Когда свернули с большака на проселок, Парамон Иванович выпросил у своего шофера Сашки баранку, и они поменялись местами. Парамон Иванович – председатель колхоза, человек в том возрасте, когда дедом еще назвать вроде бы неудобно, а дядей как-то уже неподходяще. Он только-только выучился рулить и потому вел машину осторожно.
Пот градом струился по его лицу, должно быть, не столько из-за духоты, сколько от напряжения. Тень машины, отчетливая, с резким силуэтом оленя, замершего на капоте, медленно ползла слева, доставая до конопли, подступающей вплотную к проселку.
— Пивка бы теперь... — мечтательно выдохнул Сашка.
Парамон Иванович добродушно заворчал:
— Помешался ты, парень, на этом пивке. Вон корреспондент... — показал большим пальцем за плечо, на меня, — что он о тебе подумает? Возьмет, да и на карандаш...
— За что?
— А вот за это самое. Страда, люди о работе болеют, а ты... Что скажет корреспондент, слушая тебя?
— Сейчас узнаем... - Сашка, закинув голый локоть за спинку сиденья, повернулся ко мне - лицо хитрое. Заговорщицки подмигивая, стал вводить меня в соблазн: — Целую бы кружку сейчас... холодную... Чтобы пена вспухла над ней. А еще, что-бы с таранкой. Ну, как?
— Не мешало бы, - согласился я.
— Вот, вот! Слышите, Парамон Иванович? Корреспондент тоже не прочь хватить пивка, а вы — «на карандаш»...
— Хитрец ты, Сашка! — Председатель рассмеялся, вытер мокрый загривок носовым платком и добавил: — Знаю я тебя, шельму!
Уж если Парамон Иванович «знал» Сашку, то Сашка Парамона Ивановича, видать, и подавно. Забористый он был, этот парень. Сообразительный. В шутку или по правде — не могу сказать, но мне в деревне говорили потом, что односельчане, прежде чем обратиться с какой-либо просьбой к Парамону Ивановичу, осаждали первым делом Сашку: дескать, как там начальство, можно ли подступиться? И если Сашка отвечал, что нельзя, ничего не выйдет, то и пытаться было нечего. Шепнет Сашка или мигнет — проси: в эту минуту Парамон Иванович покладист и ни в чем не откажет.
Сегодня председатель был в самом лучшем расположении духа. Еще бы, в райкоме похвалили: хорошо, быстро идет уборка хлебов в колхозе. Обо всем этом я и должен был написать в газету.
Слева по-прежнему зеленой стеной тянулась конопля, справа — поле, стриженное, как Сашка, под «ежик». На стерне золотились кучи сытно пахнущей ячменной соломы. Впрочем, ячмень был скошен еще не весь. Островок его виднелся в самой середине поля, и на этот островок издали наплывал самоходный комбайн. Знойное марево то растягивало комбайн, то сжимало — точь-в-точь как на экране плохо настроенного телевизора.
Парамон Иванович горделиво сказал:
— Симуков работает!
— Вот про кого надо статью сочинить! - восхищенно заговорил Сашка. - Чешет по две нормы в смену и даже больше... Не парень, а...
— Завернем к нему? - перебил его председатель.
Он спросил это явно у меня, но ответить поспешил Сашка:
— Завернем! Конечно, завернем!
«Волга» съехала с проселка, под колесами зашуршала стерня. Парамон Иванович целил наперерез комбайну, и когда мы поровнялись, резко затормозил. Комбайн тоже остановился. Из-под серого зонта высунулся, а потом ловко сбежал по ступенькам невысокий в запыленном комбинезоне парень, и лицо его тоже было черное от пыли. Выйдя из машины, мы поочередно пожали горячую, маслянистую от солярки, руку Симукова. Председатель с улыбкой кивнул на меня.
— Вот, корреспондента привез тебе.
— Ну-у... - неопределенно откликнулся на это Симуков.
— Давай рассказывай, как ты тут стараешься. Про свои успехи, понял? Ты же у нас...
— Да что вы, Парамон Иванович!
— Не стесняйся, чего уж... Краска-то вон сквозь пыль проступила. Экая девица ты, Симуков! Давай: так, мол, и так и все такое...
Беседовали мы недолго. И пока беседовали, Парамон Иванович бродил в отдалении по стерне, словно искал что-то. Наверно, проверял, чисто ли убрано. Не найдя ни одного потерянного колоска, засмотрелся на ячмень, довольный. Сашка с интересом оглядывал комбайн, точно впервые видел эту машину. От него, от комбайна, шибало жаром, как из духовки.
Едва я спрятал в карман блокнот и авторучку, Сашка подскочил к Симукову и отвел его в сторону. Мне было слышно, о чем они говорят.
— Деньги нужны? - спросил Сашка.
— Ясное дело.
— Кружку пива ставишь - подскажу, как добыть.
Симуков кивнул.
