Есть мнение, что Апокалипсис не наступит внезапно, а будет чем-то вроде постепенной смены нарратива, незаметной для большинства.
Справедливости ради стоит сказать, что эсхатологические черты виделись разными людьми в разные времена с завидной периодичностью, но, мне кажется, что это и были, тем не менее, попытки Апокалипсиса, но всякий раз люди, как когда-то в Ниневии, прислушивались к голосу трансцендентного. Конец света откладывался и мир шëл на новый виток.
И, чем благополучнее общество, чем более развита цивилизация, тем незаметней и мягче можно усыпить голос трансцендентного, ведь самая главная мечта Дьявола - убедить человека, что его не существует.
Оттого цивилизация Фауста
всë плотнее прикрывает глаза в неге самолюбования, уподобляясь слепому доктору, чьими руками строит плотину Мефистофель у Гëте.
Есть такие картинки, перевернув которые, вы видите совершенно другое. Например, молодая женщина на картинке в перевернутом виде предстаëт перед нами чуть старше и чуть безобразнее. Но картинка-то - та же самая! Те же штрихи, те же формы...
Примерно то же происходит и с обществом: нам попросту медленно переворачивают картинку. Или - варят, как лягушку в кипятке, если угодно.
Известная история перевернутой картины Кандинского, заигравшей на солнце новыми красками и породившая его знаменитую теорию, как нельзя лучше иллюстрирует то, что стало происходить с искусством, да и со всей цивилизацией в дальнейшем.
"Цвет - клавиш, глаз - молоточек, душа - многострунный рояль"- писал Кандинский, заставив поверить мир в собственное видение как в символ новой духовности.
Нет, конечно не Кандинский создал концепцию современного искусства, он лишь отразил общие веяния начавшихся задолго до него процессов, став глашатаем нового искусства.
"Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой"...
Золотой сон, новый наряд короля стал идеологией современного искусства, провозгласив эру новой нормальности, проникающей во все сферы жизни.
Бессмысленность, безумие, смешение всего и вся, деградация - вот, пожалуй, отличительные признаки этой новой нормальности.
Синий всадник Кандинского стал предтечей Апокалипсиса, развернутого во времени. Абстрактное искусство и мистика как абстракция духовности слились воедино в отвержении старых форм.
Посмотрите, как похожи процессы, происходившие тогда, на то, что происходит сейчас: форма, воспринимаемая как диктат, отвергается, остаëтся только материя, атомизированная, паразитирующая на отголосках форм.
Человек, не желая быть частью чего-либо целого, лишеннный своих основных институций и погруженный в бесконечный поиск собственных идентичностей, превращается в плазму, растекается ртутью, заражая среду.
Что есть нынешние чайлдфри, как не точки на плоскости, лишенные смысла, обладающие лишь цветом, бесплодным цветом, не приносящим плодов, закосневшие в своëм эгоизме и самости...
"Принцип внутренней необходимости" Кандинского, привнесенный на социологическую почву, проявляется как точка сборки отрицания любых институтов общества, воспринимаемых как тирания, он порождает бесконечное множество нереализованных идентичностей, рано или поздно приводя человека к гибели.
В фильме "Начало" герой Ди Каприо спрашивает: "Какой вирус самый живучий на Земле?"- и сам же себе отвечает: "Идея". Именно идея и есть та мягкая сила, которая способна сдвигать горы. Со временем.
Золотой сон - идея, вброшенная в умы, позволяет в течение определенного времени изменить всë вокруг до неузнаваемости.
Картинка переворачивается, и те же самые штрихи воспринимаются по-новому. Старуха становится привычной, а о принцессе никто и не вспоминает, ведь никому и в голову не придëт перевернуть картинку обратно.
Композиция номер V
Легендарный гонщик Формулы-1 конца восьмидесятых, Аэртон Сенна, как-то высказался, что сниматься в рекламе - моветон и так настоящие мужчины не поступают.
Сколько лет понадобилось, чтобы барьер был снят?
Сколько лет понадобилось, чтобы дети стали "спиногрызами", а яжматери - объектами стигматизации?
