Мыша

Она стоит на развилке, и ветер мечется вокруг нее, дергает за волосы, отбирает тепло. Ни о чем она не думает, просто смотрит перед собой. Спина у нее худенькая, и плечи узкие, совсем как у подростка, хотя она давно уже взрослая. Она не знает, куда идти. Бедная Мыша.

На самом деле, стоит она у окна на кухне. За окном апрель, почти май, зеленая щетинка пробилась на газонах, из почек на деревьях высунулись носики будущих листьев. Солнце такое бесшабашное, светит куда попало, и воздух сладкий, и птицы звенят. Набрать номер ‒ и потом можно будет пройти по большим мостам и маленьким мостикам, через дворы, где в лужах отражается небо, и через гулкие арки, и быть там, где хочется, всегда, всегда!

Но Мыша стоит. Только щурится от яркого солнца, а потом вдруг вздрагивает, прислушивается – нет, показалось ей ‒ и отводит взгляд от мобильника, что лежит на кухонном столе, и снова смотрит в окно.

✤✤✤

На самом деле, она Маша. Для деда ‒ Машуня, бабушка звала Манюшей. Мыша ‒ потому что в детстве она придумала себе ночную игру: залезала под одеяло, говорила шепотом: “Свет в окошках не горит, мышка в норке крепко спит”, сворачивалась клубочком, ей становилось уютно и немножко страшно, как будто снаружи ходят кошки и летают глазастые совы, а она ‒ мышка в норке, и никто ее не найдет.

Кроме бабушки с дедом, у Мыши был папа, которого она видела сначала редко, а потом от него только приходили деньги по почте ‒ бабушка ходила получать. А маму Мыша не помнила совсем. Даже в самой глубине памяти ‒ ничего. Она знала только, что “мама живет в другом городе, очень далеко” ‒ так ей сказали, и она верила, и повторяла это безмятежно, если вдруг кто интересовался. Собственно, так оно и было. Только вот почему это так, никто Мыше не объяснял, да она и не спрашивала. Долго не спрашивала, лет до пяти. А однажды они с бабушкой шли домой из детского сада. Мыша рассказывала, что на прогулке Сережа Орешкин показал ей, где водятся слизняки, и они совсем не противные, у них даже, оказывается, рожки есть, знаешь?..

Они вошли в парадную, у почтовых ящиков бабушка сунула Мыше свою сумочку ‒ подержи-ка, я почту возьму ‒ и тут Мыша спросила:

— Бабуль, а моя мама мне напишет письмо? Бабуля?

— Мама?.. Погоди-ка, ‒ сказала бабушка. – Тут… Ключ у меня застрял.

Она наклонилась к ящику, дергала и крутила ключ, наконец он выскочил из замка, ящик открылся и газеты шлепнулись на пол.

— Ах ты, смотри, как неудачно! Ну-ка, поднимай быстренько, собирай газеты! И беги, скажи дедушке, что замок сломался.

Вечером, когда Мыша уже спала, бабушка с дедом сидели на кухне. Дед читал “Известия”, прихлебывал чай, а бабушка вздыхала и в который раз перетирала полотенцем чистые тарелки

— Не знаю я, Коль, как ты ей все это собираешься объяснять. Она ж

маленькая совсем, ох, не знаю…

— Да как есть, так и объясним. Девочка она умная, все поймет, — дед тряхнул газетой. ‒ Такие вещи именно что с детства надо внушать. Я удивляюсь, что она до сих пор ничего не спрашивала.

— Может, лучше написать письмо ей, как будто от мамы? Пусть подрастет еще, тогда уж все и расскажем…

Дед отложил газету, снял очки.

— Нина, да ты что? Настоящие письма я рвал и выбрасывал зачем? Чтобы фальшивые писать? Ты вспомни, мы квартиру обменяли, чтобы не было ни писем от нее никаких, ничего. Или ты хочешь, чтобы Машуня ее искать потом вздумала? Нет уж, я врать не буду и тебе запрещаю. Мир на правде держится. Вот я завтра правду и скажу, пусть знает, ‒ дед снова взялся за газету, а бабушка оставила на столе скомканное полотенце и ушла в комнату.

Утром ‒ это выходной был, ни в садик, ни на работу никому не надо ‒ дед позвал Мышу:

— Поди-ка, Машуня, поговорим с тобой! Ты вроде вчера про свою маму спрашивала?

— Да, я про письмо, а как раз ящик сломался,‒ сказала Мыша и залезла на диван с ногами.

