(эпизод из жизни тюремного врача)
Татьяна уже не помнила, когда перестала воспринимать свои дни рождения и даже юбилеи как праздники. Конечно, она приносила на работу в этот день торт и даже вино, угощала сотрудников, которые обязательно готовили начальнику отделения подарок. Приносила шоколадные конфеты и чай, чтобы благодарить пациентов, поздравлявших её и вручавших ей свои подарочки. Не взять от больных их подношения означало оскорбить, поэтому приходилось принимать шкатулки, расчёски, затейливо разукрашенные записные книжечки, всё, что можно было изготовить в условиях зоны. Урок «лагерной этики» в самом начале её карьеры тюремного врача преподал доктору один из авторитетных зэков. Он принёс ей в день рождения набор разделочных досок, украшенных резьбой и живописными фрагментами из сказок А. С. Пушкина. На взгляд Татьяны подарок был очень дорогой и это можно было расценить как взятку и связь сотрудника со спец контингентом, что строго наказывалось. У опер части везде были глаза и уши и о презенте, вручённым зэком Татьяне Владимировне, сегодня же стало бы известно капитану Симонову, в крайнем случае утром следующего дня, а потом жди неприятностей.
Татьяна замахала руками на пациента:
– Ты что, с ума сошёл? – возмущалась она, с ужасом глядя на входную дверь, в которой по её предположению должен был немедленно появиться оперативник и накрыть взяточницу с поличным.
Поведение доктора пациент воспринял по–своему.
- Понял, подарок не фонтан, - презрительно произнёс он. – Я не на свободе, бриллиантов здесь у меня нет. Если не нравится, выбросишь, но, чтобы я не видел! – злобно закончил он и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Татьяне долго потом не удавалось наладить контакт с этим пациентом, но всё-таки это произошло. Тогда она пояснила, что для врача важны лишь добрые отношения со своими больными, а на дорогие подарки и деньги в конвертах для докторов она насмотрелась в Москве, где лечился родственник, и это ей претило. Однако, больные не унимались и рабочий кабинет Татьяны был увешан эстампами, книжные полки уставлены сувенирами, дома на кухне висели те самые роскошные разделочные доски, а Слава Симонов смотрел на всё это равнодушно. Однажды благодарные пациенты преподнесли имениннице роскошный букет роз. На дворе зима, в магазинах города раздобыть такие цветы невозможно, только революционные алые гвоздики на прилавках, а в кабинете у Татьяны Владимировны огромный букет. По поводу этого букета Славой Симоновым было проведено тщательное разбирательство потому, что цветы принёс в зону за большие деньги сотрудник, который давно уже был на подозрении опер части в преступных связях с осуждёнными и дело не ограничивалось такими пустяками как розовый букет. Он доставлял в больницу опять же за деньги и водку и наркотики, а это уже расценивалось как преступление.
Когда в жизни Татьяны Владимировны появился Рыбаков, дни рождения опять стали праздничными. Вообще жизнь изменилась. Она стала яркой, полной радостных ожиданий, но и тревог. На горизонте как из тумана появлялись то прекрасная Барби, то вероломная Верка с её напором и желанием присвоить чужое счастье, однако, Татьяна находила в себе силы не донимать Рыбакова подозрениями. На Таню же то и дело обрушивалась Женькина ревность, совершенно необоснованная на её взгляд. Рыбаков обижался, злился и не мог понять отношений между медиками, когда они, работающие в маленьком коллективе на опасной работе, становились семьёй. Такие отношения были возможны только среди медицинских работников, которым приходилось часто работать сутками, когда ели, пили и даже спали вместе. Что стало бы с Рыбаковым, если бы он узнал о том, что в одной из командировок Татьяне пришлось спать валетом на одной кровати с психиатром Юрием Петровичем потому, что в гостинице, больше похожей на ночлежный дом из пьесы М. Горького «На дне» не было свободных женских мест. А у хирургов вообще бытовала поговорка: операционная сестра – вторая жена. Не потому, что между ними была интимная связь (хотя и такое случалось), а потому, что в операционной хирург бывал чаще чем дома. Инженер Рыбаков не понимал таких отношений и часто ревновал свою возлюбленную к больничным кавалерам, хотя Татьяна божилась, что они просто коллеги и друзья.
