5 подписчиков

Литературный власовец

28 февраля 202428 фев 2024

38 мин

Оглавление

Биография
«Архипелаг ГУЛАГ»
Остальные Произведения

Творчество Александра Исаевича Солженицына изучают в школах. Как обучающийся 11 класса я искренне возмущëн этим. В данной статье я постараюсь объяснить почему. (В данной статье упоминаются организации, признанные на территории Российской Федерации экстремистскими)

Биография

Детство

Родился Александр Исаевич (Исаакиевич) Солженицын в Кисловодске 11 декабря 1918 года. Отец умер до рождения сына, то ли на охоте, то ли был убит в Гражданскую[1]. Но гораздо интереснее и важнее родственники по материнской линии. Мать – Таисия Захаровна Щербак, дед – Захар Федорович Щербак. В «Алфавитном списке владельцам частных земель, назначенных на 10 верстной карте Ставропольской губернии, сост. в 1896 году» можно обнаружить, что Щербак имел в собственности 2061 десятину, был очень крупным землевладельцем. Он первым из остальных ставропольских землевладельцев покупал новинки сельхозтехники, а сыну Роману приобрел белый роллс-ройс, которых в России было меньше 10. Во времена Первой мировой Роман Захарович был водителем великого князя Николая Николаевича[2]. С трёх лет Солженицын воспитывался этими людьми, только в 1924 году мать забрала его в Ростов[3]. Там он поступил в школу № 15. В школе он познакомился с Кириллом Симоняном и Николаем Виткевичем.

Юность

В 1936 году Солженицын поступает на физико-математический факультет РГУ. Становится членом ДСО «Наука», ездит в походы организованные этим обществом[4]. Как отличник, получает Сталинскую стипендию[5]. Всё это несмотря на то, что он кулацкий внук. Тогда же он пишет стихи просоветской направленности. Казалось бы, что такого? Но как раз здесь начинает проявляться приспособленческая натура Солженицына.

В 1941 году экстерном поступает в МИФЛИ. Но закончить его не суждено – 22 июня 1941 года начинается Великая Отечественная война.

Великая Отечественная

Сразу мобилизован Солженицын не был, поскольку его признали «ограниченно годным». Стоит заметить, что его школьный друг К. Симонян был хирургом, потому «ограниченная годность» Солженицына вызывает вопросы[6]. Но в 1943 году он всё же попадает на фронт. Там лейтенант Солженицын становится командиром батареи звуковой разведки[7] и вовсю начинает использовать своё служебное положение. Например, организует поездку своей жены на фронт по поддельным документам[8].

Но до Берлина уже капитан Солженицын не дошёл, его арестовали.

Арест и лагерь

Вот здесь начинается интересное. Вот так описывает свой арест сам Солженицын: «Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил зачем-то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, — и вдруг из напряжённой неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и четырьмя руками одновременно хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали:

— Вы — арестованы!!

И обожжённый и проколотый от головы к пяткам, я не нашёлся ничего умней, как:

— Я? За что?!..»[9]

Совершенно иначе описывает арест первая жена Солженицына Наталья Решетовская со слов сержанта Соломина:«9 февраля старший сержант Соломин пришел к своему командиру [то есть Солженицыну] с отрезом голубого плюша…»

«— Я сказал ему, — вспоминал много лет спустя Соломин, — у меня никого нет. Давайте пошлем его Наташе, на блузку…

В этот момент в комнату вошли двое. Один сказал:

— Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны.

Они вышли.

Какая-то сила толкнула меня выйти сразу за ними. Он уже сидел в черной «эмке». Посмотрел на меня — или мне показалось — таким долгим взглядом…

Они его увезли. И больше я его не видел. Почти двадцать лет…

Сам не знаю почему, я побежал к его машине. Там стояла немецкая коробка из-под патронов. Я ее открыл. Книги… (Я сам собирал наши книги 20?х годов.) Под ними были какие-то немецкие. На обложке одной из них — вижу — портрет Гитлера.

Можно ли себе такое представить? Конечно, для него это был всего лишь особый трофей, но законы военного времени…

Я взял коробку к себе, а потом сжег ее. Оставил только твои письма. Я их тебе позднее привез. Помнишь?..

Приблизительно через час те двое приехали снова. Они потребовали вещи Солженицына. Я отдал им чемодан и шинель.

— Больше у него ничего нет? — спросили они.

— Нет»[10]

Арестован он был за антисоветскую деятельность, за написание «Резолюции № 1». Этого он и не отрицает.[11] А что это за «Резолюция»? Вот её фрагмент: «В 1941 г. мы оценивали начинающуюся войну как войну, которая неизбежно перерастет в ряд европейских революций. События… показали, что возможен и весьма вероятен иной конец современной войны в Европе: военное поражение Германии в результате согласованных действий СССР, Великобритании и США. Внешняя политика Советского государства, ведущая к такому исходу войны, является правильной. Наметившийся исход войны не будет означать поражения мировой или европейской пролетарской революции, а лишь отсрочку ее вместо грозившего поражения».[12] Это тезисы, повторяющие Троцкого, признанного на тот момент врагом народа. На допросе Солженицын не отрицал, что вместе со школьными друзьями пытался создать антисоветскую организацию: «Начиная с 1940 г. при встречах с ними в г. Ростове-на-Дону и при совместных поездках в Москву на экзаменационные сессии, а будучи на фронте – в переписке, я излагал Виткевичу и Симоняну свои антисоветские взгляды, возводил гнуснейшие клеветнические измышления и похабную брань по адресу вождя партии. Всячески пытался отрицать его заслуги перед Советским государством, противопоставлял его точку зрения точке зрения Ленина.

