Текст: Андрей МУСАЛОВ
Опубликовано в книге «Зелёные погоны Афганистана». 2019 г.
Малоизвестной страницей войны в Афганистане остается участие в ней пограничников Восточного пограничного округа. «Державшие» одно из наиболее сложных и ответственных направлений — на стыке границ СССР, ДРА и Пакистана, они воевали в труднейших условиях памирского высокогорья, где и выжить-то трудно, не то, что воевать. Но воины округа достойно справлялись с возложенной задачей, не допуская проникновения через границу караванов с оружием и пополнения.
Одним из тех, кто воевал в зоне ответственности Восточного пограничного округа был полковник Сергей Румянцев. Его повествование далеко непарадное, поэтому предвижу множество недовольных им. Но напомню — каждый солдат видит войну из своего окопа.
ОХОТНИКИ НА КАРАВАНЫ
На афганскую войну я попал достаточно буднично. В июне 1983 года был переведен в Пржевальский пограничный отряд. Как сейчас помню, прибыл в Пржевальск 22 июня — в день рождения моей мамы. А 2 сентября поступил приказ сформировать команду из числа военнослужащих отряда для отправки в ДРА, в подчинение оперативно-войсковой группы (ОВГ) Восточного округа, находившейся на территории ДРА, в районе населенного пункта Гульхана.
Главным напутствием нашего начальника отряда Ивана Петровича Коленчука офицерам, убывающей в командировку было: по прибытии обязательно провести боевое сколачивание личного состава. При формировании в состав нашей заставы попали не самые дисциплинированные бойцы. Многие прибыли из других подразделений (между тем, никакой командир не отдаст своих лучших подчиненных). В результате к нам прислали самых больших любителей гауптвахты.
Боевая обстановка оказывала дисциплинирующее влияние, сплачивая коллектив, однако отдельных нарушителей дисциплины приходилось «приводить в чувство». Для этого на заставу прислали двух сержантов-коммунистов. Одним своим внешним видом эти здоровяки убеждали бывших отпетых нарушителей дисциплины соблюдать Устав и вести себя как положено пограничнику. Уже в Афганистане эти два сержанта оказывали офицерам неоценимую помощь в деле воспитания личного состава.
Кроме того, всех подчиненных предупредили — за любое серьезное нарушение воинской дисциплины нарушитель будет отправлен в Союз, с лишением всех льгот. Это подействовало — нарушений дисциплины на нашей заставе оказалось совсем мало.
Как это ни странно, в Афганистане, в сложных условиях боевой обстановки, бывшие нарушители воинской дисциплины проявили себя с положительной стороны. Как сейчас помню одного из пограничников — рядового Олега Черникова. До командировки за различные нарушения дисциплины у этого бойца «на счету» было почти сорок суток гауптвахты! Однако в Афганистане он стал одним из лучших бойцов подразделения.
Черников был худощавым, на вид щуплым — килограммов пятьдесят веса, но выносливым. Будучи в составе расчета группового оружия, он, при своей комплекции, умудрялся таскать АГС-17 без станка (автоматический гранатомет) и при этом обеспечил выполнение всех поставленных расчету задач. За умелое выполнение боевых задач Черников был удостоен медали за «Отличие в охране Государственной границы». Правда награда нашла героя лишь через полгода после того, как он был демобилизован.
В октябре 1983 года личный состав подразделения прибыл в Афганистан. Наша застава была придана 2-й ММГ Мургабского отряда, которой командовал опытный офицер майор Виктор Серенкин.
Как раз шла подготовка операции по ликвидации крупного каравана душманов, с оружием и боеприпасами, который должен был идти из Пакистана в Афганистан в зоне ответственности Восточного пограничного округа. Для участия в операции привлекались резервы округа, в том числе и наша застава от Пржевальского отряда. Так мы, с подчиненными, стали, своего рода, охотниками на караваны.