Сегодня четырнадцатое декабря, её день рождения и счастливая Татьяна порхала по своей крошечной квартире в обновке - Женька подарил ей золотые серьги с зелёным гранатом. Глаза и камни сияли и Рыбаков был доволен, что угодил любимой, а на вечер у него был заготовлен ещё один сюрприз. Находясь в отпуске, он по телефону попросил Татьяну взять на свой день рождения отгул за сверхурочную работу. Четырнадцатое декабря приходилось на будний день, пятницу. Если праздновать в выходной, именинницу замучают гости, а в будни все на работе. Таня с Евгением свободны и могут посвятить этот день друг другу, что случалось до сей поры очень редко. Сегодня они намерены провести вечер в ресторане. Предполагалось заказать всё самое изысканное. Музыка обязательна. Самый лучший оркестр в ресторане «Дворянское гнездо». Так доложил по телефону закадычный друг Серёга, который в местных ресторанах знал толк. В посёлке, где жили Рыбаков и Сергей, была только рабочая столовая, разгуляться было негде и молодёжь выезжала в город отмечать наиболее значимые события. Татьяна также бывала в «Дворянском гнезде» и подтвердила, что это лучшее место в городе для праздника. Она похвасталась, что владелец этого заведения её бывший пациент, а Женька расстроился потому, что меньше всего хотел, чтобы обнаружились какие–либо знакомые. Была мечта побыть с любимой женщиной как бы в обществе и в то же время наедине.
У Татьяны тоже был повод для печали. Как и всем женщинам ей «нечего было надеть». По магазинам ходить она не любила, да и некогда было, поэтому на вечеринках приходилось довольствоваться изрядно надоевшим красным платьем, а на торжественных мероприятиях строгим костюмом, который для ресторана не годился. Сегодня время было, деньги тоже были. Осталось только отважиться на шоппинг и выбрать что-нибудь зелёненькое под цвет граната. Рыбаков было собрался отправиться с Татьяной, но она была категорически против, а чтобы Женька не скучал, поручила ему важную работу, починить дверцу шифоньера, которая висела на одной петле. Её неоднократно исправлял Слава Симонов, но также много раз она ломалась вновь. Рыбаков предложил выбросить эту рухлядь и купить современный шифоньер с антресолями, раздвижными дверями, но, по большому счёту, ему было всё равно. Он не придавал никакого значения интерьеру. По его мнению, любой интерьер был прекрасен, если в нём присутствовала Татьяна.
Дверца к шифоньеру была приделана за полчаса. Рыбаков успел ещё сбегать в гастроном за едой потому, что в холодильнике, как всегда, было пусто, кроме солений и варенья, которые привёз Рыбаков от родителей. За завтраком съели последние яйца, из которых Женька виртуозно приготовил омлет и выпили бочкового кофе с остатками сгущённого молока. Танька оправдывалась за позорное отсутствие в доме еды, и заискивающе угощала Женьку конфетами из огромной вазы для фруктов, стоящей на холодильнике. Вот этого добра было у Татьяны Владимировны всегда навалом, а радовались ему только сама хозяйка и её друг - пятилетний Антон Павлович.
Татьяна появилась с покупками через три часа. Дома она выгребла из шифоньера все свои туфли и сумочки, выбрала подходящие по цвету и стала примерять новое шёлковое платье в зелено-голубых тонах. Показалось, что такая расцветка её бледнит.
-Я бы сказал – мертвит, - ехидно вставил Рыбаков, обиженный, что Татьяна так надолго его покинула. – Ничего, - бурчал он, - накатишь в кабаке пару стопарей, порозовеешь, - издевался Рыбаков.
- Хамишь, парниша, - обиженно ответила Татьяна.
В дверь позвонили.
– Паломничество начинается, - сердито прокомментировал Рыбаков и пошёл открывать дверь.
Зашла баба Надя.
- С днём рождения! – сказала бабушка, протягивая Татьяне нарядную коробочку. – Видела, как ты домой шла, думаю, что же не на работе?