— Ну вот, про нее и поговорим. Только скажи сначала: кто такие предатели, ты знаешь?

— Знаю, это если кто наябедает воспитательнице про тебя, а тебя потом накажут.

— Верно говоришь. Предатели и ябедничают, и врагам все секреты твои выдадут, и в беде бросят. Из-за них все несчастья в жизни случаются, страшные это люди, Машуня, так и запомни. Самые подлые, самые негодные. А хуже всего, когда ты любишь кого-то, доверяешь ему, а он раз ‒ и предаст тебя. Мне вот горько это говорить, но мама твоя предала нас всех ‒ меня, тебя, бабушку… Ну что тут поделаешь… Всех нас бросила и уехала жить не просто в другой город ‒ в другую страну. Да еще и страна-то ‒ Германия! Ты же знаешь, что у нас с немцами война была, с фашистами?

— Я знаю, знаю, я даже стих могу сказать! ‒ Мыша спрыгнула с дивана и затараторила:

— Внимание, внимание, говорит Германия! Сегодня утром под мостом поймали Гитлера с хвостом!

— Ну, это так себе стих, вот мы с тобой ко Дню Победы другой какой-нибудь выучим, получше. А ты мне скажи: хороший человек разве захочет из своей страны к врагам жить уехать?

— А моя мама захотела?

— Да вот, понимаешь ты, захотела. Связалась с паразитом одним, с немцем, он наобещал с три короба, она и поверила, поехала с ним. И тебя ведь забрать хотела, только мы с бабушкой ей не позволили.

— А она тогда ведь не виновата же, дедуль? Ее простить надо, и чтоб она вернулась!

— Э, Машуня, тут тормози. Предателей не прощают. Нет ее теперь для нас. Ну да мы и без нее проживем, так ведь? Мы-то с бабушкой тебя никогда не бросим, а фашистам к нам хода нет.

✤✤✤

Бабушка зря волновалась: разговор этот у Мыши не вызвала ни слез, ни большого потрясения, так что жилось ей и дальше вполне счастливо. Доросла до школы, потом полюбила рисовать, и к обычной школе добавилась еще и художественная. Летом уезжали на дачу, Мыша купалась, ходила с дедом за грибами, помогала бабушке полоть грядки. Если шли дожди, забиралась на скрипучую тахту и, уютно накрывшись дедушкиным ватником, читала сто раз читанную толстую книжку про Динку.

Кроме рисования, в школе хорошо шел у Мыши французский. Мыша обожала француженку Татьяну Сергеевну, кудрявую, веселую и легкую. Татьяна Сергеевна тоже любила Мышу, разрешала ей брать домой кассеты с песнями Джо Дассена и Эдит Пиаф. От Пиаф Мыша умирала и воскресала. Этот голос, о, этот кровоточащий голос и отчаянно бесстрашное горловое эр!

Non,

rien de rien,

non,

je ne regrette rien,

car ma vie,

car mes joies

aujourd'hui

ça commence avec toi! [1] ‒ пела Мыша вместе с Эдит, а потом перематывала пленку и крутила песню снова и снова, пока дед, доведенный до белого каления бесконечными повторами, не выдергивал шнур из розетки: разобью к черту эту шарманку, если еще хоть один раз!..

Когда пришло время думать о поступлении, решили подавать в педагогический ‒ в Университет нет шансов, конкурс сумасшедший. Мыша хотела на иняз, французский, конечно. Дед был против ‒ категорически.

— Ты вот послушай меня, ‒ говорил он. ‒ Заниматься надо не тем, что нравится, а тем, что получается. Да, вот так и только так.

— Так французский у меня как раз получается, вот Татьяна Сергеевна...

— Для школы у тебя получается, а для поступления ‒ неизвестно. Другое дело рисование, тут все ясно.

— Чего это другое? Никакое не другое! И вообще, это, кажется, моя жизнь! ‒ злилась Мыша. Дед тоже злился, краснел и стучал по столу.

— Ну хватит уже, Коля, перестань, давление подскочит! Да пусть бы французский, ‒ пыталась увещевать бабушка.

— А ты помолчи лучше, миротворец! Или ты хочешь, чтобы она, как и мамаша ее непутевая, за границу сбежала?! Государство на нее деньги потратит, а она потом в каком-нибудь Париже голым задом крутить будет!

