Он выбежал прочь, оставив ошеломлённого Новикова обалдело взирать на захлопнувшуюся дверь. Спустя пару секунд Николай Иванович подошёл к окну и увидел удалявшегося от дома приятеля, с кем-то говорящего по телефону. Он пожал плечами и отошёл от окна, размышляя о том, что могло произойти со старым товарищем.
«Надеюсь, что он не сошёл с ума, а всё это либо дурацкая шутка, либо...». Но что могло означать это второе «либо», Николаю Ивановичу придумать не удалось. Он ещё раз пожал плечами и попробовал набрать номер приятеля, но звонок отклонили. Тогда, уже всерьёз разозлившись, он плюнул на странное поведение друга и продолжил завтрак.
Спустя минут пятнадцать, когда Новиков уже протирал стол, возле дома прозвучали чьи-то голоса и раздался требовательный стук в дверь. Озадаченный Николай Иванович выглянул в окно и увидел там своего товарища, что-то возбуждённо говорящего нескольким полицейским. Он поспешил в сени.
Открыв дверь неожиданным визитёрам, Новиков увидел перед собой серьёзные лица блюстителей порядка. Находившийся рядом с ними приятель ожёг его враждебно-торжествующим взглядом и сказал, обращаясь к полицейским:
– Вот этот тип! Начал тут ко мне с объятиями кидаться, словно он и впрямь мой друг!
– Разберёмся, - кратко ответствовал ему на это стоящий прямо перед Новиковым полицейский и сказал Николаю Ивановичу: – Разрешите войти? – Не дожидаясь ответа, шагнул через порог, заставив Новикова посторониться.
Все вместе прошли в дом. Николай Иванович притворил за собой дверь и выжидающе уставился на визитёров, не говоря ни слова.
– Назовитесь, пожалуйста, — сказал усатый лейтенант, требовательно глядя на хозяина. Помимо него и приятеля Новикова, здесь находились ещё двое полицейских: полноватый молодой сержант и совсем юная девушка с погонами без знаков различия).
Новиков хмыкнул и насмешливо ответил:
– Прежде всего я хочу знать, с кем разговариваю...
Полицейский едва заметно покраснел и выпалил скороговоркой:
– Лейтенант патрульно-постовой службы Нехлебко. – Он с ловкостью иллюзиониста выхватил из кармана удостоверение и, веерно взмахнув им, потребовал: – Попрошу ваши документы!
Ещё раз хмыкнув, Новиков полез в сумку и, достав оттуда свой паспорт, подал книжицу лейтенанту. Тот раскрыл документ, какое-то время листал страницы, потом захлопнул его и, пряча паспорт в карман, объявил удивлённому подобным оборотом дела Николаю Ивановичу:
– Попрошу вас проехать с нами в отделение для установления вашей личности и местонахождения гражданина, чей паспорт вы мне сейчас предъявили.
Новиков оторопел и какое-то время взирал на наглого лейтенанта, не в силах вымолвить и слова.
– Послушайте! – возмущение наконец прорвалось сквозь редуты его ошеломления. — Я всего лишь отрастил бороду! Если это какой-то розыгрыш, то я не желаю в нём участвовать! – Он с негодованием посмотрел на приятеля. – Тебе не стыдно?
– Вот наглец! – с озлоблением сказал тот, обращаясь к полицейским. – Скажи спасибо, сволочь, что менты здесь, а то...
– Ну, хватит! – прикрикнул на него лейтенант. – Пора уже знать, что никаких «ментов» давно нету. А вы, – он повернулся к Новикову, – одевайтесь, поедете с нами, в отделе разберёмся...
Возмущённый донельзя Новиков принялся с ожесточением натягивать куртку, приговаривая при этом:
– Вы ответите! Я вам просто так этого не оставлю!
– Если бы вы знали, сколько раз мне приходилось слышать подобное, – сухо сказал лейтенант. – Вы, – обратился он к приятелю Николая Ивановича, – тоже поедете с нами.
– А как же! – кивнул тот с энтузиазмом. – Должен ведь я узнать, куда эти сволочи подевали моего друга. – Он с ненавистью взглянул на Новикова. – Ещё и ограбили его, и даже симку в телефоне не постеснялись оставить….
Николай Иванович не удостоил бывшего (а как иначе?!) приятеля и взглядом, и вышел за дверь в сопровождении полицейских.
