В главе 8 Антон встречает дочь своего врага, но пока не знает об этом, а синекожий Чебурашка исполняет непристойный танец в космическом Ничто
Антон.
Ночь снова прошла без сна. Дым коптил легкие; когда телу не хватит кислорода, станет легче. Тогда этот кошмар закончится.
Антон скучал по зелью. Хотелось либо напиться, либо забыться чем-нибудь до беспамятства, но слишком глупо так тратить отпущенные крохи времени.
Он пробил Корсакова — лучший онколог в городе, один из лучших в стране, целый консилиум собирался и подтвердил, что дело дрянь. Но идти на поклон к тому, кого кинул на деньги? Так себе перспектива.
Мелькали перед глазами ноги в начищенных ботинках и туфлях на каблуках. Антон курил на ступенях, и соседи обходили его по широкой дуге. Он выпал из их стерильного лакшери-поля: из мерсов с открытым верхом, лабутенов и атриумов с подогревом. Он теперь меченный смертью, а костлявой нет места в доме класса люкс.
Сквозь перегар пробивалась вонь стоячей воды — пах сопревший от сырости Петербург. Из утреннего тумана, словно грибы черной плесени, тянулись ввысь небоскребы. Вслед за Москвой город поразила эпидемия роста, и центр покрылся шипами, как доисторический зверь. В свите высоток выделялась одна выше всех.
«Тахти Центр» — «Звездная башня»[1].
[1] Tähti (фин.) — звезда. В буквальной транскрибации — «тяхти», что по-русски звучит не слишком благозвучно (прим. автора).
Перст, нацеленный в небо. В темноте, когда желтый свет бьет изнутри, в стеклянном небоскребе, прозрачном, как крыло бабочки, видны квадратные соты офисов и игрушечные фигурки снующих по этажам людей.
Антон достал ополовиненную пачку сигарет — из кармана выпал прямоугольник бумаги: две тисненные золотом буквы «Б» на серебряном фоне.
Шиканов должен знать, как помочь.
— Борис Борисович? Возможно, вы меня помните. Да, тот самый инвестор…
Договорились о встрече. Антон не успевает обдумать, что скажет Шиканову, а ноги уже несли его к «Звездной башне».
Голову словно набили ватой: в последние дни он много пил и глотал таблетки. Корсаков выписал успокоительные и обезболивающие, но боли не было. Совсем. И почему-то хотелось, чтобы было иначе. Без боли приговор казался дурацкой шуткой. Неправдой. Фантазией. Седативное он принимал, отчего постоянно хотелось спать.
На деревьях первые мазки осени. В воздухе веяло медленным, но неотвратимым умиранием. Пласты атмосферы сдвинулись, предрекая небесный потоп — Антон ощутил смену давления: щелчок в голове, легкое головокружение, покалывание в ладонях. Мелкие капли дождя противными мошками кусали щеки.
Он прятался от прохожих, избегал широких людных проспектов. Его место теперь по ту сторону водораздела — там, где темно и густая тишина, а в воздухе пахнет землей и сыростью. Спектакль окончен — пора возвращаться в уютное одиночество, где ему самое место.
Антон заплутал среди узких улиц, уводивших в пустые дворы, куда едва пробивался свет, и зарычал от досады: «Тахти Центр» теперь виднелся правее и гораздо дальше, чем полчаса назад.
Дождь зачастил, усиливая звуки шагов и шелест далеких покрышек. Стук каблуков: женщина шла быстро, уверенно. Невидимая, но близкая. Антон мог по звуку понять, куда и как она двигалась: вот шлепок по воде — на пути встретилась лужа, тут постояла и вновь пошла, но медленно, осторожничая. И снова тук-тук каблуками, но слишком рвано и часто, и наконец глухой вскрик.
Антон бросился следом. Полукруглая арка разделяла два безлюдных двора, под сводом плясали тени. Странно, что девушка не звала на помощь — дела у нее обстояли неважно: один мужчина держал ее сзади, второй схватил за плечи, ударил в живот. Девушка тут же обмякла и перестала сопротивляться.
Не выдержав вида столь откровенного насилия, Антон бросился на грабителя, повалил на землю и не слишком уверенно впечатал кулак ему в скулу. За что получил ногой под ребра и, корчась от боли, успел заметить, как второй оттолкнул девушку, схватил какой-то черный портфель и исчез.
