Современной русской прозе свойственно злоупотребление применением такого литературного приема, как «попаданчество». Раздаются голоса о терминальной стадии этого явления, что, как по мне, неправильно. Жаль, что осмеянию подвергается сам литературный прием с «попаданием»: он, как и убийца-дворецкий, совершенно не причем. Достаточно вспомнить блистательные работы Спрэга де Кампа «Аристотель и оружие» и «Да не опуститься тьма», не говоря про учебник политэкономии, замаскированный под приключения одного инженера из Коннектикута при дворе короля Артура.
Словом, не подумайте, что я хочу потратить ваше время на изучение списка «плохих» или, упаси Время, «хороших» книг в этом странном поджанре научной фантастики. Гораздо интереснее, на мой взгляд, подвергнуть «попаданцев» пристальному анализу.
Анализировать будем только неироничные произведения, которые не пытаются обыграть стереотипы и не склонны к самоиронии и сатире. Словом, книги категории Б. Исключения лишь подтверждают существование правила, а потому какой-нибудь «Товарищ Ссешес» про эльфа-партизана нас в данном случае не интересует. Попробуем вывести эти самые правила жанра.
Небольшой дисклеймер. В этой заметке я воздержусь от выводов о причинах распространенности «попадания» в историю как науку и учебную дисциплину, как и от размышлений о предпосылках тех тезисов, что я описал в заметке. Это я оставляю на суд читателей. Будет интересно узнать ваше мнение.
Первое, что бросается в глаза при прочтении книжек про «попаданцев», так это то, что для автора и героя книги бесспорной аксиомой является допустимость, если не сказать, что необходимость вмешательства в историю. Никакой дилеммы Руматы Эсторийского перед «попаданцами» не стоит: трудно быть богом, но легко быть попаданцем.
Из «попаданчества» начисто отброшены два основных конфликта хроноопер: вопрос о допустимости вмешательства в течение времени и проблематика временных парадоксов. Почти не поднимается и тема с конфликтом мировоззрения «хроногостей» и «хроноаборигенов», в лучшем случае обыгрываясь юмористически. Само перемещение во времени нередко описано халтурно, если не ограничивается парой ярких мазков: героя убивают, сбивают автомобилем, в него попадает молния или знакомый ученый просит ассистировать при опытах, после чего герой неминуемо оказывается в прошлом.
Авторы даже адаптации героя в «новых временах» уделяют в лучшем случае одну главу. Слишком затертым приемом у ценителей этого поджанра считаются переживания героя об утрате всего, что он имел в родном пространстве-времени. В «попаданчестве» не встретить тоски по дому и родным героя книги, разве что его переживания о нехватке бытовых мелочей, которым он вскоре создаст замену.
Словом, до сих пор завязка романов осталась такой же, что во времена Марка Твена. Техническая сторона «попадания», если так можно выразиться, авторов не волнует вовсе. На мой взгляд, поэтому и отнесение «попаданчества» к жанру хроноопер в корне неверно, но об этом чуть позже.
Обращает на себя внимание крайняя консервативность формы романов в этом жанре. Среднестатистический роман предполагает наличие одного или нескольких героев-попаданцев, от первого лица которых и ведется повествование; они обязательно мужчины в хорошей физической форме и обладающие специфическими знаниями, которые пригодятся по ходу действия; в начале глав указывается время и место событий; обязательны главы либо фрагменты глав от лица хроноаборигенов, которые имеют скорее сатирический характер и подсвечивают присущие главному герою и злободневные для нас особенности.
Заимствование сюжетных ходов авторами друг у друга здесь является едва ли не самоцелью. Прочитав несколько книг в этом поджанре научной фантастики, вы смело можете утверждать, что читали почти все.
Зачастую книги о «поподанцах» напоминают дидактичностью романы Жюля Верна: текст пестрит сообщениями о том, как Сто Шестнадцатый Средневсеволжский Краснознамённый Трижды ордена Ленина полк захватил в 13:43 18 мая 1979 года деревню Гадюкинд-Виллер, на границе ФРГ и ГДР. Подробные характеристики техники, далеко некраткие биографии исторических личностей, описания не имеющих отношения к сюжету исторических событий и мест… Словом, книги полны околоисторической информацией, как романы великого француза — географией и этнографией.
