А.Н. Толстой гремит в статьях, посвящённых началу Великой Отечественной войны: «Гитлер спустил с цепей всех двуногих чудовищ на тотальную войну против нас, немецкие армии гонят в бой каленым железом террора и безумия...» Поэт Н. Тихонов говорит о бесчеловечных выродках, писатель А. Серафимович изображает немецкого офицера, который из-за спин своей личной охраны стреляет в солдат, хоть чуть отставших в атаке...
Если бы всё было так, Красная армия покончила с вермахтом уже через месяц, но через нашу границу шла армия, спаянная и идеологией, и представлением о солдатском долге, и обладающая высоким боевым духом, и отлично обученная.
Если кому-то эти строки покажутся подозрительными (про немцев нужно писать только обличительно-сатирически, афффтарок что, восхищается этими извергами?!), скажу, что для наших дедов было бы оскорблением такое пародийное изображение сильного врага – что же дедушки так долго не могли одолеть поганых трусов?
Один из офицеров-отпускников говорит:
– Что касается боевого духа вермахта, то он находился на том же уровне, что и в предшествующем году. Дома нас встречали героями. Дома для нас все было самым лучшим, все газеты были переполнены рассказами о нас. Восточный фронт!
– И только иногда каждый думал, что где-то его ждал какой-нибудь узкоглазый монгол-снайпер.
Все успешные оборонительные сражения, которые вел вермахт зимой и весной 1942 г., выигрывались благодаря стойкости немецких солдат. В то время немецкие солдаты превосходили советских солдат и опытом и боевым духом – об этом говорят и цифры, передающие соотношение потерь: 8 мая 1942 г. Манштейн нанес удар по Крымскому фронту на Керченском полуострове. Оборонялись 296 тысяч красноармейцев против 150 тысяч наступавших немцев и румын. В итоге, немцы захватили в плен 170 тысяч красноармейцев, а также большие трофеи – 1133 пушки, 258 танков и 323 самолета. Вермахт потерял 7500 человек.
Подтверждением этому стал невероятный прорыв к Сталинграду, когда казалось, что ещё один натиск, ещё один батальон, и город падёт.
Но в ситуации, когда действуют не танки, не самолёты, не массы войск, а каждое сражение превращалось в схватку между отдельными людьми, немцы столкнулись впервые с равным противником.
Солдаты осыпали бранью противника на другой стороне улицы; они часто слышали дыхание врага в соседнем помещении, пока перезаряжали оружие; в густом дыму и кирпичной пыли шли рукопашные схватки на ножах и лопатах, с кирпичами и прутьями арматуры.
Немецкий генерал Дерр вспоминал: «За каждый дом, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, погреб, каждую кучу развалин шел ожесточенный бой, который нельзя было даже сравнить с Первой мировой войной по трате боеприпасов. Расстояние между армией противника и нашей было минимальным. Было невозможно выбраться из района ближнего боя. Русские превосходили немцев в умении использовать местность и маскироваться и были опытнее в баррикадных боях за отдельные здания, в отчаянной ярости схватки».
В.И. Чуйков в своих мемуарах говорил то же самое: «Мы видели и храбрость, и героизм противника, хотя и бессмысленные; отвагу, хотя и неуместную; умение организовать наступление в городских условиях и упорство в достижении цели».
Бои в северной части города превосходили своей ожесточенностью и кровопролитием все сражения войны. По решимости, с которой бились солдаты, по плотности войск, сосредоточенных на сравнительно маленькой территории, по концентрации огня ближайшей параллелью Сталинградской битве было Верденское сражение, где в 1916 г. за полгода погибло полмиллиона немецких и французских солдат. Английский историк Алан Кларк отмечал, что развернувшееся под Сталинградом сражение имело существенное отличие: под Верденом сражавшиеся не видели друг друга в лицо, их разрывали в клочья артиллерийские снаряды или косило пулеметным огнем на большой дистанции. Здесь же они часто бились на расстоянии удара штыком.
