75
Так началась новая жизнь моей матушки. Она все дни хлопотала по хозяйству: приводила в порядок дом; землю, вокруг него; разбирала завалы в небольших постройках, отмывала баню, изучала содержимое сундуков старухи. Прежняя хозяйка больше не беспокоила её, разрешив, как и обещала, занять её дом.
Акамир познакомился с соседями, те приняли его доброжелательно. С интересом слушали рассказы воина о походах с князем, о ратных подвигах, о хитрости врагов и смекалке наших воевод.
Один из мужчин, довольно пожилой уже, в чьей семье было лишь два малолетних сына, а все старшие - дочери, позвал Акамира работать на своём участке поля.
- Много зерна в это солнце взошло, - сказал он, - я надеялся, что сыновья уже будут мне помогать, да малы они ещё. Боюсь, один с урожаем не справлюсь. А поможешь мне, поделюсь с тобой, не обижу
Воин согласился. И теперь уходил с первыми лучами солнца и возвращался с закатом. А моя матушка скучала одна. Она с грустью вспоминала шум родительского дома, а потом бесконечный круговорот событий в княжеском тереме. Здесь же она была совсем одна. Ни родных, ни знакомых.
Соседки смотрели на неё с подозрением. Сколько уважения им внушал Акамир, столько же неприятия они ощущали к его слишком молодой жене. О возрасте мою матушку никто не спрашивал, но она выглядела младше своих и так юных лет. А в селении были в том числе и вдовы, потерявший своих мужей по разным причинам. Они не могли понять, что нашёл такой зрелый мужчина в несмышленной девице? Да ещё относится к ней, как к великой ценности. Скрытая ревность взрослых женщин передалась и другим селянкам, и они избегали мою матушку.
Она пару раз пыталась наладить общение, стучалась в соседние дома с угощением в руках, предлагала помощь, но её продолжали сторониться.
Всё изменилось, когда матушка исцелила одного из селянских детей. Изначально она не хотела рассказывать о своих умениях, помня, чем они обернулись для неё в тереме княгини.
Но когда мальчик упал в чан с кипящей водой и от боли кричал так, что сердце не выдерживало слышать его стоны. Матушке в тот момент внутренний голос подсказал, какие травы взять, как их смешать и какое зелье сварить. Когда она пришла в соседский дом и предложила свою помощь, безутешная мать лишь махнула рукой.
- Только наш волхв мог бы помочь, - сказала она, - да ушел он, как и все служители Велеса. Обидел их наш князь, а они не простили. Только о простых людях никто не подумал. Как мы теперь? Знахарка в нашем селении давно померла, а знания свои никому не передала. А ты, что умеешь? - она с привычным недоверием посмотрела на худенькую девицу, стоящую перед ней.
- Я разное знаю, - тихо сказала моя матушка, - чувствую, что вашему сыну помочь можно. Позволите?
- Иди, он там лежит, - сказала женщина.
От наносимого взвара ребёнок начал кричать ещё громче и хозяйка даже порывалась выгнать нежданную гостью. Но что-то останавливался её. Смутная надежда, что малышу станет лучше.
И правда, через некоторое время мальчик затих. После суток непрерывного мучения и стонов, это было чудом. Родные даже испугались, что он ушёл в царство Мары, но малыш просто заснул.
С тех пор моя матушка приходила к нему каждый день, меняла повязки, сидела рядом с болящим, успокаивала соседского сына. И к следующей Луне раны начали затягиваться и мальчик потихоньку выздоравливал. Шрамы так и остались на его лице и теле, но он жил дальше.
После того, как ребёнок самостоятельно поднялся, сосед лично приходил, благодарил мою матушку. После этого отношение к ней в селении изменилось. Её больше не сторонились, а звали лечить детей. И очень радовались, что в селении появилась знахарка, хоть и такая молодая. Под её горячими руками детям становилось легче и это было самоё главное.
Так миновало лето, настала осень. В селении готовились к проведению свадебного огня. Урожай был собран и было самое время создавать новые семьи.
Матушка с грустью смотрела на блестящие глаза невест, на приготовления, которыми были заняты их матери и будущие свекрови. Видела, как гуляли молодые, какие взгляды кидали они друг на друга. Как не терпелось им стать одним целом Неволить детей здесь было не принято, и все шли замуж по зову сердца.
Акамир видел метания своей названой жены, которой она ему так и не стала. Мужчина понимал, что девица благодарна ему, но не больше.
Пройти свадебный огонь вместе с молодыми для них не представлялось возможным. Повторный обряд противоречил всем имеющимся традициям. А о том, что у прибывших и первого огня не было, рассказывать селянам было нельзя.
Наконец день праздника настал. Моя матушка собиралась на него с двояким чувством. Она хотела посмотреть на счастье молодых, но при этом жалела, что сама живёт без благословения Богов.
Когда она с Акамиром пришла на большую поляну, находящуюся на краю селения, все селяне были уже там. В центре пылал высокий костер, а старейшины заняли свои места на возвышении.
Впервые моя матушка увидела всех глав селения вместе. Их было трое. Тот, кто в первый день направил их к пустому дому, сидел в центре. По бокам от него расположились ещё двое. Взгляд одного из них девице совсем не понравился. Она слышала, что селяне не любят его семью, и у неё он тоже вызвал тревогу. Взгляд пожилого мужчины был принизывающий и будто ненавидящий всех вокруг. Он с отвращением смотрел на веселящихся жителей.
Молодые и их близкие были рады приветствовать образование новых семей. Они с радостью смотрели на молодых девиц, которые скоро станут матерями и дадут продолжение их родам. А вот у старейшины, детей не было. Много солнц жил он со своей женой, а дом его был все ещё пуст и тих. Детских криков и шагов в нем так не появилось. И каждый раз, когда юные селяне проходили свадебный огонь, старейшина с женой ненавидели этих счастливых и радостных людей.
Моя матушка старалась не смотреть на этого человека. Он был ей неприятен. А обращала внимание на волнующихся невест и раскрасневшихся юношей. И мечтала сама оказаться среди них. Пусть и с Акамиром, по отношению к которому её сердце всё ещё молчал, хоть и было полно благодарности за спасение и заботу, но пройти вокруг огня и представить свою семью Богам.
Но они с воином стояли в стороне, считаясь уже мужем и женой. И лишь главный старейшина, задумчиво смотрел на них, будто что-то зная, но не вынося на общий суд.