встретить в любом российском городе, очень похожий на него человек какое-то время назад был бригадиром ремонтной бригады, которая была у него в подчинении, и, наверное, именно поэтому, этот немец так врезался ему в память. Николай же, имевший не один десяток боевых вылетов и разбомбивший не одну вражескую позицию, немцев близко видел только через два стекла, своё, и кабины самолёта противника, когда приходилось вступать с ним в воздушные сражения, а «в живом виде», только в колоннах военнопленных..
Сейчас Сергей работал на этой узловой станции главным инженером депо. Пока поезд Николая ещё не отправился, они быстро дошли до здания вокзала, откуда Сергей позвонил на работу, или как он выразился «к себе в контору», сказал, что встретил брата и поедет его проводить до конца дистанции, которую обслуживало его депо. Всё то время, которое они провели вместе в поезде, они проговорили, вспоминали прошлую жизнь, родителей, своё детство. Их отец, Павел Михайлович, до революции был управляющим на спичечной фабрике в одной из центральных губерний России. Женился он на учительнице местной земской школы. Детей у них долго не было, но жили они вполне благополучно и дружно, надеясь, что рано или поздно их семья увеличится. Павел Михайлович по характеру своему был человеком спокойным, уравновешенным и что называется порядочным. Его уважали, считали, хотя и требовательным, но справедливым и добрым, шли к нему с всякими своими заботами, и он всем старался, насколько это было возможным, чем-то помочь. Всё это не помешало, однако, во время революции, бунтарски настроенным людям разгромить фабричное управление, угрожать ему физической расправой и даже бросать ему вслед камни, когда он покидал фабричный двор. Потом кто-то не поленился принести с фабрики целый большой ящик спичечных коробок, естественно со спичками внутри, вывалить их под стену флигеля, в котором он, рядом с фабрикой, жил вместе с женой и пожилой домработницей, и их поджечь. Спички вспыхнули, деревянный флигель загорелся бы быстро и, конечно, так же быстро бы сгорел, но, по счастью, был он на довольно высоком кирпичном фундаменте. Пока жаркий огонь лизал кирпич и добирался до дерева, начинающийся пожар потушили соседи, которые испугались, что он доберётся и до их жилищ. Тем не менее, Павел Михайлович и его супруга, посоветовавшись, решили, что оставаться им там, никакого резона нет. Наскоро собрав то, что можно было увезти, рассчитав домработницу и подарив ей всё остающееся имущество, они первым же поездом уехали в другой город, где проживала, приютившая их на первое время, дальняя родственница жены. Вначале кое-как перебивались тем, что продавали, привезённые с собой вещи, потом Павлу Михайловичу повезло, и он нашёл себе скромную работу счетовода. Жили всё равно бедно, но зато судьба повернулась к ним лицом, в другом, более важном, как они думали деле, и, как, наверное, и на самом деле, было, есть и всегда будет. У них подряд, с разницей в год, родились два сына. Потом Павла Михайловича повысили в должности, назначили его бухгалтером, и он, как человек способный и опытный, мог бы продвинуться по службе и дальше. Но тогда он был бы на виду, и вполне мог бы попасть в поле зрения тех органов, которые, по роду своей деятельности, копаются в прошлом людей. Тогда ему, а главное и его семье, могло бы не поздоровиться, и в будущем от всякого рода заманчивых предложений он отказывался, ссылаясь на слабое здоровье и семейные заботы.
Когда сыновья подросли, их мать тоже пошла работать, как и прежде учить детишек, только уже не в земской, а в советской школе. Впрочем, большой разницы она между ними не видела, полагая, что, как бы там ни было, дети остаются детьми и чтобы хорошо их учить, нужно делать это не только умом, а и сердцем. Жить они стали лучше, и детство и своих родителей всегда вспоминали хорошо. Сейчас, в поезде, им вспомнился забавный случай, который произошёл с ними, однажды летом, когда они были ещё маленькими. Тогда они, вместе с соседскими ребятами отправились на небольшую реку, протекавшую на окраине города, в котором они жили, купаться, ловить майками рыбу и искать раков. День был солнечным, тёплым, вода в реке хорошо прогрелась, и купаться в речных заводях, и ловить рыбу на мелководье было одно удовольствие. Но, под крутым глинистым, обрывистым берегом, поросшим поверху кустарником, где на глубине били родники, и где в своих норках селились раки, вода была ледяная. Как-то у соседского мальчишки, который плыл оттуда, судорогой свело ногу, он испугался и стал захлёбываться водой, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Николай с Сергеем не вытолкали его на отмель. Долго быть в таком холоде посередине жаркого лета не хотелось, поэтому туда плыли, быстренько вытаскивали из их жилищ пару раков, клали их в ту же завязанную узлом майку, которой ловили рыбу, и, не мешкая, отправлялись с ними обратно, на противоположный, пологий берег, греться на раскалённом солнцем песке. Плавали туда по очереди, а тот, кто в это время оставался греться, смотрел за тем, чтобы добытые ими с такими приключениями раки, не расползлись по сторонам. Раков держали в отдалении от кромки воды, в ямках, которые руками отрывали в песке до такой глубины, чтобы в них набежала, просачивающаяся из реки вода. Ямку каждый из братьев отрывал свою, и пойманных ими раков они держали порознь, потому, что и тот и другой хотели похвастать дома своим уловом, тем какие крупные раки ему попались, и как много он их поймал.
