Зимой у бабушки сгорел дом. Родни у старушки много, и её было кому приютить. Но судьба дома в деревне очень всех волновала. Во-первых, это было излюбленное место летнего отдыха многочисленных бабушкиных внуков и источник домашних заготовок для всей родни. Во-вторых, бабушка Арина представить себе не могла, что встретит старость где-то, кроме её родного села. Здесь родители похоронены, здесь она счастливо жила с мужем, родила четырёх детей. И вообще, тут она всех знает, а в городе (никто из её детей в деревне не остался) ей и поговорить-то будет не с кем. А главное, как же огород?
Обсуждение на семейном совете длилось недолго. Бабушкин дом решено было отстроить заново. Все взрослые члены семьи выделяли на это благое дело определённую сумму. А ответственность за само строительство возложили на меня. Почему? Потому что я по специальности инженер-строитель. Правда, опыта у меня не так много, всего два года назад закончил университет. Но у остальных в семье не было и этого. К тому же денег у меня нет. Откуда они у молодого специалиста в самом начале карьеры? Так что, не имея возможности вложиться в это дело финансово, буду бесплатно трудиться сам. На работе вникли в моё положение и позволили уйти в отпуск за свой счёт.
Когда сошёл снег и земля просохла, я привёз бабушку на пепелище. Завтра с утра должны прибыть рабочие, надо было подготовиться к их приезду. Пока я осматривался, сама погорелица пошла к соседям, договориться, чтобы пустили пожить какое-то время.
Насколько я помнил, в соседнем, довольно ветхом, домике жила одинокая старушка куда старше бабушки Арины, поэтому я был очень удивлён, когда она вернулась в сопровождении молодой, черноволосой, коротко стриженой особы.
‒ Вот Ванечка, Нила, соседка наша. Мои вещи потом к ней в дом перенесёшь.
‒ Как-как? Извините, не расслышал, как вас зовут?
Девушка улыбнулась, вскинув на меня густые ресницы из-под чёрной чёлки:
‒ Нила. Странное имя, понимаю. Но так уж назвали. А что это, Ваня, ты со мной «на вы»? Забыл, как в детстве мне конфеты и яблоки таскал?
Я покопался в памяти и отрицательно покачал головой:
‒ Нет, не помню… Ты, наверное, совсем малышкой была. Я с ребятами постарше, с ровесниками, водился.
‒ Ах, ты, взрослый какой! Я тебя всего на пару лет моложе.
В разговор вмешалась бабашка:
‒ Что ты, Иван? Конечно, ты больше с мальчишками… Но ведь она рядом жила, как ты мог забыть?
Но я так и не вспомнил Нилу, как ни старался. Вспомнил Иру и Лену, сестрёнок, живших на краю деревни, вспомнил толстушку Таньку, бойкую хохотушку Анжелу из коттеджа у реки, а черноглазую девочку со странным именем никак не мог отыскать в своей памяти.
‒ Ну ладно, я к Смирновым схожу, поздороваюсь. А ты, внучок, переговори пока с Нилой. Я её попросила помочь мне с готовкой для строителей. Ты же не против нанять такую повариху?
Она ушла. Я, как дурак, молчал, мялся с ноги на ногу. Нила, улыбаясь, смотрела на меня.
‒ Странно, бабушку твою я отлично помню. А вот тебя…
‒ Евдокия Павловна мне прабабушка. Была. Умерла этой зимой. Как раз в тот день, когда у вас пожар был.
‒ Да ты что? Не знал, извини.
‒ Не извиняйся. Ей девяносто девять было. Полгода до векового юбилея не дожила. Ну так что, наймёшь меня шеф-поваром? Дорого не возьму.
Мы обговорили условия. В заключение разговора Нила спросила:
‒ Так и не вспомнил меня? Обидно, не скрою. А колодец помнишь?
Она пару секунд смотрела мне прямо в глаза, а потом, повернувшись, зашагала к своему дому.
Такой была наша первая встреча. Но это была не последняя странная встреча в тот день.
Весь день я приводил в порядок площадку будущего строительства. Провозился до вечера. Один раз приходила бабушка, принесла бутылку молока и несколько пирожков в глиняной миске: «Вот, Нила на скорую руку состряпала. Перекуси, а к вечеру приходи к нам, накормим как следует».
