Есть душевный предел, где находят покой миражи,
Относительно всё: идеалы и верность решений.
Очень просто быть честным, когда нет причины для лжи,
И легко быть святым, если ты не встречал искушений.
Любовь Козырь
Неожиданно громко провернулся ключ в замке. Затем откровенно издевательски скрипнула входная дверь… и захлопнулась.
Вадим знал – это жена, Юля, вернулась домой. Он ждал этого момента, затаив дыхание, которое, как и возбуждённые сердечные ритмы, не желало успокаиваться.
Вот она споткнулась, не решаясь включить свет. Всхлипнула. Скорее всего, больно ударилась о тумбочку.
Уже утро. Пять семнадцать, мерцало на электронных часах время: скоро вставать.
Спустя пару минут в ванной зашумела вода.
“Дождь смывает все следы… с домов, с людей, с воспоминаний... “ некстати пронеслась в голове всплывшая откуда-то стихотворная фраза.
На душе было не просто скверно – одиноко, неустроенно, пусто: не было у Вадима опыта подобных переживаний. Прежде жена с работы спешила к нему, даже в морозные февральские вечера, даже когда он уже спал.
И никогда… ни-ког-да не задерживалась! Тем более до утра.
Юлька невесомо, восхитительно приятно дотрагивалась до его лица губами, прижималась щекой, щекотала духовитыми волосами, окутывая облаком аромата чарующей женственности, отчего невозможно было не проснуться.
– Моется… похоже, есть чего скрывать. Боится, что обнаружу запах тайной страсти.
За ночь Вадим просмотрел на ментальном экране, прокрутил в воспалённом неоднозначной ситуацией мозгу, словно в беспокойном сне, десятки вариантов развития неоднозначных, но определённо неприятных событий.
Он ещё ничего не знал, просто предвидел, скорее даже интуитивно чувствовал беспокойство.
Юлька, его Юлька, скорее всего, изменила. Иначе, отчего так немилосердно, так неистово колотится сердце!
Минут через двадцать, показавшихся Вадиму вечностью, жена на цыпочках зашла в комнату, чуть слышно скинула халат, и, стараясь не издавать посторонних звуков, украдкой улеглась на край кровати.
Несмотря на насыщенный запах шампуня от неё резко пахло похотью, совсем не так, как обычно, когда Юлька возбуждена близостью с ним. Возможно, так обманывает излишняя впечатлительность.
Вадим явственно слышал, как яростно грохочет её взбудораженное адреналиновым допингом сердце, чувствовал, как жена напряжена в ожидании неминуемой семейной катастрофы: ожидает неминуемый момент разоблачения, возможно, громкого скандала.
– Нет, такого подарка ей не достанется! Всё будет иначе, буднично… око за око.
Юлька между тем дышала болезненными воспоминаниями, это было явственно слышно.
Она переживала, волновалась, находилась под впечатлением чего-то, о чём супруг мог лишь догадываться.
Вадик раздражённо взвинчивал нервную систему, жаждущую немедленной сатисфакции.
Он жаждал мести, точнее, возмездия. Жена сама дала для этого повод.
“Наверняка ведь надеется избежать конфликта. Но так не бывает. Не должно быть. Измена не может остаться безнаказанной!”
Мужчина в уме перебирал претенденток на ответную измену, связь с которыми могла бы стать для супруги наиболее болезненной. У каждого человека есть чрезмерные уязвимости, боль от прикосновения к которым несопоставима ни с какими издержками.
Уж он постарается сделать ей как можно больнее.
Вероника, лучшая подруга жены, можно сказать, с пелёнок вместе, вот кто годится для изощрённой мести более других.
Завоёвывать её даже не придётся. Она сама грезит воплотить в реальность собственные эротические мечты, о чём не раз сообщала двусмысленными, якобы несерьёзными намёками.
Сколько раз Вадим наблюдал за внешним преображением подруги в своём присутствии.