В конце концов однажды дед сказал:

— Знаешь, внучка дорогая, давай так. Я тебе свое мнение высказал, аргументы ты мои слышала не один раз.Ты моему опыту верить не хочешь ‒ что ж, дело твое. Но имей в виду: подашь на иняз ‒ я тебя буду считать предателем. И все, кончен разговор.

Мыша опустила голову и терла пальцем царапину на столе, все сильнее и сильнее, так что пальцу стало горячо. Потом тихо сказала:

— Ладно.

На следующий день она вытащила из-за шкафа свой мольберт.

Подавать документы Мыша поехала пасмурным июньским днем. Она ехала в метро, и в черном стекле видела храбрую маленькую Пиаф, которая не боялась ошибаться, падать, подниматься и взлетать. Может, все-таки на иняз? “Если выйду из метро, и на переходе будет зеленый, подам на иняз”, ‒ решила Мыша. Она специально смотрела под ноги, пока шла к переходу. Когда подняла голову, на светофоре зеленый тут же сменился красным. Непонятно.

Мыша шла к институту и все искала какой-нибудь подсказки. Вот голуби ‒ ну и что? Прохожие – ну и что? Она вошла, поднялась по лестнице. Пахло краской – похоже, шел ремонт. На стене наклеены листочки со стрелочками. Иняз – по коридору налево. Худграф – направо. Из левого коридора вдруг быстро вышел мужик в резиновых сапогах и почему-то в ватнике. Ватник был заляпан известкой. Мужик оттеснил Мышу вправо и крикнул кому-то: “Давай!”. Еще двое подтащили длинную деревянную лестницу и начали устанавливать ее, перегородив путь влево. Мыша постояла и пошла направо. Все-таки худграф.

✤✤✤

Худграф Мыша скоро полюбила, да и не только худграф: на четвертом курсе у нее начался роман с Артемом. Отец Артема был членом Союза художников и имел мастерскую, которой сам он не пользовался ‒ слишком темная, всего одно маленькое окно. Зато Артем пользовался с радостью. Там собирались, чтобы выпить и поболтать, отмечали праздники, бездомные парочки частенько просили приюта. Когда Мыша впервые попала туда, ее совершенно очаровало круглое окошко, откуда видна была крыша соседнего дома и верхушки старых тополей, росших во дворе. Мыша заходила к Артему все чаще, засиживалась допоздна, потом стала оставаться. Ça commence avec toi, да.

Деду не нравилось, что Мыша переселилась к Артему ‒ Артему он не доверял. Когда Мыша забегала домой, немножко сумасшедшая и сияющая, дед язвительно говорил:

— Он жениться-то на тебе будет? Или так, сожительствовать намерен, а потом тебя бросит?

— Хорошее дело браком не назовут, ‒ смеялась счастливая Мыша.

— Ну-ну, смейся. Как бы не заплакала потом.

— Ну что ты, Коля, говоришь такое, ‒ вступалась бабушка. ‒ Манюша взрослая уже, да и модно у них так сейчас.

— Модно! И одеваются черт те как, и живут так же, ‒ заводился дед.

— Дедулечка, ну не ворчи! Нормально живем, и одеваемся нормально. Не в ватниках же ходить!

— А вот это ты зря! Мы в ватниках страну после войны поднимали! А в блокаду, в морозы, кто-то, может, только благодаря ватнику и выжил!

— Ой, все, дедуль, давай потом, а? Я побегу, у меня еще дела сегодня. Я на неделе приеду: Тёмкины родители черники привезли из Белоострова, мы вам половину отдадим, ага? Все, пока!

Окончив институт, ни Мыша, ни Артем в школу работать не пошли. Артем увлекся компьютерной графикой, мэтт-пейнтингом. Он рисовал локации для игр, которые Мыше казались произведениями искусства ‒ там были скалы, замки, нездешнее небо, таверны на проселочных дорогах и лесные хижины. Артем принял участие в каком-то конкурсе, выиграл довольно неплохие деньги, стал получать заказы, мечтал попасть в студию к Лебедеву. Мыша зарегистрировалась на бирже фрилансеров и тоже время от времени получала заказы. Жили они по-прежнему в мастерской. Раз в неделю Мыша ездила к деду и бабушке. Дед за что-нибудь обязательно ее пилил ‒ воспитывал. Мыша смеялась и отмахивалась. Бабушка мечтала о правнуках.

За круглым окошком друг за другом бежали весна, лето, осень, зима. И Мыша ни о чем не жалела.