Домик Нилы, низенький, покосившийся, изнутри казался ещё меньше, чем снаружи. Русская печь занимала большую часть кухни. Потолки низкие, на полу – пёстрые половики. За ужином говорила одна бабушка. Не знаю почему, мне было неловко. А Ниле, похоже, просто не о чем было со мной говорить. Я уже собирался встать из-за стола, когда дверь со скрипом отворилась и в кухню по-хозяйски уверенно шагнул высокий старик: борода лопатой, чёрные волосы с проседью, чёрные же пронзительные глаза, и круглые очки в тонкой оправе.
‒ Здравствуйте, ‒ сказал он негромко. ‒ Нила, мне сказали, ты меня искала?
‒ Да, Юрий Семёныч, давай выйдем, переговорим.
Она набросила на худенькие плечи ветровку и вышла, увлекая за собой старика. Я хотел спросить у бабушки, кто это, но она опередила меня вопросами:
‒ Строители утром приедут? Завтрак им нужно готовить? А обедать в каком часу будете?
Мы закончили обсуждать детали, когда Нила вернулась в избу.
‒ Ну что, договорилась? ‒ спросила у неё бабушка.
‒Да, - ответила Нила и, видя, что мне требуются пояснения, сказала: ‒ Семёныч ‒ рыбак. Я его попросила, чтобы раз или два в неделю рыбки нам приносил. Хорошо?
Я дал согласие и вышел на крыльцо. К моему удивлению, Юрий Семёнович ещё не ушёл. Он курил, присев на ступеньку. Увидев меня, старик похлопал по крылечку, давая понять, чтобы я присел рядом. Я сел. Он протянул мне пачку сигарет.
‒ Спасибо, не курю.
‒ Серьёзно? Ладно.
Он спрятал пачку, помолчал. И, видя, что я жду, когда он что-то скажет, спросил:
‒ Значит, Нилку нанял кашеварить?
‒ Да. А что не так?
‒ Ничего.
Он снова замолчал, затягиваясь сигаретой.
‒ Ты Михайловны старший внук, так?
‒ Да.
‒ Совсем взрослый. А я тебя мальчишкой помню.
‒ Так что вы хотели?
Он снова помолчал, не глядя на меня, тиская в пальцах окурок. Потом щелчком отправил его в росшие неподалёку кусты и сказал, вставая:
‒ Хороший ты парень. Потому предупреждаю: держись от Нилы подальше. Ведьма она.
‒ Смеётесь?
‒ Нет. Все бабы у них в семье ведьмы. Она и не хотела бы, но людям только вредит. Осторожнее с ней. Колодец помнишь?
Он ушёл. А я направился к колодцу, стоявшему в глубине сада, у забора. Чего им сдался этот колодец? Я покачал железную ручку ворота. Он заскрипел. Ржавая цепь, прикреплённая к ведру, звякнула. Я открыл крышку: внизу поблескивала вода.
Не зная, что бы ещё сделать с колодцем, я пошёл назад к дому. Из кустов выскочила и шарахнулась от меня гибкая, тоненькая чёрная кошечка. Я вздрогнул и остановился от неожиданности.
‒ Кто там? Ваня, ты ещё тут? – Нила стояла на крыльце. ‒ Где спать будешь, сосед? ‒ спросила она.
‒ В машине хотел устроиться.
Она кивнула:
‒ В дом не зову. У меня только кухня и одна комната. Но над сараем есть сеновал. Если хочешь…
‒ Спасибо. С детства не спал на сеновале.
‒ Одеяло нужно?
‒ У меня спальник есть.
На сеновале было мягко, уютно и пахло сеном. Немного беспокоили странные звуки, идущие снизу, из сарая. Но потом я понял, что это возятся, устраиваясь на насесте, куры. Я успокоился и задремал.
