Глава 1: Под небом голубым.
Сегун Нарото, сопровождаемый своими самураями, медленно двигался вместе с войском.
Преодолев долину Кин Хо, он остановился у заброшенного домика на разветвлении двух тропинок. Обе тропинки спускались по склону, и по ним шагали войска.
Туман начинал рассеиваться, и в двух верстах начали мерцать вражеские силы на противоположных возвышенностях. Ниже, с левой стороны, звуки стрельбы становились громче. Нарото остановился, беседуя с военачальником своих союзников. Самурай Масато, стоя в нескольких шагах позади, вглядывался в туман. Вдруг рядом с ним закричал один из самураев:
– Взгляните, взгляните, – кричал он, смотря не на удаленные войска, а вниз, перед собой. – Это враги!
Сегун Нарото выхватил подзорную трубу у военачальника. Лица всех выражали смятение и ужас. Врага ожидали в двух верстах оттуда, а он внезапно появился прямо перед ними.
– Это противник?.. Нет!.. Да, смотрите, это он… наверно… Что это такое? – слышались голоса.
Масато без всяких приспособлений увидел внизу справа вражескую колонну, поднимавшуюся навстречу нашим, всего в пятисот шагах от того места, где остановилсяя Нарото.
В тот же момент все скрылось дымом, раздалась ближняя стрельба, и совсем рядом с Масато испуганно закричали: «Назад, назад, братья!» И словно этот крик был командой, все стали спасаться бегством.
«Вот она, решающая минута! Пришла моя очередь», – подумал Масато и, ударив свою лошадь, подъехал к Нарото.
– Надо остановить наших, – закричал он. – Господин!
Смешанные в кучу, толпа бежала обратно к тому месту, где пять минут тому назад проходила мимо главнокомандующего. Остановить эту толпу было невозможно и она нахлынув понесла сегуна и самураев с собой. Масато старался не отставать от Нарото и смотрел вокруг, не понимая, что происходит.
Один из самураев, пылающий гневом, совсем не похожий на себя, кричал Нарото, что если он не уйдет сейчас, то неминуемо будет взят в плен.
Нарото развернул лошадь и, не отвечая, достал платок. Кровь лилась по его щеке. Масато пробился к нему.
– Вы ранены? – спросил он, едва сдерживая дрожь своих губ.
– Рана не здесь, но там! – произнес Нарото, прижимая платок к щеке и указывая на бегущих.
– Остановите их! – крикнул он, но в тот же момент, вероятно осознав, что остановить их невозможно, пришпорил лошадь и поехал вправо.
Толпа снова нахлынула на Нарото и понесла его назад.
Войска бежали, сжатые такой плотной массой, что, попав в середину, было сложно выбраться. Кто-то кричал: «Иди, не медли!» кто-то стрелял в воздух; кто-то пытался ударить лошадь, на которой ехал Нарото.
С большим трудом выбравшись из потока народа влево, Нарото с уменьшившейся наполовину свитой поехал на звуки приближающейся битвы. Вырвавшись из толпы бегущих, Масато, стараясь не отставать от Нарото, увидел на склоне горы в дыму еще сражающиеся передовые отряды и подходивших к ним врагов.
Выше стояла пехота, не двигаясь ни вперед, чтобы помочь вступившим в бой, ни назад, по направлению бегущих. Один из самураев выделился из этой пехоты и подъехал к Нарото. От свиты Нарото остались лишь четверо. Все были бледны и молчаливо переглядывались.
– Остановите этих подлецов! – с трудом выдохнул Нарото ему, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за свои слова, как рой птиц, свистящие стрелы пронеслись над войском и свитой Нарото.
Враги почти смяли передовые отряды и, увидев Нарото, открыли по нему огонь. С этими выстрелами военачальник союзников схватился за ногу; несколько солдат упали, и воин, держащий знамя, выпустил его из рук; знамя замерло и упало, задержавшись на копьях соседних солдат.
– О-оох! – с отчаянием простонал Нарото и оглянулся. – Масато, – прошептал он дрожащим от осознания своего бессилия голосом. – Масато, – прошептал он, указывая на бегущую толпу и на противника, – что здесь происходит?
Ничего не ответив, Масато, чувствуя, как к горлу подступают слезы стыда и гнева, уже спешился с лошади и бросился к знамени.