– Как они реагировали на Ваши антисоветские измышления?

– Виткевич и Симонян мои антисоветские взгляды разделяли полностью и одобряли мои намерения относительно написания антисоветского произведения. При встречах со мной, а также в переписке они клеветали на советскую действительность. Изощряясь в своей антисоветской клевете, Виткевич, как и я, утверждал, что, якобы, Советское государство не является демократичным, при этом он делал злобные выпады против вождя партии.

– С кем еще была у Вас антисоветская связь?

– Кроме Виткевича и Симоняна моими единомышленниками по антисоветским взглядам были: Ежерец Лидия Александровна, которую я знаю с 1928 г. по совместной учебе в средней школе в г. Ростове-на-Дону и моя жена – Решетовская Наталья Алексеевна. С ними я также вел разного рода антисоветские разговоры и переписку.

– Они разделяли Ваши антисоветские взгляды?

– Мои антисоветские измышления на руководителя Советского государства, на советскую действительность и клеветнические утверждения, что у нас нет подлинно демократической свободы печати, они выслушивали, но своих мнений не высказывали.

– Так ли это?

– Я показываю правду.

– Где сейчас находится Ежерец и Решетовская?

– Ежерец с 1943 г. проживает в Москве, является аспирантом Московского государственного университета, а Решетовская проживает в г. Ростове-на-Дону, Средний проспект 27, кв. 8, аспирант Ростовского университета.

– Разве Ваша преступная связь с Ежерец, Решетовской, Виткевичем и Симоняном ограничивалась только антисоветскими разговорами и перепиской?

– Нет, моя связь с ними этим не ограничивалась, т.к. в начале 1944 г, совместно с Виткевичем, при встрече на Белорусском фронте, восточнее города Рогачёва, когда воинские части, в которых мы служили, случайно оказались рядом, мы пришли к заключению о необходимости создания антисоветской организации, которая путем пропаганды и агитации добилась бы изменения политики Советского государства в области идеологии. Тогда же мы с Виткевичем составили Резолюцию №1, которая отражала наши враждебные взгляды на советскую действительность. В этой резолюции мы прямо записали, что для достижения своих задач, нам нужна организация. Эта резолюция у меня изъята при аресте.

– Что конкретно Вами сделано в направлении создания антисоветской организации?

– В марте 1944 г. в Москве, во время своего приезда в отпуск, я встречался с Ежерец и Симоняном; в мае 1944 с Решетовской, которая приезжала ко мне на фронт в район гор. Жлобина на побывку. Во время этих встреч, а также в переписке я всячески доказывал им необходимость организованной борьбы против ВКП(б) и советской власти на идеологическом фронте. Однако прямых предложений о вступлении их в антисоветскую организацию не делал.

Что касается Виткевича, то он, как я показал, имел антисоветскую связь с названными мною лицами, но делал ли он им предложение о вступлении в антисоветскую организацию, мне неизвестно.

– Назовите лиц, которых Вы вовлекали в задуманную вами антисоветскую организацию.

– В антисоветскую организацию я лично никого не вовлек. Однако кроме названных мною лиц, которых я обрабатывал в антисоветском духе с целью вербовки в антисоветскую организацию, я установил знакомство с Власовым Леонидом Владимировичем – работником Херсонской водной комендатуры, с которым я познакомился в апреле 1944 г. в поезде, следовавшем из Ростова в Харьков. В разговорах с ним я высказывал свои антисоветские взгляды на политику партии в области литературы и нашел в нем единомышленника по этому вопросу. Власов сообщил мне, что у него имеется друг – Осинский или Косовский (точно не помню), который придерживается таких же взглядов. После этих разговоров я завязал с Власовым переписку, в которой продолжал обрабатывать его в антисоветском духе, о чем и сообщил в письмах Виткевичу…» [13]

Но очень странно, что офицер то ли недооценивает фронтовую цензуру, то ли вообще не знает о ней, если пишет подобные письма. Либо он идиот, либо но делает это сознательно. В случае с Солженицыным я склоняюсь ко второму. Видимо, слишком уж страшно было за свою жизнь. Особой уверенности не вызывают слова Солженицына о том, что остальные были полноценно вовлечены в деятельность созданной им антисоветской организации. Ведь на допросах он признается, что ответа на подобные письма он не получал.[14]

Но, оказавшись на Лубянке, Солженицын начинает строчить доносы на всех своих друзей, которым отправлял эти письма.[15] И, в отличии от Виткевича, который получил 10 лет, Александр получает всего 8. Там же на Лубянке он, пользуясь образованием РГУ, работает в «шарашке». Его регулярно навещает жена, ничего подобного тому, что описано в «Архипелаге» с ним не происходит.[16] В 1950 году его переводят в Степлаг, где он, по его собственному признанию, становится информатором. И, вопреки уверениям, что он никого не сдавал, факты говорят об обратном.[17]