Поскольку данные о попытке прорыва были получены заблаговременно, офицеры имели возможность провести рекогносцировку, изучить местность и районы минирования, провести занятия по действиям в засаде и боевое сколачивание личного состава. Наиболее сложные элементы боевой подготовки отрабатывались постоянно в ходе движения к местам засад и непосредственно в ходе реальных действий по обстановке. Они включали: соблюдение боевого порядка при движении в горах в составе подразделения с полной боевой выкладкой; ведение во время движения наблюдения за местностью; работа расчетов группового оружия и боевых групп при внезапном нападении или обнаружении противника; развертывание и занятие оборонительных позиций на естественных складках местности.
Дополнительным фактором, который во многом сыграл положительную роль в успешных действиях подразделения, являлось то, что начальник заставы Сергей Дурягин был не новичком на афганской земле. До этой командировки он, в составе сводного боевого отряда, уже проходил «обкатку» в Афганистане, имел боевой опыт и помог личному составу (в том числе и мне) освоиться в боевой обстановке.
С началом операции, застава активно задействовалась руководством оперативной группы в засадных действиях на направлениях возможного движения каравана. В соответствии с планами командования мы на вертолетах, либо на БМП, а затем в пешем порядке, выдвигались в тот или иной район афгано-пакистанского участка границы в зоне ответственности ОВГ.
Дойдя до места, подразделение занимало позицию и, находясь в засаде неделю, а иногда и больше, вело разведку вероятных направлений движения душманов и наблюдение за местностью. Задачей заставы было обнаружить караван, вступить с ним в огневой контакт, сковав противника до прибытия резервов опергруппы и бортов с десантниками. Через неделю застава возвращалась в пункт постоянной дислокации, мылась в бане, в течение трех дней несла службу по охране оперативной группы и приводя себя в порядок. Затем ее выбрасывали в новый район.
Такие выходы повторялись несколько раз, но противник не появлялся. Наконец, караван с оружием двинулся через границу вглубь Афганистана. Случилось это на правом фланге зоны ответственности опергруппы в районе «Бандар-поста».
О появлении каравана стало известно, когда он напоролся на засаду десантно-штурмовой маневренной группы Восточного округа. Он был довольно большим (численностью сопоставимым с батальоном), включал множество вьючных лошадей и ишаков, около четырёхсот носильщиков и свыше двухсот охранников. Пограничников же из ДШМГ было менее пятидесяти человек. Тем не менее, десантники вступили в бой. Началось интенсивное и очень жестокое боестолкновение, в ходе которого противники сблизились на расстояние броска гранаты, а в отдельных случаях дело доходило до рукопашной схватки.
Десантникам удалось отбить натиск. Отступив, охранники каравана оставили часть сил для блокирования позиции заставы ДШМГ, а основная его часть двинулась дальше, растворившись в горах. Поиск капавана стал напоминать игру на огромной шахматной доске.
На пути вероятного движения каравана командованием опергруппы с вертолетов и на БМП было выставлено еще несколько подразделений. Одно из них – 1-я застава 2-й ММГ Мургабского отряда к исходу дня заняла одну из господствующих высот. Опустилась ночь, а с рассветом пулеметчик отошел в сторону от своей позиции по малой нужде. Подойдя к отвесному склону горы, он внезапно обнаружил у подножья большое стойбище. Это был тот самый караван с оружием, который остановился на ночевку прямо под позициями пограничников.
Душманы были как на ладони и пограничникам 1-й заставы ничего не оставалось, кроме как открыть огонь на поражение. Вскоре подключились «борты», подошли резервы. В ходе затяжного боя караван был разгромлен без потерь с нашей стороны. Большое количество душманов сдалось в плен.
Моя застава прибыла на место, когда бой уже завершился. Начальник разведки опергруппы поставил ей задачу — обыскать трупы душманов и подобрать все возможные документы. Запомнилось, что у каждого члена уничтоженной банды был отличительный знак — перстень из лазурита.
Собрав трофеи и документы, мы передали их в разведотдел группировки. Отрадно было отметить, что никто из моих подчиненных не попытался присвоить себе какой-нибудь «бакшиш». Вчерашние нарушители воинской дисциплины, в Афганистане, показали себя надежными, ответственными бойцами. Единственным подарком, доставшимся нашей заставе, стал трофейный пакистанский чай, очень ароматный. Одной щепотки хватало, чтобы заварить целое ведро! Ко всему прочему, этот чай очень тонизировал, поэтому мы его берегли и пили лишь перед очередной засадой.
