Найти тему

Отчим (ч.8)

Предыдущая часть

Ещё два года спокойствия и благополучия в семье Анфисы.

Артемий ездил на свой хладокомбинат, с видом директора, с манерами подхалима. Анфиса накрепко засела в бухгалтерии ликёро-водочного завода (муж позаботился, нашёл кого попросить, с кем поговорить). Фисочка была прилежной супругой, никаких компаний дома не собирала, сама не пропадала у подруг, даже к Любе не ездила. Любочка сама приезжала к ним всей семьёй.

И Артемий был не против гостей, даже с детьми, даже с балованными, шумными, которые едва не разнесли дом за три дня. Это всего лишь гости, с ними не жить всю жизнь. Подруг жены надо уважать, она же хорошо относится к его знакомым, принимает на высшем уровне дома или на даче. Единственное, кого не любила Анфисочка, так это Светлану Андреевну, соседку по даче.

Поселилась там, понимаешь ли, одного нельзя отпустить старичка, того и гляди срисуют себе. Какой он там вечный, - смеялась про себя Анфиса, глядя на своего мужчинку, уже и в лысину не хотелось его целовать, на глазах старел. Пятна появились на голове, на лице, щёки впали отчего-то. Вроде чувствовал себя нормально - не жаловался. От здравниц отказывался. Жене пришлось дважды самой ехать.

И… неудобно получилось: один год в весенние каникулы уехала отдыхать Анфиса, второй год в осенние. Очень просила сотрудников учебного заведения, отнестись к ней с пониманием, войти в её положение и позаботится о сыне, всего несколько дней. Провозила директрисе небольшие сувениры, дефицитные продукты, вещи. И её понимали, входили в положение. К мальчику хорошо относились.

Ваня в первый год поправился, окреп, волосы уж не такие белые, щёки круглее, глаза не такие добрые и наивные. По-прежнему не многословен с мамой в редкие дни, когда она его навещала. Забирали его обязательно на зимние каникулы, и он только спрашивал:

- А к маме Тоне не поедем?

- Не мать она тебе! – сурово поправляла его мать, - чужая тётка. Пацаны её - это да, тебе сводные братья, а она никто. Я твоя мать, понял?! И хватит выпрашивать, десять раз говорила, только на лето. Делать нечего тебя туда-сюда катать на поезде?

Он кивал.

- Ой, ну весь в отца. Ещё погляди на меня, погляди, - злилась Анфиса на мальчика, придётся выслушивать от мужа или опять сбежит на свою дачу, а ей куда? Некуда.

Учился Ваня средненько, до пятёрок не доходило и это маме не нравилось. Думала умный, характерный пацан вырастет, а он… Какое ему кадетское? Пусть в интернате сидит, чего скакать туда-сюда.

Мальчик жил только летом! Летом он уезжал к тёте Тоне, первый год провёл у неё месяц. Помогал с братишками, играл с ребятами во дворе, дрался как все, разбивал коленки, кричал под окнами и кидался камнями, чего только не случалось у мамы Тони. Неделями гостили в деревне у бабушки с дедушкой. Отношение их изменилось к нему, он не понимал почему? Маме Тоне приходилось заступаться за него, оправдывать - он не чужой им! Но бабушка ещё больше злилась и обзывала маму Тоню.

Потом месяц в детском лагере, ну и дома в большом скучном доме с высоким забором. Иногда ездили с мамой на дачу к дяде Арсению, вечером возвращались. Для Анфисы эти дни были такими же мучительными, как и для ребёнка. Они бывали в городе, дважды. Ходили в цирк, ели мороженое, пили газировку, гуляли в парке, катались на чёртовом колесе и почти не разговаривали. Мама делала что должна, правильно делала как могла. А для Вани она чужой человек, и он всё время ждал, куда она его отправит на следующий раз.

