Север
Тот, кто первым догадался назвать так этого мощного кобеля, мыслил образно. И как по другому можно было обращаться к нему, суровому нравом, вся шерсть которого, весь густой и жесткий мех, - белый, как снег. А на этом фоне чётко обозначены только три чёрные точки: два глаза и нос.
Каким образом он приблудился к нашему дому – не припомню. Как-то так само собой получилось. Сначала он задружил с Чапкой – они вместе прибегали к нам во двор – голодные, виляющие хвостами, ластились, выпрашивая чего-нибудь вкусненького. А раз вместе из одной миски ели, то и ночевать стали под одной крышей. Так незаметно он влился в нашу дружную семейку, где помимо этих псов обитали ещё и два кота.
Занесённый снегом по окна, задёрнутые толстым слоем наледи, наш дом походил на подобие Ноева ковчега – здесь всем находилось место, еда и забота. Как славно было нам всем сидеть возле тёплой печки, дружной компанией – кто-то из живности дремал, свернувшись клубком, люди читали интересные книжки, под завывание метели.
И, представляя мысленно огромные пространства, отделявшие меня от родного дома, казалось, что я их просто не смогу преодолеть и вернуться. Не верилось, что когда-нибудь придёт весна, и выглянет солнце, и можно будет выйти на волю без тяжёлой зимней одежды, вдохнуть пьянящий апрельский воздух, запрокинув голову, устремиться взором в ярко-голубое, прямо-таки, звенящее небо и сказать вслух: «Господи! Как же хорошо жить на этом свете!»
Но зима только начиналась, совсем недавно оттрещали первые серьёзные морозы, а впереди – ещё длинная, в полгода, пора лютой стужи, сильных ветров и буранов. В такую погоду даже Север, обычно спокойно засыпавший прямо на снегу, забирался под крышу.
Уже в ту пору, когда верховодил Тарзан, молодой Север выделялся среди собачьей стаи не только своим белым окрасом, но и решительным смелым нравом. Он врезался в свору дерущихся псов мощно, как ледокол, раздвигающий своим стальным корпусом льдины, - собаки просто отлетали в разные стороны, ему даже не приходилось пускать в ход свои клыки – все и так его побаивались. Все, конечно, кроме вожака. Север не боялся Тарзана, но уважал его, и они никогда не грызлись между собой, вежливо обходя, и обнюхивая друг друга. А когда старый вожак ушёл на покой – умирать в тайгу, то других претендентов на лидерство, кроме Севера, просто не осталось.
Помесь овчарки с ездовым псом, фактически альбинос, он унаследовал от своих предков все лучшие качества: силу, выносливость, решительность и, не знающую пощады к врагу, свирепость. В то же время, трогательную привязанность к тому же маленькому и беззащитному Чапке, которого, если бы не Север, порвали в первой же собачьей схватке.
А ещё запало в душу та верность, приютившему его дому и преданность новым хозяевам, решившим как-то под Новый год, навсегда уехать из этих мест. Если котов и Чапку мы достаточно быстро пристроили у добрых людей, то с Севером было всё сложнее.
Этот независимый, привыкший к полной свободе пёс, никогда не знавший цепей, мало кому мог прийтись ко двору. Но я все же нашёл один, как мне тогда казалось, хороший для него вариант. Как раз на праздники из тайги, с дальних заимок, вернулись промысловики, чтобы попариться в баньке, обнять своих жён, отдохнуть возле радостных детишек.
У одного из охотников собаку сильно потрепал медведь, и надежды на то, что пёс сможет и дальше исполнять свою службу, не было никакой – покалеченный, он целыми днями лежал в сенцах, только изредка поднимаясь, чтобы справить какие-то свои надобности. Вот хозяину этого бедолаги я и предложил взять к себе Севера.
«Добрый кобель, но дурной – молодой ещё… Его надо натаскивать и натаскивать. Ладно, приводи уж», - таково было его слово.
Вечером, накануне отъезда, я отвёл Севера, а вернее он, как обычно, неспешной трусцой бежал рядом, к новому хозяину. Тот тут же накинул на пса ошейник с привязанной к нему толстой верёвкой и препроводил внутрь двора, к стайке. Север даже не сопротивлялся – ему, похоже, стало просто интересно: а что же будет дальше? Никакие ошейники он отродясь не носил.
Грустный и расстроенный возвратился я домой, но не прошло и получаса, как во входную дверь кто-то стал настойчиво скрестись, потом, отворив её, я увидел шкодливо-весёлую морду Севера. На шее у него болтался обрывок верёвки… Что делать?
На следующий день сильно запуржило, и машина, на которой мы собирались тронуться в путь, в посёлок не пришла. Я только радовался возможности ещё хотя бы какое-то время побыть с Севером.
Через сутки история повторилась. Только после того, как я снова привёл его к новому хозяину, который посадил Севера уже на цепь, правда, не очень как оказалось прочную, наш пёс прибежал домой часа через два-три. Каким-то неведомым образом он освободился и на этот раз. Может быть, он предчувствовал, что больше не увидит своих хозяев или учуял какую-то опасность, и потому так рвался к нам изо всех своих собачьих сил.
Почему-то и на следующий день нам не удалось уехать – то ли мы проспали, то ли приболели. Но добираться до райцентра в кузове грузовой машины в мороз под пятьдесят – а именно это испытание предстояло мне, хотя и укрытому тулупом, — это не для слабонервных. И, как потом, оказалось, подтвердилась извечная истина: всё, что ни делается – всё к лучшему. Машина та сломалась - провалилась в яму, каковых не считано на зимнике, пробитом в снегах, укрывших застывшие болота. Хорошо ещё, что никто не пострадал – только замёрзли как цуцики, пока дождались бульдозера, расчищавшего дорогу после пурги, - который и вытащил их из смертельной западни.
Но время поджимало, надо было ехать. Опять, уже в третий раз, я проделал тяжёлый путь до дома охотника, ведя Севера на коротком поводке – он не сопротивлялся, но был каким-то вялым, словно больным. И я, и он, очевидно, в то время чувствовали одно и то же – какую-то щемящую тяжесть на сердце. В тот вечер это был наш последний путь вместе.
И бесполезно уже ночью, накануне отъезда, мы ждали какого-то чуда, не спали, надеясь, что вот-не вот услышим скрежет когтей и увидим нашего верного Севера…
Охотнику, видно надоели эти побеги непокорного пса, и он посадил его на толстую кованую цепь, прибитую крюком к бревну лиственницы, из которой был сложен его крепкий дом. Тем самым он как бы сказал нам всем: «Побаловались, и хватит! Пора заняться делом».
Иногда я думаю о том, как в дальнейшем сложилась судьба Севера. Наверняка он стал отличным охотничьим псом, надёжным помощником, не раз выручавшим своего нового хозяина на промысле.
Хочется верить, что так оно и было на самом деле.