Нацистской политической системе удалось, используя все формы воздействия как на население Германии в целом, так и конкретно на армию, создать мощные вооружённые силы, прекрасно мотивированные, воодушевлённые подвигами предков, спаянные дисциплиной и чувством боевого товарищества – это была самая совершенная боевая машина, когда-либо существовавшая в мире.
И впервые немецкая выучка оказалась бессильной. Немцев поставила в тупик новая ситуация, которой доселе не было в их военной практике — они реагировали на нее своим привычным способом, применяя грубую силу во все больших масштабах: новые танки, новые волны бомбардировщиков – и бессилие!
Согласно некоторым оценкам, только за вторую половину октября немцы уничтожили в Сталинграде советские силы, эквивалентные семи дивизиям, то есть 75% от общего количества войск, имевшихся в распоряжении генерала Чуйкова. Однако им так и не удалось сломить дух сопротивления 62-й армии. Как отмечал американский историк Ричард Овери, «вопрос о том, как Красной армии удалось выжить в Сталинграде, не поддается объяснению».
Переход Красной армии в наступление стал потрясением. Русских оставалось добить – и вдруг окружение! Но вскоре дисциплина, выучка и обращение Гитлера к войскам 6 армии взяли верх.
Дух 6-й армии продолжал оставаться на высоте. Молодые немецкие солдаты, возмужавшие при тоталитарном режиме, вовсе не задавались вопросом, почему они оказались в таком бедственном положении. Одного слова Гитлера для них было достаточно – они искренне верили, что фюрер не оставит их в беде, все повторяли: «Он обещал!» Этому верили, потому что совсем недавно немецкое командование с блеском провело операцию по деблокаде Демянского котла.
В окружении в Демянском котле находилось 96 тыс. человек, в том числе дивизия СС «Мёртвая голова», и 20 тыс. лошадей. Для снабжения окружённых в конце февраля 1942 года привлекалось свыше 200 самолетов. То есть необходимое количество грузов перекрывалось с избытком, поставляли даже сено для лошадей. Задействовали половину всей транспортной авиации Германии, в один из дней окруженные получили более 500 т грузов. В итоге в мае 1942 г. блокада была снята, немецкое командование перебросило новые части, которые ликвидировали все угрозы.
Геббельс по радио призывал к борьбе, убеждал, что «Германия не оставит своих героев», и заявлял: «Мужество сердца в годину войны следует ценить выше, чем умничающий интеллект».
Окружённые в Сталинграде повторяли: нам помогут!
Но приближалась русская зима, германскую армию стало охватывать чувство угрюмого отчаяния, растущей уверенности, что война проиграна, но конца ее при этом не видно. Солдаты вермахта находились в глубине России. Они медленно отступали по враждебной им земле, все время находясь в численном меньшинстве, постоянно нуждаясь в горючем и боеприпасах, пересиливая себя и эксплуатируя технику за пределами допустимого. Особенно всех угнетала наступающая зима с ее морозами и неустроенностью. Майор-артиллерист Густав Кройц записал в дневнике в ноябре 1942 г.: «Мы получили пополнение, новые самоходные пушки численностью до батальона. Их обслуживали совсем молодые юноши с несколькими офицерами и унтер-офицерами, которые прибыли из Италии. Они тут же стали жаловаться на холод. Один из них заявил, что термометр опустился ниже десяти, и что разве это не чрезвычайный случай? Я ответил, что «скоро термометр покажет не десять, а двадцать пять ниже нуля, и что в январе будет и сорок. Это доконало беднягу, и он зарыдал».
Всё было неправильно: страшная погода, страшный враг, который был рядом, и его нельзя было, как раньше, уничтожить пикировщиками и раздавить танками, страшные морозы – и страшное будущее.
