Глава XI. Ожившее кладбище
В ту же жуткую ночь, но уже во Владимире. Как и некоторые соседние регионы, областной центр захлестнула череда ужасных убийств, вынудивших пойти на крайние меры. Как и во многих российских городах, ввелось чрезвычайное положение, стянулись армейские войска, установилось ночное патрулирование и назначился комендантский час. Транспортное движение в тёмное время суток перекрывалось, а каждый прохожий немедленно доставлялся в полицейские отделения. На сменную работу развозили массово, собирая поочередно и передвигаясь на специальной технике, имеющей непременное воинское сопровождение.
Понятно, строгий порядок установился в районах элитных. Интересно, а что же происходило в трущобах неблагополучных, до бедности захолустных? Тамошняя жизнь кипела в обычном режиме, не имея со стороны власть предержащих ни мизерного контроля. Похожее положение сложилось на одном из пригородных погостов; на нём, на летнее время, обосновалось некоторое количество лиц, избравших антиобщественный образ жизни. Жили они за счёт подношений, оставляемых на многочисленных могилах усопших. Всего их насчитывалось девятнадцать человек – различных и возраста, и телосложения, и причин, приведших на социальное дно общественной жизни. «Гнездились» в семейном склепе, сохранившемся со времен далёкой Октябрьской революции. Как водится в ступенчатой иерархии, и у них существовал свой собственный предводитель, обличённый неограниченной властью. Всякое его приказание исполнялось, как в армии, и точно и в срок. Все отчётливо понимали, что, в отличии от благопристойного общества, суровая расправа здесь творилась незамедлительно – без судов и без следствия; а никому не нужный труп, похороненный в одной из свежих могил, бесследно исчезал, не оставляя ни малых воспоминаний. Поэтому опустившиеся бомжи и старались строго следовать установленным, не слишком обременительным, правилам, простецким традициям.
Каждый год, на тёплое время, Кречет, имевший благоустроенную двухкомнатную квартиру, перебирался жить на городское кладби́ще, где активно «шевелились» многочисленные никчёмные личности. По-настоящему он звался Кре́четовым Михаил Александровичем и слыл отставным военным, получавшим заслуженный пенсион. В боевую бытность ему пришлось поучаствовать во многих вооруженных конфликтах, крутых переделках, где случались и огнестрельные, и резанные, и шумовые ранения. В результате одной из контузий он частично лишился рассудка. Болезнь серьёзная? Да. Именно она и подталкивала его ежегодно покидать комфортабельное жилище да перебираться в неприглядные, но прибли́женные к привычной жизни тягостные условия. В окружавших людишках он видел подвластных солдат и требовал от них беспрекословного подчинения; претензии его не считались слишком уж притязательными, но чёткая дисциплина сохраняла в отвергнутом обществе на удивление образцовый порядок. Выглядел он на сорок шесть лет, появлялся всегда подтянутым, аккуратно выбритым, и одевался в чистую форму камуфлированной расцветки; средний рост неплохо соотносился с плотным телосложением, убеждавшим в немаленькой силе; широкоскулое лицо отличалось смуглым оттенком и выражало уверенную целеустремленность и грубую армейскую жёсткость; каре-оливковые глаза горели преувеличенной живостью, выдавая активную жизненную позицию, а заодно и вовсе не легонькое безумие; нос смотрелся прямым, воистину волевым, и выдавал лидерскую, убеждённую в личных взглядах, натуру; яркие рыжие волосы остригались на военный манер и сверкали особым огненным блеском. Вот такой человек и взялся управлять асоциальным кладбищенским обществом.
Вечером конца июня 2020 года к нему заявился один его давний знакомый; он пользовался у бывшего офицера некими услугами, отмеченными явной криминальной направленностью. Приехал он на иностранной машине, сопровождаемый двумя неприглядными спутниками, одетыми в чёрные дорогие костюмы.
- Здорово, Кречет, - обратился он к отставному военному, искривляясь в доброжелательной мине, - у меня к тебе обычное дело... Как, ничего по сути не поменялось?
- Нет, Ски́ндер, - промолвил Михаил Александрович, сохраняя уверенный вид, - всё будет по-старому и по прежним расценкам: похороним – никто не найдёт.
