В этой главе Ева начинает подозревать, что встреченный ею парень совсем не прост. Возможно, именно он — самый желанный трофей ее отца-чекиста. Мы узнаем историю строгой девочки Евы и о том, почему ее мечта не может сбыться
Ева
Так тихо, что от стука каблуков, казалось, со стен осыпалась прелая штукатурка. Спальный район в разгар буднего дня, но всё же тишина была слишком лихорадочная, больная.
Боковые улочки непарадного Питера скрывали изнанку привычного мира. Стая дворняг хрустела объедками возле мусорных баков. Ветер играл полиэтиленовым пакетом, вырванным из чужой руки. Пьяница с опухшим лицом свернулся калачиком на скамье рядом с пустой миской и листом картона «На бухло и высшее образование».
Они могли объявиться в любой момент. Но время шло, и только редкие встречные посматривали с интересом на девушку в брючном костюме. В ее жестком портфеле могли храниться любые тайны. Какое разочарование, что внутри он пуст, как болтовня о погоде. Его ждал инструктор на пристани — в этом и заключалось одно из вступительных испытаний. Ева несла легкий портфель аккуратно, представляя его набитым важными бумагами и государственными тайнами. Шагай быстро, но не суетливо. Отпугивай уверенностью.
Арка вела в узкий проулок. Впереди бесшумно вырос темный мужской силуэт. Движение воздуха за спиной, путь к отступлению закрыт.
Всего двое — видимо, Черный принимает ее за сопливую девчонку. Оба безоружны. На вступительном испытании Черный обещал никакого риска для жизни: смертельные исходы стоили бы ему лишней головной боли, тем более стрельба сдана Евой на «отлично».
Вид у них глуповатый. Их большой вес — слабость. Мысленно окрестив переднего номером Первым, а заднего — Вторым, Ева сделала быстрое движение ногами: одна из туфель полетела прямиком в Первого, другая — ей в руку. Острый каблук нацелился в левый глаз Второго, но тот умело поднырнул под локоть и выбил туфлю, за что получил портфелем по голове. Легкий, но пряжки у него из металла.
Чуя приближение Первого, Ева с разворота ударила его в пах, исключая из схватки на пару минут, и сцепилась врукопашную со Вторым.
Портфель пришлось бросить, теперь главное — не подпускать к нему, защищать до последнего. За утрату грозил неуд, и в Конторе ей укажут на дверь, едва впустив на порог.
Номер Первый на удивление быстро пришел в себя — тренированный. Он вырос сзади и заключил Еву в тугие объятия. Второй не без удовольствия впечатал кулак в женский живот, отчего девушка сложилась бы пополам, если не крепкая мужская хватка. Ева усиленно изображала мучения. Боль, конечно, рвала ее изнутри, но бурлящий в крови адреналин и четкая цель не позволили ей взять верх над сознанием. На жестоких тренировках иногда приходилось и хуже. Ева мысленно облачалась в непробиваемый панцирь. Противникам невдомек: Ева была в броне еще на подходе.
План прост: отвлечь напавших сладким чувством победы, хорошенько оттолкнуться ногами от челюсти одного, перелететь через другого и, повалив его на лопатки, припечатать к асфальту ударом по голове. Изящный и действенный кульбит.
Но случилось нечто, заставившее Еву растеряться. Вылетевший из ниоткуда мужчина набросился на Второго и неумело сцепился с ним врукопашную. Конца схватки Ева уже не видела: ей устроили сердечную встречу с кирпичной стеной.
В душе Ева надеялась, что Черный даст второй шанс. В конце концов, не ее вина. По крайней мере, не вся. Тошнотворно идти на поклон, но какие еще варианты.
По пути к Большому дому на Литейном проспекте Ева не могла выбросить из головы мысли о несчастном парне, который пытался ее спасти. Как его, Антон? Кого-то он ей напоминал... Реклама? Сериал? Криминальные сводки?