В тот день рыбы им не попалось, но раков они наловили много. Сложив их в свои майки, и последний раз хорошо выполоскав в таком виде в воде, чтобы они за время пути не уснули, братья вприпрыжку побежали домой, но, после утомительного жаркого дня, скоро устали и пошли шагом, а потом и вовсе решили сесть отдохнуть. Шли они по пологому склону, поднимаясь от реки, через редкие заросли кустарников. Там, на небольшом пригорке, заросшем травкой, и уселись отдохнуть. Сначала просто смотрели на реку, которая в лучах, уже позднего, предзакатного солнца, вся отливала золотом, искрилась и даже на расстоянии слепила глаза. Тут захотелось им ещё раз полюбоваться своим уловом и, на всякий случай, лучше их пересчитать. Вывалили они их перед собой на землю и стали палочками, которые тут же подобрали, их трогать, чтобы посмотреть, как смешно они от этого пятиться назад начинают. Рассматривая раков, Сергей низко склонил своё лицо к земле, и тут вдруг прямо у него между коленей согнутых ног выскочил большущий суслик. Его нора, вырытая им под пригорком, на который уселись ребята, была скрыта травой, и поэтому они её не заметили. Выскочил он, наверное, напугавшись шума, потому, что братья стали громко смеяться над тем представлением, которое сами же и устроили, и притопывать от избытка чувств ногами. После первого прыжка суслик на мгновение припал к земле, а потом, высоко подпрыгнув и громко заверещав, пустился наутёк. В прыжке он, довольно ощутимо, ударил своим телом мальчика в лицо, так, что его голова сильно мотнулась кверху. Произошло это совершенно неожиданно, и не поняв, что это, такое страшное, неизвестно откуда выскочило и стало драться, насмерть перепуганный маленький Сергей, закричал и со всех ног бросился бежать вниз по склону. Растерявшийся, и тоже напуганный, правда, не столько сусликом, сколько бегством брата, Николай, помчался за ним. Сергей был меньше, но бегал намного быстрее, чем он, уже и тогда отличавшийся некоторой массивностью. Поравняться с ним он так и не смог, и догнал его только тогда, когда Сергей добежал до самого берега реки, и немного успокоившись, потому, что там были другие, знакомые им ребята, остановился. Нужно, всё-таки, отдать Сергею должное, потому, что, когда брат рассказал ему, что это был просто суслик, который сам напугался не меньше его, он долго сам над собой смеялся, потом обо всём этом, как о потешном происшествии рассказал дома родителям, и не раз с юмором вспоминал своё бегство в последующие годы. Хорошо повеселившись, братья пошли собирать своих раков, но сначала никак не могли найти своего пригорка, потому что оказалось, что мест похожих на то, на котором они сидели, там много. Когда они, всё-таки нашли его по валявшимся там, в траве мокрым майкам, стало уже смеркаться. Раки дожидаться их возвращения, конечно, не стали, и благополучно расползлись в разные стороны, справедливо надеясь по ночной прохладе и утренней росе добраться до милой их рачьему сердцу реки и своих нор в её глинистом береге. Они долго и упорно их искали, раздвигая кусты, и обшаривая траву руками, и, в конце концов, нашли одного рака. Был он самым большим из тех, которые попались им в этот день, и выглядел каким-то замшелым. Наверное, уползти далеко ему не позволила просто его старость. Нести одного рака домой им показалось смешным, и они поднесли его ближе к реке и отпустили, чтобы он догонял своих, более молодых и резвых сородичей.
Сейчас, говоря об этом случае, они много смеялись и всё вспоминали всякие интересные детали того, чудесного дня их детства. Потом уже серьёзно, Николай рассказал о своей нынешней жизни, и своём намерении жениться. Невесту брата, Нину, Сергей знал, и до войны не раз с ней встречался. Она ему всегда нравилась, выбор брата он одобрял, и сейчас был искренне рад тому, что наконец-то жизнь их устроится, и сказал, что после того, как они поженятся, и ему можно будет подыскивать себе пару. Был знаком он и с матерью Нины, будущей тёщей Николая, Анастасией Ивановной. Несколько раз ему привелось попробовать её пирогов, которые выходили у неё необыкновенно вкусными. Поэтому, он потом ещё покачал головой, и в шутку, но так, что получилось это у него вполне серьёзно, добавил - Ну, теперь мы с тобой Николай пирогов наедимся. Потом посидели немного с другими лётчиками, поговорили о разном, и на следующей станции, во время короткой остановки поезда, Сергей, пообещав чаще писать, и постараться обязательно приехать на свадьбу, сошёл.
На авиационном заводе всё прошло без задержек, и уже через два дня после прибытия туда они летели обратно. Там им сказали, что это уже одна из последних партий ПЕ-2, самолёт этот устарел, и принято решение снять его с производства. Взамен предполагалось выпускать новую модель бомбардировщика с лучшими тактико-техническими данными. Эту новость товарищи Николая приняли по-разному. С одной стороны, новый самолёт, конечно, был лучше, и летать на нём было интереснее. Но с другой, к доброй старой пешке привыкли, многие из тех, кто был сейчас с ним, как и он сам, пролетали на ней практически всю войну, знали наизусть все её плохие и хорошие стороны, умели виртуозно с нею управляться и доверяли ей, как верному боевому коню. К тому же, чтобы летать на другом самолёте, нужно было заново переучиваться, то есть, в определённом смысле, садиться за парту, чего заслуженным фронтовикам, ассам в своём деле, делать хотелось не очень. Сам Николай учиться никогда не боялся, но подумал о том, что их часть могут расформировать, и тогда ему, уже после свадьбы, с молодой женой, предстоит переезд, и нужно будет оставлять квартиру с хорошими условиями и доброй хозяйкой, и налаживать быт на новом месте.
Продолжение следует.