Найти тему
Nikolai Salnikov

Слынчев бряг или Бутылка, найденная в гараже

Камчатская тетрадь

Слынчев бряг

- Гвоздя он забить не может! – Так вот охарактеризовал мои способности тесть, в одной из немногочисленны бесед с моим отцом.

Была у нас с тестем нелюбовь, а вот с тёщей мы чудесно ладили. Загадка, прихоть судьбы, исключение из правил? Поди, пойми. Но уж как вышло.

Да честно говоря, рукодельником меня и не назовёшь, хотя за станком токарным я чувствовал себя прекрасно. Думаю, неприязнь тестя основывалась на том, что на его намёки, прибухнуть в гараже, я отвечал демонстративным непониманием. К выпивке меня никогда не тянуло, хотя несколько раз я таки напился, но тогда я хотя бы денег выиграл, ибо пил на спор. Как многие нормальные люди, тесть не доверял непьющим, а я именно таким и был. Незадача. Может и ещё какие причины были, но то мне не ведомо, а, следовательно, и говорить не о чем.

- Ну, главный гвоздь он всё-таки забил! Внука нам сварганил! А махать молотком жизнь научит, это не страшно. – Мой отец всегда умел подводить к шутливому знаменателю любую сложную беседу.

-2

Случилась эта история как-то зимой после пурги, когда гаражи, в которых все мы, по заведённому пращурами правилу, храним всякую снедь в виде закруток, солений, маринадов, ящиков с консервами, были засыпаны по самый конёк. Стояла вторая зима моей жизни на Камчатке, мы с супругой собирались съехать от её родителей и искали варианты. Тесть уже сильно болел, но не упускал случая меня как-то поддеть, находя каждый раз смешные, как ему казалось присказки. Я в эту игру не вовлекался, но и не сказать, что она мне нравилась. Какое-то странное чувство лёгкого раздражения, да и понимал я тогда, что достойно и легко ответить скорее всего не смогу, а хамить не хотелось.

За ужином вспомнили, что в гараже есть ящик консервированного лосося, а тесть как раз вчера договорился с кем-то из знакомых обменять его на набор блёсен и мормышек. На мой вопрос, какая срочность, до ближайшей рыбалки ещё месяцев пять, тесть ответил, что он всё равно давно хотел пару досок в гараже на полу поменять, а тут как раз и оказия подоспела. Спорить было бесполезно, я молча кивнул, вспомнив про себя всю периодическую таблицу матерных выражений.

Утром ярко светило солнце, снег искрился на нём так, что глазам было больно, мороз стоял небольшой, как обычно и бывает после пурги, а я с лопатой наперевес пробирался к гаражу, благо от подъезда до него было всего-то метров пятьдесят. Как я и предполагал, гаражи занесло до крыши, и мне предстояло изрядно помахать лопатой. Если бы тогда я знал, чем занять себя во время монотонного труда, возможно, время пролетело бы быстро, но тогда я не умел этого, и только и делал, что жалел себя, размышляя, как же я оказался в этой ситуации, почему мы раньше не сняли жильё, как вообще меня угораздило поехать жить на Камчатку, разве мне в Кронштадте плохо было. Как вы понимаете, от этих мыслей время ускоряться не торопилось. А вокруг было очень красиво, весь посёлок белоснежный, округлые сугробы добавляли сказочности ландшафту, птицы чирикали весёлые песни, и всё это на фоне оглушающей тишины, без звуков машин, лая собак, мата соседа алкоголика. Рай. Но это я сейчас так думаю, а тогда «дапропадионовсёпропадом» - вот какие мысли меня посещали.

Прошло пару часов и гараж был откопан, ворота распахнуты, ЗАЗ я вывел на улицу, ящик с консервами был доставлен домой, где в подполе он потом и провёл пару лет, а как был нужен, и я принялся за замену двух досок.

Старые и правда поизносились, а свежие с осени лежали у стеночки и ждали своего часа. И этот час настал. Отодрав старые доски, я сел перекурить, и взгляд мой разглядел кусок ткани, торчащий из-под гаревого отсева, которым засыпали пространство между полом и землёй. Любопытство – это тот вечный двигатель, который меня постоянно подталкивает к приключениям, разве мало я только что копал, но тут-то я нашёл в себе силы, и за несколько минут произвёл археологические раскопки. Как оказалось, тканью когда-то давно, лет двадцать назад, обернули два ящика из тонкой фанеры, в каждом из которых обнаружилось по шесть полулитровых очень пыльных бутылок. Я осторожно, как вазу из дорогого хрусталя, обтёр ветошью одну из них, и разглядел надпись на этикетке. SLANGHEV BRIAG – вот что я обнаружил под сгнившими досками пола. В гараже было достаточно места, чтобы спрятать ящик, что я и сделал. Не стоило обрушивать на больного человека радость от двух ящиков, подумал я, и решил ограничиться одним. Быстро положив доски вместо старых, я очень лихо забил гвозди, даже не погнув ни одного, загнал назад машину, закрыл ворота, и отправился домой, наводить контакт с тестем.

Владимир Николаевич сидел на кухне и пил чай. Рядом с ним крутился рыжий кот, которого все так и звали «Рыжий». Ему на тот момент было лет 11 и по всем меркам он уже был в приличном возрасте, а про его вклад в генофонд кошачьих на районе говорило то, что вся округа просто кишела рыжими котами. Он каждый день съедал полкило трески, тусовался на улице, а домой заявлялся немного отдохнуть от трудов своих кошачьих. Раздевшись в прихожей, я зашёл на кухню, держа ящик накрытым куском ткани.

- Вот, нашёл, пока полы менял. – Сказал я, и поставил перед тестем ящик.

Тот совсем уж было хотел сказать какую-то колкость, но я снял тряпку и слова у него застряли в горле. Он молчал, как мне тогда показалось, целую вечность, а потом начал плакать. Молча, без всхлипов, просто слёзы катились по щекам, а сам он вздрагивал, будто какой-то спазм пробегал по его телу. Я закурил, и присел на низкий табурет у титана, чтобы выдыхать дым в топку, тесть сам не курил и постоянно высмеивал нас с тёщей за отсутствие силы воли. Мне было неловко смотреть на него в таком состоянии, и, кажется, он это оценил.

Слёзы, как он потом рассказал, были вызваны воспоминанием о прошлом, когда они с другом после постройки гаража, заложили этот бренди в качестве капсулы дружбы, чтобы через пару десятков лет достать и выпить. Но уже и друга не было, и сам он понимал, что скорее всего не очень долго ему жить, а тут я с этой находкой.

Я был молод, и в рассказе его услышал сожаление, что столько лет он не помнил про клад, а теперь я понимаю, что печаль была вовсе не в этом, а совсем в другом. Вот только мне самому пришлось для этого прожить много лет, и оставить на их протяжении сколько-то своих кладов на память.

А в скорости мы с женой и сыном переехали на другую квартиру, и ходили в гости к родителям супруги редко, слишком уж долго мы тёрлись в тесной квартире у них.

Следующей зимой тесть умер.