Потом появился новый враг: голод. Сейчас русские сбивали те самолёты, которые должны были доставить продовольствие, поэтому полковник Динглер из 3-й моторизованной дивизии вспоминал: «В первых числах декабря стало ужасно холодно. Жизнь превратилась в одно сплошное страдание… Нам не хватало самого необходимого. Нам не хватало хлеба. Но хуже было то, что нам не хватало артиллерийских снарядов, и совсем плохо — что мы лишились горючего. Горючее означало для нас все. Пока мы имели горючее, мы могли греться… До Рождества дневной рацион хлеба на одного человека составлял 100 граммов. После Рождества этот рацион уменьшился до 50 граммов. В дальнейшем лишь тот, кто находился на передовой, получал 50 граммов в день. Тем, кто служил в штабе полка и выше, хлеб вовсе не полагался. Они получали лишь суп, который мы заправляли костями мертвых лошадей, выкопанных из земли. В качестве рождественского угощения армии позволили забить 4 тысячи лошадей».
Начальник ОКХ (Главное командование сухопутных войск) генерал Цейтцлер в знак солидарности с голодающими в Сталинграде урезал свое потребление пищи до размеров их пайка и за две недели он похудел на 12 кг, Гитлер приказал Цейтцлеру немедленно вернуться к нормальному питанию, но в «честь героев Сталинграда» запретил распивать в Ставке коньяк и шампанское.
В России про такое говорят: «У кого щи пустые, а у кого жемчуг мелкий».
Окружённых забрасывали листовками, где изображали схему расположения войск, показывали, что все надежды на помощь, на прорыв танков Гота бессмысленны, но замерзающие, голодающие солдаты и офицеры полевых войск продолжали сражаться. Уже мало кто повторял, что «Гитлер нам обещал помощь», но даже в этих условиях оборона держалась.
Начальник штаба XVII корпуса 6-й армии Гельмут Гроскурт, опытный разведчик, участвовавший в покушении на Гитлера в 1938 г. из убеждения, что «великий фюрер ведёт Германию в пропасть», которого за попытку остановить уничтожение детей в Белой Церкви из Абвера перевели в армию, руководил в Сталинграде последним очагом сопротивления окруженной 6-й армии, сохранив при этом верность воинскому долгу, а не фюреру. Ненавидел Гитлера, но сражался до конца, был взят в плен уже после того, как сдался Паулюс со всем штабом!
Получив отказ на ультиматум сдаться, 10 января советские войска начали наступление всеми силами.
На протяжении ночи советская артиллерия разбивала внутреннее кольцо обороны 6-й армии, а на рассвете начала прорыв. В этот момент большинство немецких солдат разделяли мнение полковника Зелле: «Над нами опустилась могильная плита».
Среди немецких солдат прошел слух, что, поскольку Паулюс отверг сдачу, Жуков приказал пленных не брать, поэтому многие немецкие подразделения сражались до последнего патрона и затем совершали массовые самоубийства. Самоубийства вообще стали так часты, что Паулюс в специальном приказе объявил их «недостойными».
Командир 71-й дивизии генерал Гартман и его начальник штаба были против продолжения бесперспективной борьбы, но посчитали невозможным сдаться в плен – они в полный рост вышли на передовую и погибли. На следующий день радио Берлина захлебывалось от восторга: «Германский генерал погиб за фюрера, народ и Рейх на передовой с винтовкой в руках!»
Что заставляло этих солдат сражаться даже в невыносимых условиях, когда голод, холод и отсутствие боеприпасов делали сопротивление бесполезным? Причём очень многие из них сознавали, что фюрер обманул их, никакой помощи не будет, это сопротивление уже не имеет смысла – и всё равно сражались.
Когда уже не было совершенной военной машины, прекрасной техники, когда нацистская пропаганда перестала действовать и вызывала отвращение, у немецкого солдата осталась одно причина сражаться: боевое товарищество.
Два великих народа, руководствуясь чувством долга, идейными убеждениями и внутренними побуждениями, столкнувшись в страшной войне, истощали друг друга, что потом приведёт к изменениям в Европе и в мире.
Когда два тигра дерутся, выигрывает обезьяна, гласит древняя мудрость.