Не так давно, совсем недавно точнее, в массы западных техноблоггеров “вторая самая дорогая компания в мире” вбросила очередной чудодевайс на зафиксировать резонанс потребительского отклика. Очки виртуальной реальности с надкусанным яблоком на логотипе(никак отсылка к первородному греху) ценой в подержанную иномарку 15ти лет могли бы быть прорывом в застоявшемся секторе того самого VRа, не будь ценник столь кусачим. Если беспроводные наушники ценой в не самый посредственный китайский телефон ещё можно было себе позволить, подужавшись, то бинокуляры в цифровую психотронную клетку, приобретаемые по столь значительной для среднего кошелька цене, подразумевают уже запредельный уровень фанатизма вожделеющих адептов.
Будучи самим пользователем нищего яблочного сегмента(доживающие свой скромный век часы 3-го поколения, и SE2020), не скрою, что определенный ажиотаж и у меня вызывает новый релиз. Куда больший, например, нежели релиз нового шведского спорткара. Ибо, залезши в кредиты, приобрести яблочное чудо инженерной мысликоммерческой чуйки, всё таки по силам любому россиянину даже в сей непростой для отечественных любителей западного импорта исторический период. В то время как гиперкары на 1000+ лошадиных сил и 40 л расхода топлива на 100 км выглядят уже совсем какими-то инопланетными технологиями для инопланетян с планет Сен-Тропе и Санта-Моника.
Но, даже обладателям выраженной склонности к яблочному сектантству, объяснить себе каковые радикальные изменения в жизнь такое устройство способно привнести в данном случае будет непросто.
Жесткая ирония нашей потребительской судьбы в стремительный цифровой век заключена в том простом факте, что, пробежав за четверть столетия по этапам от смс с ограничением в 70 символов до обмена 3х-часовыми видео через мессенджеры, подавляющее большинство людей ощутили на себе беспощадную физику процесса. Ощущение практически неискоренимой зависимости от соц-сетей, видеохостингов, онлайн-сервисов в людях “за 30” нередко нынче сопряжено со стойкой неприязью к этой самой зависимости в них же. Словно противоречивые желание созидать и желание прозябать в неге цифрового дурмана как два абсолютно неупругих тела долбятся друг в друга в головах, как в сосуде из столь же абсолютно неупругих стенок.
Разумеется не мало и тех, кто готов шоры не снимать всю жизнь, обвешиваясь гаджетами как новогодняя ёлка гирляндами. Тут Apple спешит на помощь в очередной раз, славясь умением делать казалось бы уже давно знакомые вещи так, как их никто прежде не делал. Гипотетическая микроволновка с известным логотипом, вызвала бы ажиотаж просто ввиду инстинктивного уже ожидания сюрприза публикой. Продукция яблока должна не просто быть качественной, она должна удивлять. К этому привыкли.
Долгое клепание довольно таки безликих ежегодных версий уже знакомых линеек телефонов и часов не спасает купертиновских инженеров от завышенных ожиданий масс в отношении продуктов кардинально новых. Поэтому яблочные виар-очки, хотят ли некоторые того, или нет, должны стать действительно новым этапом в развитии специфичного сектора электроники, при всей своей перспективности буксующего с выходом в масс-сектор.
Вот только у вдыхателей назойливых ароматов цифровой дистопии(к коим до некоторого предела отношу себя сам), назойливость аромата в этот раз зазвенела слишком уж тревожно. Каток цифровых технологий продолжает ехать проторённым путём замещения реальности, несмотря на очевидные негативные стороны для психики индивидов в следствие такого замещения. Разумеется не следует уподобляться пророкам грядущего апокалипсиса, не имея в голове слаженной социологической теории. Но не может не угнетать тот факт, что с каждым "прорывом" из кремниевой долины поспешает и всплеск тревожности. Возможно дети сегодняшнего дня и смогут адаптироваться к новому миру, который им готовят мастера хардвэра от “Биг тэк”. Однако как-то печально видеть как очередной кирпич бастиона “американской мечты” истёрт в песок и пущен на микрочипы.