✤✤✤

Все рухнуло, когда умерла бабушка. Она не болела, ни на что не жаловалась, разве что на ноги иногда. А однажды не проснулась. Тромб оторвался.

Как хоронили, Мыша почти не запомнила. После поминок, когда все ушли, дед как-то жалобно посмотрел на Мышу и сказал:

— Поживи со мной, Машуня? Осиротели мы с тобой…

У Мыши заболело в груди, она бросилась к деду, прижалась к нему, зашептала:

— Я с тобой, с тобой… Я останусь сколько хочешь…

Осталась. Опять, как в детстве, она ложилась спать на маленьком диванчике в закутке, отгороженном книжным шкафом, ‒ “мышка в норке крепко спит”. Только спалось ей теперь плохо: она слышала, как ворочается и вздыхает дед, ей страшно не хватало Артема ‒ ничего себе, как я его люблю, оказывается! ‒ да и вообще, она сильно привыкла к мастерской, к круглому окошку. И еще к чему-то. К свободе, может быть.

Утром Мыша с дедом завтракали, потом она готовила обед, ходила в магазин, потом ехала в мастерскую к Артему до вечера. Неделя, две… Месяц.

— Машка, слушай, давай уже хватит?

Артем провожал Мышу до метро, в просвете между домами горело мрачно-оранжевое закатное небо.

— Хватит что?

— Ну, уезжать каждый день. Больше месяца прошло, сколько можно?

— Нет, Тём, не могу. Не могу его бросить. Я вот вчера пришла, захожу в квартиру ‒ свет не горит, телек только включен. Дед сидит, не шевелится, ничего. Я к нему ‒ дедуля, дедуля!.. А он голову поднял и на меня смотрит так… даже не знаю… жутко. И говорит: а Нина когда придет? И ватник еще… Вытащил откуда-то старый ватник, все время кутается в него, говорит ‒ холодно.

— Паршиво… Может, врача ему? Ну, психиатра там, психолога?

— Не знаю. Лучше подождать еще немножко. Может, пройдет.

✤✤✤

Зима кончалась. Мыше казалось, что дед потихоньку приходит в себя, и однажды она решилась сказать ему, что хочет переехать снова к Артему.

— А здесь тебе плохо, значит? ‒ насупился дед. ‒ Всю жизнь здесь жила, мы с бабушкой растили тебя ‒ все здесь, а ты теперь к этому своему либерасту патлатому сбежать хочешь?

— Ну вот зачем ты так? Я же приезжать буду, я же рядом…

— Ладно, ладно, пошутил я. Ближе тебя у меня никого нет, и чтоб ты была счастлива ‒ самое мое большое желание. Хочешь ‒ ну что делать… Поезжай. Я уж тут один доскриплю, сколько там мне осталось-то.

Дед ушел на кухню, а Мыша, ощутив себя отпущенным в небо воздушным шариком, летала из комнаты в ванную, запихивала в сумку джинсы, шампунь, ноутбук, футболки, коробку с акварелью.

Но она не уехала. У деда вдруг разболелась голова. Измерили давление ‒ сто девяносто на сто десять. Мыша перепугалась, вызвала неотложку, деда трясло, он лежал на диване, прикрывшись своим ватником, тяжело дышал. Мыша задвинула сумку с вещами в угол ‒ не сегодня.

В другой раз она попыталась уйти в начале марта, но дед уговорил ее хотя бы праздник вместе отметить ‒ помнишь, как бабушка, Ниночка наша, всегда пироги пекла на Восьмое? Мыша осталась. Потом дед простудился ‒ ну подожди еще, дай хоть поправлюсь…

— Машка, да он просто манипулирует тобой, неужели ты не видишь? ‒ говорил Артем.

— Нет, ты не понимаешь! Он вырастил меня, он и бабушка, он же меня любит! А я как последний предатель его брошу, что ли?

— С чего это ты предатель? Тысячи людей так живут! Приезжают, помогают, но живут своей жизнью. Своей, понимаешь? Он тебя в заложниках держит, какая любовь, на фиг!

Артем сердился. Мыша тоже.

Подходил к концу март. Мыша устала и чувствовала себя несчастной. Не было сил ездить к Артему каждый день, теперь она приезжала к нему лишь раза два в неделю. Ей опротивела жизнь, которую она вела: завтрак, магазин, уборка, обед (суп ‒ обязательно), ужин, заплатить за квартиру ‒ старушечья жизнь. Слезы оказались где-то очень близко, чуть что ‒ начинали капать. Однажды пошла в магазин, а на обратном пути свернула на детскую площадку и там на скамейке сидела и ревела, пока не замерзла.