Здание ФСБ в облачный день тускнело, а в ясный хмелело от солнечных лучей, отражая синеву неба. В дождь краски густели, наливались цветом, по стенам угрожающими потеками стекала вода, и практичный шедевр конструктивистов давил на городской пейзаж могучим контрреволюционным весом. Дом-хамелеон. Отточенная геометрия линий и монументальная безликость фасада. Звенящие казенные имена: ВЧК, НКВД, КГБ, ФСБ.
По этим коридорам ее когда-то водил отец. Детей сюда не пускали, но ради милой девчушки делали исключение. Розовое платье, белые гольфы, коробка с пирожными с шуршащей пергаментной бумагой, на которой оставались круглые пятна жира и мазки подсохшего крема, все умиляются, а папа, большой, сильный с колючей щетиной на подбородке, ее «папа-еж», с ногами до небес и хрипловатым голосом, папа рядом — одно из счастливейших воспоминаний детства. Когда отца не стало, она нашла здесь утешение и надежду, которые сейчас мог легко отнять неприятный человек за внушительной дверью с золотой табличкой «Приемная».
Место секретаря пустовало, и Ева без помех оказалась в просторном кабинете, чье удобство создано для одного человека — начальника территориального управления ФСБ. Он много курит и часто молится.
— Зачем пришла, Ланге? Уже закончила испытание?
Ева с трудом победила робость, первобытный инстинкт подчиненного.
— Павел Валерьевич, пройти второй этап мне помешало постороннее лицо, в результате чего портфель был утерян. Прошу разрешить мне пересдать экзамен.
— Ты не смогла справиться с посторонним лицом? — Черный насмешливо поднял брови.
— Он пытался не напасть, а помочь.
— …что сбило тебя с толку, — Черный закончил предложение на свой лад. — Ты сама себя слышишь? Думаешь, перед тобой красные дорожки должны стелить? Всего два безоружных — безоружных, Ланге! — сотрудника и какой-то штатский, и ты уже спасовала.
Ева поджала губы. С каждой секундой всё сложнее не терять самообладание.
— Я не причиняю вреда ни в чем не повинным людям.
— От тебя и не требовалось. Помеху можно устранить разными методами. И раз уж мы об этом заговорили, безопасность государства важнее интересов одного человека, а иногда и сотен людей. Специфика нашей работы в том, что мы всегда на стороне первого.
— Им было дозволено избить его? Это неприемлемо.
— Никакой философии и самоедства, приказ есть приказ. И неважно, что ты потеряла портфель, — важно, что ты не годишься для нашей службы. Ты провалила испытание. А теперь закрой дверь с той стороны.
Черный поставил в разговоре жирную точку. В споре нет смысла: он не желал видеть в ней кандидата, и даже если бы Ева принесла портфель и успешно сдала экзамен, он нашел бы, к чему придраться.
Ей хотелось зареветь в голос… только этого не хватало. Только не при Черном.
— Всего доброго, — выдавила она.
Черный даже не потрудился ответить.
Ева знала, чем вызвана его неприязнь. Папа был человеком волевым, упрямым, и как поступать, ему диктовала совесть, а не регламент. Неважно, кто нечист на руку: глава корпорации или высокий чиновник, отец закидывал начальника доказательствами, но, когда дело касалось важных особ, тот не желал вмешиваться без команды сверху. Черного устраивала роль Цербера, которого спускают с поводка лишь в нужный момент. Старший Ланге был костью в горле. Черный опасался, что Ева пойдет по стопам отца, и опасался не зря.
Она сверлила взглядом дверь кабинета не в силах тронуться с места. Это конец? Вот так всё должно закончиться?
— Вулкан готовится к извержению?
Ева обернулась: слегка прихрамывая, к ней неспешно подходил Андрей Сергеевич Крайнов. С отцом они по молодости работали на Лубянке, потом перевелись в Петербург, и их пути разошлись: Ланге продолжил оперативную службу, Крайнов же заматерел и осел на конторской работе. Совсем уже седой, в тон любимой рубашке — Ева и не заметила, как быстро пролетело время.