Стоило им встретиться взглядом, как лицо и шея подруги тут же покрывались румянцем смущения, а в голосе, взгляде и жестах, появлялась суетливая нервозность, говорящая сама за себя.
Вадим внутренностями чувствовал, как Вику терзает сладкая истома от прикосновения к нему взглядом.
У него самого в присутствии девушки голова порой кружилась от шальных, но пока неоформленных мыслей, которые, минуя мозг, плавили периферийное сознание, рассеивали внимание, невольно заставляли плотнее прижимать жену, или напоказ награждать её поцелуем, чтобы избавиться от неловкого внимания к трепетно влекущему неодолимой тайной телу другой женщины.
Чем больше Вадим себя накручивал, чем сильнее злился, тем стремительнее зарождалось желание немедленно, буквально сейчас же, наказать жену. Но как!
Проще всего грубо изнасиловать. Именно теперь, когда она переполнена впечатлениями, когда наверняка чувствует внутреннее и внешнее романтическое вторжение того, чужого мужчины.
Силой он Юльку ещё никогда не брал. Для этого не было повода. Да и удовольствие от такого рода близости сомнительное: не в его характере причинять любимой боль, наслаждаться агрессивным доминированием.
Что между ними было: сентиментальное свидание с непорочным созерцанием лунного света и невинными признаниями в искренней симпатии, откровенно доверительный разговор по душам, сокровенная исповедь, нежные молчаливые объятия, страстные поцелуи?
А если грязный развратный секс, если она ему… или он ей… или оба сразу!
Вадим резко повернулся к жене.
Юлька была бессовестно обнажена, лежала с открытыми, застывшими в странной эйфории глазами, закинув руки за голову. Без одеяла.
Жена не отстранилась, не выказала недовольства: равнодушно, даже послушно, привычно раздвинула ноги.
Вадику не понравилась её реакция, несмотря на то, что он знал предполагаемую причину холодной покорности, но остановить неожиданно пробудившееся желание, потребность немедленно доказать право обладать её телом, уже не смог.
Мужчина без подготовки вошёл в холодное и сухое лоно жены. Та еле слышно ойкнула, закрыла глаза, сжала губы.
Затея наказать, унизить вероломную обманщицу, с треском провалилась.
– Ты скоро, – равнодушно, без интонации, спросила Юлька минут через десять, – опять мыться придётся.
Вадьку, словно змея ужалила. Он вскочил, убежал в ванную.
Первой реакцией было желание физически уничтожить жену. И любовника тоже.
Да, его в первую очередь.
Он даже расплакался от ощущения унизительного бессилия.
“Развестись немедленно… или спустить на тормозах? Она же уважать меня перестанет”.
А Юлька сама не понимала, что делать, не помнила точно, как получилось, что оказалась в постели с малознакомым мужчиной, что не только уступила, но и сама до краёв переполнилась неистовым возбуждением.
Это было наваждение, помешательство, примитивный физиологический морок: не чувства, реакция на внезапную гормональную агрессию.
Она просто выпала из реальности, но надолго, часов на пять. Именно столько времени на всё про всё понадобилось Егору Леонидовичу: от приветливого прищура и игривой улыбки, до финального взрыва эмоций и ощущений, одновременно с которыми Юлька почувствовала внутри себя инъекцию обжигающе ядовитого интимного секрета, который мог оказаться выстрелом по счастливой семейной жизни в упор.
Ведь осознавала, даже знала наверняка, что не будет прощения за подобную вольность, точнее, за позорное, оттого что не было для этого причины, предательство, но не посмела сопротивляться неодолимому низменному желанию, своему и любовника.
Юлька не планировала измену, нырнула в неё как в бездонный омут, предпочла утонуть, доверившись первобытному инстинкту, но испытать трепетное блаженство, предвкушая которое едва не тронулась умом от нахлынувшего вдруг азарта.
Егор пронзительно смотрел ей прямо в глаза, отчего Юлька впадала в ступор, позволяя себе быть ведомой, смиренно подчиняться парализовавшей сознание чужой воле.
