Вольтер (1694-1778) является одним из крупнейших представителей просветительского классицизма во Франции. Философские повести играют существенную роль в творческом наследии писателя. Создавая художественную прозу, Вольтер избрал ее особый тип, который впоследствии получит название «conte philosophique», что было вполне характерно и закономерно для рационалистической и философской эпохи Просвещения. Переосмысливая накопленный социальный и религиозный опыт, философы во Франции делали достоянием общественного сознания свои воззрения не только при помощи сугубо философских, научных сочинений, но и при помощи публицистики и литературного творчества.
Вольтер придал жанру философской повести классическую форму. В основе каждой повести лежит некий тезис, который доказывается или же опровергается в ходе повествования. Нередко он намечен уже в самом названии: «Задиг, или Судьба» (1747), «Мемнон, или Благоразумие людское» (1749), «Кандид, или Оптимизм» (1759) и т.д. В художественном пространстве произведений взаимодействуют не столько конкретные персонажи, сколько те идеи, которые они выражают. Отсюда экзотичность, а нередко и фантастичность сюжетов, легкость и непосредственность, с которой герои меняют уклад своей жизни, переносят удары судьбы, отправляются путешествовать, принимают смерть близких, погибают сами.
Время в философских повестях летит с невероятной скоростью, место действия меняется настолько стремительно и произвольно, что условность места и времени становится очевидной. Некоторые читатели приходят к выводу о почти полном отсутствии психологизма и историзма в философских повестях.
Также стоит отметить тот факт, что авторской речи уделяется намного больше внимания, чем диалогам. Это неудивительно, ведь главная задача Вольтера - установить контакт с чутким и образованным читателем, которому интересна сама беседа с автором-мыслителем. В данном отношении можно сказать, что детали и многочисленные сюжетные элементы произведений это лишь «ширма», за которой скрывается борьба идей, главных героев философских повестей Вольтера.
С категориями добра и зла в повестях органично связаны проблемы церкви и религии вообще, имевшие большое значение как для общественной жизни Франции в эпоху Просвещения, так и для самого писателя. Вместе с тем Вольтер выступает и как враг атеизма, полагая, что без понятия божества не может существовать ни одно общество.
Существенное многообразие типов конфликтов философских повестей обусловило разнообразие персонажей в них. Стоит сказать, что они различаются между собой по многим признакам (эпоха, возраст, социальное положение, место проживания, религиозные и философские воззрения и т. д). Тем не менее, все они являются выразителями той или иной авторской идей, которую необходимо проиллюстрировать.
В повести “Задиг, или Судьба” (1947), которую Вольтер написал от имени персидского поэта Саади, посвятив фаворитке Людовика XV маркизе де Помпадур, выведенной под именем султанши Шераа, рассказывается о несчастьях юноши Задига из Вавилона, которого судьба заносит в Египет, Аравию, сталкивает с многочисленными интригами, но и дарует любовь и царский трон.
Уже на примере данной повести мы можем заметить, что перед нами не характеры, а скорее типы персонажей. Все движения души сугубо «овнешнены»: в горе герои обливаются слезами; в страхе – дрожат; от радости лишаются сознания. Эти описания, заостряющие внимание на типичности, всеобщности эмоций и кажущиеся столь наивными современному читателю, в действительности глубоко концептуальны для эпох, когда отсутствует представление о неповторимости личности. Путь героя, ищущего свою возлюбленную Астарту, – основной двигатель повествования, поэтому сюжет линеен.
Повесть «Кандид, или Оптимизм» (1759) является ярким примером авторской критики прогрессивной модели мироздания. Произведение знаменует резкий перелом в мировоззрении Вольтера, который во многом отходит от идей Лейбница в этот период. Одной из причин таких существенных перемен являлось Лиссабонское землетрясение 1755 году, которое укрепило пессимистические взгляды Вольтера. Повествование развивается как пародия на греко-византийскую повесть и на популярный в эту эпоху жанр романа путешествий.