Я ещё не заснул окончательно, когда увидел прямо перед собой мокрую, сложенную из почерневших брёвен стену колодца. Я напрасно пытался уцепиться пальцами за какой-нибудь выступ: мокрые брёвна скользили, полусгнившие щепки отваливались от них. Опоры под ногами не было, как я ни старался её нашарить. А главное, меня окружал и пронизывал да костей ужасный, мертвящий холод, не давал вздохнуть, сковывал движения. Я поднял голову и на фоне далёкого квадрата голубого неба увидел лицо девочки, склонившейся надо мной. Смешно болтались чёрные косички с алыми бантиками. В широко раскрытых глазах плескался ужас. И тут всё пропало под толщей зеленоватой воды, грудь разорвало от боли… и я очнулся. Я по-прежнему лежал на душистом сене. Сквозь щели в крыше заглядывали звёзды. Внизу подо мной вскудахнула курица. «Вот оно что, ‒ подумал я. ‒ Я в колодец упал. Странно, что совсем этого не помню. Нила там была. Или это просто сон? Кто меня оттуда достал, интересно? Спрошу завтра у бабушки». Я повернулся на бок и заснул.
Поговорить с бабушкой с утра не удалось. Едва проснулся, позвонили строители, сообщили, что подъезжают к райцентру. Я поспешил выехать навстречу: в здешних дорогах легко заплутать. День прошёл в хлопотах, обустройстве приехавших шести молодцов. Сооружали из досок времянку с лежаками и столом по центру. Завтракали и обедали на свежем воздухе, а ужинали уже за столом. Только после ужина мне удалось остаться с бабушкой вдвоём. Конечно, первым делом я спросил:
‒ Я в детстве упал в колодец? Это правда?
Она посмотрела на меня задумчиво и грустно:
‒ Совсем кроха был, шесть лет. Я думала, ты не помнишь об этом.
‒ Не помнил. Вчера сон приснился, и я вспомнил.
‒ Как это по науке называется? Вытесненные воспоминания. Память избавляется от того, что травмирует психику.
‒ А кто меня вытащил?
‒ Юрий Семёнович, ты вчера его видел. Он услышал, как Нила зовёт на помощь.
‒ Надо же… Он мне сказал, что Нила – ведьма, и про колодец упомянул.
Бабушка засмеялась:
‒ Ах, старый болван! Всякую ерунду несёт. И ты тоже хорош. Молодой парень, неужели поверил?
‒ Нет. Но зачем он такую чушь городит про Нилу?
‒ Здесь об этом не говорят, но все знают. Так что ты тоже никому не говори, хорошо? Он ей не чужой, Семёныч-то.
‒ В смысле?
‒ Ну, Евдокия, Нилина прабабка, одинокая была, не знаю уж почему. Женщина видная, и лицо, и фигура. Но мужа не было никогда. От кого прижила дочку, не знаю. Тамара ещё красивей матери была. Семёныч, молодой тогда мужик, часто к ним захаживал, помогал по мужской части: ворота подправить, свинью заколоть, печь переложить, мало ли… У него своя семья была, двое детей, но, когда Тамара родила, все решили, что от Семёныча. Если так, мать Нилы ему дочь, а Нила внучка.
‒ А где они, бабушка и мать Нилы?
‒ Тамара, бабушка, умерла лет десять назад. Мать Нилы жива-здорова, в райцентре живёт. Только она с Евдокией давно рассорилась, не навещала её. А Нила постоянно приезжала. Она прабабушку любила. Последний год, как старуха слегла, уволилась и сюда перебралась. За прабабкой ухаживать, за домом смотреть. Она же медицинский колледж закончила. Медсестра.
Бабушка вздохнула и добавила:
‒ Ты старика не слушай. Он внучку бережёт, вот и наговаривает на неё, чтобы парни не клеились.
Конечно, я ни на секунду старику не поверил, но на душе у меня полегчало после бабушкиного рассказа.
***
Недели три всё шло замечательно. Мы трудились, что называется, от рассвета до заката. Ребята были, хоть и молодые, но не без опыта и толковые. В общем, стройка двигалась быстро. Бабушка и Нила оказались отличными поварихами. Все были довольны. А потом произошёл этот дурацкий случай с Серёгой.
