Кругосветное плавание. 1803 – 1806 гг.
Первое русское кругосветное плавание было предпринято в 1803—1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева» под командованием Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского соответственно. Первоначально экспедиция планировалась как коммерческое предприятие Российско-Американской компании для снабжения Камчатки и владений на Аляске, а также закрепления российского приоритета в отдалённых владениях в Тихом океане. Из-за финансовых трудностей снаряжение было взято на баланс государства и задачи экспедиции были сильно расширены в политическом плане: предстояло обследовать Сахалин и Курильские острова, наладить дипломатические отношения с Японией и открыть рынок Китая для торговли русскими мехами. Китайский этап экспедиции был привязан к посольству графа Головкина. На Гавайских островах суда разделились: «Надежда» направилась на Камчатку и в Японию, «Нева» — на остров Кадьяк, где пробыла 14 месяцев, приняв участие в русско-тлинкитской войне.
Посольство в Японию возглавил граф Н. П. Резанов, однако его полномочия не были должным образом оформлены и распределены, что вызывало постоянные конфликты с Крузенштерном, назначенным на полгода ранее. В политическом отношении экспедиция оказалась неудачной: японские власти не допустили посланника в страну и отказались завязывать дипломатические отношения. В 1805 году Резанов со свитой был высажен на Камчатке и в дальнейшем действовал самостоятельно, в том числе в вопросе присоединения Сахалина и Курил к Российской империи, чем резко ухудшил межгосударственные отношения. Несмотря на то, что в Китае не удалось продать меха с достаточной долей прибыли, все коммерческие цели оказались выполненными.
Благодаря профессиональной научной команде (Горнер, Тилезиус, Лангсдорф), плавание стало важной вехой в истории России, в развитии её флота, и внесло значительный вклад в изучение мирового океана, многие отрасли естественных и гуманитарных наук. Молодые офицеры, участники плавания — Макар Ратманов, Фаддей Беллинсгаузен, Отто Коцебу — в дальнейшем сделали военно-морскую карьеру и сами возглавляли кругосветные экспедиции; Григорий Лангсдорф долгое время был дипломатическим представителем России в Бразилии.
На родном берегу комплексный план действий был разработан весьма тщательно. Руководствуясь им, «Надежда» и «Нева» должны были, отсалютовав Кронштадту, миновать Европу, потом Канарские острова и направиться к Южной Америке, в Бразилию. Пройдя вдоль континента и обогнув суровый мыс Горн, путешественники намеревались двигаться по Тихому океану на северо-запад (к NW), в Полинезию, мимо Маркизских и Вашингтоновых до Сандвичевых (Гавайских) островов, где кораблям надлежало разлучиться: «„Надежда“ долженствовала идти прямо в Японию; по совершении же дел посольственных — на зимование или в Камчатку, или к острову Кадьяку; „Нева“ же прямо к берегам Америки, а оттуда на зимование к Кадьяку. Следующим потом летом оба корабля <…>, нагрузясь товарами, должны были отправиться в Кантон, а из оного в Россию».
Двоюродный брат Фёдора Ивановича Толстого, воспитанник Морского кадетского корпуса художник граф Фёдор Петрович Толстой признавался на страницах мемуаров, что имел неподобающую для мореплавателя слабость: он, к сожалению, «сильно страдал морского болезнию при малейшей качке во время морских походов». А его дочь, М. Ф. Каменская, поведала в «Воспоминаниях» следующее: «Когда папенька, по невозможности выносить морскую качку, вынужден был отказаться от назначения в кругосветное плавание вместе с Крузенштерном, то на его место в это плавание был назначен двоюродный брат его, гр<аф> Фёдор Иванович Толстой»
Назначение могло бы произойти и помимо воли графа Фёдора, но другой осведомлённый современник уточнил: «Гр<аф> Толстой, служивший тогда в Преображенском полку, испросил позволение участвовать в экспедиции». Явно не случайно и всезнающий Ф. В. Булгарин назвал попавшего на отплывающую «Надежду» Толстого «волонтёром», то есть добровольцем.
Можно предположить, что весомое или даже решающее слово за рвущегося в плавание молодого человека замолвил очень влиятельный родственник — граф Пётр Александрович Толстой, тогдашний военный генерал-губернатор Петербурга.
Летом 1803 года из гавани Кронштадта вышли два парусных шлюпа – «Надежда» и «Нева». Капитаном Надежды был Иван Крузенштерн, капитаном Невы – его друг и однокашник Юрий Лисянский. Шлюпы «Надежда» и «Нева» – трехмачтовые корабли Крузенштерна и Лисянского, способные нести до 24х пушек. Были куплены в Англии за 230 000 рублей, первоначально назывались «Леандр» и «Темза». Длина «Надежды» – 117 футов, т.е. около 35 метров при ширине 8.5 метров, водоизмещение 450 тонн. Длина «Невы» – 108 футов, водоизмещение 370 тонн.
На борту «Надежды» находились: мичманы Фаддей Беллинсгаузен и Отто Коцебу, впоследствии прославившие русский флот своими экспедициями посол Резанов Николай Петрович (для установления дипотношений с Японией) и его свита ученые Горнер, Тилезиус и Лангсдорф, художник Курлянцев загадочным образом в экспедицию попал и известный скандалист и дуэлянт граф Федор Толстой.
Записки приказчика Российско-Американской Компании Н. И. Коробицына:
В Копенгагене находилось представительство Российско-Американской компании, где для кораблей была заготовлена партия водки, и у Коробицына несколько дней не было ни минуты свободного времени. Он встретился на берегу с представителем компании в Дании - приказчиком Павлом Ефстафьевичем Чернявским, оказавшимся средних лет мужчиной с окающим говорком, родом из-под Нижнего Новгорода. Они обсудили, как переправить груз на корабль. Пришлось для подготовки места под водку выгрузить несколько десятков бочек со ржаным провиантом, которые и оставили в Копенгагене в ведении Чернявского. Водки загрузили 58 бочек. Коробицын подсчитал, что это составило свыше 1500 ведер. Груз громоздкий, но необходимый поселенцам, живущим среди дикой природы и нуждающимся в товаре для торговли с аборигенами.