На другой год мама Анфиса отправила его на всё лето к тёте Тоне. Это было самое счастливое лето, он запомнит его на всю жизнь и будет рассказывать потом своим детям. Ваня бегал со старшими на канал кидать камни, собирали и сдавали бутылки, на копейки покупали жвачки, наклейки, карточки. Воровали черешню и вишню в садах неподалеку, пару раз их поймали и за уши оттаскали, но маме Тоне не сказали. Вечерами Ваня возвращался домой чумазый, загорелый, волосы опять выгорали до соломенного цвета.

И запомнит Ваня тупую боль, которая становилась всё сильнее и сильнее в районе солнечного сплетения в последние дни августа.

Он бегал на вокзал, встречал поезда из города С…. не для того чтобы встретить и обнять маму, а чтобы сбежать! Сбежать как только увидит её, далеко-далеко, где его не найдут, а когда найдут она уже уедет и его вернут маме Тоне.

Он что-то чувствовал, видел дядю Витю в гостях у тёти Тони. Высокий мужик, скуластый, с большим утиным носом и квадратными щеками, на вытянутом лице – некрасивый, болтливый, смеялся громко. Ничего не приносил никогда, зато ел много, с удовольствием, будто для него мама Тоня готовила весь день.

Не сбежал никуда Иван, пропустил поезд, на котором мама приехала. Прибежал однажды вечером домой после сборов тины в канаве, обгорелый, ресницы прозрачные, руки в цыпках. Взрослые сидят за столом, выпивают: мама Тоня, мама Анфиса, как всегда, навезла детворе игрушек и сладостей, хочет показать, какая она богатая. Дядя Витя улыбается во весь рот, зубы свои лошадиные показывает, Ваню к столу зовёт. Все улыбаются, предательски улыбаются, мама Тоня даже раскраснелась, в сторону смотрит.

А чего они улыбаются? – злился про себя Ваня, будто понимал, что случилось. И заплакать бы, сорваться с места, бежать! Да хоть на станцию, под поезд. Отчего они такие счастливые, а ему больно? Нескоро теперь Ваня увидит маму Тоню. Очень нескоро.

- Ну, чего встал? – повернулась к нему вполоборота мама, рюмочка в руке, улыбка на лице пьяненькая. Маленькие братишки на полу игрушки от неё шумно делят, кидаются. – Проходи. Или не рад мне? Прямо в лице переменился. Ты ещё поплачь, поплачь, мужик называется, - выговаривала ему Анфиса при всех, видя его глаза на мокром месте. – Вот! – обратилась она к Тоне и этому здоровому… - всё у ребёнка есть, матери две! Ни в чём не нуждается, в санаториях отдыхает, образование хорошее получает, а всё волчонком на меня смотрит.

- Перестань Анфиса, - поднялась из-за стола Тоня и подошла к Ване, он бедный к порожку прирос. Она погладила его по волосам и что-то тихо сказала, он вышел, убежал руки мыть на улицу.

- Правильно Анфиса говорит, с мальчиками строго надо, а у нас их нынче двое, - растянул свой огромный рот дядя Витя и чокнулся рюмочкой с Анфисой. – Много ты ему позволяешь, я в его возрасте! Воды с речки бочку натаскать, дров наколоть, травы накосить, - перечислял он и загибал пальцы на руке, - пока матери поможешь уже и вечерело, и не жаловался. А тут… - махнул он рукой, на испорченного пацанёнка, ещё и чужого.

- Витёк дело говорит, меньше цацкайся с пацанами, - рассмеялась Анфиса и выпила до дна. Не нравился ей этот Витёк, дикарь и болван, ну хоть сопли не жуёт, как её Артемий: "не выношу детей". Не молчит пнём, как Славка был. Нормальный мужик, Тоне пойдёт. С двумя пацанами принял, к себе забирает.

Взрослые долго сидели за столом смеялись, выпивали, мама Анфиса даже умудрилась с этим поспорить, пока Антонина укладывала малышей спать и помогала Ване собраться.

- Ты прости меня Ванюша. Не могу тебя забрать. Приезжай к нам как подрастёшь, адрес маме оставлю. Пиши. И слушайся её. Анфиса строгая, - кусая губы прислушивалась Тоня к шуму в другой комнате, складывая вещи пасынка, - но она умная, не то что я.