Он с самого начала клеился к Ниле. Не серьёзно, а так: весёлый трёп и комплименты. Нила была не из тех, кто боек на язык, поэтому большей частью отмалчивалась. Однажды, когда все уже сидели за обеденным столом, он, как всегда, шутил, пытаясь привлечь внимание Нилы. А она разливала по мискам горячую уху. Со словами «садись с нами обедать, не бойся, тебя не съедим, хоть ты и сладкая такая» этот клоун-неудачник схватил её за руку, в которой она держала миску. Схватил выше запястья и слегка потянул к себе. Нила не успела ничего сказать, как парень вскрикнул и вскочил, тряся обожжёнными пальцами.
‒ Не нужно хватать за руки, если я держу миску с горячей ухой, ‒ ровным голосом произнесла Нила. ‒ Ну вот, обжёгся. Как теперь молоток держать будешь?
Она закончила расставлять миски по столу и ушла. Серёга тряс покрасневшей кистью и дул на неё. Все молчали.
‒ Я лёд из морозилки принесу, ‒ сказал я и пошёл к дому Нилы.
Она стояла у плиты и смотрела на закипающий чайник.
‒ Что это было, Нила? Ты зачем мне рабочего покалечила?
Она стрельнула в меня острым взглядом и ушла в комнату. Вернулась с тюбиком мази.
‒ Вот, отдай ему.
‒ Я думал лёд приложить.
‒ Возьми в морозилке. А через полчасика смажьте пантенолом.
‒ Нила…
‒ Да не я это! ‒ вскрикнула она вдруг. ‒ Он схватил, миска качнулась, уха выплеснулась. Всё! Я-то причём?
‒ Нила, я тебя не виню. Но я же видел, что он притронулся намного выше запястья. А почему ты не обожглась? На тебя уха не выплеснулась?
Нила повернулась ко мне, она смеялась, но в её глазах стояли слёзы.
‒ У меня кожа толстая, не чувствительная к ожогам. Вот, отнеси туда чайник и ватрушки.
Когда я вернулся к столу, Сергей всё ещё держал руку на весу и доказывал остальным, что не мог обжечься ухой.
‒ Если бы на меня плеснуло горячим, ожог бы не на ладони был, а с тыльной стороны. А он на ладони. Вот чёрт, похоже, кожа слезет.
Я передал ему пакет со льдом и мазь.
‒ Приложи холодное. А потом мазью смажешь.
Ребята молча жевали, с выражением понимания и даже сочувствия на лицах. И тут наш сварщик Андрей сказал:
‒ А я слышал, что эта Нила ‒ потомственная ведьма.
‒ Старик тебе сказал? Такой здоровый, борода с проседью?
‒ Нет. Парень один в магазине подошёл, спросил, правда ли, что сожжённый ведьмой дом отстраиваем? Я говорю: «Ничего об этом не знаю». А он: «Дом старая ведьма сожгла, что по соседству жила. Она умерла, а внучка её осталась. Смотрите, как бы снова не сгореть».
Все посмотрели на меня, ожидая ответа. Я ничего не сказал, только засмеялся негромко и головой покачал, мол, чушь всё это.
***
Прошло ещё около недели. Всё улеглось, рука у Серёги зажила, больше к этой теме не возвращались. Но однажды Андрей, сварщик, простыл. Вечером за ужином Нила обратила внимание на его бледный вид и кашель:
‒ Загляни попозже. Я что-нибудь дам от простуды.
‒ От простуды знаешь, что хорошо помогает? ‒ встрял Серёга, явно собираясь пошутить в своём неповторимом стиле. Нила даже не взглянула в его сторону.
‒ Ему бы прогреться как следует под одеялом с хорошенькой медсестрой, ‒ не унимался шутник.
‒ Грязный у тебя рот, грязный язык, ‒ серьёзно, без тени улыбки произнесла Нила. ‒ Странно, что мухи вокруг не вьются. Они дерьмо любят.
Она ушла, а мы накинулись на Серёгу:
‒ Что ты, дебил, к девчонке пристаёшь? Что тебе от неё надо?
‒ Нила старается, готовит, как в ресторане, и должна ещё гадости всякие выслушивать?
‒ Да я ж пошутил… ‒ оправдывался Сергей.
‒ Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие…
Стемнело, когда мы с Андреем подошли к дому Нилы. Я постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл, Андрей за мной.