Приходили в себя по очереди.
Антон, опираясь о стену, сел. Болело в боку, там, где печень встретилась с носком чужого ботинка, губа разбита, одежда в грязи, но в целом легко отделался. И всё же две драки за месяц — уже перебор. Девушке тоже досталось: только сейчас она подняла голову, откинула назад длинные светлые пряди, и Антон смог как следует ее разглядеть.
Ноги незнакомки могли обогнуть землю и цокнуть каблуками где-то в районе Гудзона, и вообще она с виду диснеевская принцесса, но из тех, кто в одиночку рубит драконов и выбирается из высоких башен — слишком суровый у нее вид. Белая как ангел, а внутри мрак. Она вздрогнула, заметив Антона; наверное, приняла за одного из тех типов. Затем он услышал то, чего меньше всего ожидал.
— Кто просил тебя вмешиваться?
Девушка пребывала в ярости и явно намеревалась превратить спасителя в горстку пепла. Антон сбросил оцепенение: нужно поставить наглую девчонку на место.
— Полегче, солнце. Ты всегда так с теми, кто пытается помочь?
Девушка в гневе прикусила губу. Над губой у нее тонкий шрамик наискосок, будто кошачья отметина. Со вздохом она опустилась рядом с Антоном.
— Я бы сама справилась.
— Как я мог пройти мимо, когда избивают девушку? Я вроде как нормальный мужик, — пробурчал Антон.
— Ты прав. Извини, что накричала.
Девушка заметила грязную прядь, плюнула на ладонь и со вздохом принялась оттирать волосы.
— Ладно, замнем, — ответил Антон. — Как вас зовут, отважная героиня?
— Ева.
Она смотрела в упор серыми, строгими глазами. Оценивала, проникая в самую душу, чтобы вынести одной ей понятный вердикт. К девушке с таким взглядом просто так не подкатишь, ничего от нее не скрыть. Правильные, хотя и не идеальные черты поначалу сбивали с толку. Антон представил, как случайный прохожий спрашивает у Евы дорогу, доверившись приятному личику, а потом торопиться скрыться, не выдержав тяжелого взгляда. Странно, но такие глаза он уже встречал. Давно, слишком давно, чтобы помнить, кому те принадлежали.
Он отвернулся, лишь бы не чувствовать неуютного любопытства, с которым Ева изучала его лицо, будто встать под прицел было платой за имя. Бездумно пялился в стену напротив, позволив вниманию ухватиться за надпись: «Ты продал нас, Максимка». Вероятно, имелся в виду президент Максим Заболотный. Дальше следовало довольно небрежное изображение эрегированного полового члена. Антон слышал, что в королевстве Бутан фаллосами на стенах жилищ отгоняли злых духов. Здесь за такое могли дать по шее, но добрые намерения анонимных художников перевешивали страх наказания. Ниже был изображен ушастый зверь придурковатого вида в шапке-ушанке, с бутылкой водки в одной лапе и пачкой банкнот в другой. Его имя, «Che-Bu Rashka», подошло бы вождю далекого африканского племени.
Дальше случилось странное.
Мир сузился до ровной кирпичной кладки, которая вскоре затянулась туманом. В сером абсолюте возникли сполохи света. В полном ничто зарождалось первое шевеление — отголосок земного ветра из тугого потока битов и байтов, развернувшего в пустоте рукава. Раздавался из ниоткуда бой барабанов — звук древний, как сама вселенная. Чернота обрела форму ушастого зверя, качавшего бедрами в непристойном танце. Бурые пушистые уши прыгали в такт. Существо обернулось и сверкнуло ослепительными клыками. У него трехглазая бычья морда в венце человеческих черепов. Могучее синекожее создание пританцовывало множеством ног — сколько их, мельтешащих, не сосчитать — раскинуло пучки рук и вспыхнуло пламенем. Ужасное видение горело, но не ощущало боли, лишь вращалось вокруг оси, как на вертеле. Из пасти вылетали треск рвущейся ткани, хлопанье крыльев, рев горных ветров — такой странный был у него смех. В этой вертящейся вакханалии Антон заметил еще шесть голов, по три с каждой стороны от бычьей — человеческих, разноцветных, неприветливых, они скалились, желали убить. Но не Антона — кого-то другого. Поднявшийся было из глубин страх упал в ноги: нет, не Антону уготованы копья, кинжалы, мечи в десятках лап, пики с отрубленными головами — а самой смерти. Бычемордый наконец замер и взглянул на нечаянного свидетеля с интересом, как на дворовую кошку, занес над ним когтистую лапу и...