Что-то непонятное произошло в тот миг, когда Егор нечаянно дотронулся до её обнажённого запястья.
Обычный приятельский жест вызвал молниеносный химический отклик, который ошеломил, вверг в панику.
Юльку моментально накрыло безумным эротическим влечением страшной, неконтролируемой силы. Она почувствовала, как тает нечто потрясающе вкусное внизу живота, как расплывается между ног предательская слякоть, заставляющая с невероятной силой сжимать бёдра в предвкушении грядущего наслаждения.
Кружилась голова, вибрировала ненасытным желанием каждая клеточка возбуждённого восхитительными ощущениями тела, в районе груди сладко накатывало вожделение, желание немедленно раскрыться, впустить радость внутрь, что было волнительно приятно, но очень странно: Юлька не отличалась крепкой сексуальной конституцией, не проявляла в обыденной жизни неистовой пылкости даже с мужем, не испытывала особенного желания при длительном отсутствии интимной близости.
И вдруг такая горячность, такое неудержимое, неистовое желание немедленного удовлетворения потребности наполнить внутреннюю пустоту возбуждённой мужской плотью.
Сладкая истома терзала взволнованную кровь, погружала в некое подобие нирваны, наполняла голову цветным туманом.
Она, скромная замужняя женщина с комплексом этических и моральных принципов, не задумываясь о последствиях, позволила Егору обнимать, целовать, прикасаться к самому интимному, более того, не стесняться в средствах удовлетворения страсти.
Юлька трепетала в его руках, забыв про смущение и стыд, про вероятность семейной катастрофы в случае разоблачения, про совесть и нравственные издержки порочного поведения, про супружеские обязательства перед Вадимом.
Как похотливая бордельная шлюшка истекала она липкими похотливыми соками, желая лишь одного – немедленно почувствовать возбуждённого её порочной женственностью нечаянного соблазнителя внутри себя, желательно целиком.
Егор начал тотальное наступление на девственную Юлькину добродетель ещё в такси, требовательно, грубо, проникая руками и губами туда, где кроме мужа никто никогда не был допущен.
Юлька несколько раз впадала в блаженную прострацию, тело сводило интенсивными сладкими судорогами, заставляющими стонать и выгибаться. Перед глазами летали разноцветные мушки, парили и кувыркались концентрические круги.
Егор чувствовал её перевозбуждённое взбесившимися гормонами состояние, намеренно распалял желание немедленно совокупиться, несмотря ни на что. Мужчина с гордостью испытывал удовлетворение от способности довести жертву эротического террора до состояния мистической эйфории.
Он и сам был на взводе, но дотерпел до дома.
Любовник страстно хотел Юльку, она его.
Настолько феерического секса женщина не могла себе представить даже в самых изощрённых фантазиях.
Вадим делал с податливым телом невообразимое, превращая его в сплошную эрогенную зону, в сгусток, в концентрат неземного блаженства, поистине фантастического наслаждения, отчего женщина впадала в эйфорию, растворяясь в пространстве и времени, которого для неё в этот миг попросту не существовало.
Лишь в момент, когда ненасытный любовник неожиданно энергично, невольно, или осознанно, причинив боль, пришёл к финишу, когда с победным криком излил внутрь интимную страсть, до Юльки дошло, что именно натворила.
Она кричала, рыдала, царапалась, пыталась струёй воды извлечь из интимных глубин семена нечаянного греха.
– Идиот, я же замужем!
– Предупреждать нужно, дамочка! Я думал, ты предохраняешься, поэтому позволяешь секс без границ дозволенных действий, без обязательств. Не бери в голову, дело-то житейское. Если что – почистишься… я заплачу.
Наваждение и страсть как волной смыло.
Юлька внимательно посмотрела на Егора, и вздрогнула. Она увидела перед собой совершенно чужого, чуждого ей грубого мужчину, который вдобавок оказался хладнокровным, крайне циничным эгоистом, без тени романтизма и влюблённости.