‒ Нила, ты здесь?
Молчание.
‒ Нила! Мы пришли за лекарством.
Опять тишина. Сзади раздался шорох. Уже знакомая мне чёрная кошечка шмыгнула мимо меня в комнату. Мы прошли за ней. В доме было пусто. Бабушка сегодня ушла в баню к своей подруге. Но где же Нила?
Мы вышли и несколько минут стояли у крыльца, рассуждая, стоит ли ждать или вернуться попозже. И тут дверь заскрипела, открылась, и из дома вышла Нила.
‒ Вы пришли? Пойдём, Андрей, я тебе отвар из ромашки сделала. Выпей перед сном с мёдом. Мёд у вас есть?
Андрей кивнул, не сводя с девушки глаз, и остался стоять. Я подтолкнул его, но он не сдвинулся с места.
‒ Я возьму, Нила. А мёда у нас нет. Одолжишь?
Я вошёл за нею в дом. Нила достала чайную чашку, положила туда несколько ложек мёда из горшочка, стоящего на буфете. Я поблагодарил, взял чайничек с отваром, чашку с мёдом и вышел. Андрей всё так же стоял у крыльца.
‒ Ну, ты видел? ‒ спросил он, как только мы отошли от дома. ‒ Как же не ведьма? Дома никого не было, только кошка. А потом она выходит, как ни в чём не бывало.
‒ Хочешь сказать, Нила может превращаться в кошку?
‒ Ничего не хочу сказать. Но не знаю теперь, буду ли пить этот отвар.
‒ Мы уже месяц едим то, что она готовит. Никто не умер.
‒ Не знаю, не знаю. Как-то боязно.
***
Утром, когда я слез с сеновала, меня уже ждал Серёга.
‒ Скажи своей подружке, что я не хотел её обидеть.
‒ Сам и скажи. Что, совестно стало?
Он как-то странно помотал головой:
‒ Совестно… Как тут не станет совестно! Мухи проклятые замучили.
‒ Мухи?
‒ Ну да. Только спать лёг, они невесть откуда налетели: жужжат, кружатся надо мной, на лицо садятся, фу, мерзость. Всю ночь отгонял, под одеялом прятался, но только нос высуну, они снова: ж-ж-ж-ж.
Только тут я обратил внимание, что парень поминутно дёргает головой и отмахивается от чего-то руками.
‒ Ребята меня под утро из времянки прогнали. Говорят: спать не даёшь, крутишься, ругаешься, плюёшься. А как не плеваться, они же в рот, сволочи, лезут… Скажи ей…
Я никаких мух не видел и хотел сказать ему об этом, но тут Нила сама вышла из дома.
‒ С добрым утром! ‒ весело поздоровалась она. ‒ Как спалось?
Лицо Серёги перекосилось. Он снова взмахнул рукой, отмахиваясь от невидимых мух, и взмолился:
‒ Нила, бога ради, прости меня, дурака. Не хотел обидеть, клянусь, характер у меня такой. Прости!
‒ Что ты, Серёжа, я не сержусь. Я понимаю, ты просто шутил.
‒ Спасибо, спасибо, ‒ торопливо проговорил Серёга и поспешил удалиться, почти убежал.
Завтрак прошёл натянуто. Не то чтобы парни были враждебно настроены к Ниле, но напряжённость, что называется, в воздухе чувствовалась.
***
После завтрака я поехал в райцентр. Нужно было кое-что прикупить в магазине стройматериалов. У автобусной остановки на выезде из деревни стоял Юрий Семёнович. Я притормозил.
‒ День добрый! Вы в райцентр? Подвезти?
Он обрадовался:
‒ Спасибо, не откажусь. В больницу, понимаешь, нужно, а автобус запаздывает.
Он уселся на переднее сиденье и поинтересовался:
‒ Ну что, как стройка? Продвигаетесь?
‒ Скоро закончим.
Несколько минут мы ехали молча, а потом я решился:
‒ Юрий Семёнович, объясните мне, что не так с Нилой?
‒ Я тебе всё сказал.
‒ Про колодец. Я вспомнил, что упал в него маленьким. Но как упал? Сруб высокий. Бабушка говорит, вы меня вытащили…
Старик почесал лоб, нахмурился.