Дед, наоборот, казалось, совсем оправился. На улицу он выходил редко, но ел с аппетитом, смотрел телевизор и подолгу сидел у окна, читал “Известия” и “Российскую газету”. Почти как до бабушкиной смерти. Ну если не считать мелочей.

Прежде всего, ватник. Дед с ним почти не расставался: накидывал на плечи, прикрывал им колени, укрывался поверх одеяла. Что в нем так нравилось деду, Мыша не могла понять ‒ старый, протертый во многих местах, мрачно-болотного цвета. Воинственно бесцеремонный. Он мог оказаться где угодно: то разваливался на диване, раскинув рукава по спинке, то в кухне занимал табуретку, иногда на вешалке он прятал под собой Мышину куртку.

А еще дед без конца ругал "дерьмократов" ‒ развалили Союз, ну какие же сволочи! Запад он считал своим личным врагом, а американцев и немцев ненавидел просто страстно.

Однажды ночью Мыше приснился кошмар: какая-то пещера, откуда не было выхода, Мыша металась там, а каменные стены все сдвигались и хотели ее раздавить. Мыша проснулась, ей не хватало воздуха, что-то навалилось на нее сверху. Она чуть не закричала, когда поняла, что это ватник накрывает ее с головой, мешает дышать. Мыша скинула его вместе с одеялом на пол и на цыпочках убежала на кухню, сидела там, пока не рассвело. Когда проснулся дед, Мыша сказала:

— Ты меня больше не накрывай ватником, ладно? Мне не холодно.

— Я и не накрывал, ‒ сказал дед. Ватник висел на спинке стула.

Поздно вечером ‒ дед уже спал ‒ Мыша взяла ватник и вынесла его на помойку. “Ей-Богу, стало легче”, ‒ подумала она и легла спать. Но утром ватник висел в прихожей на вешалке. Мыша удивилась: когда это дед успел сходить на улицу и притащить обратно эту дрянь, интересно? Вроде он вот только встал? Но махнула рукой. Плевать, пусть будет. В конце концов, это просто старая тряпка.

Начался апрель. Снег таял, и Мыше вдруг до дрожи захотелось, чтобы скорее появилась трава. Ее вымотала эта черно-серо-белая зима, она изголодалась по чистым ясным краскам. “До конца апреля ‒ и все, перееду”, ‒ решила она. Сказала Артему ‒ он обрадовался, только не понимал, зачем ждать.

— Мне надо окончательно выйти из спячки, ‒ объяснила Мыша.

— Ну ты скорей выходи, ‒ сказал Артем и чмокнул ее в нос.

У Мыши внутри запустился обратный отсчет. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать ‒ вот это и это можно отвезти в мастерскую уже сегодня. Шестнадцать, пятнадцать, четырнадцать ‒ надо вымыть окна, а то дед без нее сам ведь не помоет. Десять, девять, восемь ‒ скоро, уже совсем скоро она переедет.

✤✤✤

Как-то вечером (пять, четыре, три) Мыша возвращалась домой. Вошла во двор и услышала громкие голоса ‒ соседи собрались у парадной и что-то возмущенно обсуждали. На втором этаже было открыто окно ‒ о Господи, это же наше! На асфальте поблескивало битое стекло. Кто-то кричал:

— Совсем из ума выжил, старый хрен!

— Ай, он опять, отойдите!

Из окна вылетела стеклянная банка, осколки брызнули под ноги стоящим.

— Милицию надо, милицию вызывайте!

— Это из тридцать пятой, точно, там дедок живет!

— Да я сейчас и без милиции к нему поднимусь!

— Подождите, вот внучка его! Девушка, что же это такое?!

— Да как так можно-то, куда вы смотрите, хулиганство какое!

Соседи обступили Мышу, а она ничего не понимала, вертела головой и бормотала:

— Я разберусь, я сейчас, меня не было… не надо милицию… сейчас… он болен…

Она кинулась в парадную, взбежала по лестнице, руки тряслись, открыла дверь, ринулась в комнату. Дед стоял у распахнутого окна, под ногами у него катались и звякали пустые банки. Одну он держал в руках, крутил, прилаживаясь поудобнее, чтобы бросить. Мыша схватил его за руки, оттащила от окна.