- У него дом большой, вроде любит… - расплакалась она тихонечко, глядя куда-то в сторону, - родители помогать будут, а мы… работать. Ванятка, - поцеловала она его в макушку и прижала к себе, - дядя Витя хороший? Скажи, хороший ведь?

Но Ваня молчал. Никакой это Виктор не хороший, мама Тоня просто боится остаться одна, боится с ребятами не справиться.

Анфиса с Ваней уехали ночью, поездом. Виктор и Антонина с детьми уедут позже, и только ему одному известно куда, остальные просто поверят крепкому мужчине на слово.

- Ну? – уставилась мама на сына, усевшись на своей полке, в купе. Пока их только двое. – Не будет больше у тебя второй мамки. Я одна осталась! Придётся привыкать ко мне, принимать как есть. И не смотри на меня так, потом спасибо скажешь, - пригрозила она ему пальцем, - я, не Тонька! Но зато мир поглядишь. Следующим летом на море, даст Бог и... Артемий Иваныч, - звонко рассмеялась мама, запрокинув голову, - а он даст! В лагерь тебя отправим на море! В Артек хочешь? – загорелась Анфиса.

Ваня отрицательно качал головой, глядя на неё не моргая.

- В Орлёнок? - мечтала Анфиса, а он головой качала. – Э-э-эх ты! – вздохнула она, если бы мне предложили в моё время, я бы хоть на край света…

Она ещё что-то пробормотала о своей мамке, выругалась на какую-то умалишённую бабку и заснула, свалившись на подушку и накрывшись простынёй. Ваня сидел в полутьме купе на своей полке и смотрел на неё, на спящую. В чёрном окне изредка проносились фонари, иногда врывался в эту полутьму и пугал его встречный поезд, казалось, он мчался со скоростью света, или быстрее, а их вагон бежит, качается неспеша и ночь эта никогда не закончится.

Анфиса проснулась уже засветло, на верхних полках спали незнакомые люди, Ваня на своей полке, напротив, свернувшись калачиком, даже не укрывшись. Утро. Прокисшее, почти осеннее утро на одной из поселковых станций. За окном вагоны, перроны, проводники. Даже выходить не хочется. И не потребовалось, поезд тронулся.

К вечеру они вернулись в город С...., а на следующий день Ваня был в интернате.

Закончились покой и умиротворение в семье.

фото из открытых источников
фото из открытых источников

Не было недели, чтобы Анфисе не звонили из заведения и не сообщали о чп: драки с ребятами, сломанная рука, разбитое стекло в коридоре, двойка в четверти по физкультуре и побег… Первый настоящий побег из интерната.

Ваню нашли на вокзале, он собирался бежать дальше. Маму вызвали в милицию и их едва не поставили на учёт. Анфисе пришлось долго объясняться. Хотя виноваты здесь только сотрудники интерната.

Осенние каникулы Ваня провалялся в больнице с сильным бронхитом. Несмотря на это, Артемий отбыл на дачу, чтобы не видеть, не касаться этой суеты вокруг мальчика.

В конце учебного года случился второй побег, но тут уж его поставили на учёт, так как в интернате, он тоже уже не был пай-мальчиком и тихоней. За год он умудрился испортить себе характеристику так! Его не то что в кадетское училище, его в обычную школу, могли не взять. В этом заведении намекнули Анфисе, что это не колония для трудных детей, а приличное учебное заведение.

- Сказки-то не рассказывайте! Синяки, драки, сломанная рука, побег. Приличное, ха-ха! Куда воспитатели ваши смотрели? Чему тут учат? Какое воспитание дают? Тоже мне… заведение, - выругалась на директрису Анфиса, забирая Ваню из интерната.

Что только не вытворял Ваня этим летом... Из детского лагеря его выгнали за мелкое воровство, деньги вытаскивал. Потом был санаторий, там то же самое: драки, воровство, побег в город со старшими без вожатых. Анфиса уже не знала, что делать с сыном. Дома соседи жаловались, в других местах он и двух недель не мог прожить без приключений и драк.