Все вместе они миновали полуразвалившийся забор (Новиков всё собирался заняться им, но так и не успел) и подошли к служебному «уазику», припаркованному метрах в десяти от калитки, возле которого стояли две старухи и мужик в телогрейке, наброшенной на голое тело.
Все трое что-то оживлённо обсуждали, но лишь до тех пор, пока в поле их зрения не оказался Новиков... Тогда случилось нечто, заставившее Николая Ивановича удивиться ещё больше, чем нежелание приятеля (бывшего!) признать его.
Обе бабки воззрились на него, словно на диво дивное, затем как по команде принялись дружно креститься, раз за разом громко повторяя «Чур меня! Чур меня!, а потом бросились в разные стороны, вопя на всю улицу и причитая на бегу.
Новиков, а вместе с ним и полицейские, остановившись, в великом изумлении взирали на их бегство, затем все посмотрели на мужика, который хоть не крестился и не убегал, но здорово побледнел и не сводил потрясённого взгляда с задержанного.
Внимательный лейтенант кивнул сержанту, тут же крепко взявшему Николая Ивановича за локоть, а сам подошёл вплотную к мужику и спросил у него:
– Вы что, знаете этого гражданина?
– Ещё бы, - ответил тот, всё так же не сводя глаз с Новикова. – Это наш местный, Наум Сипов.
– Ага, – многозначительно кивнул лейтенант, бросая взгляд на замершего от подобного заявления Николая Ивановича. – Вот и разобрались, кто вы такой, гражданин Сипов.
– Только это не может быть он, – неожиданно заявил мужик и в первый раз посмотрел прямо на лейтенанта.
– Это ещё почему? – возмутился хранитель правопорядка. – Вы же сами сказали, что….
– Да потому, – задушенным голосом перебил его мужик, – что Наум Селиваныч Сипов, а в миру Наумка-колдун, два года тому как умер!
Опешившие от подобного заявления полицейские, сам Новиков и его приятель (бывший, конечно!) окаменели. Затем Николай Иванович вымученно рассмеялся и умоляющим тоном произнёс:
– Хватит уже этого фарса! Сколько можно? Какой Наум Сипов? Какой колдун?
После недолгого раздумья лейтенант решительно произнёс:
– Ладно, разбираться будем в отделе, кто умер, а кто жив! – и сказал, обращаясь к Новикову: – Поехали, дед.
– Да какой я вам дед?! – заорал на него Николай Иванович, уже не владея собой, и пытаясь вырвать руку из крепко сжатых пальцев сержанта. – Вы что, ослепли?!
Тогда лейтенант молча приблизился к «уазику» и, с усилием повернув внешнее зеркало заднего вида, пальцем поманил к себе Новикова, тот медленно подошёл, всё так же удерживаемый за руку сержантом, и взглянул в его мутную поверхность...
Увиденное в нём отражение сразило его. Из ”зазеркалья” в него пялился древний старик с кустистыми сивыми бровями, густой гривой тщательно расчёсанных волос, с глубокими ущельями морщин на сухом лице и глазами, блестевшими из-под бровей, словно мутные лужицы на дне колодца... Николай Иванович несколько долгих мгновений неверяще пялился на это незнакомое лицо, а потом коротко охнул... и замертво рухнул на землю...
***.
— Сколько нам ещё здесь торчать придётся… — тоскливо протянула девушка-стажёр, стоя у калитки и глядя вслед отъезжающей труповозке.
— Не… — сержант рядом мотнул головой, раскуривая сигарету. — Уже скоро свалим отсюда. Тут делов-то… Тьфу!
*****.
В самом же доме лейтенант Нехлебко производил досмотр личных вещей умершего. Когда всё это немудрённое имущество лежало на лавке, полицейский обнаружил на полатях в дальнем углу свёрток из упаковочной клеёнки. Вытащив его на свет, развернул и увидел перламутрового цвета платок, который, в свою очередь, был обёрнут вокруг ручного зеркала и тяжёлого металлического гребня.
Лейтенант с любопытством колупнул ногтём один из ярких камней, украшающих диковинную расчёску, а затем, воровато оглянувшись на дверь, несколько раз провёл гребнем по густым чёрным волосам, глядя прямо в таинственную гладь зеркала. Лицо его при этом наполнилось значительностью и восторгом. Со двора донеслись голоса. Он зыркнул в сторону входа и, быстро обмотав найденные предметы платком, сунул вещи в карман форменной куртки.
Через минуту Нехлебко вышел на улицу, пахнущую скорой зимой, и улыбнулся, чувствуя в кармане приятную тяжесть удивительных вещей….