‒ Как ты упал, не знаю, сынок. И как выбрался оттуда, тоже. Я в ворота вошёл и услышал, что Нила кричит. Сначала не понял, где она. Метался по саду, в сарай заглянул. А когда подбежал к колодцу, ты лежал возле него, мокрый, без сознания, вода с одежды ручьём течёт. Я тебя перевернул, чтобы вода из тебя вытекла, тряс, на грудь давил. Ты закашлял, вода из горла хлынула. Когда другие прибежали, ты уже глаза открыл, задышал.
‒ И все подумали, что вы меня спасли?
‒ Да, я ж весь мокрый был, с тобой возился. А я не стал отрицать. Не чтобы героем прослыть, а чтобы Нилу защитить. Она одна там с тобой была.
‒ А как я вообще в колодце оказался?
‒ Нила сказала, что куклу туда уронила, а ты пытался ведром её выловить. Перегнулся через сруб и свалился.
‒ Понятно.
‒ Только видел я эту куклу. На скамье у колодца лежала. Сухая.
Выходя из машины у районной поликлиники, Семёныч пожал мне руку со словами:
‒ Нила – хорошая девчонка, добрая, трудолюбивая, порядочная. То, что с ней порой случается, от её желания не зависит. Не обижай её, хорошо? Просто будь осторожнее.
***
Весь день я хотел поговорить с Нилой. О чём? Сам не знаю. Странные мысли бродили в моей голове, странные чувства бушевали в груди… Поговорить получилось только вечером, уже в сумерках.
Я нашёл мою красавицу в саду. Цвели вишни и яблони. Дурманящий запах стоял в воздухе. Где-то среди кустов заливался соловей. Нила в голубом сарафане стояла возле старой яблони у колодца. Самая романтичная картина, какую мне довелось видеть.
‒ Ванечка! ‒ у меня сердце дрогнуло от её ласкового голоса. ‒ Хорошо как, правда? Смотри, как яблоня цветёт. А луна какая большая!
Мне бы с ней о красоте летней ночи говорить, Фета бы читать, сжимая её тонкую руку. Но так много было непонятного, так много нужно было выяснить.
‒ Нила, ты, наверное, заметила…
Она вздохнула.
‒ Иван, не надо. Всё понимаю. Не буду пугать твоих ребят, завтра уеду. Бабушка твоя без меня справится. Вам ведь недолго осталось?
‒ Я не об этом. Я хочу, чтобы ты мне объяснила…
Она сказала с горьким смешком:
‒ Спроси уж прямо, не ведьма ли я.
Я промолчал. Нила подошла вплотную и, глядя мне прямо в глаза, произнесла:
‒ Нет, Иванушка-дурачок, я не ведьма. И бабушка Евдокия – не Баба Яга была.
‒ Может, я и дурачок, но объясни, как ты вчера вечером оказалась в доме? Мы с Андреем заходили – тебя не было.
‒ Глупая история. Я переодевалась. Платье сняла и услышала, что дверь открывается, запаниковала…
‒ И?
‒ И не нашла ничего умнее, чем спрятаться под кроватью. Такое объяснение устраивает?
‒ А мухи всю ночь Серёгу мучили?
‒ Я похожа на повелителя мух? Убедили глупого человека, что я ведьма. Самовнушение со страху.
‒ Говорят, твоя прабабка пожар устроила.
‒ Мою бабулю в этом даже твоя бабушка не винит. В это время она совсем плохая была. Бредила, людей не узнавала. Боялась, что закопают её заживо. То грозилась, то плакала, то ругалась. Кто-то что-то услышал, вот и насочиняли, что она перед смертью угрожала соседский дом спалить.
‒ Самое главное, Нила. Как я упал в колодец? Что случилось?
‒ Сколько тебе лет было, Ваня? Шесть? А мне ещё меньше. Я помню только, как смотрела на тебя сверху, как на помощь звала. Всё.
‒ А кто меня спас?
‒ Семёныч. Кто же ещё?
‒ Он утверждает, что нет.
Нила на миг смутилась. Но потом убеждённо повторила:
‒ Он. Точно он. Не знаю, почему он отрицает. Что ты от меня-то хочешь?
