Советская геология.
1. Преддипломная практика.
1.1 Конный рейд на стоянку партии
Когда коту делать нечего, что он делает? Правильно! А что делать пенсионеру, да ещё с таким огромным жизненным опытом? Пенсионеру, половина жизни которого прошла в СССР. Пенсионеру, который ныне проживает в совсем другой стране, антиподу той Великой Державе, которая так и осталась Родиной миллионов бывших советских граждан? Пенсионеру, у которого вся трудовая деятельность в основном разделилась на две главные экстремальные части: работа в полевых условиях геологом в геологоразведке и работа оперуполномоченным Уголовного Розыска?
Только одно - начать писать книги. Благо жизнь оказалась очень насыщенной различными событиями, даже чересчур.
Но начну писать частями, пропустив сразу детство, школу, службу в Советской Армии. Эти пропущенные части, при написании, тоже не забуду, а сейчас - с учебы в Семипалатинском геологоразведочном техникуме. В 1981 году нам студентам группы 197 предложили выбрать для прохождения преддипломной практики на выбор любые географические места нашей необъятной страны и любые геологоразведочные экспедиции. Мы, четыре сокурсника - Женя Б., Валера Б., Юра М. и я, выбрали Тувинскую геологоразведочную экспедицию Красноярского геологического управления МинГео СССР. Поездом вначале прибыли в город Абакан, потом на автобусе в город Кызыл-столицу Тувинской АССР. Путь от Абакана до Тувы был запоминающим, автобус двигался по горным серпантинам Хакасии. По приезду в Кызыл, Женю и Валеру направили по отдельности в разные геологические партии, а меня с Юрой в одну партию. Никто и не был против, т.к. мы с Юрой дружили, сидели на учебе за одним студенческим столом (или партой, как правильно будет, пусть каждый решает сам).
Вначале нас на грузовой машине Урал доставили на базу партии, которая находилась в тайге, примерно в 200 километрах от города. На базе находились деревянные постройки: кухня и баня, остальные помещения представляли собой двухместные палатки. Нас с Юрой поселили в палатку с железной печкой «буржуйкой», разъяснили, что хоть и май месяц - днем жарко уже, но ночью минусовая температура, поэтому нужно топить печку. Набрав нарубленных дров, мы растопили печку, попили чай, оставив на столике в палатке стакан с водой, улеглись спать в геологические спальные мешки. «Кровати», на которые были разложены спальники, представляли собой сколоченные деревянные настилы, установленные на воткнутые в землю деревянные колья. Ночью действительно стало холодно, дрова в печке прогорели, но, ни Юра, ни я не изъявляли желание покинуть теплый спальный мешок и растопить печку.
Разбудил меня ранним утром крик, красивей будет написать зов Юры, с просьбой о помощи. Забыв о холоде в палатке, я выскочил из спальника и увидел, что Юра, видно от холода, так перевернулся в спальнике, что оказался лицом не в стороне открытия входа в спальник. Видно ему показалось, что спальник запечатали так, что он теперь никогда из него не выберется. Зов о помощи увеличивал свою громкость, да так сильно, что меня разобрал такой смех, от которого я не мог сразу оказать ему помощь. Уткнувшись в спальнике лицом в деревянный настил, Юра как бы просил и настил тоже о помощи…. Настил молчал. Немного отсмеявшись, я разъяснил ему причину и помог выйти из спальника, как говорится, на свет Божий. Ночью видно был такой сильный мороз, что вода в стакане превратилась в лёд.
Добираться до рабочей стоянки партии решили на следующий день, как пригонят лошадей, на которых мы и должны были добираться до стоянки конным рейдом. А в этот день нас отправили помогать в ремонте гусеничного вездехода. Вся помощь оказалась в том, что мы с Юрой возле вездехода лежали на травке и курили, вели разговоры с водителем вездехода, который сам производил ремонт. Словесная, моральная помощь оказывала даже больше помощи, чем если бы мы помогали водителю физической помощью. Когда, например, водителю не удавалось поставить сразу деталь на место, он исходил на мат. Мы с Юрой тут же, своим дополнительным матом в сторону посмевшей бунтовать детали, усиливали общий мат, оказывая тем самым, неоспоримую помощь водителю. Такая работа, общая трудовая связка, нам очень понравилась. Можно было так работать днями и вовсе не торопиться с заездом, но кто, же нас спрашивал.