- Отгул у нашей красавицы сегодня, - вставил Рыбаков, показывая на Татьяну в новом наряде.
- Красавица, это правда, но самое главное – умница-то какая. Ведь в день пророка Наума родилась. Я всегда, когда не знаю, как поступить, говорю: пророк Наум наставь на ум. Раньше, давным-давно, – уточнила старушка, - четырнадцатого декабря (это первое декабря по старому стилю), детей отводили в школу, а взрослые шли в церковь, молились чтобы пророк Наум помог ребятам хорошо учиться. А Танюшка наша прямо в этот день родилась, потому и умная такая.
- Надежда Дмитриевна, обратился Рыбаков к бабе Наде, - прошу откушать в честь святого пророка Наума и нашей умницы. - С этими словами он поставил на стол бутылку вина и большой торт, украшенный цветами из крема. – Сразу предупреждаю - торт постный, - соврал он, вспомнив, что сегодня пятница.
Надежда Дмитриевна с сомнением посмотрела на Рыбакова, потом на торт, махнула рукой и, сказав: среда и пятница в чужом дому не указчица, села на предложенное ей место на диване возле журнального столика. Татьяна проворно накинула на него нарядную скатёрку, поставила праздничные чайные чашки. хрустальные фужеры, тарелочки из сервиза и столовые приборы. Женька с воодушевлением резал на кухне колбасу.
- Надежда Дмитриевна, я в новом платье. Как, вам? – спросила Таня и покружилась. Пышная юбка встала колоколом вокруг её бёдер, большой воротник, который в виде шали покрывал часть спины, спускался на плечи и заканчивался на груди бантом, тоже приподнялся и плавно опустился. Тонкую талию подчёркивал широкий пояс.
- Красота–то какая, - воскликнула старушка, всплеснув руками. – Мы в молодости точно в таких же на танцы бегали.
- Так себе комплементик, - буркнул Рыбаков, заходя в кухню. На левом предплечье у него висело кухонное полотенце, а на растопыренных пальцах правой руки он держал тарелку с колбасой.
- Представление началось, - подумала Татьяна, глядя на Женьку, который входил в роль расторопного официанта.
- Полюбопытствуйте, - обратился он к старушке. – Вот эти листочки, - ткнул он пальцем в Татьянино платье, - под цвет камушка в серьге, а вот под цвет этого зелёного листочка на платье, мы закажем в ресторации салат «Цезарь». А ещё будет фуа-гра, жульен с курицей и грибами, бризоли, шампанское…
- Вдова Клико, - продолжила Татьяна. - Где-то я это уже слышала, - засмеялась она. - Ах да, ты в паровозе всем этим намеревался угостить неотразимую Адель, а она предпочла свои бутерброды.
- Я протестую, бризолей там не было, - захохотал Женька. - Впрочем, хватит лирики, выпьем за прекрасную Татьяну!
* * *
В ресторан, который был недалеко, отправились вечером пешком. В большом зале играла музыка, сияли люстры. Народу было много, несмотря на будний день. Женька пошептался с официантом, и он предложил им столик на двоих у окна. Сделали заказ, но есть Татьяне не хотелось. Она с удовольствием наблюдала за Женькой. Он был в новом тёмном костюме, на покупке которого настояли родители, в ярком галстуке, а из нагрудного кармана выглядывал такой же платочек. Красавчик! Стыдно, конечно, признаваться в этом, но любила Татьяна всё красивое, это была её слабость. Часто она ставила это качество выше других и нередко ошибалась: красивые кастрюли оказывались непрочными, красивые пирожные невкусными, а красивые люди подлыми. Всякое бывало… В Женьке же всё сошлось и красота, и порядочность, и необыкновенное чувство юмора, а юмор, как известно, улыбка разума. С ним никогда не было скучно, а это немало! Много «женихов» прежде волочилось за Татьяной, но они были, как правило, неинтересными.
Почему-то Рыбаков ничего не сказал о её новом платье, скорее всего оно ему не очень понравилось или не понравилось вовсе и это Татьяну беспокоило.