Любовник был совсем не в её вкусе, но почему прежде это не заметила?!
Иначе чем гипнозом объяснить то, что случилось между ней и Егором, не получалось.
Можно было попытаться уладить проблему в самом начале, придумать отговорку, что было не особенно сложно.
“Господи, почему мы сильны задним умом”, – недоумевала Юля.
“Неужели так сложно быть ласковой, обмануть подозрения Вадика элементарной имитацией страсти! Ах-ох, да-да, ещё-ещё, глубже, сильнее, милый, любимый, я твоя, твоя! Дыши себе, и дыши, пока он копошится в интимных недрах”, – раздражённо выговаривала себе Юля, – “так нет же, нагрубила, выставила, чуть ли не импотентом. Всё дело в собственной измене, в чувстве вины, в гадком соблазнителе Егоре, в его умении завести так, что чертям тошно. Сколько можно врать, делая вид, что муж – сексуальный гигант, гений большого секса! Сунул-вынул, вот и вся камасутра. А я… я настоящей любви хочу, одержимости, безумной страсти. Как в первый раз, как тогда… когда влюбилась в него до невменяемости”.
Обижать мужа, выставлять напоказ его мужскую несостоятельность, наказывать равнодушием и эгоизмом, Юлька не хотела.
Так вышло!
Психанула на себя, а оторвалась на Вадике.
Глупо и подло.
Нужно попытаться объясниться.
Не оправдаться, нет: попросить прощения, сдаться на волю сильного, уповать на его благородство, влюблённость, и великодушие.
Юлька встала с кровати, постучала в дверь ванной.
– Вадим, можно с тобой поговорить?
Муж молчал.
– Я тебе изменила.
– Знаю, почувствовал.
– Скрывать, защищаться методом нападения, упрекать, сваливать вину за свой гадкий поступок на тебя не хочу. Скажи… мы расстанемся?
– Не знаю. Всё зависит от того, любишь ты меня, или нет.
– Если скажу, люблю – поверишь?
– Почему же изменила… я действительно так плох?
– Не хочу говорить через дверь. Жду на кухне. Вопрос слишком серьёзный, чтобы обсуждать его походя. Я должна заглянуть в твои глаза… в душу посмотреть, увидеть там нечто очень важное. Или не увидеть.
Юлька приготовила кофе, бутерброды, закурила, хотя прежде терпеть не могла запах табака.
Вадик пришёл одетый в новенький костюм, в белоснежную рубашку, даже галстук завязал.
Жена сидела перед ним в одних трусиках: худая, миниатюрная, хрупкая, словно провоцировала, намеренно демонстрируя собственную беззащитность, покорность, и беспомощность.
– Если хочешь – можешь ударить. Ты вправе меня наказать. Стерплю, заслужила.
– Оставь хитроумные приёмчики обольщения для любовников. Представь себе котлету, по которой ползёт таракан… на которую вдобавок демонстративно плюнули. Захочешь ты её съесть? Наверняка, нет! А мне предлагаешь это изысканное блюдо.
– Поверь – мне самой противно… и стыдно. Если не сможешь простить, я уйду. Да, рассказывать о грехопадении, живописать раскаяние, изображать смирение… ничего такого не будет, не проси. Или простишь, и попробуем начать сначала, или…
– Я тоже тебе изменю, вот увидишь. С Викой пересплю.
– Глупый. Это уже будет протухшая котлета, на которую не только плюнули, но и наступили, по которой ползёт стадо тараканов. Лучше переспи со мной. Обещаю, клянусь…
– А я не верю… так-то! Уже попытался с тобой переспать… ничего хорошего из этой затеи не вышло. Наверно с любовником больше понравилось.
– Тебе лучше этого не знать. Не желаю сравнивать. Вадик… ты можешь сегодня не идти на работу?