После лагеря

После освобождения в 1953 году устраивается учителем математики в Рязани. Тогда же записывает свои произведения, придуманные в лагере. В начале «оттепели» он чувствует новую возможность приспособиться. И ему это удается. В 1962 году в журнале «Новый мир» публикуется дебютное произведение Солженицына – «Один день Ивана Денисовича». В Кремле его встречает сам Хрущёв, благодаря которому эта повесть увидела свет, ходили разговоры о возможной Ленинской премии.[18] В итоге это предложение было отклонено. Но он не оставляет попыток выбить себе место под солнцем, пытается подмазаться к Шолохову, но ответа не получает

Наверное, неполучение Ленинской премии и игнорирование со стороны Шолохова обидели Солженицына. Он пытается публиковаться в самиздате, пишет произведения, романтизирующие предателей («Пир победителей» и «В круге первом»). После смещения Хрущева Солженицына публикуют меньше. В 1967 году заканчивает «Архипелаг ГУЛАГ». В 1970 году, Солженицын получает за него Нобелевскую премию. В 1974 году его лишают гражданства и высылают в ФРГ.[19]

На Западе

После неудачных попыток приспособиться на Родине, Солженицыну удалось приспособиться на Западе. Он говорил и писал то, что хотели слышать и видеть западные политики – истории о кровавом и ужасном Советском Союзе. Он регулярно выступает и дает огромное количество интервью, но все они об одном и том же: как всё плохо в СССР, и как всё прекрасно на Западе, а если не прекрасно, то можно быстро исправить. Публиковало его произведения издательство ИМКА-пресс. Только на самом деле это YMCA (Young Men Christian Association).

Возвращение

С наступлением Перестройки к Солженицыну стали относиться мягче. В 1990 году его восстановили в гражданстве. В том же году была опубликована статья «Как нам обустроить Россию». С развалом СССР Солженицын был поднят на знамëна новыми антисоветскими правительствами, как идейный борец. В 1994 году вернулся в Россию. И снова Солженицын был недоволен всем, что происходило: и реформами, и Чеченской кампанией. Умер 3 августа 2008 года.

«Архипелаг ГУЛАГ»

Отдельно стоит сказать о главном произведении Солженицына – «Архипелаг ГУЛАГ». Разобрать всю ложь и все преувеличения, которые содержит «Архипелаг ГУЛАГ», в пределах одной статьи, посвящённой не только этой книге, – невозможно, она состоит из них. В первую очередь Исаич никак не анализирует историческую ситуацию. Поэтому прилагаю небольшой список указов, постановлений, докладных записок, стенограмм судебных заседаний, из которых можно понять, что происходило в стране. На некоторые из них ссылается и сам Солженицын, нагло перевирая и даже придумывая их содержание.

Остановлюсь на самых интересных, на мой взгляд моментах книги.

Масштабы репрессий

Цифры, которые приводит Солженицын, взяты с потолка, у них нет никаких достоверных источников:

«…например в Ленинграде, когда сажали четверть города…»[20] – достаточно просто посмотреть на переписи населения Ленинграда 30-х годов, благо, они есть в открытом доступе, и убедиться, что население не то что не сократилось на четверть, а даже выросло.[21][22][23]

«До него был поток 29–30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллиончиков пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе)»[24] и «А о той молчаливой предательской Чуме, сглодавшей нам 15 миллионов мужиков, – и это по самому малому расчёту и только кончая 1932 годом!»[25]– это о раскулаченных.

В. Н. Земсков – довольно антисоветский историк, но его данные считаются наиболее близкими к реальным. Так вот, он оценивает общее число раскулаченных (с 1929 по 1932 годы) в 2.1 млн человек, и конкретно 1.8 млн в 1930-1931 годах.[26]

«По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики И. А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, — оно обошлось нам в… 66,7 миллиона человек (без этого дефицита — 55 миллионов).»[27] Отдельно об этом профессоре чуть дальше, сейчас обратим внимание на цифры.

Всё тот же Земсков оценивает количество осужденных по 58 статье максимально в 4 051 903 человека (по данным I спецотдела МВД СССР, по данным КГБ итого меньше). А общее количество – около 10 млн (это и 58, и кулаки, и религиозные и т.д.). «Таким образом, исходя из нашей версии общего числа репрессированных по политическим мотивам, удельный вес таковых в составе населения, жившего [в CCCP] в 1918-1958 годах составляет 2.5% (около 10 млн по отношению к свыше 400 млн). Это значит, что 97.5% населения СССР не подвергалось политическим репрессиям ни в какой форме».[28]

Высылка народов была скорее жестокая необходимость, кроме корейцев. Корейцев переселили в Казахстан для их безопасности и упрощения контрразведывательной и пограничной службы на Дальнем Востоке, чтобы дальневосточные крестьяне не спутали их с японцами.[29] Поговорим о других народах. Конечно, среди них были и герои, но всё же большая часть спокойно переходила на службу Гитлеру.[30] К тому же нельзя забывать о сильном влиянии трайбализма в этих народах, о чём пишет и сам Солженицын[31]. Народы эти были высланы, чтобы не создавать угрозу тылу, чтобы не пришлось экстренно перебрасывать с фронта части РККА вглубь страны на подавление восстаний.