— По рукам... - они хлопнули ладонь о ладонь, и Сашка зашептал азартно: — У Парамона Ивановича настроение сегодня - во! Соображаешь? Проси аванс. Кому-кому, а тебе не откажет...
— Иди ты!
— Серьезно говорю...
Тут подошел Парамон Иванович.
— Потолковали? А теперь, Симуков, позволь-ка мне взять у тебя, как его... интервью. До вечера скосишь весь ячмень?
— Постараюсь, только... это самое...
— Чего?
— Просьба у меня к вам, Парамон Иванович... — Симуков опять запнулся, переступил с ноги на ногу и нерешительно добавил: — В деньгах я нуждаюсь.
— Гм, что же, хлеба у тебя дома нету, а? — хитро прищурившись, спросил председатель.
— Хлеб-то есть... — Верно, хлеб есть. И молоко свое, и мясо, и яички, даже мед... Вон какой пчельник с отцом развели! Зачем деньги-то?
За Симукова схитрил Сашка:
— Парамон Иванович, сестренка у него именинница, так он хочет подарочек ей сообразить.
— А ты не встревай в чужой разговор!
— А я чего? - заюлил Сашка. — Я ничего... Я только хотел сказать, что, будь я на вашем месте, я бы не отказал такому работяге, как Симуков.
— Я, я, я! — передразнил Парамон Иванович. И, взглянув из-под кустистых бровей на комбайнера, сказал: — Так и быть, выпишем...
Сашка украдкой подмигнул Симукову и пошел к «Волге». Вскоре мы опять вырулили на дорогу. За баранкой сидел теперь Сашка. Он то и дело высовывал левую руку в окно, чтобы высушить на ветру потную ладонь. А Парамон Иванович через плечо говорил со мной - нахваливал все того же Симукова. Обещал, между прочим, свозить меня и к другим комбайнерам, и ток показать, где зерно готовилось к отправке на элеватор.
Ячменное поле кончилось. Дорога, круто огибая его, уходила вправо, к деревне. И вот там, где надо было поворачивать, мы увидели вдруг несжатую полоску. Она была как раз на углу поля - выгнутая, напоминающая своими очертаниями полумесяц.
— Эт-то что такое? - изумился Парамон Иванович. — Ну-ка, Сашка, застопори!
Мы вышли из машины. Председатель сокрушенно покачал бритой головой и, щурясь, недобро прицелился вдаль — туда, где слышался рокот теперь уже невидимого комбайна.
— Безобразие!
Сашка, глядя на несжатую полоску, с сожалением проговорил: — М-да, ячмень... Ведь это бы сколько пива-то вышло!
— Опять ты мне про пиво?!— взъярился Парамон Иванович. Грозя кулаком рокочущей дали, продолжал: — Ну, погоди!.. Аванс захотел?! Я тебе за такую штуку пропишу аванс!
С этими словами он решительно двинулся к полоске ячменя. Не доходя до нее двух-трех шагов, неожиданно вспугнул жаворонка. Жаворонок взлетел из-под куста полыни, голубеющего среди усатых колосьев. Взлетел как-то неловко и боком-боком, сваливаясь на крыло, потянул низко над стерней. Метрах в десяти от Парамона Ивановича шлепнулся, трепеща крыльями.
— Ты гляди-ка! - удивился председатель, на секунду забыв о грешке Симукова.
Я высказал свою догадку:
— Подранок, наверно.
— А может, у него тут гнездо? - послышался голос Сашки.
— Возможно, возможно... - Парамон Иванович шагнул в ячмень, разгреб руками терпко запахший куст полыни и весь встрепенулся. — Мать честная! Да и впрямь, тут целый выводок!
На земле, в гнездышке, искусно свитом из прошлогодней соломенной трухи, уютно пристроилось несколько птенцов. Это были жаворонята-позднышки, уже почти оперившиеся. Они широко разевали желтоклювые рты и, попискивая, вытягивали тощие шейки.
— Мать честная! - еще раз повторил Парамон Иванович, неуклюже присаживаясь на корточки. — Сашка, найди червяка!
— Да где же я его найду? - Гм-м... Пиво - так ты, братец, и под землей сыскал бы, — подковырнул Парамон Иванович.
Он был теперь весел и широко улыбался. Бормотал что-то, дразня птенцов розовым граммофончиком повители. Но, подняв голову, он как бы обмерил взглядом несжатую полоску ячменя и снова. нахмурился.
— Н-да... Ладно, поедем.
Когда мы тронулись, из-за горизонта зачернел комбайн. Парамон Иванович, искоса глядя на него, сказал задумчиво:
— А что, Сашка, выпишем Симукову аванс или нет?
— Надо выписать, Парамон Иванович! — с готовностью подхватил тот. — Обязательно надо!
— Ну, так и быть. А ячмень этот... я все же заставлю Симукова скосить косой. Да, да! Попозже малость…