НА ПОБЫВКУ
Афганский Памир — очень суровое место. Некоторые участки местности, где действовала моя застава, напоминали лунный пейзаж. Ни деревьев, ни травы, только голые скалы и камни. Кстати, дерево у местных жителей очень ценилось, его продавали на вес, небольшими порциями — словно золотые слитки.
В ходе рейдовых и засадных действий в любое время года жилищем солдат и офицеров была двухместная палатка-«памирка» и армейский спальник. Там, где позволяли условия, использовали хижины-«летники» и кочевки местных пастухов. Несмотря на суровый быт и неприветливый пейзаж, мои солдаты быстро адаптировались. Научились из тушенки готовить пельмени, а из толченых сухарей и «сгущенки» — торты.
В засадах мы питались сухим пайком: консервированной кашей, тушенкой, чаем и лишь на «точке» питание было несколько лучше. В результате, в 1985 году мой желудок не выдержал — пришлось лечь на полтора месяца в госпиталь. А после выписки, я снова был командирован в ДРА.
Всего в Афганистане я находился с 1983 по 1989 год, однако не постоянно, а с перерывами. Примечательно, что в отличие от армейцев, и офицеров КСАПО, офицеры-пограничники Восточного пограничного округа находились в Афганистане не постоянно, а в краткосрочных командировках. Таких командировок лично у меня было тринадцать, с общей продолжительностью в полтора года.
Через каждые полтора-два месяца офицерам была положена «побывка». За два месяца накапливалось восемь выходных — вот они-то и считались краткосрочным отпуском. Но, следовало учитывать, что за эти восемь дней нужно было каким-то образом успеть доехать из Афганистана до своей части и вернуться назад. Причем, никакого организованного транспорта не было. Ехать приходилось своим ходом — на попутках. Ехать через перевалы, по горным серпантинам. И хорошо если они в этот момент оказывались открытыми.
Бывало, на дорогу уходило по три дня в каждую сторону. Офицеру в таком случае оставалось только переступить порог дома, поцеловать жену и тут же собираться в обратную дорогу. Но даже такой режим командировок был более предпочтительным для семейной жизни, по сравнению с двухлетним непрерывным пребыванием на той стороне, как это было заведено в КСАПО.
Реже всего на побывку отправлялись офицеры ДШМГ и минометчики — из-за малочисленности. Им пришлось провести в ДРА не по полтора – два года, а гораздо больше! Из-за таких командировок иногда разрушались семьи. Далеко не все жены способны выдержать жизнь в постоянной тревоге за главу семьи, самостоятельное воспитание детей и отсутствие мужского плеча.
Чтобы попасть домой как можно быстрее, офицеры шли на все! Мне особо запомнилась одна из таких поездок домой, когда я установил личный рекорд — доехал от Гульханы до Пржевальска за сутки! В тот раз мнее «в нагрузку», для доставки в Союз, дали двоих демобилизованных солдат. Вместе мы с утра двинулись из Гульханы до Лянгара — «бортом», а оттуда, на попутной машине — до Мургаба.
На Мургаб прибыли уже к вечеру, около 20.00. Следующий отрезок, Мургаб — Ош, мне запомнился особо. Ехать предстояло преодолеть на машине ошской военной автоколонны. Командовали ей военные, но водители были гражданскими, вольнонаемными.
Договорившись с одним из водителей автобазы о поездке до Ошского аэропорта, я с удивлением увидел, как тот прикручивает тормозной шланг своего ЗИЛ-130 проволокой. Между тем, ехать предстояло через горные серпантины, пролегавшие на высотах около пяти тысяч метров!
Названия на маршруте Ишкашим – Мургаб – Ош говорили сами за себя. Сначала на высоте 4655 метров перевал Ак-Байтал (в переводе с киргизского «Белая лошадь», но чаще его называли «Прощай молодость»). Далее, на 4280 метрах — перевал Кызыл-Арт («Ворота Памира»). Следующий перевал Талдык (или «Тещин язык») — высота 3680 метров и тридцать три поворота с перепадом высот в 800 метров. На всем этом маршруте с одной стороны дороги отвесные скалы, с другой — глубокие пропасти. И множество табличек с именами погибших.