Истёрт он потому, что уже не тот, что прежде, как бы избито это не звучало. А ведь не так давно принципы ключевого американского техноцентра искренне шли по тропе рыночной утопии, не декаданса. Долина не всегда была про юлящего на допросах сената Цукерберга, про врущего о характеристиках анонсированных моделей напропалую Маска, про открестившегося от ответов перед общественностью Брина, про скупающего квадратными милями фертильные земли Гейтса и прочих Безосов, похожих скорее на зиц-председателей дип-стейта, нежели на мечтателей.
Так когда же поезд мечты был пущен под откос? Однозначного ответа о временных рамках нет, а история - та еще профурсетка в руках безнравственных политических бандитов. Однако до определенного предела все мы вынуждены впитывать и ретранслировать причёсанную правду, и пытаться отделять зёрна от плевел на базе субъективных знаний и морали. Так что начну, как водится, издалека.
Один западный популяризатор экономической науки(да, я тот ещё у мамы шутник, шучу, называя экономику наукой), отличаясь изрядной ангажированностью, таки привлек меня качеством своего продукта в достаточной мере, чтобы я на него был подписан на YouTube, и периодически посматривал. В одной из своих “видео-статей”(видео на английском языке) он коснулся темы инвестиций бюджетных денег КНР в Шенчжэнь.
Дескать КПК желает залить новую экономическую зону деньгами из бюджетного брандспойта в надежде создать здесь свою “Кремниевую долину”. Ну и дескать так дела, по его словам, не делаются! Дескать залив Сан-Франциско имеет богатую историю и специфическую географию, которые и обусловили сначала формирование косвенных предпосылок, а уже потом и сложились прямые причины появления технологического центра в регионе.
Гражданин не скрывает неприязни к китайской модели сбора экономической статистики, называя модель эту буквально сплошной махинацией и чередой подтасовок. Да и в целом является классическим адептом экономического неолиберализма(в котором авторитарные режимы в целом воспринимаются врагами глобального процветания). Потому его “наезды” на китайское экономическое чудо я подобающе воспринимал с долей скепсиса. Тот же условный Шенчжэнь, расположенный в дельте Жемчужной реки между третьим по населению городом КНР – Гуанчжоу, и Гонконгом, вполне выглядит одним из “везунчиков” в контексте экономической географии.
Однако доля правды в его видении безусловно есть. Залив Сан-Франциско не просто так стал одним из самых дорогих мест для жизни на планете. А историю Кремниевой долины можно начинать отсчитывать с начала истории американского штата Калифорния. Ибо цепочка событий вокруг залива непрерывно связана с сегодняшним укоренившимся в умах господствующим положением региона в сфере высоких технологий...
В далеком 19-м веке американские поселенцы, если взять за скобки причины социально-экономические, вели себя в новом свете как кролики в Австралии, т. е. как инвазивный вид. В малонаселенных засушливых землях территориально громадной на тот момент Мексики новому, свободному не более полувека от испанской короны правительству было непросто установить полноценный административный контроль. Этим фактом пользовались как лица, склонные к криминальной деятельности, так и эмигранты европейских кровей в США, которым не хватило доли с грабежа земель прошедших тропою слёз Чероки. Не стоит отметать и тот факт, что мексиканское правительство само видело в освоении Техаса американцами способ установления контроля над территорией. Земли продавались фермерам в рассрочку, призванную кормить бюрократический аппарат. В свою очередь американские фермеры, будучи людьми не чуждыми огнестрельному оружию, должны были поддерживать гражданский порядок там, куда мексиканская армия ввиду расстояний и проблем со снабжением добираться могла с трудом.
Отличный план, надёжный как швейцарские часы! Таким образом к середине 30-х годов 19-го века, американцев, проживавших на территории мексиканского Техаса и считавших себя “техасцами”, стало не в один раз больше мексиканцев со всем их бюрократическим аппаратом.
Недолго музычка играла, недолго фраер танцевал. Далее история довольно таки широко известная – героическая оборона форта Аламо(для обороняющихся закончившаяся всё таки плачевно), объявление независимости Техаса от Мексики, создание регулярной армии, удачный военный манёвр по захвату противника врасплох на ночлеге, и немногочисленная, оторванная от центра мексиканская армия капитулирует, попутно подписывая соглашение, провозглашающее Техас независимым. Мехико договор не ратифицирует, ссылаясь на отсутствие полномочий на такие решения у поверженного генералитета, и оставаясь де-юре в состоянии войны с бунтующей провинцией. Да и де-факто имели место попытки восстановить контроль со стороны Мехико. Продолжавшиеся вплоть до присоединения Техаса к США в 1845-м.
“Техасский вопрос” вбил клин в добрососедские прежде американо-мексиканские отношения, и по сути стал триггером экспансионистской войны США против Мексики. "Манифест Дестини" застучал своим механическим оскалом, и американские штаты начали заглатывать территории с остервенением Робин-Бобина Барабека. Одной из этих проглоченных территорий стала и Калифорния, в которой в 1848-м году(уже после победы США в официальной войне) столь удачно обнаружилось золото, обеспечившее приток поселенцев с горящими глазами.
Тогда-то, в разгар золотой лихорадки, в Калифорнию перебрался и молодой Лиланд Стэнфорд. Судьба не была мила по отношению к нему. Однако национальная история запомнила его человеком дела и чести. Потому, когда пожар в его доме на восточном побережье нанес непоправимый ущерб его адвокатской практике, он с высоко поднятым подбородком отправился покорять новые земли, участвуя в совместном бизнесе с братьями. И, будучи человеком образованным и сведущим в юридических делах, оказался полезным и в процессах интеграции федеральных законов в новом штате, тем самым параллельно заложив фундамент для своей политической карьеры в регионе.
Вернувшись в 1855-м к жене на восток США, Лиланд почувствовал, что амбициозному мужчине в расцвете сил не пристало “дожигать” искру жизни в размеренном обиходе освоенных земель штата Нью-Йорк. А прибыв в Калифорнию уже вместе с женой и с весомым капиталом на кармане, Стэнфорд плотно вкладывается в железнодорожный бизнес, становясь одним из ключевых инвесторов в проект "Центральной тихоокеанской железной дороги". Оная должна была стать частью связующей два американских побережья колеи “первой трансконтинентальной железной дороги”. 2000 миль железнодорожного полотна в середине 19-го века было проектом грандиозным и пугающим аккуратных инвесторов на рынке. Будучи реализованной, сия на первый взгляд индустриальная авантюра подарила смелым игрокам завидные богатства. В числе этих игроков был и Лиланд Стэнфорд.
Термин “золотая лихорадка” в рамках освоения американского запада приобрел новую метафорическую грань, пробуждая в людях стяжательство и подлость. Немало железнодорожных магнатов США во второй половине 19-го века получили прозвище “баронов-разбойников” ввиду не редко применяемых такими нуворишами грязных методов ведения бизнеса – от подкупов и взяток до буквальных махинаций и агрессивного лоббирования интересов.
Лиланд Стэнфорд, впрочем, будучи человеком амбициозным, но в тоже время не глупым и образованным, закидывал сети своих амбиций шире – за границы отблесков золотого песка. Сразу по возвращению в Калифорнию в 1856-м Стэнфорд становится активным функционером республиканской партии в свежесозданном отделении. А в 1862-м избирается на пост губернатора штата. За время пребывания на посту он отметился как эффективным менеджментом в контексте обращения с казной штата, так и специфической политикой в адрес местной популяции индейцев и мигрантов из Азии(в основном из Китая). За эти методы он, предположительно, не раз попадал в прицел калифорнийских радикальных левых уже сегодня, однако до исторической отмены пока дело не дошло.
В 1885-м году Стэнфорд становится сенатором от штата Калифорния, пребывая в различных креслах сената до самой своей смерти в 1893-м. Этой жемчужиной и закончилась политическая карьера благодетеля края.