В начале истории о «попаданце» герой развивается, занимая всё более высокое положение в обществе, и за ним наблюдать действительно интересно, но уже ко второй половине книги начинается описание последствий его трудов, напоминающие какое-то слайд-шоу в конце РПГ. В финале все девушки вокруг героя стали красавицами, Россия простирается от Лиссабона до Бомбея, а то и Канберры, а герой стал не меньше, чем императором Всероссийским (на крайний случай —генсеком).
Не столь важно, растянута ли концовка на несколько томов или же ограничена одной обложкой, но всегда истории о «попаданцах» заканчиваются сочинением на тему «Как нам обустроить Россию, не выходя из психиатрической клиники». Нередко к книгам прикладывается так называемый «тайм-лайн» — хронологическая последовательность исторических событий в мире книги, которая порой по объему сама тянет на отдельную книгу (были прецеденты выхода таких хронологий отдельными изданиями, даже порой печатными).
Попаданец в начале любой книгиGloria GaynorI Will Survive Rerecorded4:25
Родовой чертой следует признать державность поджанра. Фокус всех мировых событий сделан на Россию. Любое историческое событие рассматривается только с точки зрения возможной выгоды или убытков для нашей страны. Почти не играет роли, о какой эпохе идет речь; современные на момент событий интересы Родины (в понимании автора) будут защищаться до последней капли крови. Разумеется, речь о крови врагов нашей великой страны.
Конечно, это естественным образом сопряжено с крайней политизированностью «попаданчества». Это зеркало взглядов среднестатистического мужчины средних лет. Да простят меня девушки, но вы предпочитаете попадать к прекрасным принцам или в магические академии, а не доказывать на переломе эпох, то, что вы пассионарные личности, словом и делом. Названия книжных серий говорят за себя: «военно-историческая фантастика», «боевая фантастика», «патриотическая фантастика» и так далее. Интересы России в «попаданчестве» всегда превыше всего.
В этом смысле забавно, что основные идеологические противники взглядов, свойственных авторам попаданцев, читают напротив, скорее антиутопии: «Метро 2023», «Голодные игры», не говоря уже о набившем оскомину за последнее время «1984» Оруэлла. Пользуясь случаем, порекомендуем им прочитать другую книгу.
Порой в западных статьях о жанре отмечают, что большая часть авторов проходили срочную службу ещё в советской армии времен холодной войны, что-де накладывает отпечаток, но на мой взгляд, искать причину в этом нерационально.
Куда больше сходства у «попаданцев» с современными нарративами. Распространенных в пропаганде Холодной войны штампов, наоборот, почти нет: никакого «мира каменных джунглей», чьи обитатели «в погоне за чистоганом» и «300% прибыли» готовы совершить любые преступления. Совершенно недопустима и идея «хороших парней» на «той стороне».
Гораздо чаще в книгах проскальзывают элементы, если не сказать, что разного рода артефакты конспирологических теорий. Самых разных: о ФРС и Богемской роще, о Парвусе и немецком золоте Ленина, об английском шпионе и по совместительству главе Абвера адмирале Канарисе….
Хотя, конечно, есть исключения — серия Влада Савина «Морской Волк», например. По сюжету США буквально управляется кучкой крупных капиталистов напрямую в форме криптократии. Читателю любезно разрешают послушать их беседы в качестве интерлюдий. Форму власти в западных демократиях в этой серии книг можно охарактеризовать как «тайную террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала» (что собственно автор и делает устами персонажа).
Ключевым врагом, незримым антагонистом, укрытом в тени, что коварно ударяет России в спину раз за разом, за редким исключением, являются англосаксы. Их злой воле подчинены все происходящие события. Причем вне зависимости от описываемой эпохи, наличия союзнических отношений или других обязательств между Великобританией/США и Россией/СССР. Доходит до того, что подлые англосаксы досаждают Киевской Руси.