– Братья, вперед! – крикнул он, его голос звучал необычайно пронзительно.
«Вот это да!» - подумал Масато, хватая древко знамени и слыша свист стрел, явно направленных против него. Несколько солдат упали.
– Банзай! – закричал Масато, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что оставшиеся войско последует за ним.
И действительно, он пробежал один всего несколько шагов. За ним последовал один, потом другой воин, и все войско с криком «Банзай!» ринулось бегом и перегнало его.
Один из самураев, подбежав, взял колеблющееся от тяжести в руках Масато знамя, но тут же был убит. Масато снова схватил знамя и, волоча его за древко, побежал с остальными. Впереди он видел наши отряды, из которых одни сражались, другие бросали оружие и бежали ему навстречу; он видел и врагов, которые наваливались все большими волнами.
Масато уже был в двадцати шагах от сражающихся. Он слышал над собой непрерывный свист пуль и стрел, и все время справа и слева от него стонали и падали воины. Но он не смотрел на них; он смотрел только на то, что происходило впереди – на бойню.
Масато выхватил меч и держа в другой руке знамя, врезался в толпу сражающихся. Он рубил налево и направо, снося головы, отрубая руки и ноги. Как учили его долгие годы, готовя к решающей битве.
Как вдруг, кто-то из-за спины, как ему показалось, ударил его сильно по голове нагинатой. Это было немного больно, но больше неприятно, потому что боль отвлекала его и мешала смотреть вперед.
«Что это? Я падаю? Мои ноги подкашиваются», – подумал он и упал на спину. Он открыл глаза, надеясь увидеть атакующего.
Но он ничего не увидел. Над ним уже не было ничего, кроме неба – высокого неба, не слишком ясного, но все же безгранично высокого, с медленно плывущими по нему серыми облаками.
«Как тихо, умиротворенно и торжественно, совсем не как когда я бежал, – подумал Масато, – не так, как мы бежали, кричали и сражались; совсем не так, как с раздраженными и испуганными лицами бились наши воины с врагами – совсем не так плывут облака по этому высокому бесконечному небу.
Как я мог не видеть раньше этого высокого неба?
И как я счастлив, что узнал его наконец.
Да, все пусто, все обман, кроме этого бесконечного неба. Нет ничего, ничего, кроме него. Но и этого нет – нет ничего, кроме тишины и покоя. И слава богам!..»
Глава 2: Когда приходит ночь.
Прошли годы, Масато был стар и сед. Много лет провел он в битвах, сражался за своего господина, за честь, за землю. Меч его пил кровь врагов, а душа пила горечь потерь и разрушения. Но пришло время, и самурай ощутил усталость, более тяжелую, чем доспехи на его плечах. Он оставил свой путь воина и пошел искать ответы на вопросы, которые мучали его сердце.
На берегу горной реки нашел он старый дуб, который видел эпохи расцвета и упадка империй. Под его могучими ветвями самурай устроил себе пристанище для размышлений. Там он сидел днями напролет, размышляя о чести и пути воина, о жизни и смерти, о добре и зле.
С каждым днем голоса прошлых сражений становились все тише, а голос внутреннего мира звучал все громче. Самурай начал понимать, что настоящая битва велась не на полях сражений, а внутри его души. Блеск меча нес соблазн славы, но не давал удовлетворения жизнью.
И вот однажды, осознав всю тщетность пролитой крови и разрушений, самурай решил сложить свой меч навсегда. Но каким должен быть последний поступок воина, если не поступком чести?
Поэтому под покровом звездного неба он вырыл яму у корней старого дуба и положил в нее свой меч — символ своей воинской славы. Закопав меч, он прикрыл его землей, и на том месте вскоре начали расти цветы, как бы отмечая мир, который самурай выбрал вместо войны.
Теперь его путь был путем Дзена, путем принятия и созерцания этого мира. Искал он спокойствие и покой, и вот наконец он его обрел. Самурай сидел под дубом, вглядываясь в бездонные глубины ночного неба, где звезды танцевали своим вечным танцем. Сердце его наполнялось радостью, и улыбка разлилась по его лицу.
И хотя его история ускользнула в забвение, как ускользают тени утренней росы под жарким солнцем, дух его остался среди ветвей старого дуба, напоминая всем путникам, что настоящая сила кроется не в мече, а во внутреннем покое, что и есть истинный путь к нирване.