В том же 1885-м основывается и знаменитый университет – сердце Кремниевой долины, носящее мемориальное имя сына свежеиспеченного сенатора - Лиланда младшего. Именно этот удар подготовила судьба чете Стэнфордов – потерю наследника. Единственный их сын, младший Лиланд, трагично скончался в пятнадцатилетнем возрасте от тифа. Старшему Стэнфорду было уже почти 60 лет, когда его настигло известие о гибели единственного ребёнка. Почти все скопленные за исключительную карьеру миллионы нашли себя в основании университета, названного в честь усопшего наследника.
Стэнфордский университет не был ни первым университетом штата, ни первым частным университетом. Однако высшее образование в достаточно таки недоразвитом тихоокеанском регионе находилось в соответствующем недоразвитом состоянии. Щедрое вложение в 40 млн долларов конца 19-го века обещало проекту большое будущее и перспективу изменить экономическую структуру штата. Но начало, ожидаемо, было тернистым. Одним из студентов “пионерского класса”(первого набора) был 31-й президент США Герберт Гувер, проваливший все вступительные экзамены, кроме математики, но таки принятый на обучение. Не без шероховатостей и не менее суровых ударов судьбы проходили и последовавшие годы. Сначала судебный иск к собственности почившего в 1893-м Стэнфорда поставил на кон легальность уставного капитала заведения, а затем землетрясение 1906-го года потребовало больших расходов на восстановление оригинального архитектурного ансамбля. Однако сейчас университет известен на весь мир, живет и здравствует. Нельзя же Дашу Навальную оставить без высшего образования по западному образцу, ну. Кто нас тут в конце концов демократии тогда научит?
И всё-таки затянувшаяся присказка про университет по сути обозначает лишь предпосылку формирования долины такой, какой мы её знаем. Не тот, так другой локальный университет стал бы кузницей кадров, какой бы лиричной история основания университета Стэнфордского не была.
Но именно развитие радиотехники и смещение геополитического интереса США на Тихий океан стало одним из первых ключевых кирпичиков, заложивших здание мирового технологического центра.
В 1909 в "золотом штате", а по совместительству в США в целом, заработала первая радиостанция, вещавшая на свободной частоте по расписанию аудиозаписи далеких предков современных радио шоу. В этом событии не так много “События”, если бы не общий фон легислатуры, заложенной в системе штата Калифорния. Всё еще недоразвитый на фоне промышленных гигантов северо-востока типа Пенсильвании и Нью-Йорка, калифорнийский регион подразумевал немалую творческую и экономическую свободу для новых талантов с востока, готовых ринуться на другой конец страны. И ох… желающих было достаточно. Ирония в том, что, зародившись в экономическом сердце Америки – Нью-Йорке(технически Форт Ли находился в Нью-Джерси, но по сути через мост от главного мегаполиса страны), киноиндустрия на востоке была обременена патентными выплатами Томасу Эдисону за использование его кинетоскопов. И… здесь не хочу торопиться с выводами и заключениями, допуская, что история могла обрасти легендами. Но в общественной памяти исход американского кино на запад связывают именно с возможностью на побережье Тихого океана снимать фильмы на любую камеру и пленку без нужды отчислять комиссию держателю патента. Не потому, что не было легального обременения, а просто потому, что далеко и отслеживать сложно.
В общем Калифорния стала в начале 20-го века своего рода Диким Западом новых технологий и смелых культурных течений. Светлая голова приезжала делать свои светлые дела, не опасаясь быть затасканной по судам сверх меры за каждое авторское движение и решение.
Разумеется, до вспышки технологической сверхновой было ещё далеко, но дорожка, как говорится, наметилась. Ведь следом на помощь явился могучий ВПК в обнимку с министерством обороны. После первой мировой войны страны-победительницы, коллеги по Антанте, как и положено сразу после отгремевших пушек, стали выискивать новые точки трения в международном балансе. Такой точкой стало наращивание Японией общего тоннажа ВМФ. Отстрелявшись в ПМВ достаточно тихо по нескольким немецким колониям в Тихом океане, Япония вышла из войны практически без потерь на окончательно индустриализированных после "реставрации Мэйдзи" рельсах. Единственным камнем преткновения для военной верхушки стал факт того, что и больших приобретений из этой войны Япония не вынесла. Несколько островов в океане – хорошо, но несколько провинций или штатов было бы лучше.