— Малышку Еву легко узнать: пар из ушей и сжатые кулаки, — бархатно улыбнулся Крайнов, и в складках его лица пролегла карта автомобильных дорог. — Вся контора боялась тебя чем-нибудь разозлить, а если уж такое случалось, мы в ужасе прятались под столы и сидели тихо, как мыши. А того, кто не успел, настигала страшная кара: нужно было крутить тебя на руках, пока не закричишь: «Хватит, теперь в другую сторону!»
Скрывая смущение, Ева рассматривала стену и встретилась взглядом с внимательными глазами Феликса Эдмундовича.
«Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками», — врезано в металл под портретом.
— Славные были времена… — цокнул языком седой волк. — Пропуск, смотрю, еще выписывают.
Ева кивнула и смутилась гуще.
— Куда они денутся, — смеялся Крайнов. Даже после увольнения ей вручали разовый пропуск без всяких вопросов, а Крайнов ставил подпись в служебках. Не из любви к Еве, конечно, а в знак уважения к отцу, чей монохромный портрет с черной лентой висел на доске почета.
Андрей Сергеевич вдруг сделался серьезным и перешел к сути.
— Снова Черный?
— Я провалилась… Потеряла портфель.
Крайнов вскинул брови.
— Какой портфель?
— Ну как же, второе вступительное испытание.
— Не слыхал о таком. Обычно сдают нормативы, тест на психа и полиграф — всегда всех устраивало. Вас и без того шесть лет натаскивают в Академии.
— Господи… — слезы всё-таки прорвались. — Какая же я дура…
— Пойдем побеседуем, — ласково сказал Крайнов и, не дожидаясь ответа, повел Еву по извилистому чреву Конторы.
— Что же мне теперь делать? — Ева провалилась в объятия дивана. Андрей Сергеевич ценил уют и возможность вздремнуть, когда выдавалась минутка. — Не представляю себя где-то еще. Мое призвание — работать здесь, я ни в чем не была так убеждена. А он ставит мне палки в колеса.
Крайнов тяжело вздохнул.
— Знаешь, я верю, что всё получится. Для меня будет честью работать с тобой. В тебе есть стержень, а я редко ошибаюсь в людях.
Потом, понизив голос, добавил:
— Черный здесь долго не продержится, с его-то любовью к взяткам. Наступит момент, и он потеряет осторожность или перейдет кому-то дорогу. Когда он вылетит с кресла, мы еще вспомним сегодняшний день и вместе посмеемся. Но сейчас нужно переждать непогоду.
Ева всё глубже проваливалась в бездонный колодец тоски. Крайнов решает отвлечь ее.
— Хочешь посплетничать?
Она с готовностью окунулась в свою стихию: криминальные сводки, переписка, личные дела. Многие подробности Еве были уже известны. Она сама искала сведения, собирала слухи, да и бывшие коллеги, знакомые женщины из канцелярии не держали язык за зубами. Все были уверены: Ева Ланге будет служить в органах, это лишь вопрос времени.
Лет с десяти она обнаружила неудержимую тягу к отцовской работе. Стоило папе отвернуться, Ева с запоем копалась в оставленных на столе бумагах и фотографиях, со смесью страха и любопытства читала криминальные новости и статьи о работе «гэбэ», смотрела передачи определенного толка, в которых всё же, она догадывалась, было мало правды и чересчур много драмы. В то время как остальные девчонки рисовали в голове образ прекрасного принца, для Евы настоящим героем стал офицер безопасности — незаметный, но доблестный защитник невинных граждан.
Она открыла, как любопытно забираться в голову к людям, примерять на себя роли, воображать, как бы действовала она, готовилась и заметала следы, что ощущала бы в миг самого процесса: превосходство, испуг, стыд — будто темнота, притаившаяся у нее внутри, стремилась вернуться в родное лоно. Ева не оправдывала, не сочувствовала, поступки людей по ту сторону закона были ей глубоко отвратительны, и она бы с радостью отправила всех за Полярный круг, всех до единого, но ей отчего-то было спокойно в этой мрачной компании.
Когда Ланге узнал о тайных пристрастиях дочери, то пришел в ужас, но волновался он зря: самое страшное к тому моменту уже случилось.
Девяносто процентов кадетов Академии ФСБ составляли потомки семейных династий, остальные десять — самоуверенные романтики, готовые беззаветно служить Отчизне. Ева принадлежала и к тем и к другим, потому прошла путь до диплома без особых помех. Успешно сдавала экзамены и медосмотры. На физнормативах бегала наравне с парнями. Не отвлекалась на мелочи, вроде ухаживаний однокурсников, ведь девчонок в потоке было по пальцам пересчитать, и за них шла жестокая конкуренция. Не заводила друзей: на общение не оставалось душевных ресурсов. Злилась, что родилась женщиной: в подразделения антитеррора девушек не берут, но есть и другие области, где блестящий кадет (кадетка?) мог бы найти призвание. Каждый день подчинялся одной цели и приближал к ней.
После ухода мамы Ева мечтала о мести.
Думала, стоит получить диплом, и истинная борьба начнется. Пусть она не вернет прошлое, зато сделает мир безопаснее. Но ее отправили в офис к Черному, где посадили на бумажную работу: заполнять заявки на служебные автомобили, клепать справки, заказывать ручки, писать деловые письма. И так целых пять лет, пока не отдашь долг Родине за бесплатное профильное образование.
Ева пыталась. Безропотно выполняла глупые поручения, знакомилась, дружила, вынюхивала возможность повышения. Но прошел год. Два. Три. Время текло через нее незаметно, впустую, будто Евы вообще не существовало. В неповоротливой бюрократической машине время едва ползло, мужчины годами — безупречной службой, интригами, иногда силой — прогрызали путь наверх, а потолок для женщины не слишком высоко отстоял от земли.
Ева была не человеком, а легко заменяемой функцией. Зачем тогда годы обучения, звание лейтенанта? К чему все старания, если в ней не видят ничего, кроме ходячего принтера и приятного телефонного голоса, сообщающего, что банкет накрыт, а карета подана?
Она ушла, хотя увольнение считалось немыслимым: тот, кто уходит, сжигает за собой единственный мост, но тогда это было необходимо. Уволилась, чтобы вернуться, зайти снова, но с другого, парадного входа. Теперь-то ее заметили, даже сам Черный обратил на нее свой царственный взор. Да, это дочь Ланге, та самая сумасшедшая, но на этот раз с твердой решимостью стать полноправным оперативником. Но Черный шанса не дал.
— Совсем забыл, — осенило Крайнова, — главная новость: токийские коллеги обнаружили нашего Ивана Бездомного — не поверишь где.
— Безликого? — Ева покопалась в памяти. — Подозреваемого в воровстве американских кредиток и грабежах банков на кругленькую сумму? Как же, помню: папина головная боль. Антон…
— Раневский, именно. Погибший пятнадцать лет назад — якобы. Сам-то Безликий жив-здоров и до сих пор на свободе. Короче говоря, он здесь, в России.
— Шутишь! На его месте я бы давно укатила в Китай.
— И что ему там делать? Там вновь какая-то эпидемия. Японские «белые шляпы» клянутся, что ошибки быть не может. Недавно он похозяйничал на бирже криптовалют, оставил фирменную метку. К слову, в таких организациях безопасность на высшем уровне.
— И всё же он смог.
— Да, но ошибся: не подчистил за собой до конца. Успех расслабляет: когда-нибудь все оказываются в наших руках, ты же знаешь. Жаль, точнее определить местонахождение не удалось, придется напрячь провайдеров.
Кусочки головоломки искали порядка и презирали хаос.
Антон. Ее внезапный спаситель. Особая примета Раневского: на спине, груди и руках татуировки в виде единиц и нулей, бинарный код. Неужели это он? Но Раневский мертв. Согласно официальной версии, в которую отец никогда не верил. Говорил, хакеру повезло оказаться рядом с горящей машиной. А что, если авария подстроена? Тогда речь шла уже об убийстве. Имя, возраст, рост совпадают, вот только кожу не видно под длинными рукавами.
Кто же ты?