Словом, предстояло проделать этот путь без нормальных тормозов. Но оказалось, что это еще не все. Перед тем, как мы тронулись, водитель-киргиз достал из-под сиденья бутылку водки и предложил выпить. Я, конечно, отказался и предложил «не употреблять за рулем». Шофера это не смутило, он выпил пару пиал и сообщил, что теперь «можно ехать спокойно».
Я обомлел от увиденного, но ехать было нужно! Другой транспорт мог подвернуться лишь через несколько дней. Тем более, водитель меня «успокоил»:
— Ты не волнуйся, это чтобы не заснуть за рулем… Мы тут всегда так ездим.
Как ни странно, большая часть пути действительно прошла спокойно. Но когда мы уже перевалили через горы и, преодолев Тещин язык, начали спускаться с перевала в долину перед Гульчей, тормоза у ЗИЛа, все же, отказали. Помню, как я держал ручной тормоз двумя руками, упершись ногами в переднюю панель, однако машина все равно продолжала движение. Мы вылетели с дороги и перелетели через канаву на пашню. К счастью, все обошлось. Откажи тормоза на полчаса раньше…
Распрощавшись с водителем ЗИЛа, я продолжил гонку со временем продолжалась. Оставался последний участок — от Оша до Пржевальска. Его предстояло преодолеть на самолете. Приехав в аэропорт, я увидел у билетных касс непробиваемую толпу народа.
Подхожу и громко заявляю:
— Так! Дайте-ка мне пройти! Я из командировки — у меня льготы!
Как ни странно, никто не удивился. Хоть в те времена официально о войне в Афганистане не рассказывалось, в Киргизии все прекрасно знали, что там происходит. Да и мой внешний вид — полевая форма, горные ботинки с триконями, зашнурованные проводом от полевого телефона, не оставляли сомнений — откуда я прибыл. Очередь молча расступилась, я купил билеты и около десяти утра уже был в Пржевальске.
Таким образом, я доехал до места назначения за сутки вместо обычных трех. К сожалению, та гонка дала о себе знать — неожиданно заболело сердце. Я отправился в санчать. Там меня принял наш отрядной врач — Яков Ставертий.
Проведя осмотр, доктор спросил:
— Ты за сколько суток доехал до Пржевальска?
— За сутки.
— Вот тебе и результат! Ты же знаешь, какие перепады высот на маршруте? В Пржевальске 1800 метров, на Мургабе — 3600, а ты преодолел эти высоты без положенной десятидневной акклиматизации! Поэтому сердце и болит. Ну, ничего, поболит и пройдет.
И, действительно — к концу побывки боли прошли.
ТРАГЕДИЯ ЗАСТАВЫ РОСЛОВА
Одной из самых серьезных трагедий для пограничников КВПО в ходе афганской войны стала гибель в ноябре 1985 года личного состава Панфиловской пограничной заставы под командованием капитана Владимира Рослова. Подразделение попало в засаду, почти половина бойцов была потеряна.
К тому времени в подготовке своего личного состава я был вполне уверен. Мои подчиненные были обучены и натренированы так, что могли открыть прицельный огонь на подавление через несколько секунд после подачи команды «к бою!». В случае если бы противник попытался напасть на нас, его ожидал в ответ шквал сосредоточенного огня из АГС, пулеметов ПК, автоматов и снайперских винтовок. Все бойцы подразделения действовали настолько слаженно, что мне как командиру было приятно управлять подразделением. Пригодилось все то, чему меня обучили в училище.
К сожалению, подобной уверенности в действиях некоторых других подразделений пограничников не было. Касалось это и заставы, которой командовал мой бывший сослуживец по Панфиловскому погранотряду капитан Володя Рослов. Трагедии с его заставой способствовал ряд обстоятельств. Но, обо всем по порядку.
Боевые действия на границе Пакистана, в основном, сводились к предотвращению поставок оружия, снаряжения и боеприпасов противнику на территорию Афганистана. Бывало так, что после блокирования пограничниками района, у душманов не оставалось боеприпасов даже на то, чтобы воевать с конкурирующими группировками.