– Сложно сказать. Наверно могу, но зачем – чтобы устроить вечер встречи выпускницы сексуальной академии со студентом первого курса того же заведения? Будешь обучать премудростям усвоенных в интимном путешествии необычных, но понравившихся сексуальных практик?
– Останься со мной. Ты мне нужен.
– Подумаю. Если да, то что?
– Просто обними. Обними и поцелуй. Пожалуйста.
– Вот ещё. От тебя пахнет изменой. В тебя впитался запах порока и похоти.
– Значит, не простишь. Я надеялась на милосердие, на великодушие.
– Надо же, какой пафос. Как у тебя всё просто: изменила – отменила. Не знаю, как правильно назвать покаяние в грехах, но я не всевышний, чтобы совершать таинство искупления.
Юлька пристально смотрела на мужа. На глаза наворачивались слёзы.
– Ты меня разлюбил… сейчас семь пятнадцать утра. Мы любили друг друга… недавно, вчера. Вадик, хочешь, встану перед тобой на колени? Или уйду, если не только обнять, смотреть на меня невыносимо тошно. Я и сама себе не рада.
Вадик задыхался от обиды, страдал от беспомощности, но не мог представить жизнь без этой гадюки, без омерзительной, но любимой и желанной женщины, которая переступила незримую черту, позволив пользоваться священным в супружеском целомудрии телом отвратительному похотливому слизню.
На работу он не пошёл, сказавшись больным, но компромисса не принял.
Слишком тяжела была ноша, слишком велика обида.
Супруги легли в кровать, отвернувшись, уткнувшись носами в подушки, отодвинулись на возможно большее расстояние друг от друга, и молчали, молчали… каждый о своём.
Часа три, если не больше длился беззвучный диалог.
Когда один вздыхал, другой вздрагивал. Плохо было и тому, и другому.
Лежали неподвижно, пока Вадим не почувствовал непреодолимое желание всего сразу: потребность простить, желание немедленно дотронуться до жены, почувствовать тепло и близость её упругого тела, ощутить знакомый вкус поцелуя, сбросить напряжение от невыносимого эротического томления, подступившего к самому горлу, разрывающему душу и тело на части.
Непросто было сделать первый шаг. Ой, как непросто.
Оргазм был незабываемый, феерический, неправдоподобно красочный, продолжительный, как сама жизнь.
Страстное примирение продолжалось до самого вечера.
Потом был ужин на скорую руку и... Вадим с наслаждением мазал Юлькину грудь малиновым вареньем, и слизывал, слизывал.
Хулиганить было до чёртиков приятно. Доставляя взаимную радость, отдаваться без остатка, позволять себе привычные и запретные эротические забавы – тоже.
Юлька творила такое…
Впрочем, об этом не стоит говорить вслух. Это сокровенное, личное, о чём имеют право знать только двое: он и она.
Теперь супруги понимали: откажись они от попытки зачеркнуть прошлое – ничего подобного никогда бы не было.
В голову лезла непрошенная, весьма абсурдная мысль: если бы не измена…
Если бы не измена, они никогда не решились бы на предельную откровенность, на трогательную проникновенную искренность во всех сферах семейной жизни.
Ужасно, что к любви и согласию, к трогательным чувствам и глубинной нежности, к умению прощать и делать выводы, к обожанию и настоящей привязанности, они пришли через измену.
Как говорится, – что выросло, то выросло.
Автору могут возразить: мол, верность – это промежуток между изменами, иногда столь краткий и незначительный, что превращается в математическую погрешность.
У кого как, у кого как… любовь без ошибок и страданий – иллюзия. Любимым нужно доверять, верить. Даже тогда, когда они оступились.
Наверно.
А чтобы читатель не задавал напрасно вопросы: Вадим не стал изменять, мстить. Ни с Викой, ни с кем-то иным. Ни вчера, не сегодня.
Понятно, что это частная история, но потребность изменить не вырастает из ничего.
Желание отведать клубничку с чужого поля – звоночек, сигнал: что-то в семейной жизни пошло не так.