‒ Нила, ты же не ведьма? Я не обожгусь, если дотронусь до тебя? Со мной ничего не случится?
Она засмеялась и отрицательно покачала головой.
‒ Совсем-совсем ничего?
‒ Попробуй.
Я обнял её за плечи и притянул к себе. Её запрокинутое лицо бледнело в свете луны, губы чуть приоткрылись… Луна сияла. Соловей пел. Цвели яблони.
***
Этой волшебной ночью я в последний раз видел Нилу. Проснувшись утром, я узнал, что она уже уехала. Я искал Нилу в райцентре. Но адреса её матери у меня не было, и ни в одной больнице райцентра не было медсестры с таким именем. Почему я не догадался взять номер её телефона? Только потом я сообразил, что ни разу не видел в руках Нилы мобильника. Я езжу к бабушке Арине регулярно, надеясь встретить мою волшебницу, но пока не удаётся. Может, в следующий раз повезёт.
---
Автор: Ольга Москвина
Да никого я не люблю!
Зоя тысячу раз слышала, какое счастье – материнство. Как просыпается любовь к новорожденному, стоит ему только оказаться на материнской груди. Сколько песен, рассказов и картин посвящено материнству! Зоя так и думала, вынашивая ребенка. Все девять месяцев она воображала, как будет любить своего малыша, как будет целовать его розовые пяточки и радоваться его первой улыбке.
Ничего не получилось. Роды оказались тяжелыми и затяжными. Если бы не ювелирная работа врачей, лежать бы Зое в красивом гробу и кормить червей. И ребенку – тоже. Он не желал помогать юной маме и не хотел появляться на свет. Опытная акушерка раз сто пожалела, что вышла на работу, ведь не ее смена была, Геннадьевна попросила подменить! Сама, кобыла, юбилей празднует, пока тут все корячатся! Семь потов сошло – давно такого не было!
Зоя, измученная, увидев сморщенного, багрового лягушенка, который причинил ей невыносимые страдания, бог весть за какие грехи, попросила убрать «это» от нее. Нянечка торопливо исполнила просьбу обезумевшей женщины. Когда принесли малыша на первое кормление, Зоя отвернулась – запеленутое создание не вызывало ничего, кроме отвращения. И только после серьезного разговора с главврачом родильного отделения Зоя нехотя, из под палки, взяла ребенка на руки.
Тот смотрел на нее долгим, серьезным, совершенно взрослым взглядом. Зоя читала про реинкарнацию. Наверное «этот» - какой-нибудь идиот, так некстати померший и оказавшийся в Зоиной утробе, преступник или самоубийца. Урод, одним словом. Папаша – урод, и этот вырастет таким же.
Папаша Зойку поматросил и бросил. Она сама виновата, ей же не раз мать говорила, подружки предупреждали – не суйся к этому Боре, он – кобель безответственный. А Зоя сунулась. И теперь ей придется самой кашу расхлебывать. Дела…
Со временем она, конечно, успокоилась. Ненависть ушла. Послеродовой психоз – бывает. Зоя ухаживала за маленьким Юриком, подстригала крошечные ноготочки, дисциплинированно кормила его грудью четыре месяца, меняла пеленки, укачивала по ночам, делала все, что делают миллионы матерей во всем мире. Только мамы возились со своими младенцами от души, подчиняясь слепому инстинкту, а Зоя подчинялась инструкции по уходу за новорожденным. Из нее вышла отличная, обязательная медсестра. Но… Матерью она себя так и не почувствовала.
Юрик словно знал, что не любим. И от этого знания, вел себя очень тихо и покорно. Никогда не плакал, не капризничал, не шалил. В три года не валился на пол в магазине игрушек, требуя купить ему что-нибудь, быстро приучился к горшку, если мать была занята – не приставал к ней с вопросами. Идеальный ребенок – придраться не к чему. Но Зоя не замечала этого. Зоя работала. С работы возвращаясь, сына не баловала. Шоколадки ему не совала, польку-бабочку вокруг него не танцевала. Пусть знает – мать устала, и нечего устраивать цирк. . . . ДОЧИТАТЬ>