Как вышло, что сегодня толпа детей на отдыхе или в самолëте вызывает у людей приступ дикого раздражения?
Такого же, какое вызывают сейчас многодетные семьи, особенно, если они не выглядят по-инстаграмному.
Притом отношение к ребенку в обществе нездоровое, сентиментальное. Такое отношение к детям бытовало не всегда, оно берëт начало в веке примерно восемнадцатом, но сейчас не о том.
Ребенок сегодня - средоточие сил и денег родителей, кумир семьи, на него заточено вообще всë. С ним советуются, его спрашивают о его желаниях, и родители виноваты независимо от возраста ребенка, если что-то идëт не так. Вот такая амбивалентность, но, главное, опять перевëртыш: ребëнок главнее взрослого.
Родителям воспитывать ребенка нельзя, гневаться, повышать голос, обозначая границы дозволенного, нельзя, - ребенку же можно орать и бить родителей, ведь в итоге и ребëнок, и общество обвинят всë равно папу или маму.
В психологии это называется "двойное послание". Вроде бы ребенка нужно лелеять, удовлетворять его запросы, - значит, дети это хорошо; с другой стороны, дети вызывают у общества неприятие. Такими двойными посланиями ломается психика: стой там, иди сюда. Так ломали психику заключенным в концлагерях, это описывает в своих работах психолог Виктор Франкл.
Композиция номер VII
С отношением к родителям тоже всë на глазах поменялось.
Принято считать, что наших родителей, а они нас - воспитывали неправильно. Принято бесконечно рефлексировать на этот счëт, перебирая системы воспитания, тогда как воспитание во все времена держалось и держится, по выражению детского психолога Ирины Яковлевны Медведевой, на двух китах - наказании и поощрении.
Надо ли говорить, что воспитание, лишëнное базы, лишëнное наказаний, а также родительской презумпции невиновности, превратилось в рудимент.
Сегодня средняя мама спрашивает ребëнка, хочет ли он делать прививку или идти в детский сад. Сегодня средняя мама не знает, что делать с ребëнком, ибо он неуправляем.
И что это, как не лишëнное формы родительство? Цвет есть, а форма превратилась в ма-ааленькую точку на плоскости - полотна психологии.
"Что хочу, то мне в данную минуту и внутренне необходимо» - кричит красным цветом ребëнок на синюю маму. Вибрируют оба.
Ребëнку нужны чëткие границы добра и зла, ему нужен уверенный в своëм праве на воспитание взрослый, а последние тридцать лет родители только и делают, что сомневаются в себе и в своих установках. И наши бедные дети реагируют на это естественным образом: они в таких условиях, где их родители чувствуют себя равными им, сходят с ума - стоит посмотреть только, как сдвинулись границы нормы в детской психиатрии.
К собственной маме средняя молодая мать относится по нынешним меркам правильно: ставит на место, если та пытается воспитывать внука - несинестезийными методами. Соблюдает границы.
Бабушка также по отношению к дочери выстраивает границы. Она не для того на пенсию выходила, чтобы с внуком сидеть - дочь рожала для себя, это еë ответственность.
Старшей внучке исполнилось пятнадцать, но она не собирается нянькаться с малышней, у неë детство проходит.
Она читает в сети, как не дать волю токсичной матери, а заодно и бабушке, и успешно это воплощает.
Мать пытается призвать ее к порядку старыми методами, но дочь звонит в ювеналку.
В итоге все у нас сегодня с границами, никто не хочет терпеть чужой токсичности, а семья скорее мертва, чем жива.
В выстраивании этой колючей проволоки - сепараций, границ, борьбы с созависимостью проходит жизнь.
Старые традиционные формы трëхпоколенной семьи, где все друг другу помогают из разных побуждений, где старшая дочь помогает воспитывать младших, а бабушка учит внуков жизни в силу любви и опыта, остались на полотнах старых мастеров реализма.
У нас точка, максимум - линия на плоскости.
Ни с кем не пересекающаяся во избежание тирании.
Тонкая красная линия, которую мы перешли незаметно для себя.