Последующий день, как и другие остальные, оказались для меня и Юры экстремальными. Пригнали лошадей, местные геологи выбрали коней по резвей, а мне и Юре выдали самых спокойных. Спокойный вид этих лошадей производил удручающий вид, как будто бы этим лошадям было уже за сотню лет. Они производили такой унылый, замшелый вид, что казалось, вот-вот, не успеешь присесть на них, как сразу этим и отправишь их в мир иной. Геологи оседлали для нас этих спокойных, подобрали стремена по ногам и рассказали, что когда едешь на лошади, нужно в такт рыси приподниматься на стременах. Опыт езды на лошадях ни я, ни Юра, не имели. Расстояние до стоянки было примерно 18 километров или больше, точно уже не помню, но мне показалось, что намного больше. С самого начала рейда, когда лошади пошли рысью, приподнимать тело в седле, как положено, на стременах, не получалось. Вместо того чтобы подниматься, почему то опускался и седло било в зад. Такая же картина была и у Юры. Проехав ещё несколько километров, остановились, слезли перекурить, набитый зад начинал уже побаливать. На вторую стоянку я и Юра с коней уже не слазили, дружно сказали спешившимся геологам, что будем в седле курить. Дальше пошли сплошные муки, зад уже не просто болел, он просто уже взывал о помощи от нетерпимой боли. Взглянув на Юру, понял, что и у него такая же ситуация. Он не просто сидел в седле, а как бы, как опытный наездник, проводил джигитовку на седле, то пересаживаясь на одну ногу, то на вторую, оберегая этим свой зад. Картина была, конечно, комичной: геологи на лошадях сидели как влитые и плавно привставали в такт лошади, но мы, же с Юрой, с удвоенной частотой или ещё чаще, молотили телами по седлам, наплевав на всякий такт.
Когда уже подъехали к вечеру на стоянку, я и Юра слезть с лошадей уже не могли. Не только зад, но и ноги, были онемевшими. Понимающие и всё знающие геологи стащили нас с седел и положили на траву. Принять участие в установке палаток мы уже не могли, даже пойти на кухню, которая представляла собой многоместная палатка. Железные тарелки с едой нам принесли к месту нашей лёжки. Так, лёжа на животах, мы и поужинали. Спали в 10-ти местной палатке, где были установлены деревянные лежаки на кольях, в уложенных на лежаки спальных мешках. На следующий день, выйдя из палатки, я удивился красоте природы Тувы. Стоянка находилась на берегу реки, в горно-таёжной местности. Эти горы Восточных Саян, с различными распадками, ущельями, каньонами, кедры-лиственницы, река Нарын. Какая-то дикая красота этой природы произвела на меня очень сильное впечатление. О природе Тувы и районе работ нужна просто отдельная глава, до такой степени это красивейшая природа.
Этот день был установочный и банный. Геологи сложили из больших речных окатанных камней печку, протопили несколько часов и после поставили над раскаленными камнями палатку. В ней создался такой жар, что разгоряченные геологи выпрыгивали голышом сразу в речку, вода в которой была ледяная. Вид Юры и меня в банной палатке, точнее вид тыловой нашей части, вызвала у находящихся в палатке геологов веселый смех. Да я и сам рассмеялся, увидев зад Юры, который больше походил на похожее красного цвета место известного вида обезьян. Как будто Юра случайно сел на красную краску. Точнее на раскалённую сковородку, т.к. зады у нас оказались до такой степени стёрты до крови, что покрылись корочкой. Как приятно смеяться над чужой задницей, не видя при этом свою, из-за разных физиологических особенностей строений человеческого тела. Конечно, через несколько дней, корочки ушли с нежных мест, и мы приступили к прохождению геологической практики. Но для продолжения описания прохождения практики я просто должен провести краткое описание природы, где в течение полугода прошла наша трудовая деятельность.
Продолжение следует….