Главный загородных бомжей обратился к прибывшему человеку, даже не представляя, что Скиндер – это не звонкое прозвище, а истинная фамилия опасного человека. Тот считался давно обрусевшим немцем, а достигнув тридцати семи лет неоднократно успел побывать в местах тюремного заключения и прибился к одной владимирской группировке, осуществлявшей преступную деятельность. Одевался он, как и полагается авторитетным злодеям, в тёмный плотный костюм и накрахмаленную рубашку, белоснежную и с отворотным воротником, обнажавшим нехилую золотую цепь. Если коснуться озлобленного лица, то оно виделось худощавым, треугольно вытянутым, злобным и неприглядным, излучавшим патологическую жестокость.
На улице потихоньку смеркалось – городской отморозок вёл себя спокойно, совершенно не опасаясь ужасного груза. Им оказался человеческий труп, изувеченный до невиданной степени, когда не остаётся живого места.
- Избавьтесь, как и обычно, - промолвил матёрый преступник, протягивая свёрнутые в трубочку российские сторублёвки, - чтобы поменьше людского народу знало, где он действительно похоронен.
- Лопаты свежие есть? - поинтересовался бывший военный; озадаченный, он припомнил, что их копательное орудие, к сожалению, поломалось, а другим запастись пока ещё не успели.
- Ага, есть, - в рифму съёрничал Скиндер, доставая из машинного салона штыковой инструмент, - осталось стырить и принесть, - передал садовый инвентарь завсегдатаю городского погоста и приказал немому сопровождению: - Давайте, ребятки, выгружайте «уставшего пассажира»: остановка ему конечная и дальше он не поедет.
Два здоровенных парня неспешно отправились к багажному отделению и вытащили наружу целлофановый свёрток; тот напоминал большую сигару и перепачкался свежей кровью. Небрежно бросив на землю, принялись энергично отряхиваться, словно боясь подцепить опасный, смертельный вирус. По их надутому поведению не без оснований предполагалось, что трупную загрузку осуществляли другие, менее брезгливые, личности.
- Вот вроде, Кречет, и всё: мы с тобою в полном расчете, - проговорил местный головорез, усаживаясь на заднее пассажирское кресло, - не забудьте спрятать «вонючее тело», да по возможности понадежней.
Он хлопнул салонной дверцей, и элитная машина медленно тронулась, покидая то жуткое место. Бывший военный пнул перекрученный полиэтиленом невзрачный предмет и грозно прикрикнул:
- Бродяга, быстро ко мне!
Приказание выглядело понятным и отдавалось подручному человеку – он незамедлительно явился на командирское требование. Уха́нов Иван Иванович заслужил нелестное прозвище, не вылезая из тюремных отсидок; он «мотал» один срок вслед за другим, накопив общий лагерный стаж, равный тридцати четырём годам. Закоренелый сиделец достигнул шестидесятиоднолетнего возраста, но выглядел весьма впечатляюще, не растеряв за незавидную жизнь природную силу; средний рост сочетался с широкоплечей фигурой и выдавал человека, не «убитого» тяжёлой работой; угрюмая физиономии казалась излишне злобной, зато выражала собачью преданность, безусловную, едва ли не рабскую; зоркий взгляд передавался серыми ехидными зенками; ястребиный нос говорил о жестковатом характере; толстые, широкие губы выдавали глубинное добродушие; кучерявые волосы давненько не стриглись и столько же не знали обычной расчёски. Хотя на дворе и стояло тёплое время года, но одевался предусмотрительный мужчина сугубо в утеплённые вещи: болоньевую куртку, синие двойные джинсы, зимнюю кепку-бейсболку и военные сапоги. Едва услыхав прилипшее прозвище, он заспешил на громкий, командный голос.
- Чего, Кречет, зовёшь? - отозвался он меньше чем через пару минут, приближаясь к кладбищенскому военачальнику. - Я ужо здесь. Говори: чего надо?
- Ничего нового, - отозвался отставной офицер, ткнув ботиночным носком в завёрнутый «груз». - Как и всегда, нам придётся спрятать скоропостижно скончавшегося покойника. Тело ещё свежее, кровью не истекло, так что, смотри, Бродяга, неси аккуратнее.