В повести рассказывается о злоключениях юноши Кандида, воспитанника вестфальского барона, влюбленного в дочь своего учителя Кунигунду. Кандид, Кунигунда и Панглос (наставник Кандида) переживают множество несчастий. Судьба носит их по всему миру - от Болгарии, Голландии и Португалии до Венеции, Аргентины, Константинополя и легендарной страны Эльдорадо. В итоге Кандид все таки женится на подурневшей Кунигунде и заводит маленькое имение. Панглос теряет свою безусловную веру в оптимизм.
Повесть тяготеет к просветительскому роману воспитания, в котором системообразующим началом является история становления главного героя. Образы Кандида, философа Панглоса и Мартена образуют идейное ядро произведения. Панглос в начале повести выступает ярым сторонником оптимистической системы Лейбница и приверженцем идеи прогресса; он стремится найти детерминистскую основу для всех людских поступков: «Все события неразрывно связаны в лучшем из возможных миров. Если бы вы не были изгнаны из прекрасного замка здоровым пинком в зад за любовь к Кунигунде, если бы не были взяты инквизицией, если бы не обошли пешком всю Америку, если бы не проткнули шпагой барона, если бы не потеряли всех ваших баранов из славной страны Эльдорадо, – не есть бы вам сейчас ни лимонной корки в сахаре, ни фисташек». Иногда это доходит до абсурдного. Например, можно вспомнить эпизод, когда Панглос заражается сифилисом от своей горничной Пакеты и выстраивает целую цепь доказательств того, как могло произойти это гнусное событие. Читатель не может равнодушно наблюдать за судьбой Панглоса, который претерпел страшные муки, чудом уцелел после повешения, но все же продолжает верить в идеи человеческого прогресса, ведь «отдельные несчастья создают общее благо». Мартен, напротив, вселяет в Кандида идею, что «дьявол вмешивается во все дела этого мира».
Таким образом, условно-книжное и жизненное в истории и характере Кандида проявляется в том, что герой раздираем в своих мыслях между двумя противоположными философскими системами, но подлинным учителем для него оказывается сама жизнь. Главный критерий того, что во взглядах Кандида происходит значимая эволюция проявляется в том, что у него вырабатывается критическое мышление по отношению к миру. Герой начинает с недоверием относиться к идее Панглоса о неизменной гармонии Вселенной и положительной взаимосвязи всех явлений. Во многом это отношение к идее благости мирской жизни отображает образ сада, с которым мы сталкиваемся с конце повести. Этот образ может быть истолкован двойственно. С одной стороны, сад в данном контексте становится символом рукотворного Эдема, который герой возделывает самостоятельно. С другой, можно истолковать сад как призыв отказаться от пустого философствования и заняться земными делами. Так или иначе, у читателя уже не остается полной уверенности в том, что «все к лучшему в лучшем из миров». Перенеся много бед, юноша в конце концов восклицает: “О Панглос!.. Кончено, - я наконец, отказываюсь от твоего оптимизма».
В повести “Простодушный” события происходят в Нижней Бретани, французской провинции, но отнесены в недавнее прошлое – 1689 год. Экзотичным здесь оказывается главный герой – Простодушный – воспитанный индейцами сын капитана, пропавшего без вести. Характерная черта героя в том, что его быт не затронут условностями цивилизации; он живет, думает и действует в соответствии со своим природным разумом. Образ Простодушного – это воплощение “естественного человека”. Во Франции Простодушный познает «цивилизацию». В данной повести Вольтер во многом полемизирует с Руссо, смягчает его крайности, его резкие отрицания благотворных черт культуры. «Чтение возвышает душу», - пишет Вольтер, и его герой, пройдя курс наук, заявляет: «Я склонен уверовать в метаморфозы, ибо из животного превратился в человека». В отличие от других повестей Вольтера, движущей силой сюжета в повести становится романтическая интрига — любовь Гурона к его крёстной матери Сент- Ив. Это во многом определяет и то, что перед нами предстают персонажи с подлинными человеческими характерами, а не просто марионетки, вынужденные сносить все удары судьбы. “Простодушный” представляет собой своего рода органичный гибрид философской повести и романа воспитания. Этим и обуславливается тот факт, что герои намного более психологически достоверны, по сравнению с персонажами других повестей Вольтера.