Да, Советское государство поступало довольно жëстко, но эта жëсткость была оправданной по меркам того времени. Тем не менее, пенитенциарная система СССР , как, впрочем, и любой другой страны, не была идеальной, невинные оказывались среди расстрелянных и заключённых. Но это не те десятки миллионов, о которых пишет Солженицын. Своей ложью он обесценивает трагедию действительно невинных людей.

Коллаборационизм

Аж две главы, «Та весна» и «Обреченные», сего творения посвящены оправданию коллаборантов. Но начну с нескольких высказываний.

«Дивнич делал вывод не в пользу МГБ: истязали и там и здесь, но Гестапо всё же добивалось истины, и когда обвинение отпало — Дивнича выпустили».[32] Собственно, а кто такой этот Дивнич? Солженицын пишет о нем только то, что он эмигрант, и был под следствием в Гестапо и МГБ. А это председатель белградского отделения «Народно-трудового союза российских солидаристов».[33] Не будем углубляться в их идеологию, рассмотрим лишь их деятельность в период Великой Отечественной. Сами они пишут о себе, как о третьей силе, но даже на сайте движения есть такое: «Большие возможности открывали основанные в марте 1942 года учебные лагеря в Циттенхорсте, затем в Вустрау под Берлином, куда отбирались квалифицированные лица из военнопленных для подготовки к административной работе «на Востоке». Преподавание здесь взяли в свои руки руководители НТС».[34] То есть сотрудничали с фашистской Германией: «С началом Великой Отечественной войны свыше 200 членов Союза были направлены в СССР для создания «русской силы на русской земле», к 1943 на оккупированных Германией советских территориях действовали около 120 групп НТС, в каждой по 2–3, иногда по 15 чел. Руководители Союза преподавали в немецких учебных лагерях для военнопленных, готовивших кадры для переброски в СССР, в школе пропагандистов РОА.»[35] Вот так «Гестапо добивалось истины».

«Дело — не в немцах, или не в одних немцах, что из пленных многих национальностей только советские так живут, так умирают, — никто хуже советских. Даже поляки, даже югославы содержатся гораздо сносней, а уж англичане, а норвежцы — они завалены посылками международного Красного Креста, посылками из дому, они просто не ходят получать немецкого пайка».[36] То есть, по мнению Солженицына, всё это происходило из-за того, что СССР не подписал гаагскую конвенция. Но вот реальность совершенно иная. Такая ситуация в лагерях сложилась потому, что нацистская Германия ставила своей целью уничтожение населения СССР. Это прямо отражалось в документах Третьего Рейха (генеральный план «Ост»[37], и план голода[38]) «Нам противостоит население в 180 миллионов, смесь разных рас, даже имя которых непроизносимо и внешность которых такова, что любой может их пристрелить без всякой жалости или эмоций…» – Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС, г. Штеттин (ныне Щецин), 14 июля 1941 года. Определенно, люди, заявляющие такое, стали бы заботиться о советских военнопленных.

«А «бандеровцы», как и «петлюровцы», это всё те же украинцы, которые не хотят чужой власти. Узнав, что Гитлер не несёт им обещанной свободы, они и против Гитлера воевали всю войну.»[39] Вот, что по мнению Солженицына включает в себя борьба с чужой властью: Львовский погром (несколько тысяч евреев убито), Бабий Яр (убито около 100-150 тысяч человек), массовый расстрел евреев в Ровно (23000 евреев были расстреляны в лесу Сосенки, оставшиеся 5000 были согнаны в гетто и убиты украинскими коллаборационистами в июле 1942), Хатынь (149 человек сожжено заживо, 75 из них дети) и многое другое.[40] Да, формально в 1944 году ОУН была объявлена оккупационными силами незаконной, вот только никаких действий против неё не проводилось, а в немецких архивах нет никаких свидетельств о столкновениях Вермахта и ОУН.[41][42]

Теперь к главе «Та весна». «Та весна 45-го года в наших тюрьмах была по преимуществу весна русских пленников». И опять же В. Н. Земсков приводит данные о репатриантах, из которых следует, что только 272687 человек (6,5% от общего числа) были переданы следствию.

«Рядом с нами воевала против Гитлера капиталистическая Англия <...> почему же у них в эту войну нашёлся единственный только изменник — коммерсант “лорд Гау-Гау”?» – вопрошает Солженицын. Но ведь Англия не была оккупирована гитлеровскими войсками, логичнее было бы сравнивать например с Францией. Но вот незадача – 33-я добровольческая пехотная дивизия СС «Шарлемань», состоявшая из французов, защищала Рейхстаг. Суть главы сводится к тому, что власовцы ни в чем не виноваты, у них выхода не было, их вынудили, они вообще вермахту не подчинялись, давайте их пожалеем. А на самом деле, они ещё и против немцев воевали: «Будто в насмешку, чтобы подтвердить дальновидность самых недальновидных немцев, первая же власовская дивизия своим первым и последним независимым действием нанесла удар — именно по немцам, выпустила всё ожесточение и горечь, какую накопили на немцев подневольные русские груди за эти жестокие и бестолковые три года.» Да, власовцы и правда принимали участие в Пражском восстании, вернее только одна дивизия под командованием Буняченко[43]. Она взяла под контроль несколько районов города, но никак не влияла на ситуацию. Сделано это было для того, чтобы получить индульгенцию при сдаче в плен американской армии.[44] Но не помогло, все они были репатриированы и осуждены.