- Чего мне бояться? - промолвил Уханов, всегда готовый заниматься привычной работой; он ухватился за более лёгкие ноги. - Если немного запачкаюсь – кто мне чего предъявит? Ушлых «ментов» здесь нет, а остальным без разницы. Тем более что на ближних дачах столько ничейной одежды, что я легко поменяю загрязнённое одеяние, и сегодняшней ночью.
- Ладно, - согласился Кречетов, подключаясь к преданному соратнику; он ухватился за тот же конец, что и бывший сиделец, - хорош зазря пустым языком трепать – потащили к вчерашней могиле. Правда, далековато, на той стороне, но, делать нечего, заранее я не подумал, а тягловая сила уже уехала. Так что придётся нам справиться чисто самим.
Едва закончив непродолжительный монолог, Михаил Александрович потянул целлофановый свёрток, увлекая с собою и неотступного соучастника. Около часа ушло, чтобы обогнуть городской погост по половинному кругу и приблизиться к нужному месту захоронения. Непрочный полиэтилен значительно потрепался, обнажив истерзанное долгими пытками мёртвое тело. Выглядело оно настолько ужасно, насколько у любого нормального человека вызывало бы чувство стойкого отвращения. Но только не у двоих, привычных к ужасным видам, людей!
- Раскидывай пока погребные венки, - скомандовал отставной офицер, отпуская доставленный «груз», - но постарайся поаккуратней, чтобы затем составить обратно. Дело ответственное, особое, требующее чёткого исполнения. Всё, давай пока занимайся, я же вернусь за спонсированной лопатой.
Закончив нехитрое наставление, военный пенсионер пошёл обратной дорогой. Уханов, естественно, остался исполнить порученное задание: первым делом отнял поминальные чествования; вторым – не торопясь, составил их у соседних захоронений; третьим – приступил к снятию изодранной упаковки. Зачем? Сказать трудно… очевидно, он и сам-то бы не ответил. Скорее всего, скоротать тревожное ожидание. Естественно, во время бесцельного предприятия он весь перепачкался кровавыми выделениями и тленными разложениями, но, как он раньше сказал, загрязнённое одеяние совсем его не заботило.
Кречетов отсутствовал не более получаса и вернулся с новым копательным инструментом. Увидев изодранные ошмётки, он неприлично обматерился.
- Ты чего, Бродяга, «нехорошо твою маму», наделал?! Ты зачем распеленал удобную упаковку, чем, прости Господи, она тебе помешала?! Теперь что?.. И сам, значит, в трупном дерьме извозился и меня изволишь заставить?! Так, что ли, по-твоему, получается?! Дык я тебе, дружок безмозглый, скажу категоричное – нет! Копать я, конечно же, помогу, но вот закидывать, уж точно, будешь один.
Последнюю фразу «смотрящий за кладбищем» говорил намного спокойнее, кидая второму напарнику доставленный инвентарь и заставляя его активно работать:
- Давай копай! В наказание станешь первым.
Уханов недовольно чего-то буркнул, из разряда «как будто по-другому бы было?» либо же «да и ладно, словно впервой?», послушно поднял ручное устройство и принялся энергично откидывать взрыхлённую землю. Пройдя в глубину один штык, он немного устал и копал значительно медленней. Июньские ночи славятся непродолжительным временем, поэтому отставной офицер (чтобы поспеть до рассвета) перехватил трудовую инициативу и стал углубляться дальше, предоставив уставшему подельнику короткую передышку. Копанная почва перекидывалась легко, и через полтора часа металлический штык ударился в верхнюю крышку гроба. Дальше можно и не копать, тем более что боковая высота давно превысила метровую глубину.
- Всё, - заключил Михаил Александрович, не забывая незадачливо пошутить, - можно заканчивать: всё равно ему обратно не выбраться.
Закончив непродолжительный монолог, он, располагая старой военной выправкой, без помощи второго пособника, легко покинул то злачное углубление.
- Твоё теперь дело, прескверный Бродяга, - распорядился беспрекословный лидер, указывая на мёртвое тело, - скидай его вниз и не забудь про рваный пакет: снаружи он, «на хер», не нужен. Не пойму: зачем его было снимать?