Если мы говорим в целом про персонажей философских повестей Вольтера, то можно также отметить, что одним из значимых критериев их разделения является их жизненная позиция: она может быть активной и пассивной по отношению к миру. На этом основании можно выделить два основных типа героев: «герой деятельный» и «герой созерцательный». Граница между этими двумя типами достаточно подвижна. Нельзя утверждать, что деятельные герои не созерцают мир, а созерцатели никак не проявляют себя в действии.
Как ни странно, деятельными героями в философских повестях Вольтера оказываются зачастую жители древнего мира (Пифагор, Задиг, Амазан), поскольку, в отличии от созерцателей, они способны противостоять злу и невежеству в окружающем мире.
Также любопытно отметить тип псевдомудреца (Мемнон, Панглос, Бабабек), который противостоит типу философа. Отличительной особенностью псевдомудрецов у Вольтера является то, что они оказываются абсолютно бессильны перед лицом действительности из-за своей ограниченности.
«Простодушные» герои (Кандид, Скарментадо, Амабед) претерпевают неизбежную эволюцию на протяжении всего повествования. Именно в их случае книжное образование и накладывается на жизненный опыт, иногда дополняя и углубляя его, а иногда противореча ему. Как правило, преобразование подобных героев происходит в ходе развития сюжета.
Мысль Вольтера о том, что религию необходимо сохранить как «узду» для народа в частности находит отражение в типе героя лицемера. Примечательно, что Вольтер чаше всего изображает его в образах священнослужителей (духовник-иезуит о. Всё-для-Всех, исповеник-театинец, о. Фатутто, о. Фамольто и др.). Двуличие в данном контексте предстает не столько как индивидуальный порок того или иного персонажа, сколько как естественное следствие социального зла, которое заключено в самом феномене монашества и священнослужительства.
Достаточно распространенной также является и функция постороннего наблюдателя. Роль стороннего наблюдателя важна, поскольку, дистанцируясь от происходящего, он и получает возможность объективно видеть действительность, критически ее оценивать. Центральные персонажи повестей Вольтера также могут быть наблюдателями. (Например, Кандид, о котором мы сказали в начале работы).
Обращаясь к миру философских повестей Вольтера, мы все таки не можем предъявить автору обвинение в схематизме персонажей. В начале мы уже высказали мысль о том, что конкретный герой той или иной повести призван отобразить ту или иную идею, в этом и заключается цель произведений Вольтера. Действительно, мы не встречаемся с авторскими комментариями или обширными внутренними монологами, которые бы раскрыли внутренний мир героев. Тем не менее, в процессе пристального чтения мы не можем прийти к выводу, что Вольтеру в целом чужд психологизма. Рискнем предположить, что мысли, ощущения и переживания героев передаются при помощи метких и выразительных штрихов. Вместе с тем для большинства персонажей характерна своего рода однолинейность; это не является недостатком такого типа повестей, но свидетельствует о той задаче, которую Вольтер изначально ставит перед собой: изобразить общую модель человеческого поведения. Для философских повестей Вольтера характерна высокая степень философского обобщения, хотя мы и не можем говорить, что те или иные герои лишены своих индивидуальных мыслей, черт, поведенческих мотивировок.
Источники:
1.Артамонов С. Д. Вольтер // Вольтер. Орлеанская девственница. Магомет. Философские повести. — М.: Художественная литература, 1971.
2.Волгин В. П. Историческое значение Вольтера // Избранные произведения / Вольтер ; составление и редакция Е. Ф. Книпович и Б. А. Песиса. — М. : ГИХЛ, 1947.
3.Вольтер. Кандид, или Оптимизм / пер. с франц. Ф. Сологуба // Вольтер. Орлеанская девственница. Магомет. Философские повести. — М.: Художественная литература, 1971.
4.Кузнецов В. Н. Вольтер и философия французского Просвещения XVIII века. — М. : Издательство МГУ, 1965
5.Кузнецов, В. Н. Философское творчество Вольтера и современность / В. Н. Кузнецов // Философские сочинения. – М. : Наука, 1988.