- Жень, что ты о моём платье молчишь? Не понравилось? – спросила она после того как они немного выпили и поели. Татьяна пила сухое «Каберне», которое пропагандировал знаменитый кардиолог, профессор, доктор медицинских наук Евгений Чазов. В медицинском журнале он писал, что лучшее средство для сохранения ума, молодости и красоты, (кроме прочих) это употребление шоколада и красного сухого вина. Доктора, которые видели академика «вживую», отмечали, что он очень молодо выглядел и ясный ум сохранил до глубокой старости. На лекциях ему всегда задавали вопросы о его образе жизни, питании, привычках и он охотно этим делился. С тех пор, например, вошли в моду утренние пробежки, появился лозунг «бегом от инфаркта». Для многих коллег профессор стал примером для подражания. Из его рекомендаций Татьяна усвоила, что, если уж пить, так отечественное сухое вино «Каберне», а не какое–то импортное, и закусывать шоколадом. Академик всегда особо подчёркивал важность дозы выпитого и съеденного. Врачи древности, например гениальный Парацельс, утверждал: всё – яд, всё – лекарство, то и другое определяет доза.
- Жень, ну что ты молчишь? – не отставала Татьяна. – Колись, нравлюсь я тебе в этом платье или нет?
- Больше всего ты мне нравишься в платье фасона «в чём мать родила», - засмеялся Рыбаков. – Я вижу тебя насквозь, поэтому во что бы ты не нарядилась, ты для меня обнажённая, - захохотал он.
- Маньяк! – Обиделась Таня. - Я серьёзно спрашиваю.
- Танька, не валяй дурака, пойдём танцевать, - потянул он женщину из-за стола. – Нравишься, нравишься, - успокоил он её.
Звучала медленная мелодия, они медленно танцевали на пятачке перед оркестром. Женька опустил голову к Татьяниному уху со сверкающей серьгой и уткнулся ей в шею.
- Лучшие моменты жизни, - прошептал он, обдавая женщину горячим дыханием. От него сильно пахло коньяком и чуть-чуть дорогим парфюмом.
- Пожалуй и в моей жизни это тоже лучшие моменты, - подумала Татьяна.
Музыка замолчала, они вернулись к своему столику. Рыбаков усадил спутницу на стул, а сам, извинившись, пошёл в фойе, откуда ему семафорил какой-то мужик. Через несколько минут Женька появился перед Татьяной с букетом белых роз, вроде тех, которые он когда-то, рассыпал у её порога.
- Это ещё один сюрприз от меня! – объявил он, подавая Татьяне розы.
Моментально появился официант с большой вазой, но букет был гораздо больше. Пришлось принести пластмассовое ведро с кухни, которое наполнили водой, водрузили туда розы и поставили около столика.
Цветы не помещались в вазу,
Их положили в рукомойник,
И юбиляр казался сразу
И именинник и покойник.
Процитировал Рыбаков известные стихи В. Гафта.
Теперь Татьяна всё время думала, как бы не угодить в это ведро, «Каберне» всё-таки не вода. Женька был немного пьяный и счастливый. После очередного медленного танца, во время которого они признавались друг другу в любви, он сказал:
- Танька, всё-таки танцы сродни сексу.
Татьяна засмеялась, а Рыбаков с удивлением посмотрел на неё.
- Несколько лет назад, - начала она свой рассказ, - я была на курсах повышения квалификации для работников нашей системы. На эту учёбу направляли всех - и оперативников, и хозяйственников, и медицинских работников. У каждой службы был отдельный цикл. Нам, врачам, читали лекции по психологии, по организации медицинской службы в колониях, много всего и несколько лекций по психиатрии. Читал их полковник медицинской службы, психиатр – старый-старый дед, во всяком случае он так выглядел. «Коньком» нашего старика была тема сексуальных перверсий, то есть извращений. Начал он цикл лекций по этой теме с классификации этих заболеваний. Мы долго всё записывали в своих тетрадках, дошли до конца.
- И последний вид перверсий, - провозгласил он торжественно, – танцы!
- Особенно гопак, - громко крикнул кто-то из аудитории. Ты бы слышал, как мы хохотали.