- Кто его ведает? - попытался объясниться подвластный прислужник, он же благонадёжный товарищ. - Наверное, чертяка потусторонний попутал. Сам не знаю, чего на меня нашло? Сидел бы да преспокойненько ждал; дык нет же – закопошился с гнилыми останками.
Бормоча не слишком довольные речи, Уханов исправно переворачивал бездыханное туловище, приближая его к последнему, уготованному посмертно, пристанищу. Вот истерзанный труп очутился у могильного края, вот выровнялся по полной длине, вот остался лишь лёгкий толчок – как (вдруг!) ночной кладбищенский воздух разорвался многоголосым криком насмерть перепуганных горемычных бомжей. Обоих людей, занятых преступной подчисткой, сковало холодным ужасом и, словно змеи, зашевелились их головные волосы. И тот и другой привстали, повернувшись к необъяснимому рёву, распространявшемуся по вечно спокойному кладбищу.
Что же тому явилось фундаментальной причиной? Как уже говорилось, на загородном погосте «квартировало» не более девятнадцати человек. Ютились они в чьём-то семейном склепе, расположенном в центральном погостной части. Он обладал внушительными размерами и оборудовался удобными травянистыми лежаками, согревавшими в ночную прохладу. Пока не сгустились тёмные сумерки, довольные люди, обильно отужинав, сидели по кругу общего костерка; он устраивался каждый погожий вечер, чтобы собраться всем вместе и поделиться дневными событиями. Если честно, на кладбищенской территории много не наберёшь, поэтому многим приходилось отправляться на «промысел» в городскую черту. Оттуда возвращались лишь к позднему вечеру и делились последними новостями да принесёнными съестными припасами. Вот и сегодня, всеобщее внимание обратилось к неприятному человеку, изображавшему ветерана чеченской войны (якобы он получил физическое увечье и стал больным инвалидом), то есть зарабатывал форменным попрошайничеством; подавали немного, но на пропитание немногочисленного сообщества (с учетом других похожих вложений) всё же хватало.
- В городе творится чего-то ужасное, - рассказывал тридцатидевятилетний мужчина, одетый в камуфляжную форму, - всюду согнаны танковые войска, на каждом углу стоят военные патрули, у всякого проверяют их личные документы – невозможно нормально «работать»! Благодетельствовать практически перестали – все обсуждают зверские, доселе невиданные, убийства – на сегодняшний вечер еле-еле набрал.
Собравшиеся собратья ему посочувствовали, а те, что вернулись с ним вместе, подтвердили правдивость неободрительной повести.
- Меня – в кои-то веки! – хотели доставить в полицейский участок, - продолжил Хромой (именно так он звался в отвязном обществе), - с трудом удалось «отбодаться». Вот теперь и не знаю: стоит ли завтра идти на промысел или, ну! его «на хер»? Все едино беспредельные вояки лютуют и не дают спокойно просить насущного подаяния…
Лукавый мужчина не успел досказать, как неожиданно замер, уставив очумевший взгляд в НЕЧТО, что находилось за спинами остальных, внимательно внимавших, членов сообщества. В перекошенной роже виделось столько суеверного страха, что и другие бомжи, заразившись таинственным негативом, невольно поворотились назад, чтобы лично улицезреть ТОГО, кто напугал их говорливого соплеменника. Волосы зашевелились на их головах! В нескольких метрах, находясь чуть сзади, немного сбоку, в клубившемся воздухе, на расстоянии полуметра от почвы, словно бестелесное привидение, зависло ОНО, покрытое то ли простой простыней, то ли мистическим саваном. Призрачное Видение казалось словно бы удивлённым и не решалось на какие-то активные действия.
Вдруг! Словно чего-то почуяв, Мрачная Сущность растворилась в сгустившейся темноте, наполнив кладбищенскую округу гораздо большей таинственностью. Никто из собравшихся личностей не мог промолвить ни слова: пересохшие горла сковало мышечным спазмом, вызванным предчувствием смертельной опасности. Прошла минута, минула вторая, промчалась и третья, но ничего ужасного пока не случилось. Бомжеватые люди постепенно отходили от безотчётного страха, а едва оправившись, завертели бездумными «тыковками» и, перешёптываясь, обсуждали привиденное явление.