Одна из таких бандгрупп сидела в Вардуджской щели— примерно на половине пути от Гульханы до Бахарака, в кишлаке Чакоран. Оттуда душманы периодически предпринимали вылазки против пограничников и подразделений царандоя (афганской милиции).
Оперативная группа подготовила операцию по взятию бандитского логова, которое находилось в глубине Вардуджского ущелья. Щель в самом начале афганской эпопеи пытался зачистить Ошский армейский полк. Полк задачу выполнил, но понес крупные потери.
К началу операции наша застава находилась в боевом охранении на высотке, имевшей наименование «25-й». Это был передовой пост прикрывавший объект «Тергеран», где также находились пограничные подразделения. До басмачей было около трех километров.
Моей заставе была поставлена задача — выдвинуться к тому месту, где находился пост противника (у перевернутой БМП) и обеспечить проход бронегруппы по дороге в сторону Чакорана.
Мы уже приготовились к выходу, когда операцию внезапно отменили. Чуть позже выяснилась причина — в районе кишлака Ярим попало в засаду подразделение Рослова. Его застава базировалась в Зардевской щели, неподалеку от кишлака Бахарак, где располагался армейский батальон.
Подразделению Рослова была поставлена задача, схожая с нашей — перейти реку, находившуюся рядом с местом дислокации, выдвинуться на господствующую высоту, обеспечить высадку минометной батареи для «работы» по Чакорану.
Накануне операции на Гульхане была развернута Оперативно-войсковая группа. Сменилось руководство — опытнейший генерал Евгений Николаевич Неверовский до этого командовавший опергруппой был переведен к новому месту службы. С одной стороны — управленческое звено было заметно усилено. Но, с другой — пришло много новых офицеров, не имевших опыта боевого управления и не знавших подробно рельефа местности.
Минусом нового руководства стали ошибки в управлении. Как правило, боевая задача руководством Опергруппы ставилась непосредственно командиру подразделения, с указанием на карте маршрута движения, мест преодоления водных преград, рубежей регулирования, ориентиров и возможных мест засад и минирования. Выдвижение подразделений по маршруту прикрывалось или контролировалось бортами с воздуха. Но, в условиях дефицита времени, постановка задачи на передислокацию Рослову была произведена по радиостанции. При этом, по какой-то причине, с подразделением некоторое время отсутствовала связь. Она была восстановлена лишь после того, как наши «борты», производившие боевой вылет, зависли над заставой. Рослов дал команду на включение радиостанции в дежурный прием, объяснив отсутствие связи севшими аккумуляторами. В результате начались сбои временных рамок.
После подтверждения и уяснения полученной задачи подразделение Рослова приступило к подготовке ее выполнения. Это также заняло определенное время. Пока группа готовилась к выходу, начало садиться солнце. Пятьдесят процентов подразделения оставалось на посту, остальные отправились в путь. Всего вместе капитанами Рословым и Наумовым выдвинулись 25 пограничников.
Группа должна была сразу перейти реку, либо двигаться вниз по течению. Но она начала движение вдоль реки вверх — в поисках брода. Возникает вопрос: почему группа сразу не переправилась через речку и не начала подниматься на плато к указанному месту новой дислокации? Ответ кроется в понимании следующих немаловажных факторов. Дело в том, что горные речки при их кажущейся безобидности имеют свойство очень быстро меняться. Утром, после ночного сброса натаявшей с гор воды, они выглядят как спокойный горный ручей, максимум — по пояс глубиной, который вполне можно форсировать вброд. Но к вечеру перед вами ревущий горный поток, способный сбить с ног и утопить любого, кто посмеет с ним поспорить.
Поскольку группа Рослова начала выдвижение во второй половине дня, осуществить переправу без специальных средств и риска потерять людей ему не представлялось возможным. Видимо поэтому Рослов начал движение вверх по течению реки в поисках моста или брода. Либо рассчитывал, что в более широком месте ущелья речка будет спокойнее. Если бы он двинулся вниз по течению — в сторону Бахарака, где находились армейцы, все сложилось бы иначе. Но история не знает сослагательного наклонения.