Отношение к другим народам и этносам в «попаданчестве» следует описать в лучшем случае как высокомерное. Часто весь идейный посыл книг сводится к заставке телепередачи «Наша Раша», а именно: «Мы живем в самой прекрасной стране мира, а другие страны нам завидуют». Единственным исключением здесь является идея о «дружбе народов», иногда используемая авторами, питающими симпатии к СССР, порой принимающая форму приписывания «дружеской» национальности известным историческим деятелям.
Обычно любые суждения о нерусских национальностях, населяющих Россию и её приграничные территории, в «попаданчестве» ограничиваются клюквенными стереотипами. В текстах часто можно встретить утверждения «народ X весь является таким-то и таким-то»; «народ Х способен лишь на то-то и то-то, но точно не на то», как в положительном, так и отрицательном ключе.
Эти странные утверждения иногда ложатся даже в основу сюжета, поскольку являются непреложными законами мира книги. Неизменно комплиментарно описаны разве что японцы. Интересно, но мне ни разу не встречался антисемитизм: евреи описываются почти всегда с немалой симпатией либо шутливо. При этом сионизм оценивается скорее негативно. Посмотрим, как отразится новый виток арбо-израильского конфликта на творчестве авторов-многостаночников.
Наибольшим презрением из всех народов в поджанре, безусловно, пользуются поляки. Их авторы книг в лучшем случае считают неспособными к самоуправлению и государственности по причине врожденной узколобости, в худшем — выводят круглыми дураками, спесивыми предателями славянства, лижущими немецко-английско-французско-турецкий сапог.
Немало достается и украинцам, особенно в книгах, изданных после 2014 года. Впрочем, отдельные выпады можно отметить и в сторону среднеазиатских, скандинавских и африканских народов, французов и значительно реже немцев. Итальянцы, латиноамериканцы, испанцы, персы и азиаты такому почти не подвержены, как правило, за полным отсутствием этих народов в сюжетах. Собственно, все идейное наполнение поджанра можно охарактеризовать одной цитатой Прилепина: «Бог есть. Без отца плохо. Мать добра и дорога. Родина одна. Волга впадает в Каспийское море», к которой остаётся лишь добавить чеканное «Англосаксы – плохие».
Условно можно выделить древнерусское, имперско-белогвардейское и советское попаданчество. Мало знаком с первым направлением, но даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить неоязыческие и антихристианские нарративы, странным образом переплетающиеся с панславянизмом.
Отмечу, что сторонники тех или иных взглядов, как правило и попадают в ту эпоху, что нежно любят: «варяги» и «сварожьи дети» — к князю Святославу, «монархисты» — к императорам и царям, «белогвардейцы» — к Корнилову на Ледяной поход, «троцкисты и бухаринцы» — в ревущие 20-е или Испанскую гражданскую войну, «сталинисты» и «державники» — во времена Великой Отечественной войны, ностальгирующие по застою, мороженому по пять копеек и детству — к Брежневу.
С идеологической точки зрения удивительно, что просоветские попаданцы вообще существуют. Диалектический подход к истории предполагает, что воля отдельных личностей нивелируется объективными историческими процессами, и личность не может изменить историю. Более того, вышедшая в советское время книга про попаданца-коммунара в царскую Россию — роман Лагина «Голубой человек» — как раз на идее невозможности влияния личности на ход истории и строится. Но, как мы видим, авторов очередного бестселлера «С ноутбуком к Вождю» это не останавливает.
Интересна обобщенная оценка исторических персонажей в попаданческой литературе, поскольку во многом отражает взгляды того самого «глубинного народа» по Суркову. Иван Грозный, Петр Первый, Александр Третий, Сталин, Берия, реже Брежнев пользуются безграничным уважением в рамках своей эпохи. Невозможно представить упоминание их в негативном ключе, если в книге они хроноаборигены. Вот если герой попал к царям, Сталина допустимо поругать в своих рассуждениях (либо наоборот — царей в приемной Сталина), да и то нечасто. У Романа Золотникова герой в эпохе Годунова ухитряется за три книги трижды похвалить Путина, ровно по разу за книгу.