Ну и глава «Обреченные». «Первыми гражданскими плодами сталинградской народной победы оказались: <...> Указ о введении каторги и виселицы». Стоило бы уточнить, что каторга и виселица вводилась только для пособников нацистских оккупантов. А вообще они ни в чем не виноваты, их власть обидела, потому им можно:«А это прежде всего те, по чьим семьям и по ком самим прошлись гусеницы Двадцатых и Тридцатых годов». А проститутки (иначе их не назвать), по своей воле ложившиеся под оккупантов «были покорены любезностью, галантностью, теми мелочами внешнего вида мужчины и внешних признаков ухаживания, которым никто не обучал парней наших пятилеток и комсостав фрунзенской армии». «Мы не забыли и всенародное движение Локтя Брянского: создание автономного русского самоуправления ещё до прихода немцев и независимо от них, устойчивая процветающая область из 8 районов, более миллиона жителей. Требования локотян были совершенно отчётливы: русское национальное правительство, русское самоуправление во всех занятых областях, декларация о независимости России в границах 1938 года и создание освободительной армии под русским командованием». Наиболее подробно история, устройство, функции т.н. Локотской республики разобраны в статье доктора юридических наук В. С. Христофорова «Коллаборационисты отдельно взятого Локотского округа». В условиях вакуума власти, после взятия 4 октября 1941 года фашистами поселка Локоть (советская администрация покинула поселок, а немецкая не была сформирована), бывший преподаватель физики К. Воскобойник провозгласил себя старостой, а 16 ноября была провозглашена Локотская особая волость. Сразу же началась борьба с партизанами (и даже просто подозреваемыми в сотрудничестве с ними) и евреями. Последних выселяли на окраину или заставляли разминировать поля и дороги. Но 8 января в бою с партизанским отрядом Воскобойник был убит. Власть перешла к его заместителю – бывшему инженеру спиртзавода Б. Каминскому. Под его началом была создана 29-я добровольческая пехотная дивизия СС "РОНА", участвовавшая в подавлении Варшавского восстания.[45] Из показаний генерал-лейтенанта вермахта Ф. Бернгарда, ответственного за карательные операции в тылу 2-ой танковой армии: «Немцы оказали ему помощь оружием, но большую часть оружия он добывал сам. Район Локоть был передан Каминскому в качестве его собственного района управления, в котором он пользовался также территориальной командной властью. <…> Насколько мне известно, его методы были грубы и жестоки. <…> Каминский подчинялся непосредственно армии и обязан был самостоятельно охранять железную дорогу у Локтя и весь подчиненный ему участок». А на территории этого "самоуправления" регулярно располагались немецкие и венгерские части. Каратели жгли сёла и деревни, часто со всеми жителями, расстреливали всех подозреваемых в связях с партизанами. Вот такое вот «русское самоуправление».

Источники

Большая часть источников – это кто-то где-то «что-то слышал краем глаза, что-то видел краем уха». Потому произведение и озаглавлено абсурдно – опыт художественного исследования. Это просто сборник лагерных баек, приукрашенных как можно большим количеством ужасных подробностей, чтобы главный читатель – западный обыватель – и думать не смел, что есть что-то хорошее в terrible Soviet Union. Иногда появляются документы, но проблема в том, что эти документы опровергают самого Солженицына (сочинения В. И. Ленина, Лацис М. И. «Два года борьбы на внутреннем фронте», Н. В. Крыленко «За пять лет (1918–1922)» и др.)

Отдельно остановлюсь на некоторых людях:

Александр Долган. Для начала – просто посмеяться. Потому что это какой-то барон Мюнхгаузен ХХ века. О своих похождениях он написал книгу «Американец в ГУЛАГе», хотя никаких подтверждений тому, что его даже задерживали, не то что сажали, нет. Из этой книги можно узнать, что ордер на его арест выдал сам Генеральный прокурор Руденко (Долгана, по его словам, арестовали в 1948 г., Руденко стал Генпрокурором в 1953 г.) При этом он утверждает, что запомнил планировку всех камер и лагерей, где побывал. С собой в американское посольство Долган нëс 2 боевых пистолета, но арестовали его, как полагается, ни за что. Находясь в заключении он смог придумать методику спать стоя, незаметно для дежурных. А ещё он по сантиметрам на глаз и при помощи полотенца определил размеры камеры.
Варлам Тихонович Шаламов. Казалось бы, писатель-диссидент, почти такой же как Солженицын, но после публикации «Архипелага» он прекратил с Исаевичем всякое общение. Шаламов даже написал:«Ни одна сука из «прогрессивного человечества» к моему архиву не должна подходить. Запрещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться с моим архивом.»[46]
Леонид Николаевич Польский. Вот тут уже не до смеха. Из его биографии мы можем узнать, что родился он в Ставрополе в 1907 году, работал журналистом. С началом Великой Отечественной войны оказался под оккупацией и устроился в оккупационную газету «Утро Кавказа». В 1943 году отступил вместе с гитлеровцами в Крым. Там он стал главным редактором газеты «Казачья лава» («Kazakenangriff») – центрального печатного органа Управления казачьих войск. Издавало её Верховное главнокомандование вермахта во главе с генерал-фельдмаршалом В. Кейтелем. Редакция находилась в Потсдаме.[47][48]
Иван Алексеевич Курганов (настоящая фамилия – Кошкин). Ещё один коллаборант. Он не оставил автобиографии, но постаралась его дочь – Римма Ивановна Нератова. В 1996 году в России была издана её книга «В дни войны. Семейная хроника». Начало войны семья Кошкиных встретила в Ленинграде. К тому моменту Иван Алексеевич занимал пост декана финансового факультета Ленинградского финансово-экономического института. Согласно книге Риммы Нератовой, семья профессора к началу войны располагала квартирой в центре Ленинграда, дачей в Сосновом Бору. В 1942 году Кошкиных вместе с другими сотрудниками института эвакуируют на Кавказ. Но вскоре создаётся угроза захвата Ессентуков, начинается новая эвакуация, а семья остаётся в городе. После занятия его немцами, Иван Алексеевич устраивается на работу в финансовый отдел оккупационной управы. Когда ситуация на фронте складывается не в пользу вермахта, семья Кошкиных отступает вместе с ними. Профессор устраивается в «Винету» (структурное подразделение восточного отдела Министерства народного просвещения и пропаганды Третьего рейха). Кошкин был близок к Власову, но вскоре был отчислен из «Винеты» и отправлен на один из заводов оборонной промышленности. А его дочь Римма до 1945 года работала в Министерстве пропаганды Третьего Рейха. В конце войны семья сбежала в американскую зону оккупации, избежала выдачи СССР. После этого профессор взял псевдоним Курганов и занялся «исследованиями».