Группа Рослова двигалась вдоль реки, вверх по Зардевской щели, очень медленно. Личный состав был достаточно нагружен, имея трехдневный сухпай, тройной боекомплект, приборы ночного видения, спальники и т.п. А когда тяжелогруженый человек двигается в горах, его внимание от усталости рассеивается. К тому же, опыта передвижения в горах в боевом порядке у личного состава не было. С момента прибытия подразделения Рослова в Афганистан прошло около месяца, но, в отличие от других, оно не ходило — ни в засады, ни рейды, постоянно находясь в указанном месте дислокации. Солдаты не были тренированы для движения в составе подразделения с полной боевой выкладкой, а офицеры не имели боевого опыта управления подразделением в горной местности. Скорость движения группы была небольшой и из-за того, что приходилось подыскивать место брода.
Душманы — опытные психологи. По тому, как двигаются наши солдаты, они сразу же смогли определить уровень боевой подготовки подразделения. Поняв, с кем имеют дело, они периодический начали вести его обстрел, ранив офицера Наумова, после чего Рослов прекратил движение, вышел на связь и доложил обстановку в Гульхану. В Зардевской щели, выше по течению находилась еще одна наша точка. Из Гульханы последовала команда Рослову — выйти на связь с этим подразделением и обозначить себя ракетой. Когда ракета взлетела, стало ясно, что Рослов движется не в том направлении.
Поступила новая команда — перейти через речку, вернуться вниз по течению и занять указанное место новой дислокации. Между тем, за время движения и вынужденного привала заставы в районе кишлака Ярим, душманы успели организовать засаду в районе единственной удобной переправы. Они заняли позиции на склонах гор по обе стороны реки.
Когда пограничники дошли до переправы и попытались форсировать реку, они были встречены перекрёстным огнем. Для душманов группа Рослова была как на ладони.
Личный состав подразделения не был готов к такому развитию событий. Единственным спасением стали валуны на берегу. Но в условиях внезапного кинжального огня с двух сторон необстрелянные бойцы не смогли использовать эти естественные укрытия для защиты от разящих их выстрелов. Отчаянно отстреливаясь, они перебегали с места на место, в надежде найти убежище от огня противника, но душманы расстреливали их как в тире.
Организованный ответный огонь по нападавшим вело лишь несколько бойцов, офицеры и старшина заставы из пулемета. Радист группы успел выйти в эфир и передал сообщение: «Нас уже мало осталось в живых. Скорее «борты!».
Бой был скоротечным, силы неравными, внезапность нападения и численный перевес оказались на стороне противника. Впоследствии выяснилось, что в засаде на «пафиловцев» участвовали три банды общей численностью до полутора сотен человек. Ребята сражались героически, никто не сдался в плен.
Когда уже в сумерках в район боестолкновения прибыли борты из Гульханы, все было кончено. Лишь четверо пограничников ночью самостоятельно вернулись в опорный пункт заставы. По какой-то причине они оказались в стороне от основной группы Рослова.
Возглавлявший заставу замполит — капитан Заика не рискнул ночью выдвигаться к месту боя с оставшейся часть подразделения. В условиях темноты, без команды с Гульханы, с риском попасть в новую засаду и усугубить потери, это было правильным решением.
А вот с точки, которая находилась в Зардевской щели выше по течению, подмога была отправлена. Услышав интенсивную стрельбу, пограничники с во главе с капитаном Трегубовым попытались выдвинуться на помощь к Рослову, но наткнулись на мощный пулеметный огонь из ДШК и вынуждены были вернуться назад. Засада была организована по всем правилам военной науки — с отсечением маршрутов для подмоги.
Раненых пограничников душманы безжалостно добили выстрелами в голову и в место, откуда берутся дети. У многих погибших камнями были размозжены черепа. Удивительно, но двое пограничников из группы Рослова выжили. Одного из них, всего израненного, душманы пытались добить ударом ножа в грудь, но лезвие не дошло до сердца. Второму выстрелом в упор стреляли в мошонку. Оба пограничника не подавали признаков жизни и их посчитали мертвыми. Ночью, после того как враги ушли, парни пришли в себя, и, помогая друг другу, начали движение в сторону основной базы. Один из пограничников из-за тяжелых ранений двигаться совсем не мог. Товарищ по несчастью спрятал его в арыке и добравшись до своих, рассказал, где находится раненый боец.