Три недели корабли стояли на Копенгагенском рейде, и все это время команде давали свежее мясо, хлеб и зелень, а сверх водочной нормы все получали еще и по две кружки пива. И когда Коробицын подсчитал расходы, то с грустью отметил, что было израсходовано около четырехсот серебряных пиастров. Но еще больше расстроило его то, что по письменному распоряжению Лисянского примерно такую же сумму пришлось отпустить прибывшим в Копенгаген из Архангельска двум российским военным фрегатам «Спешный» и «Смелый». Правда, тут же от Николая Петровича Резанова было передано в казну «Невы» 2000 пиастров. Это несколько успокоило расстроенного Коробицына, а к Резанову он с тех пор всегда относился с неизменным почтением.
Фёдор Шемелин О празднике в честь перехода экватора:
«Чтоб усугубить ощущение праздника и возбудить к большему еще веселию матросов, начальник от лица Государя Императора пожаловал каждому из оных по одному гишпанскому пиастру и приказал дать им двойную порцию водки.
Не были забыты здесь и обряды, от первых мореплавателей с издревле употребляемые над теми, которые в первой еще раз перейдут экватор. Матросы купались все в морской воде, а благородным людям каждому понемногу на голову поливал капитан из поданной ему с водою чаши. Затем один проворный и замысловатый матрос, одетый в странное платье, представлял Нептуна, имел подвязанную большую седую бороду и в руке острогу . Данная свобода к веселию и водка вдвое больше оное усугубляющая сделали Нептуна и прочую его собратию сей день с излишеством смелыми и крайне довольными».
«Конфликт Крузенштерна с Резановым принял в Бразилии новый оборот. Поводом стал запрет Резанова от 28 декабря отпускать Толстого на берег, который отменил Крузенштерн. 29 декабря командир созвал офицерское собрание и впервые вынес границы полномочий посла на общее обсуждение. Офицеры заверили его, что не следует обращать внимания на «приказы посла, которые не служат к пользе императора, экспедиции или Американской компании». Резанов пытался отдавать приказы Лисянскому, минуя Крузенштерна, но ему никто не подчинился. 31 декабря офицеры составили рекомендательные письма Толстому, чтобы защитить его от нападок посла, а также описали ситуацию в посланиях государю, товарищу морского министра П. В. Чичагову и министру коммерции Н. П. Румянцеву. Наступило временное затишье. Во время ремонтных работ, 27 января Крузенштерн распорядился отгородить место Резанова в их общей каюте. К этому добавилась ссора Толстого с художником Курляндцевым, которая едва не дошла до дуэли. Курляндцев пожаловался Крузенштерну, который их помирил, но на этом художник не успокоился, и пошёл к Резанову. Далее Курляндцев оскорбил капитана и назвал судно «кабаком», в результате офицеры отказали ему от общества в кают-компании. Конфликт академика живописи и капитана был урегулирован только семь недель спустя.».
Ромберг Федор, Бразилія, 29 го Января, 1804:
«Я пишу къ вамъ изъ хижины, которую нанялъ на нѣсколько времени пріятель мой, Графъ Толстой, близь мѣстечка Святаго Михаила на матеромъ берегу Бразиліи. Вижу вокругъ себя пушистыя деревья лимонныя, голые кокосы, согбенные отъ тяжести плодовъ бананы, красивыя пальмы, кофейныя деревья, желтые цвѣты хлопчатой бумаги и колючія листья, съ которыхъ сбираютъ драгоцѣнную краску кошениль. Можетъ ли Сѣверный житель смотрѣть на это равнодушно?».
1804 Май – татуировки.
Крузенштерн:
«Мая 7 го на рассвете дня держал я курс на северовосточную оконечность острова Нукагива.
Один из нукагивцев, быв у нас на корабле во все время нашей здесь бытности, находил много для себя работы; потому что почти каждой из корабельных служителей приглашал его к сделанию на нем какого либо узора по его искуству».
Коробицын (до отплытия 5 мая):
На следующий день Коробицын побывал на «Надежде» и застал там такую картину: граф Федор Толстой лежал обнаженный по пояс, а один из островитян - королевский огнезажигатель - наносил на его тело татуировку. Молодой граф пошел на эту болезненную операцию из-за желания поразить своих приятелей в России. Огнезажигатель, владевший искусством татуировки, острой раковиной рассекал Толстому кожу и смазывал ранки соком какого-то растения. Боль была мучительная, но граф мужественно терпел, стиснув зубы. Ранки вспухли, однако вскоре опухоль спала, и на теле Толстого появились узоры: птицы, кольца, змеи, листья.
Каменская:
«В самой середине сидела в кольце какая-то большая пестрая птица, что-то вроде попугая, кругом какие-то красно-синие закорючки… Когда все зрители достаточно нагляделись на рисунки на груди, Федор Иванович Толстой спустил с себя сюртук и засучил рукава рубашки: обе руки его тоже были сплошь татуированы, на них вокруг обвивались змеи и какие-то дикие узоры…».
Из дневника Левенштерна:
Судовой оркестр «Надежды» составляли: Ромберг — первая скрипка, Тилезиус — бас, Лангсдорф — альт, Фридерици — первая флейта, Горнер — вторая флейта.
Часть 6. Из записок участников кругосветного плавания 1803-1806 гг. (продолжение следует)...