Остальные Произведения

«Один день Ивана Денисовича»

Дебютное произведение Солженицына, если не учитывать маленькие статьи и стихи в газетах. Было восторженно принято прессой. А вот восприятие читателей было неоднозначным. В книге «Александр Солженицын: Гений первого плевка» В. Бушин приводит несколько писем, полученных от читателей, недовольных повестью. Вот отрывки из них: «Я ничего не нашел в этой повести. Ваша объемистая статья, при всем Вашем желании хоть что-нибудь найти в Шухове (в главном герое. - В.Б.) тоже не помогла. Зачем из кожи вон лезть и доказывать то, чего на самом деле нет?» «Лично я и мои товарищи, любители русской литературы, уважающие ее за боевой и воспитательный характер, за персонажей и героев произведений, у которых можно поучиться нам, простым читателям, - не можем согласиться с такой высокой оценкой повести А. Солженицына "Один день Ивана Денисовича", включенной в число лучших произведений советской литературы 1963 года.» В целом, для дебюта – неплохо. Произведение очень нудное, с огромным количеством логических несостыковок, но хорошо показывает лагерную жизнь. Но уже в этом произведении начинают пробиваться ростки «Архипелага ГУЛАГ». А именно: все сидят ни за что и воспоминания Шухова о том, «как в деревне раньше ели: картошку — целыми сковородами, кашу — чугунками, а еще раньше, по-без-колхозов, мясо — ломтями здоровыми. Да молоко дули — пусть брюхо лопнет». Только вот не так выглядел рацион обычного крестьянина до Революции. Впрочем, дед у него не был обычным крестьянином. «Крестьянин кормился от трудов своих. Народная пословица гласит: «Что потопаешь, то и полопаешь». Состав крестьянской пищи определялся натуральным характером его хозяйства, покупные яства были редкостью. Она отличалась простотой, еще ее называли грубой, так как требовала минимум времени на приготовление. Огромный объем работы по хозяйству не оставлял стряпухе времени на готовку разносолов и обыденная пища отличалась однообразием. Только в праздничные дни, когда у хозяйки было достаточно времени, на столе появлялись иные блюда. <...> Интересно в этом отношении свидетельство Хлебниковой, работавшей в середине 20-х гг. ХХ в. сельским учителем в с. Сурава Тамбовского уезда. Она вспоминала: "Ели щи из одной капусты и суп из одной картошки. Пироги и блины пекли один - два раза в год по большим праздника… "

На основе изученных этнографических источников можно с высокой долей вероятности реконструировать повседневный рацион русского крестьянина. Сельская пища не отличалась большим разнообразием. Известная поговорка «Щи да каша - пища наша» верно отражала обыденного содержания еды жителей деревни. В Орловской губернии повседневную пищу как богатых так и бедных крестьян составляло «варево» (щи) или суп. По скоромным дням эти кушанья приправлялись свиным салом или «затолокой» (внутренним свиным жиром), по постным дням - конопляным маслом. В Петровский пост орловские крестьяне ели «муру» или тюрю из хлеба, воды и масла. Праздничная пища отличалась тем, что ее лучше приправляли, то же самое «варево» готовили с мясом, кашу на молоке, а в самые торжественные дни жарили картофель с мясом. В большие храмовые праздники крестьяне варили студень, холодец из ног и потрохов.