Через день, после проведения воздушной разведки, в район боестолкновения высадилась ДШМГ Восточного округа. В ходе специальной операции бандиты из близлежащих кишлаков, у которых нашли оружие, элементы снаряжения обмундирования погибших пограничников, были схвачены. А те, кто не хотел сдаваться и пытался бежать, были уничтожены.
Часть душманов, взятых в плен, пограничники доставили в Гульхану, где после допроса их передали сотрудникам ХАД (национальной службе безопасности Афганистана). Те не церемонились — всех, кого уличили в участии в засаде, расстреляли по законам военного времени.
Позже в Гульхану привезли девятнадцать обезображенных тел пограничников. При осмотре тел выяснилось, что капитану Наумову пуля попала прямо в сердце, а Рослов, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой. Вечная память офицерам и солдатам, до конца выполнившим свой воинский долг! И пусть простит меня тот, кто считает, что моя версия изложенного в деталях не совпадает с тем, что произошло много лет назад.
ИЗ ОГНЯ, ДА В ПОЛЫМЯ
В 1988 году я вновь угодил на два месяца в госпиталь. Организм не выдерживал афганских условий. После очередной выписки выяснилось, что моя мотомангруппа в полном составе убыла в Среднеазиатский пограничный округ — обеспечивать вывод ограниченного контингента из Афганистана. После некоторых канцелярских мытарств удалось нагнать свое подразделение уже в Пяндже.
В начале октября, пройдя боевое сколачивание, наша ММГ на БМП вновь вошла в ДРА. Переправившись через реку Пяндж на понтонах, подразделение заняло позицию в семи километрах от Кундуза, взяв под контроль дорогу Кундуз — порт-Шерхан.
В ноябре пришла телеграмма, сообщавшая о том, что у меня родилась дочь и я отправился на побывку. Вернулся в Афганистан уже под новый, 1989-й, год.
Десять дней спустя начался вывод войск. в порт Шерхан потянулись колонны техники, машин и подразделения. 15 февраля дошла очередь и до нашей мотоманевренной группы. Незадолго до вывода наши установки «Град» отстрелялись по возможным районам сосредоточения душманов в окрестностях Кундуза. Стреляли долго — часа четыре, причем, били по пустым площадям. Видимо, это было нужно для психологического давления на противника и предупреждения. Предупреждение подействовало — ни одного выстрела в спину отступающих войск в этом районе не прозвучало.
Пограничную реку Пяндж наша мангруппа форсировала по понтонному мосту. На советской стороне встречали красные стяги, праздничные лозунги и кумачевые полотна.
Понтоны за мангруппой сразу же развели, едва проехала последняя машина. На той стороне, в порту Шерхан, переправу прикрывала застава Пянджской ДШМГ, которую сняли вертолетами после того как мы благополучно переправились на родную землю.
Разумеется, пару дней весь личный состав подразделения находился в приподнятом настроении и отмечал окончание войны. Все готовились к возвращению домой, в Пржевальский отряд, рассчитывали на встречу с родными. Но тут судьба сделала внезапный поворот — мангруппу отправили не в родной Пржевальск, а в Армению, в город Октемберян. В Нагорном Карабахе разгорался вооруженный конфликт, неспокойно стало на армяно-турецкой границе, вот и возникла необходимость усиления Армянского направления охраны границы.
Оставив технику в Пяндже, личный состав мангруппы погрузился в Ил-76 и, несколько часов спустя, высадился в аэропорту «Звартноц». Нас встретил начальник тамошней опергруппы генерал Высоцкий. Он сообщил, что отныне мангруппа Пржевальского погранотряда включена в резерв Закавказского пограничного округа.
Такое решение было вполне логичным — пограничные подразделения, воевавшие в Афганистане, были способны решать самые сложные задачи. А офицеры, безвылазно находившиеся на «той стороне» до самого вывода войск в Афганистана, обладали большим боевым опытом. Не случайно Пржевальская ММГ была признана лучшей мотоманеврнной группой Восточного округа.
Так мы из одной «горячей точки» попали в другую. Впрочем, то была уже совсем другая история.
Фото из архива Сергея Румянцева