- Бедный старик, - засмеялся теперь Рыбаков. – Не дай Бог дожить до такого возраста, когда после танца с любимой женщиной почувствуешь себя извращенцем! Однако, дед в чём-то прав, -глубокомысленно сказал Женька. - Ты была когда-нибудь на конкурсе бальных, латиноамериканских танцев? – спросил он. – А меня как-то угораздило. Там полуголые девицы такое вытворяют, что танцем это назвать сложно. Как танцуют обыкновенные жители Латинской Америки я не видел, думаю, как в ансамбле Игоря Моисеева, только, конечно, не так академично. Главный принцип – зажигательно и в то же время целомудренно. – Последнее слово - «целомудренно» Женька произнёс медленно и по слогам. - У всех народов, несмотря на разность в темпераментах это являлось ценностью. Поэтому, я на стороне старика психиатра. Латиноамериканские танцы, исполняемые именно на подиуме, это извращения, во всяком случае танцевальные извращения.
- Целомудренный ты мой, - растроганно сказала Татьяна, протягивая к Женьке руку с бокалом.
Сидели до самого конца, до десерта и мороженого, опьянели. За ведро всё-таки запнулись, букет завернули в газету, принесённую официантом, и ещё замотали его в Женькин шарф. Домой отправились пешком, чтобы немного прогуляться.
* * *
Проснувшись утром, Рыбаков обнаружил, что Татьяны рядом нет, она тихонько разговаривала с кем-то на кухне. Зазвонил телефон, Татьяна сняла трубку и заглянула в комнату.
- Женя, проснулся? Тебя к телефону, Сергей на проводе.
- Вот те нате, хрен в томате, - ворчал Рыбаков натягивая штаны и футболку. – Выспаться не дадут, а у меня ещё отпуск, между прочим.
Он вышел на кухню, куда Татьяна предусмотрительно с вечера перенесла телефон. За кухонным столом сидел Антон Павлович и уплетал торт, с шумом прихлёбывая из чашки чай. После разговора с Сергеем, Женька подошёл к столу и за руку как с равным поздоровался с ребёнком.
- Я Тане картину нарисовал на день рождения, - важно сообщил он. На столе лежал лист бумаги, на котором был изображён танк с красной звездой. Из ствола танка яростно вырывался красно-жёлтый огонь, над танком летел самолёт, из которого вываливались бомбы. В правом верхнем углу было написано печатными буквами – Таня, причём буква «я» задом наперёд.
- Класс! – восхитился Рыбаков, - Кандинский!
- Таня, он обзывается, - заныл Антошка.
-Ябеда-карябида, солёный огурец, - парировал Женька и пошёл умываться. Выйдя из ванной, он увидел, что Антошка принялся за второй кусок торта, и продолжает грозно смотреть на обидчика. Рыбаков погладил мальчика по голове и спросил примирительно:
- Антон Павлович, помнишь у Тани была такая толстая тетрадь, на которую ты ещё Чебурашку наклеил…?
- Помню, - немедленно откликнулся ребёнок, - а Гену у меня Васька украл, - нахмурился он. - Я тогда вместо крокодила Бараша приклеил.
- Это такой урод с рогами? – поинтересовался Рыбаков.
- Никакой он не урод, просто баран, - опять обиделся мальчик.
- Кто урод с рогами и баран? – спросила Татьяна, выходя из комнаты, где она заправляла диван.
- Пытаюсь найти след твоей знаменитой тетради. Завтра за мной Серёга приедет, мы с ним сейчас договорились. Он давно уже мечтает заполучить твой фолиант. Я для него книгу привёз «Русская эпиграмма», должен обрадоваться, а уж если и тетрадь на время дадим, будет ему счастье.
- Её у моего папы забрал дядя Слава с третьего этажа, - подал голос перепачканный кремом Антон Павлович, - только это уже давно было, вчера.
Татьяна взяла ребёнка за руку и повела умываться. Умытый Антошка уже не так сердито смотрел на своего соперника Рыбакова и согласился выяснить у родителей, где в настоящее время находится тетрадь с Чебурашкой, бараном и умными мыслями.
