XI.
Как только Жорж закончил школу,
Мать подыскала институт:
Отнють не жгучему глаголу,
Он должен обучаться тут.
Теперь парнишке предстоит,
Грызть твердокаменный гранит,
Измучившись от смертной скуки,
Другой - бухгалтерской науки.
Вот, институт, уж, за плечами.
В руках бухгалтерский диплом.
Уж, лето радует теплом.
Уж, солнце яркими лучами,
Манит немного отдохнуть,
Пред тем, как выбрать в жизни путь.
XII.
Но Жорик, мамою ведомый,
Не мыслит вовсе отдыхать.
Один старинный их знакомый,
Им помогает подыскать,
В одной стабильной фирме частной,
Местечко. Волею злосчастной,
К работе Жорик приступает.
Теперь бухгалтер он. Он знает,
Бухгалтер - это потолок,
В его обыденной карьере.
Познав на собственном примере,
Повыше прыгнуть Жорж не смог.
Свои дела он исполняет.
Свою работу твёрдо знает.
XIII.
Та фирма, где он получает,
Бесценный опыт трудовой,
Который год, уж, процветает,
Продукт сбывая дрожжевой,
На пике своего подъёма.
Она от Жориного дома,
Находится всего в квартале.
Жорж рад трудится в ней и дале.
Пешком он ходит на работу.
Домой приходит на обед.
Гнёт за своим столом хребет.
Прикрыв ладошкою зевоту,
Первичных документов стопки,
Сшивает ниткою шнуровки.
XIV.
Был Жорик счастлив или нет?
У всех есть свой критерий счастья!
И оттого сказать ответ,
Смогу навряд ли вам сейчас я.
Пустую болтавню отвергнув,
И к философии прибегнув,
Скажу: несчастный человек,
Взрастить способен лишь "калек",
Которым своё место в жизни,
Довольно не легко найти,
В потьмах блукая на пути,
И, прибегая к укоризне,
На чём весь Белый Свет стоит,
Всяк матом жизнь свою бранит.
XV.
Взрощённый женским воспитаньем,
До тридцати пяти годов,
Стал безхарактерным созданьем:
Во всём Жорж слушать мать готов.
К проблемам мать не допускала.
От всех забот оберегала.
Сыночка милого такого,
Единственного и родного,
Она бы холила, как прежде;
Лелеяла, как тот цветок,
Что Бог мимозою нарёк,
Ухаживала бы в надежде,
Что в старости он за труды,
Авось, подаст стакан воды,
XVI.
Пред смертною её кончиной,
А там свезёт и на погост...
Взрослея Жоржик, став мужчиной,
Как всякий увалень, был прост;
Ко всем приветлив, незатейлив,
И к жизни сей не привередлив.
Когда ж он ей воды принёс,
Ей было радостно до слёз,
Но мысль одна в уме вертелась:
"Ну, как же так, в свой смертный час,
Когда вот-вот покину вас,
Пить абсолютно не хотелось?!"
Всё в жизни абы да кабы...
Да-а, злые шутки у судьбы!
XVII.
Похоронив в заботах мать,
Был долго Жорик безутешен.
Что далее от жизни ждать?
Не знал он. Был уныньем грешен.
Своим безволием томим,
Стал ещё больше нелюдим.
Вот воспитания итог -
Замкнулся маменькин сынок.
Сестёр и братьев не имея,
О них впервые загрустил.
Сломившись, всё же не запил,
Пред тенью матери робея.
А в мире суетном, притом,
Всё шло неспешным чередом.
XVIII.
Жил Жорик Трынкин одиноко.
Семьи герой наш не имел.
Считал, судьба к нему жестока,
Ведь семью он иметь хотел.
Губищу раскатав вдвойне,
Мечтал о любящей жене.
О детях он мечтал, притом,
Чтоб был всегда их полный дом,
И, чтобы детский шум и смех,
С утра до ночи раздавался,
В их доме; чтобы не кончался;
Восторги вызывал у всех;
Чтоб слышен звук был беготни,
Игравшей в доме ребятни.
XIX.
Придя со временем в себя,
Он, всё же, чувствовал порою,
Как боль неистово скребя,
Тревожит ум его с душою.
Жорж, словно время взяв в кавычки,
Жил монотонно, по-привычке.
Никто им не руководил,
Хоть повод, безусловно, был.
Своих желаний не имея,
А мамины все воплотив;
Скопив душевный негатив;
Желать хоть что-нибудь не смея,
Не знал он: как себя вести?
Что делать? Чем себя спасти?
XX.
За десять лет своей работы,
Ни разу отпуска не брал.
Хоть не было большой охоты,
Трудиться, он не отдыхал,
Всего лишь по одной причине,
Весьма не свойственной мужчине:
Не знал он, просто, чем заняться?
Безцельно где-нибудь шататься,
Жорж не умел, не представлял,
Как это отдыху поможет,
Когда безделье зверем гложет?
Начальство рьяно умолял:
Его в приказы не вставлять,
И в отпуска не отправлять.