Реже положительно оценивают таких персонажей, как Борис Годунов, Павел Первый, Николай Первый и Александр Второй. Иногда они выступают скорее сдержано-отрицательными персонажами. Годунову ставится в упрёк нерешительность, Павлу — самодурство, Николаю — прозвище «Палкин», Александру — распутство.
Совершенно не встречается эпоха Екатерины Второй: между попаданцами в Петра Второго и разных личностей времен дворцовых переворотов вплоть до правления Павла лежит глухая стена нетронутой истории. Вероятно, правление Екатерины Великой не нуждается в «улучшении» попаданчеством.
Петр Третий, любые революционеры до 1917 года (поскольку коммунистам в то время попадать неинтересно), Хрущев, Горбачев, Солженицын и Ельцин однозначно отрицательны. Их образы сведены к функции, они плоские до такой степени, что напоминают отрицательных персонажей комедий классицизма.
Краеугольными камнями, событиями, которые следует изменить, или, выражаясь в терминологии жанра, точками бифуркации, чаще всего выступают: принятие христианства Русью, борьба с ордынским игом, отмена крепостного права (отменяется оно от времен Годунова до эпохи Александра Второго едва ли не первым действием героя), ход войны с Наполеоном, ход Крымской войны, ход Великой Отечественной войны, ход космической гонки, и, конечно, распад Советского Союза. Чуть реже встречаются предотвращение революций 1905-го и 1917-го годов, внесение изменений в ход так называемой «внутрипартийной дискуссии» 1920-х.
Удивительным явлением для меня остается существование «про-Рейх» попаданцев. Они всë равно косвенно действуют на благо нашей страны, поскольку громят храбрым вермахтом и доблестными кригсмарине англосаксов, при этом, конечно, не нападают на СССР, а то и вовсе заключают с ним союз. Стоит упомянуть и характерный аналогичный прием у предвоенного попаданчества в советского человека: превращение пакта Молотова-Риббентропа в союзный договор и вступление СССР в страны «Оси» с фронтами в Турции и Персии. Хотя, скорее, «Оси» в союз с СССР, а то и в его состав. В понимании авторов этих книг, даже Гитлер представляет меньшее зло, чем англосаксы? Вопрос риторический. Крепить их обложки, по причине солярных символов на половину листа, я, конечно, не буду.
Отдельно выделю нетипичную серию "Конфедерат" Влада Полякова. Серия, выходя даже на бумаге, негритянское население южных штатов описывает как «унтерменшей», в том смысле, как их описывала нацистская пропаганда. Любой негр рассматривается и автором, и героем, как враг a priori. Подобной концентрации ненависти не встретить даже в аутентичной литературе своего времени. Зато там хвалят Ку-клукс-клан, да.
Что ответить автору? Вероятно, сакраментальное: А у вас негров в тексте линчуют! Впрочем, не думаю, что он сильно против.
Масштаб происходящих в книгах событий порой потрясает воображение. В лучшем случае речь пойдет о изменениях не менее чем фронтового уровня на войне или глубоких реформ внутренней политики страны в мирное время. Но гораздо чаще речь идет о событиях мирового, если не космического масштаба. Герои не меняют ничего локального, они замахиваются до звёзд.
Из всего описанного следует вывод: «попаданцы» — не научная фантастика. Гораздо ближе книги этого поджанра к такой забытой и архаичной литературной форме, как утопия. Не зря почти половину текста занимает изложение философско-политических взглядов автора.
P.S. Кстати, обложка посередине иллюстрации, выбранной в качестве превью к статье, принадлежит книжке вовсе не про попаданцев. «Ассирийские танки у врат Мемфиса» лишь легкая сатира на штампы и клюкву о Великой Отечественной.
Автор текста: Егор Шепелёв
Написано специально для CatGeek и читателей Дзена. Подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные посты.
Не пропустите так же наш телеграм-канал — о фильмах, играх, комиксах и всё таком, информативно и с юмором в удобном формате.