— Да очнись же!
От оплеухи Антон пришел в себя и жадно глотал воздух, будто вынырнул из воды. Ева трясла его за плечи.
— Испугал меня до чертиков, я уже собиралась звонить в скорую. Закатил глаза, начал что-то мычать под нос, а потом и вовсе завалился набок.
Окинув Антона презрительным взглядом, она заключила:
— Ты под кайфом.
Она склонилась к его губам, словно для поцелуя, отчего у Антона замкнуло в цепи:
— Либо пьян.
— Ты не подумай чего плохого. — Антон слегка отодвинулся, неловко улыбаясь и силясь вспомнить, сколько таблеток принял. — Просто у меня рак.
Впервые это сказано вслух. Ощущение странное: будто о ком-то знакомом поверху, на чьих похоронах не можешь выдавить ни одной искренней фразы, кроме пошлой банальности: «Он был хорошим человеком, заботливым сыном, надежным братом. Настоящим мужчиной».
На лице Евы гнев сменился сочувствием, и как обычно бывает на исповеди умирающего, она не знала, что ответить. Антон продолжил, решив, что лучшего слушателя не найти. Они знакомы-то минут десять, а девчонка и правда переживала. Сказать честно, на него тысячу лет не смотрели с таким участием. Даже если ее неравнодушие окажется иллюзорным, сейчас Антону нужно просто быть рядом с кем-то.
— Говорят, всего месяц протяну, в голове не укладывается…
— Ничего нельзя сделать?
— Кое-что можно. Я пойду до конца. Без надежды и месяц покажется пыткой.
Задумчивый взгляд Евы остановился на блестящих осколках бурого стекла с обрывками пивной этикетки.
— В моей жизни было много того, чего вспоминать не хочется. Не таких проблем, как у тебя, даже не буду сравнивать — в конце концов, мы не соревнуемся, у кого ночь темнее. В общем, я осталась наедине со своими демонами, и когда хуже быть уже не могло, спасение пришло с неожиданной стороны. — она встала и подала руку. — Я покажу тебе, но придется немного пройтись.
— А твой портфель? — внезапно вспомнил Антон. — Прости, что не смог их остановить.
— Нет смысла спешить, когда уже опоздал. Идем. Я не спросила, как тебя зовут.
— Антон, — настоящее имя машинально слетело с языка. Вот идиот, теперь всем разболтает. Можно ли ей доверять?
— Тебе мои слова не понравятся, — продолжала Ева на ходу, — но я сама прошла через подобное. Ты слишком зациклен на плохом. Тратишь энергию на жалость к себе. Если найти ей другое применение, может выйти удивительный результат.
Ее ладная попка покачивалась, как поплавок на воде.
Чем ближе к морю, тем больше новостроек — будто совсем другой город. На фоне этих громадин напоминавшее школу невзрачное здание выглядело особенно скромно.
Интернат для детей-сирот. Интернат — недоброе слово, хоть и вполне безобидное.
— Я волонтер, — пояснила Ева.
Она взялась за ручку двери, но Антон остался на первой ступени.
— Что с тобой? Заходи. — девушка манила его, как ребенка.
— Не люблю детей. Даже не знаю, как с ними общаться.
— Глупости! Заходи скорее.
Он со вздохом зашел. Охранник покосился на спутника Евы, но ей доверял, приветливо поздоровался. В ноздри бил запах кислой капусты и манной каши. Сначала тошно, потом привыкаешь. Духота, окна закрыты, видимо, чтобы не сквозило. Антона поразила оглушительная тишина, будто и не было тут никаких детей. В этом спокойствии чувствовалось неладное.
— Где все? — спросил он.
— Здесь часто так тихо. День расписан по минутам, игры тоже по расписанию. Сейчас у них занятия.
Они заглянули в просторную комнату. Игрушки разложены по полкам и миниатюрными столиками, будто для лилипутов. Сами маленькие человечки рисовали с натуры корзину с фруктами, но, по мнению Антона, лишь изводили бумагу. Дети заметили гостей и поглядывали в приотворенную дверь любопытными жадными глазками. Воспитатель, немолодая полная женщина, напоминающая рыхлую грушу, засияла при виде Евы.
— Зовите меня Маргарита, — кивнула она Антону. — Подождите минутку, урок сейчас закончится.
— Что будем делать? — шепнул Антон.
— Помогать, — улыбнулась Ева.
И они помогали. После занятий детей выпустили поиграть в зал с красным затертым ковром во весь пол. Ева затеяла с малышами возню, в которую пыталась вовлечь и Антона, но он казался себе жутко неловким. Дети, маленькие звереныши, словно чуяли тревогу и близко не подходили. От побега Антона удерживал только интерес к Еве. Как же восхитительно ловко она управлялась: успевала придумывать игры, подхватывать падающих на лету и обнимать жадных до ласк мальцов. Антон невольно залюбовался. Бывают такие девушки — прирожденные матери, хотя известно: материнского инстинкта не существует. И всё-таки с детьми они преображаются, расцветают. Давно таких не встречал. Да что там давно — в прошлой жизни. Ему вдруг захотелось почувствовать и на себе ее ласку.
Интересно, есть ли у нее семья? Наверняка такая, как показывают в рекламных роликах: белозубый муж и двое счастливых детишек.
— Уверена, со старшими у тебя выйдет лучше, — ободряла его Ева. — Поможешь с домашним заданием?
Раз плюнуть. Подростки — это же почти взрослые, с ними должно быть легче.
— Савелий, наш заместитель директора по учебно-воспитательной работе, — представила Маргарита субтильного мужчину непонятного возраста: ему можно было дать хоть пятьдесят, хоть тридцать пять. — Он будет на страже и придет на помощь, если нужно.
Не так Антон представлял сотрудника интерната. Одет был Савелий довольно странно: узкие джинсы едва прикрывали щиколотки, пестрая принтованная рубаха, как у мексиканских наркобаронов, и красные вызывающие носки. Вдобавок от него разило невыносимым травяным одеколоном. Руку ему пожал — словно сырое тесто потрогал.
— Мы вас не ждали, — вместо приветствия Савелий оглядел новоиспеченного волонтера с головы до ног. — Даже не знаю, чем вы нам сможете помочь. Кем вы работаете?
— Программистом.
— А вот это кстати, — замдиректора поднял тонкий палец. — Им как раз нужно помочь с информатикой.
— В школе на них часто жалуются, — рассказывал по пути Савелий. — По этому предмету у нас худшая статистика среди старшеклассников. И это в век технологий…
Антона провели в компьютерный класс. Савелий выделил воспитанникам полтора часа на домашнее задание и остался следить за порядком, но Антона не оставляло чувство, что наблюдали за ним.
— У нас тут контактный зоопарк, что ли? — возмутился кто-то с задних рядов, когда Антона представили.
— Разговорчики! — крикнул Савелий.
Антон ошибся: со старшими ничуть не легче. Большинство подростков выглядело совсем диковато и напоминало маленьких заключенных в безразмерной одежде, с синими нелепыми партаками и перебрасываемыми вполголоса воровскими словечками. Весь их облик как вызов, но на деле — защита. Остальной мир относился к ним с лицемерной жалостью и недоверием, и единственным их ответом становилась ответная неприязнь.
Антон мимоходом думал о Кире: какой была она в четырнадцать лет? Шестнадцать? Покойный братец пропустил весь ее пубертат и, наверное, к лучшему: узнай она правду, не простила бы, что Антон их бросил, устроила бы личный холодный ад — ее умение обижаться заслуживало отдельной строки в книге рекордов Гиннеса.
Савелий рассказал о каждом воспитаннике, где кого следует подтянуть, но Антон чуял: их трудности не связаны с учебой. Заместитель директора прохаживался между партами, заглядывал в тетради, кого-то касался: гладил по спине, волосам, заходил сзади и клал руки на плечи. Слишком он был внимательный, фальшивый. Дети от его прикосновений дергались либо коченели, спрятав голову в плечи. Антон в который раз порывался сбежать, а лучше раскрасить эту слащавую физиономию как следует.
На контакт воспитанники шли с трудом, уходили в себя, вопросов будто не слышали, а кто-то откровенно глумился над потугами новичка.
— Ребят, — Антон встает перед классом, — так дело не пойдет. Вы либо слушаете, что я говорю, либо эта затея не имеет смысла.
— Шел бы ты отсюда! — раздался возглас с задней парты, а затем дружный смех. — Нам тут своих вертухаев хватает.
— Соблюдайте тишину, — вмешивался Савелий. — Молчите, когда вас не спрашивают, а когда задают вопрос — отвечайте. И прошу не оскорблять волонтеров, этим вы только создаете негативное представление о себе.
На удивление, нравоучение сработало, но Антон не спешил рассыпаться в благодарностях. Он откашлялся и продолжил.
Наконец стал ясен корень проблемы: не имея нужного опыта, Антон копировал интонации Савелия. К тому же чертить закорючки в тетради вместо настоящей работы — скука смертная. Антон решил сменить тактику.
— Давайте отложим ручки. Расскажите лучше, смартфонами пользуетесь?
— А то! — ответили хором. А кто-то робко добавил: «Когда разрешают».
— Каких приложений вам не хватает в жизни? Какое вы хотели бы создать сами?
— Чтоб домашку за меня делало!
— Отлично. Еще?
— Ну чтобы музыку искало: напеваешь мелодию и находишь.
— Чтобы определяло будущее!
— Чтобы писало нормальные законы!
— Чтобы деньги зарабатывало!
— А я игру хочу сделать.
— И такое возможно, — улыбнулся Антон под прицелом восемнадцати пар сияющих глаз. — Всё возможно.
— Научите?
С боем Антон сел за рабочий компьютер: староват, но сгодится.
— Если будем пускать каждого встречного, скоро всё выйдет из строя, — вяло сопротивлялся Савелий, но под натиском восемнадцати оголтелых подростков почти сразу капитулировал.
— Внимание! — хлопнул в ладоши Антон. — Сейчас вы напишете свою первую программу.
Новоявленный педагог давал несложные упражнения: добавить кнопки в веб-приложение, создать простейшей игры на онлайн-движке, но даже такая мелочь вызвала бурный восторг. Пришли зрители: ученики с параллели, Маргарита и другие наставники. Ева тоже появилась в дверях, скрестила руки на груди и наблюдала.
Полтора часа пролетели быстро, наступила пора прощаться. Подростки наперебой спрашивали, придет ли Антон еще, а он чувствовал себя как поп-звезда.
Неожиданно из толпы воспитанников вылетела белокурая фея лет двенадцати и сжала Еву в объятиях. Девочка ластилась к предмету своей детской нежности, хотя ростом почти сравнялась со взрослой женщиной.
— Не уходи, пожалуйста, — бормотала она Еве в ключицы.
Ева запустила руку в светлые кудряшки, другой приподняла раскрасневшееся лицо.
— Ксюшенька, я еще приду, обещаю. Но сейчас мне надо уйти.
К рукам девочки будто привязали гири, и Ева, не оборачиваясь, направилась к выходу. Так избегают встречаться взглядом с бродячей дворнягой, чтобы не двинулась следом, чтобы не пришлось с окровавленным сердцем закрывать дверь перед носом доверчивого существа, отчаянно жаждущего любви.
Снаружи стало понятно, как душно было внутри. Через прутья кованого забора они смотрели на резвящихся на спортивной площадке мальчишек: те по очереди забрасывали грязный мяч в единственное голое, без сетки, кольцо и громко подбадривали друг друга.
— Я играла за местных в баскетбольной команде, — вдруг заговорила Ева. — Девчонок всегда не хватало, мы выходили против парней, на этой самой площадке. Это было нечестно, но иногда удавались победы. Мы больше тренировались и меньше курили. До сих пор помню день, как обыграли мужскую команду с разгромным счетом восемьдесят три шестьдесят. Было холодно, снег лежал под ногами. Когда разогрелись, скинули всё, оставшись в футболках, а потом дружно слегли с ангиной, — улыбка медленно сходила с ее лица. — Мальчишки уже другие: тех выпустили, и они разлетелись кто куда…
Тощий парень-атлант, будто рожденный, чтобы скользить по глянцу баскетбольной площадки, вынырнул из-под кольца спиной и обрушил мяч на пол. Парни взревели в восторге, но сразу зашикали друг на друга, тревожно поглядывая в сторону зашторенных окон административного здания.
— Для твоего необъятного эго в этих стенах слишком тесно, — неожиданно добавила Ева.