Отщепенцы мирового прогресса, выброшенные за борт российской цивилизации, совсем уж хотели расслабиться да списать увиденное чудо на алкогольную «белочку», как внезапно Хромой, привставший кверху и крутивший вокруг испуганной харей, неестественно крякнул… он тупо застыл, расширив страдальческие глаза. Сзади нависла отливавшая белизной одеяния незримая личность; она запустила худощавую длань прямо вовнутрь тупоголовой башки, насквозь пробив верхнюю теменную область. Не обращая на оторопелых людишек повышенного внимания, Неизвестная Дама закопошилась внутри, раз за разом извлекая бездумное серое вещество. Как раз при первом изъятии и раздался громогласный, слившийся воедино, крик, отголоски которого долетели и до преступных могильщиков; живые очевидцы трусливо бросились врассыпную.
- Как думаешь, Кречет, - обратился кладбищенский друг, - что это? Какая «мусорская» облава или чего похуже?
Хотя они и обжили загородный погост, и сторонились сверхъестественных предрассудков, но волей-неволей тоскливо задумались.
- Кто его знает? - отозвался бывший военный, ни разу не вздрогнув. - Нам сейчас не до «сук», - имелись в виду отвратные личности. - Давай заканчивай серьёзное дело, а потом сходим да лично посмотрим.
И тут! Боязливому компаньону вдруг показалось, что покойная ручка, ближняя к могильному углублению, еле заметно дёрнулась. С неожидаемой живостью он отскочил подальше в сторонку, как делают напуганные люди, едва не наступившие на змею. Указывая на мёртвое туловище, дрожавшим говором выдал:
- Ты это видел?
- Что – это?! - не понял Кречетов, что озаботило подвластного соучастника; он смотрел в диаметрально ином направлении.
Вперив настойчивый взгляд по ориентиру, указанному подручным, распознал природную причину смятенного страха: истерзанный труп потихоньку зашевелился. Не веря «контуженным» зенкам, Михаил Александрович энергично затёр их двумя кулаками; он двигал так энергично, как будто вознамерился тот час же протереть глазную дыру… а небывалые шевеления нисколько не прекращались.
- Они что, его не добили? - промолвил рациональный человек удивлённо, беря штыковую лопату и собираясь привести преступное дело к логичному окончанию. - Неправильно будет закапывать в могилу живых.
Отставной офицер совсем уж засобирался нанести нехилый удар, направленный по окровавленной голове, как снизу, в только-только раскопанной яме, раздался уверенный стук, произведённый по верхней крышке закрытого гроба. От полной неожиданности Кречетов выронил копательный инструмент, так и не ударив по выбранной цели. Изуродованный покойник не замедлил «порезче» вскочить и твёрдо встать на сломанные конечности; он медленно двинулся к несостоявшемуся могильщику, желавшему скинуть его в могильное углубление. Уханов, не ожидавший столь каверзного подвоха, упал на «пятую точку» и, неспешно перебирая всеми «костями», попятился взад, пытаясь отдалиться от жуткого монстра. Неспешное продвижение ожившего мертвеца позволило невольному оппоненту собраться да по новой вооружиться опасной лопатой, ловко подхватив с наваленной почвы (он практически не нагнулся). Однако порстнуть он не успел, потому как озадачился значительно больше… с оглушительным треском наружу вырвалась свежая крышка гроба, оббитая красным сукном, а взметнувшись повыше, высвободила ещё одного уме́ршего человека. Им оказался престарелый мужчина, лихо вскочивший на край земельного углубления и застывший прямо напротив, готовый на рукопашное наступление. То ли плохие расчёты, то ли небесная благосклонность не позволили мгновенно броситься на живого врага: он накрылся возвратившейся деревянной конструкцией (она удачно сломала шейные позвонки). Хрустевшее костное основание не осталось хоть кем-нибудь незамеченным.
В любой другой ситуации, после перелома верхнего позвоночника, для пострадавшего человека всё бы закончилось – но только не в настоящем случае! Одним мощным телодвижением отбросив тяжёлую крышку, недавний покойник склонился отломанной головой, вытянул костлявые руки и медленно пошёл на бывшего офицера.
- Что, чёрт возьми, здесь вообще творится?! - выругался он грубыми матерными словами. - Никогда ТАКОГО не видел.