- Про какого барана вы с Антошкой рассуждали, - спросила Татьяна, когда ребёнок ушёл.
- Помнишь, какие мультики были в нашем детстве? Я их до сих пор с удовольствием смотрю. Хоть рисованные, хоть кукольные всё по высшему разряду. В современных мультфильмах одни уроды, как дети различают, где поросёнок, а где баран или кот?
- Согласна, безобразные мультфильмы. Мне даже «Маша и Медведь» не очень нравится. Чему он может научить ребятишек? Только тому, как издеваться над взрослыми и не слушаться их - поддержала Женьку Таня. – Впрочем, может мы с тобой уже старые для мультиков? - Помолчав, она добавила виновато: - Женя, я вчера в ресторане туфли забыла.
- Вот те нате, хрен в томате, - ругнулся Рыбаков. – Я таких бестолковых, как вы, Татьяна Владимировна в своей жизни ещё не видел!
Он представил, что ему сейчас вместо того, чтобы наслаждаться тихим семейным счастьем, нужно по морозу идти в кабак, доказывать, что туфли, которые валяются где-то в фойе, забыла его любимая, немножко пьяная женщина (да, та, которая была с букетом и в зелёном платье под цвет салата «цезарь», она ещё за ведро запнулась). Представив всё это Женька загрустил.
- Ну прости, давай поедим, кофейку попьём, и я быстро в ресторан сбегаю, - говорила Татьяна, собирая завтрак на кухонном столе.
- Что? Ты в ресторан? С утра? – смешно вытаращил глаза и выпятил грудь Рыбаков. – Это же моё любимое утреннее занятие, разыскивать по кабакам потерянные башмаки.
* * *
Забрав Танины туфли из «Дворянского гнезда», Рыбаков зашёл в мебельный магазин, приценился к шифоньерам, потом пошёл в гастроном, купить продукты, по списку, который ему дала Таня. Наверняка вечером придут гости поздравить её, нужно подготовиться. У овощного отдела Женька столкнулся с ЛОР врачом Алексеем, по прозвищу Молодой. Доктор обрадовался, увидев Рыбакова. Он рассказал, что вчера зашёл на работе в «терапию», чтобы поздравить свою любимую Татьяну Владимировну с днём рождения, но оказалось, что у неё отгул.
- Я ей небольшой подарочек приготовил, - сообщил Молодой. – Мой приятель из ФРГ приехал, где навещал родственников, привёз по моей просьбе кофе, особенный. – Он сделал акцент на слове особенный. - Знаю, что Татьяна Владимировна пьёт только кофе…
- И «Каберне», - вставил Рыбаков.
- Вчера хотел ей вручить, - продолжал Алексей, доставая из портфеля красивую пластмассовую банку, по форме напоминающую продолговатую бомбу. - Передай, пожалуйста, моему любимому доктору. – попросил он.
- Бомба прямо как на Антошкином рисунке, - подумал Женька, а вслух сказал: - Пойдём к нам, сам поздравишь. - «бомба» тем временем, как ей и полагалось стремилась в полёт и, благодаря своей гладкой поверхности и форме, чуть не выскользнула из рук Рыбакова.
- Нет, сегодня не могу, - отказался от визита Алексей. – Завтра везу тёщу в Республиканскую больницу. Нужно машину подготовить, собраться. Он попрощался и пошёл к дверям, но вдруг вернулся и горячо заговорил:
- Береги нашу Татьяну, она необыкновенная. Ты, наверное, не знаешь, что, когда она приехала по распределению как молодой специалист, ей через некоторое время выделили однокомнатную квартиру в новом доме, а она (ты только представь!) отдала её медсестре, у которой был ребёнок. Сама въехала в её малосемейку и живёт там среди всякого сброда. Когда мне эту историю рассказали, я был в шоке! Береги её, она необыкновенная, - повторил Алексей и быстрым шагом вышел из магазина.
Этого факта из жизни своей возлюбленной Рыбаков не знал, и он его впечатлил. Конечно, Женька был не согласен, что в малосемейке живёт сброд. За время знакомства с Татьяной Рыбаков познакомился со многими обитателями этого муравейника. В основном публика была приличной, но встречались, конечно, отдельные представители армии алкашей и бывших уголовников.