— Дед, что ты делаешь, что случилось?! Не надо, отдай мне, отдай!

Отняла банку, толкнула деда к дивану и бросилась закрывать окно, задергивать занавески.

— Эх, помешала ты мне, я бы их всех сейчас!

— Кого всех, ты что?!

— Кого-кого, прихвостней этих! Это враги все, шпионы, понимаешь ты! Следят за мной, понимаешь ты! Везде поналезли, суки такие, ну да меня не проведешь! Всех гадов!.. Как наши в сорок пятом, всех раздавлю!..

Дед рванулся было к окну, но Мыша вцепилась в него:

— Подожди, стой! Ну-ка, сядь! Так, ‒ она заставила деда сесть на диван. ‒ Так. Сейчас. Ты сиди, просто посиди, не вставай. Я сейчас валерьянки. Так. И давление. Надо померить. А ты сиди.

Она побежала на кухню, накапала валерьянки в рюмку, дала деду выпить, измерила ему давление ‒ вот видишь, поднялось, надо ношпу! Дала ношпу. Дед понемногу успокаивался. Мыша подсунула ему подушку, плед ‒ тебе надо прилечь, давай приляжешь? Дед лег, но плед скинул ‒ ватник мой где? Мыша принесла ватник.

Когда дед задремал и начал похрапывать, Мыша тихо-тихо вышла из комнаты, плотно закрыла дверь. Взяла мобильник и закрылась в ванной. Она звонила Артему, но раз за разом слышала, что “абонент находится вне зоны действия сети”. Мыша вышла из ванной. Приоткрыла дверь в комнату, вгляделась. Дед спал. Она закрыла дверь и ушла на кухню. Сначала сидела, прислушиваясь к каждому звуку, потом положила голову на руки и заснула прямо за столом. Ей снилась развилка дороги.

Разбудило ее утреннее солнце.

✤✤✤

Она стоит у окна на кухне. Зеленая щетинка пробилась на газонах, из почек на деревьях высунулись носики будущих листьев. Солнце такое бесшабашное, и воздух сладкий, и птицы звенят. Если набрать номер, вызвать психиатричку, сдать деда в больницу, ‒ можно будет пройти по мостам над синей водой, через дворы, где в лужах отражается небо, и через гулкие арки, и жить так, как хочется!

Но ведь это предательство.

Мыша вздрагивает, прислушивается ‒ проснулся? Нет, показалось ‒ и отводит взгляд от мобильника, что лежит на кухонном столе, и снова смотрит в окно.

Можно никуда не звонить, оставаться рядом с дедом всю жизнь: никуда не выйдешь, только бегом в магазин и обратно, прятать все опасные предметы, вызвать психиатра из поликлиники, пусть ставят на учет, наблюдают амбулаторно, но он будет дома, а она при нем. Расстаться с Артемом, забыть про мастерскую.

Зато никакого предательства.

Но разве сумасшедший не должен лежать в психушке? Вчера она с ним справилась, успокоила, а что потом? Ведь это надо лечить, это же лечат… наверное. А она будет приезжать туда, навещать, она достанет все лекарства, какие только скажут! Ну а потом, кто сказал, что если заберут, то насовсем? Ну полежит сколько-то там, ему станет лучше, его потом отпустят, разве так не может быть? Ведь может?

Предательница. ‒ Нет, просто хочу жить! ‒ Все предатели так говорят. ‒ Неправда! Так будет лучше! ‒ Для тебя лучше? ‒ Для обоих!

И быстро, пока не передумала, Мыша хватает мобильный и начинает набирать номер скорой.

Она не видит, как дверь комнаты приоткрылась. Она не слышит шагов за спиной ‒ их нет, потому что у того, кто к ней приближается, нет ног. Он бесшумно ползет по полу, загребая рукавами, протертыми на локтях. Подобравшись к Мыше, он поднимается, взмахивает полами. Она чувствует, что на нее наваливается что-то тяжелое и плотное, обматывает голову, забивает рот и нос клочьями ваты. Она задыхается, теряет равновесие, падает, барахтается, хочет закричать и не может, и скоро затихает.

А из динамика мобильного слышно:

— Скорая, слушаю, что у вас случилось? Алло? Алло, говорите! Алло!..

***

[1]Нет, ни о чем…

Нет, я не жалею ни о чем

Так как моя жизнь, мои радости

Сегодня начинаются с тобой!

Автор: Вера Красновская

Источник: https://litclubbs.ru/writers/7807-mysha.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: