Катя сидела на старом поваленном дереве, энергично качая ногами в старых, местами потертых чунях. Она надувала губы, морщила грязное от потеков слез лицо и что-то невнятно бубнила, явно кого-то изображая. «Искорки в тебе нет, Катерина», - целенаправленно искажая голос, пытаясь сделать его максимально старушечьим, повторяла девочка.
Хотя октябрь выдался на удивление теплым, от воды уже тянуло стылым предзимьем. В старой бревенчатой одноэтажной школе вовсю уже шел урок, разновозрастные ученики по команде плавно растягивали прочитанные слоги, но туда Катерину совершенно не тянуло. Ну и что, что безграмотной останется. Мамка ее, Пелагея, всю жизнь безграмотная, да и папаня тоже, ничего – живут как все. Да у них из всего села читать-то только двое умеют – председатель, да пожилая учительница Анна Семеновна. При мыслях об учительнице девочка втянула голову в плечи, на миг став похожей на нахохлившегося воробья, и вновь забубнила: «Искорки в тебе нет, искорки нет». Да где ж ей взять её, искорку эту, почитай у матери что ли спрашивать, пошто без искорки дитя родила?
Так Катерина просидела до вечера. За это время прохладный ветер осушил ее слезы, позднее октябрьское солнце напускало по воде пятен, одинокая березка выстелила последний свой ковер у ее ног, но утешения ей это не принесло.
А ночью Катерина занеможила. Испепеляющий жар лихорадки вытягивал тщедушное тело в струнку, не давая расслабиться, обрести долгожданный покой. Испуганная Пелагея то и дело смачивала тряпку со лба дочери, но хватало этого ровно на две минуты. Иван, отец Катерины, был отправлен за доктором в город, но по октябрьской грязи на лошади доберется он туда лишь к утру. Пелагея тихонько подвывала от безысходности и звала дочь по имени.
Катерина не слышала мать. В забытьи она металась по лесу, высматривая постоянно ускользающий из виду огонёк. «Искорка», - радостно шептала она. «Искорка», - вторили пересохшие губы девочки наяву. Огонёк был виден то ближе, то дальше, как будто поддразнивал девочку – вот он я, а не возьмешь. Катерина теряла силы – и тут, среди беспамятства, и там – в настоящем, снедаемая жаром. В последнем рывке сквозь горькие и горячие слезы девочка схватила-таки пресловутый огонёк. Он пульсировал у неё в ладони, вместо ожидаемого жара даря спасительную прохладу. «Так вот ты какая, Искорка», - улыбнувшись произнесла девочка. Искорка улыбнулась в ответ, выросла и обволокла Катерину. Миг – и огонька не стало. В маленькой ладошке. Но зато там, в груди, где тихонько стучало маленькое сердечко и жила наивная детская душа, Катя чувствовала её – свою долгожданную Искорку.
Когда доктор наконец-то добрался до своей маленькой пациентки, та уже была в сознании и с большим аппетитом уминала мамины щи. Поохав и поудивлявшись, врач отбыл восвояси, прописав на крайний случай по ложке рыбьего жиру в день.
А через два дня выздоровевшая Катерина была отправлена в школу. Дабы дочь опять не сбежала, провожал её сам отец семейства – Иван. Войдя в класс, Катерина сразу была атакована двумя близняшками – Марфой и Прасковьей. Из их сумбурного рассказа Катерина поняла, что Анна Семеновна уехала учительствовать в город, а на её место прислали другую.
В класс вошла она. Чудо, зовущееся Татьяной Сергеевной. Чуть моложе двадцати пяти, с длинной аккуратной косой до пояса. И с улыбкой… Анна Семеновна никогда не позволяла себе улыбки по отношению к ученикам. По её мнению, юные умы должны впитывать в себя знания в чрезвычайной строгости и благоговении. Новая же учительница напрочь разрушала все сложившиеся устои. Она разрешала детям высказывать своё мнение, чувствовала настроение каждого, светилась изнутри сама и зажигала этим светом детей. Искорка, которой по мнению Анны Семеновны никогда не было в Катерине, разгорелась неистовым светом тяги к знаниям. Никогда еще так не бежала Катерина в школу. Никогда еще так не горели её глаза, и не трепетало сердце…
Из раздумий Екатерину Ивановну вырвал звонок в дверь. Утерев краем платочка потёкшую, было, слезу, пожилая женщина засеменила открывать. На пороге стояли люди. Человек десять, все глубоко за пятьдесят. Щуря подслеповатые глаза, хозяйка попыталась узнать нежданных гостей. Вдруг самый высокий мужчина сделал шаг вперед, схватил женщину на руки и закружил. Все остальные бросились обнимать и целовать старушку. «Екатерина Ивановна, не признали? Да это же мы, ваш самый первый 1й «А», - веселым гуртом затараторили они. А Екатерина Ивановна, девяностолетняя уже женщина, некогда учительница начальных классов, вновь видела в них щебечущих мальчишек и девчонок, с которыми когда-то поделилась своей Искоркой…