Уханов продолжал отползать назад, разглядывая воскресшее чудище ошарашенным, широко расширенным, взглядом; тот, когда появилась дополнительная подмога, резко переменил первичное направление. Вот оживший покойник уже вплотную приблизился, вот, смачно скрипнувши, чуть наклонился, вот протянулся правой «клешнёй», вот вознамерился схватиться за грязную шею, вот Иван Иванович зажмурил испуганные глаза, вот замер в ожидании мучительной гибели – и (тут!) звонкий свист, характерный для тонкой лопаты, вернул его к суровой действительности. Опытный военный, легко расправившись с недавним покойником, поспешил на выручку единодушному соучастнику.
- С отрубленной головой они не опасны, - внёс он короткие разъяснения, указывая на два обезглавленных тела.
Оба они лежали и активно шевелили всеми конечностями, но подняться да двигаться дальше уже не могли.
- Что, «бэть» «нах», - выражаясь по старой армейской привычке, промолвил бывший военный, - у нас происходит?
Вопрос выглядел справедливым, совершенно уместным. Занимаясь случайной стычкой, завсегдатаи злачного места совсем упустили из вида сложившееся условия. Они находились в той стороне городского погоста, какая отводилась для новых захоронений. За последнее время число похороненных людей значительно увеличилось, и недавние захоронения все разом вдруг оживились, выпуская недавно погребённые трупы. Словно по велению некоей неведомой силы, они устремлялись в кладбищенский центр, спеша к выполнению какой-то особенной миссии. Уханову и суровому командиру удалось рассмотреть лишь спины последних загробных бойцов, скрывавшиеся в густые ветвистые насаждения.
- Что будем делать? - поинтересовался он у опытного товарища. - Я так понимаю, наше кладбище всё полностью оживает. Не думаю, что схлестнуться с нечистой силой – идея хорошая. Обычно, и в таких, и в подобных им случаях, победителей не бывает.
Рассуждение казалось вполне здравомыслящим, и Кречетов замер в недвижимой позе, обдумывая корректные перспективы. «Если я бой смертельный сейчас не приму, - размышлял он, не высказывая потаённые мысли, - значит, брошу подвластных солдат, - коими считал весь собравшийся сброд, - и будет мне вечный позор, как презренному командиру. С другой стороны?.. Чего мы вдвоём сумеем поделать – против восставшей из ада бесчисленной армии? Нет, кто-то обязательно должен выжить, чтобы, за смерть моих верных солдат, было кому потом отомстить». Крепнувшее убеждение подкреплялось доносившимися криками, надсадными и страдальческими.
Мрачная Сущность, одетая в белоснежный саван, не захотела гоняться за каждой отдельной жертвой; она призвала себе на подмогу растленные трупы – на них возложила убогую миссию, чтобы носиться по бескрайнему кладбищу и чтобы отлавливать опущенных личностей. Восставшее войско случилось настолько огромным, что за неполный час все уцелевшие люди были успешно схвачены и, оставаясь в цепких объятиях кошмарных чудовищ, дожидались жестокой участи. Белое привидение методично облетало безразмерный погост, поочередно умерщвляя каждого человека и вычищая черепную коробку от полусгнившего мозга; попутно оно «топило» загородную округу в багровых реках, мозговых остатках и раздробленных черепах. Вокруг стоял протяжный, до ужаса душещипательный, вой, где к страждущим отголоскам живых примешивался рычавший рёв мёртвых. Колыхавшийся воздух невольно наполнился мельчайшими флюидами страха, бесконечно суеверного ужаса; он распространился так далеко, что напрочь «накрыл» ближайшую городскую окраину.
Дежурившие войска предусмотрительно стянулись поближе к жуткому месту, занимая оборонительные позиции на непосредственных подступах. Перед туманно-кровавым рассветом к ним вышли и отставной военный, и неотступный заправский сиделец. Разумно предположив, что бой, ведомый с несчитанной нечистью, заведомо проиграется, рациональный командир решил выводить последнего уцелевшего проходимца. Их очумевшие лица настолько перекосились немыслимым ужасом, насколько ни у кого не вызвало сомнений об истинном кладбищенском положении.