Мясо не являлось постоянным компонентом крестьянского рациона. По наблюдениям Н. Бржевского пища крестьян, в количественном и качественном отношении не удовлетворяла основные потребности организма. «Молоко, коровье масло, творог, мясо, - писал он, - словом все продукты, богатые белковыми веществами, появляются на крестьянском столе в исключительных случаях – на свадьбах при разговении, в престольные праздники. Хроническое недоедание – обычное явление в крестьянской семье». Бедный мужик вволю ел мясо исключительно только на «загвины» т. е. в день заговения. К этому дню крестьянин, как бы не был беден, обязательно готовил себе мясного и наедался, так что на следующий день лежал с расстройством желудка. Редко крестьяне позволяли себе пшеничные блины с салом или коровьим маслом».[49]

«Пир победителей»

Произведение, от которого Солженицын пытался откреститься: «У меня отобран мой литературный архив 20- и 15-летней давности, вещи, не предназначавшиеся к печати. <...> Пьеса «Пир победителей», написанная мною в стихах наизусть в лагере, <...> — эта пьеса теперь приписывается мне как самоновейшая моя работа.»[50]

Произведение, после которого Солженицын получил нелестную характеристику от Михаила Шолохова: «У меня одно время сложилось впечатление о Солженицыне (в частности после его письма съезду писателей в мае этого года), что он — душевнобольной человек, страдающий манией величия. Что он, Солженицын, отсидев некогда, не выдержал тяжелого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не мое дело определять степень пораженности психики Солженицына. Но если это так, — человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37-го года и последующих лет, принесет огромную опасность всем читателям и молодым особенно.»[51] Возмущение Михаила Александровича вполне понятно, ведь иначе нельзя назвать человека, написавшего оду власовцам. Офицеры Советской Армии представлены полными уродами: они только и делают что пьют и мародерствуют. А все подвиги – выдуманные: «Бумажки, чтоб начальство высшее провесть.

Всё выдумки — и героизм, и жертвенности тайны…»

Единственные положительные персонажи – невеста власовца Галина и помогающих ей сбежать Нержин.

«Галина

Но если так, скажи: каким же роком?

Какими зельями? какою силой

Вас всех понудили служить морлокам,

Врагам народа нашего, врагам России?

Нержин

Кому?

Галина

Морлокам.

Нержин

Это - из Уэллса?

Галина

Нет, из Москвы» – эта сцена иллюстрирует собой всю суть данной пьесы.

«Письмо вождям Советского Союза»

Последняя попытка получить место под солнцем в СССР. В самом начале он нахваливает Советскую дипломатию. Хотя уже здесь он ссылается всё на того же Курганова и утверждает, что никакой угрозы Советскому Союзу во время Холодной войны нет: «Но военных необходимостей у нас вдесятеро меньше, чем мы делаем вид, чем мы напряженно и суетливо создаем сами себе, изобретая интересы в Атлантическом или Индийском океанах. На ближайшие полвека у нас единственная истинная военная необходимость – оборониться от Китая, а лучше вовсе с ним не воевать. Хорошо устроенный Северо-Восток есть и лучшая защита от Китая. Больше никто на Земле нам не угрожает, никто- на нас не нападет».

Замечательно он размышляет о прогрессе, мол он опасен: «Мы бестолково-неоглядно тратили наши ресурсы, истощали нашуи почву, безобразили наши просторы то глупейшими "сухопутными морями", то зараженными околопромышленными пустырями».

И замечательные предложения как себя должен вести СССР: «Не должны мы руководиться соображениями политического гигантизма, не должны замышлять о судьбах других полушарий, от этого надо отказаться навек, это наверняка все лопнет, другие полушария и теплые океаны будут развиваться все равно без нас, по-своему <...> Руководить нашей страной должны соображения внутреннего, нравственного, здорового развития народа, освобождения женщины от каторги заработков, особенно от лома и лопаты, исправления школы, детского воспитания, спасения почвы, вод, всей русской природы, восстановления здоровых городов, освоения Северо-Востока – и никакого Космоса и никаких всемирноисторических завоеваний и придуманных интернациональных задач...» То есть нужно вернуться в XIX век, никак не развиваться, а на международной арене вести себя не как великая держава, а просто смотреть на происходящее, будто геополитика не влияет на государство.

«Как нам обустроить Россию»

Концентрат всех бредовых идей из «Письма вождям». Я бы назвал это «Манифестом шизофреника», потому что Солженицын, основываясь на Ветхом Завете, трактах древнегреческих философов, размышлениях французских философов XVIII века и черносотенцев начала XX века (хотя даже на тот момент они были устаревшими), предлагает строить государство в конце XX - начале XXI вв., никак не адаптируя эти идеи под современность, будто ничего не изменилось с тех времён.

В самом начале этот душевнобольной утверждает, что нужно отпустить «три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет <…> И так – еще больше распрямимся от давящего груза "среднеазиатского подбрюшья"», а национальные республики в составе «Российского Союза» – «если они захотят отделяться – запрета не может быть и здесь».

Солженицын считает, что промышленность не нужна, а нужны традиционные промыслы (то есть возвращение в XVIII век, а то и раньше), а также, что вооружения (во времена Холодной войны) были не нужны.

Из этого потока шизофрении можно узнать, что «редко в какие годы она [школа] выпускала у нас знающих, и то лишь по доле предметов, да и таких-то – только в отобранных школах крупных городов, а Ломоносову провинциальному, а тем более деревенскому – сегодня никак бы не появиться, не пробиться». Это, конечно, правда, ведь Ломоносову, чтобы учиться, пришлось добираться в Москву и лгать о дворянском происхождении, а благодаря Советской власти образование стало всеобщим и бесплатным. Мы не получили новых Ломоносовых, но мы получили: Сергея Павловича Королева, Льва Давидовича Ландау, Жореса Ивановича Алфёрова и многих других. А ведь без всеобщего образования эти люди не стали бы знаменитыми учеными и изобретателями (Ландау вряд ли смог бы выехать за черту оседлости, существовавшей в так горячо любимой Солжем дореволюционной России). «Приходится признать: весь XX век жестоко проигран нашей страной; достижения, о которых трубили, все – мнимые. Из цветущего состояния мы отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище» – утверждает Исаич. Что же он считает мнимыми достижениями? Победа в Великой Отечественной войне (самой кровопролитной войне в истории), аппарат Илизарова, первая в мире АЭС, первый космический спутник, первый человек в космосе и многое другое – всё это мнимые достижения, по мнению Солженицына.