* * *
Дома Татьяна с Натальей Николаевной что-то стряпали на кухне и сообщили, что скоро придёт Борис с гитарой, Антошкин отец Павел, вышедший на след тетради с афоризмами, Слава Симонов, и Ушаков, если не напьётся до вечера. Компания будет большая, поэтому трудиться придётся по- стахановски. Женька поинтересовался куда пропал сосед по общаге Олег Длинный. Женщины пояснили, что бедолага уже давно лежит в городской больнице, откуда его не выпускают потому, что предполагают у Олега туберкулёз лёгких. Это бич для мест лишения свободы и этой опасности подвергаются и сотрудники этих учреждений. Вот и Длинному не повезло.
Раздевшись, Женька подозвал к себе Татьяну и протянул ей банку кофе.
- Молодой тебе передал с поздравлениями, рассказывал Женька. - Я приглашал его к нам, но он отказался. Завтра уезжает в столицу, тёщу везёт в клинику. Знаешь, он так горячо и хорошо о тебе говорил, что я полюбил тебя ещё больше.
Татьяна взяла баночку, но она выскользнула из рук и упала на пол. Женька быстро поднял её и увидел, что пластмассовая крышка раскололась.
- Какая вы, однако, неловкая, Татьяна Владимировна, - ворчал Рыбаков.
Женщины резали салаты, Женька работал на кухне посудомойкой и бегал к телефону, который трезвонил без конца.
* * *
К назначенному часу собрались все, кроме Ушакова. Антошкин отец – буровой мастер Павел с супругой Светой принесли пирог с капустой необъятных размеров. Антошка торжественно вручил Рыбакову пухлую тетрадку, украшенную наклейками из мультиков. Потом он демонстративно уселся к имениннице на колени и категорически отказывался пересесть на другое место, поэтому Женьке пришлось выполнять роль официанта. Началось шумное застолье с тостами, песнями под гитару, анекдотами, которыми, как всегда, блистал Рыбаков. Выходили на лестницу курить у форточки, а Женька ненавязчиво старался узнать у Бориса и у майора Симонова подробности о том, как Татьяна отдала свою квартиру медицинской сестре – матери одиночке.
- Да, это факт, - подтвердил майор. – Все её отговаривали, убеждали, а она упёрлась. После этого стали думать, что Татьяна с ума сошла. Матильдасобиралась её у психиатра консультировать.
- Вот времена настали, - задумчиво сказал Борис. - Благородный поступок воспринимается как безумие.
* * *
В воскресенье долго спали, потом Татьяна разбирала подарки, посмотрели по телевизору старую комедию. Приехал Сергей на казённой «буханке», накормили его. Собрали гостинцы для Марковны. Остатки пирога Таня тайком запихала Женьке в сумку, начинается рабочая неделя, это ему на завтрак. Стали прощаться, и Татьяна вдруг расплакалась.
- Женя, мне так тревожно, предчувствие какое-то. Будьте осторожнее ради Бога. Приедешь, сразу позвони.
Благополучно добрались до посёлка, Рыбаков позвонил, что уже дома, но тревога Татьяну не покидала.
Под утро раздался телефонный звонок, от звука которого сердце Тани сжалось, а потом бешено застучало. Сквозь рыдания Матильда сообщила, что в ДТП погиб Алексей - ЛОР врач, который возвращался домой из республиканской больницы. Татьяна позвонила Наталье Николаевне, которая уже знала о происшествии. Было не до сна. Таня вышла на кухню, на столе стояла красивая банка кофе с разбитой крышкой. Обливаясь слезами, Татьяна заклеила её скотчем. Не хотелось верить в то, что произошло.
- Это неправда, ошибка, - крутилось в голове. – Это просто невозможно!
Опять позвонила Матильда, сообщила, что всех начальников отделений она немедленно собирает в своём кабинете, машина уже выехала. Татьяна быстро собралась и сидела одетая, тупо глядя на свои сапоги. Раздался звонок в дверь, машина пришла.
© Елена Шилова
2024 год, январь