— Что не так? — удивился Антон. — Я вообще не просил меня с собой брать. Да и ты, помнится, хотела помочь. Кстати, спасибо.
Ева со сжатыми в нить губами лишь покачала головой.
— Впечатление такое, будто ты забыл, зачем пришел.
— Не переживай, больше я сюда ни ногой. Слишком это… непросто. Давай лучше деньгами помогу, — предложил Антон.
— Боюсь, в этом не будет смысла. У интерната щедрые спонсоры, но, как видишь…
Антон кивнул: здание выглядело неважно. На стенах залысины отслоившейся штукатурки; качелей и турников на площадке явно недостает. Над учебным корпусом возвышалась кирпичная пятиэтажка общаги. Тощие клены разрослись в густую чащобу, однотипные окна почти не видели дневного света. Только забор покрашен недавно, в казенный зеленый цвет. На металлическом ограждении герб города и российский флаг.
— Тогда, может, подарки?
— Не нужны им подарки, — отмахнулась Ева. — Знаешь, что самое поганое после того, как тебя выпускают в мир? Не понимаешь, что ничего не достанется просто так, что обед не сварится сам, что продукты не появятся в холодильнике, если не заработать денег и не сходить в магазин. Что подарков больше не будет, никогда!
Они еще немного послушали стук мяча и скрип подошв на обводках.
— Но это не самая большая проблема, — продолжила Ева. — Есть вероятность, что здесь торгуют людьми. Возможно, даже развозят с доставкой на дом под предлогом похода в музей или на рыбалку. Что с ними делают, у меня язык не повернется сказать…
— Савелий? — догадался Антон.
Ева взглянула на него очень внимательно.
— Скорее всего. Они не признаются.
— Он мне сразу уродом показался. Но почему дети не скажут другим наставникам?
Ева неотрывно смотрела на общежитие.
— С детьми трудно, ведь на самом деле они одни против всего мира. Нет человека, которому можно довериться, признаться в том, что тебе плохо, чтобы не обвинили в слабости. Они всего лишь запуганные дети со взрослыми проблемами. Им стыдно и страшно. Я старалась стать для них таким человеком, но всё-таки для большинства осталась чужой. И вот представь: появляется кто-то понимающий, сострадающий, готовый пожалеть, накормить, пригреть. Кто-то, кто называет по имени, выделяет среди остальных. Но любовь не бесплатна. Эти дети привыкли, что доброе отношение, в отличие от еды и подарков, нужно сперва заслужить. Быть послушными, чтобы любили. Поэтому они ничего не скажут: в какой-то степени они привязаны к тем, кто причиняет им зло.
Антон не знал, что сказать, и просто слушал до мороза по коже.
— А полиция? Почему туда никто не сообщил?
— У меня есть знакомые в ФСБ, но это не их дело. Полиция ничего не предпримет, пока не будет веских доказательств. Жалобам беспризорников они не верят, а людей из Конторы терпеть не могут. Я уже пыталась зайти с разных сторон — мне указали на дверь. Возможно, кто-то наверху имеет личный интерес, потому и не дает делу ход. Только Марго можно доверять, она мне всё и рассказала.
— Там есть камеры.
— Записи с камер хранятся недолго, и мы с Маргаритой ничего не обнаружили.
Антон размышлял.
— Если охранная организация бэкапит записи на свой сервер или те идут в облако, шанс есть. Можно проверить веб-камеры города— там Савелий не мог не засветиться.
— Не забудь про даркнет, — напомнила Ева. — Сможешь порыться там?
— Там сложнее. Если Савелий любит бывать на каком-то сайте, можно использовать уязвимости и перехватить трафик на какую-либо дату со всеми IP-адресами. Но уверен, есть путь проще.
Ева улыбнулась.
— А ты не такой уж безнадежный нарцисс.
И записала его номер.
Антон только сейчас вспомнил о Шиканове и зачем вообще вышел из дома несколько часов назад. Надо же, Ева оказалась права: если не зацикливаться на себе, жить становится легче.
Она попрощалась, задержав ладонь на его плече. Антон даже не представлял, как сильно ему не хватало тепла. В тот момент он был готов на всё ради ее улыбки.
Продолжение следует...
Подборка "Трип на Юг" со всеми главами
Роман "Король темных земель" на ЛитРес (Издательство Эксмо)