Далее он предлагает устроить подобие афинской демократии, то есть организовать огромную страну по принципу города-государства, существовавшего несколько тысячелетий назад.

А ещё нам надо перестать оказывать поддержку дружественным странам, отказаться от геополитических амбиций и за всё покаяться. Но о покаянии чуть ниже. Ну и замечательный пример:«Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии и от заманчивых политических авантюр – и сразу расцвела.» Так Япония примирилась, что до сих пор считает Южные Курилы своей оккупированной территорией.

Идеи Солженицына

«Простая истина, но и её надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны — народу. После побед хочется ещё побед, после поражения хочется свободы — и обычно её добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно.

Полтавская победа была несчастьем для России: она потянула за собой два столетия великих напряжений, разорений, несвободы — и новых, и новых войн. Полтавское поражение было спасительно для шведов: потеряв охоту воевать, шведы стали самым процветающим и свободным народом в Европе.

Мы настолько привыкли гордиться нашей победой над Наполеоном, что упускаем: именно благодаря ей освобождение крестьян не произошло на полстолетия раньше (французская же оккупация не была для России реальностью.) А Крымская война принесла нам свободы.» – "Архипелаг ГУЛАГ", т. 1, ч. 1, гл. 6 "Та весна".

«Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию.» – «Как нам обустроить Россию».

Это, если что, он пишет в контексте Великой Отечественной. По-моему, в комментариях подобный бред не нуждается.

Что в «Архипелаге ГУЛАГ», что в «Как нам обустроить Россию» красной нитью проходит одна мысль – нам надо покаяться. Перед всем миром, за всë. Вот какие замечательные были прибалтийские республики, а мы их захватили – надо каяться. Бандеровцы (ОУН – экстремистская организация, запрещена на территории РФ) лишь свободы хотели – надо и перед ними каяться. Закавказье вошло в состав СССР – и перед ним надо каяться. Власовцы от Советской власти пострадали – покаемся перед ними. СССР ведет себя как обычное государство (отстаивает свои геополитические интересы в Азии и Африке) – захватнические войны, за которые надо что сделать? Правильно, покаяться.

Ну и замечательный пример покаяния – ФРГ. Дескать, они преступников посадили и зажили. Посадили аж так, что в аппарате К. Аденауэра оказались: Ганс Глобке (статс-секретарь канцелярии федерального канцлера ФРГ с 1953 по 1963 год; один из авторов комментариев к «Нюрнбергским расовым законам»), Теодор Оберлендер (в 1953—1960 годах министр ФРГ по делам перемещенных лиц, беженцев и жертв войны; член НСДАП с 1933 года, в 1941 году политический руководитель батальона «Нахтигаль», в 1942-1943 гг. — командир батальона особого назначения «Бергман», действовавшего на Северном Кавказе), Рейнхард Гелен (создатель Федеральной разведывательной службы Германии (BND); участвовал в разработке плана «Барбаросса», генерал-лейтенант вермахта).

И в завершение цитат, показывающая «горячую любовь» Солженицына к своей стране: ««Внутренних дел» не осталось на нашей тесной планете... Коммунистические вожди говорят вам: 50 не вмешивайтесь в наши внутренние дела, дайте нам душить спокойно... А я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела... Мы просим вас — вмешивайтесь? (аплод.).»[52]

Выводы

В завершение, наверное, надо сказать о личности Солженицына. Соглашусь с мнением историка Е. Н. Яковлева, который предположил, что Солженицын выстроил себе образ великого русского писателя и пытался ему всячески соответствовать (внешний вид и огромное количество историзмов).[53]

Не стоит забывать, что Солженицын вечно думал только о себе. Не получилось приспособится при Сталине – война помешала. В страхе за жизнь по сути дезертировал, оказался в лагере. Видимо, лагерь довольно странно сломал психику Солженицына. Там он, как информатор, был вынужден общаться с людьми, идеи которых порой представляли полный бред. В там же он работал библиотекарем. А до войны учился в МИФЛИ. И именно после лагеря Солженицын отпустил бороду, как Толстой. Новая попытка приспособиться – «Иван Денисович» был восторженно встречен критиками. Солженицын встречается с Хрущёвым в Кремле. И, вдруг, новая обида на власть за неполучение Ленинской премии – недостаточное признание. А после и исключение из Совета писателей.

Далее Солженицын занимает диссидентскую позицию и пишет сборник баек, услышанных в лагерях – «Архипелаг ГУЛАГ». Приспособление на Западе дало то, чего Солженицын жаждал – признание: Нобелевская премия, бесчисленные интервью и выступления.

Вот так довольно неплохой писатель вместо того, чтобы развивать свой талант, пожертвовал им ради сомнительной, но скорой славы.