Потом была обычная школа, и там Ваня будто с цепи сорвался. От тихого, милого мальчика с большими глазками не осталось ничего. Он связался с ребятами постарше, сбегал с уроков, прятался за гаражами, там его собаками захочешь найти - не найдёшь, такой большой был кооператив. Дважды прожёг сигаретой школьные брюки, порвал портфель и, конечно, драки.

Ночные молитвы матери будто услышали, но неправильно поняли. Сынок становился похож на неё, она была такой. Она отбивалась от собственной матери чем могла, с начальной школы показывала характер, и этот её недуг знали как лечить. Выбивали ремнём. А у Анфисы рука не поднималась, замахивалась несколько раз, когда уже терпение кончалось и её трясло от записи в дневнике, но ни разу не ударила. Кричала, кидала его вещи, наказывала, угрожала детским домом, но не била.

Семья была на грани распада. Муж перестал приезжать в город, Анфисе просто некогда навещать его: работа, дом, звонки из школы, собрания и обсуждения поведения Ивана на педсовете, двойки, жалобы соседей в округе.

Анфиса не заметила, упустила болезнь мужа.

Ей позвонила Светлана Андреевна в начале марта, сообщила: Артемия увезли в больницу на скорой. Анфиса поехала к мужу, оставив своего трудного сынка одного дома.

- Если ты, мелкий пакостник, устроишь что-нибудь, я тебя в спецшколу сдам, в коррекционную, для дебилов! – злилась она на Ваню, который перевернул всю её жизнь с ног на голову, - ты будешь щёткой сортиры драить с такими же отморозками как ты! Понял?! Когда тебя подменили? В интернате?

Но Ваня молчал, и только исподлобья смотрел на мать.

- И не смотри на меня так, а то вообще в детский дом отправишься! Допрыгаешься ты у меня, Ванька.

Анфиса из дому, мальчик в свою комнату. Сидел над закрытой шахматной доской, подаренной отцом и, думал: сдохли бы они оба! И мама его родная и дед этот лысый, за которого она так держится. Тогда его точно отдадут тёте Тоне. Найдут и отдадут, - думал ребёнок, ненавидя весь мир.

****

У Артемия обнаружили онкологию. Этот хитрец продумывал всё, планировал прожить как минимум две жизни, развестись собрался, потому что встретил наконец-таки родственную душу в лице Светланы Андреевны, а тут эта болезнь. И лечить поздно.

- Тёмушка, - рыдала над ним молодая жена, будто уже хоронила, - поехали в Москву! У меня связи есть, у тебя есть, деньги есть! Ты поправишься.

Но Артемий смотрел на неё как на будто не понимал, чего она тут разрыдалась и просил только одного - отвезти его на дачу.

- Какая дача, Тёмушка? – растирала слёзы по лицу Анфиса, - за тобой профессиональный уход нужен, больница рядом, процедуры, а там? Эта блаженная тётка и лес дремучий. Нет, я тебя не отпущу!

Молодая жена забрала супруга домой. В последние месяцы жизни Артемий постоянно видел то, чего так сторонился всю жизнь: чужого ребёнка. Вместо густого зелёного леса, чистого воздуха, и монотонных бесед со Светланой Андреевной, видел бесконечные белые потолки больничных палат, слушал врачей и причитания Фисы. Капельницы, уколы, потом и вовсе перестал видеть, понимать, принимать самостоятельно пищу.

Как ни странно, пока отчим болел Ваня присмирел, со школы бежал домой, помогал маме по дому и даже сидел иногда со стариком. Он уже не хотел, чтобы тот умирал, забирал свои слова обратно. Бил! Бил себя по коленкам, будто он виноват в его болезни. Очень хотел, чтобы мама его замечала, увидела какой он хороший и больше никуда и никогда не отправляла. А мама боялась только одного: не припрятал ли старикашка завещание от неё. Он не мог не знать о своей болезни!

Но Тёмушка действительно не знал, сгорел за несколько месяцев.

Анфиса овдовела в 33 года.

продолжение _________________________

начало

Моя книга "У меня так никогда не будет" на: Литрес Amazon WB Оzon . Печатная версия по предзаказу на Ридеро