Делившие полюбовно ввиду культурного родства сферу влияния в Тихом океане тогда еще колониальная империя Великобритании и США были безусловно обеспокоены наращиванием морской силы Японии. Следствием этой обеспокоенности стало Вашингтонское соглашение 1922-го года, ограничившее максимальный тоннаж ВМФ трех стран(вообще пяти, но в контексте Тихого океана Италия и Франция не имели веса совсем) в соотношении 5:5:3. То есть японский флот по общему тоннажу не мог, к примеру, превышать 300 000 тонн, в то время как американский и британский флоты на двоих в таком примере могли поделить миллион.
Насколько справедливым по отношению к сторонам или эффективным в контексте умиротворения имперских амбиций участников было это соглашение – тема для диссертаций узконаправленных историков. Факт в том, что милитаристы рано или поздно, но видят во всякого рода ограничениях ущемление национальной гордости. Япония формально вышла из договора в 1934-м и стала наращивать тоннаж, намекая, что в какой-то момент тихоокеанские воды таки закипят. На тот момент еще действительно "Спящий гигант", как США нарёк адмирал Ямамото, отмахнулся санкциями(ни что не ново под Луной) на поставку сырья в Японию, и продолжил свой сон вплоть до воя бомб над Перл-Харбором.
Перед войной под контролем США находилось несколько стратегически значимых островов и архипелагов в океане, включая Филиппины(доставшиеся в очередной захватнической войне, ох уж этот мировой жандарм!). Однако очевидно, что поддержка этой обширной сети плацдармов, раскиданных по самому большому океану планеты, обязывала иметь стратегический и логистический центр. Центр Тихоокеанского флота США в межвоенный период был создан в Сан-Диего, почти на границе с Мексикой, на солидном удалении от залива Сан-Франциско. В самом заливе, впрочем, находилась верфь ВМС, ставшая основной в военный период. И именно война, как это регулярно бывает, стала основным двигателем научно-технического прогресса.
Технологическое соревнование включало в себя задачи по совершенствованию баллистических калькуляторов(огромные орудия линкоров могли стрелять на 50 км, что подразумевало внесение огромного списка поправок как за погодные условия, так и за силу Кориолиса). Здесь пригодились наработки таких пионеров программирования, как Грейс Хоппер(хотя её работа географически к Кремниевой долине и к тихоокеанскому флоту в частности прямого отношения не имела).
А вот гонка в радиотехнике уже была не столь выраженной военной необходимостью, сколько игрой мускулами. США в этом направлении были впереди планеты всей уже с самого начала войны. Но огромный колосс военной машины, прущий полутора тысячами кораблей на японский архипелаг, требовал неведомого прежде качества связи и функциональности передатчиков.
Могучий частный сектор США, почуяв запах денег, не преминул воспользоваться возможностью подписать несколько жирных оборонных контрактов. Их оперативные центры переезжали поближе к взлетной полосе Моффет, ставшей исследовательским центром по нуждам тихоокеанского флота. Одной из таких фирм был широко известный Hewlett-Packard. Оба, Хьюлетт и Пакард, были выпускниками Стэнфордского университета. Не только выполняя контракты и патентуя изобретения, светлые головы молодых изобретателей вносили вклад в будущее долины. Но они же являлись работодателями для подобных им же энтузиастов со всей страны.
Потому уже после капитуляции Японии многие по факту “демобилизованные” ученые и изобретатели в области радиотехники устремились потоком туда, где образовался центр притяжения. И именно за счет того, что университет давал преподавательскую работу и оборудование для исследований теоретикам, а перепрофилирующийся на гражданские потребности частный сектор давал работу практикам, случился уникальный фактор синергии.
Одним из релокантов на солнечное побережье Калифорнии был Уильям Шокли. Гениальный в широком спектре физики человек, нашедший своё призвание в области полупроводников. Характера он был сложного. Современники говаривали, что даже “сквернейшего”. Потому его история заслуживает не то, что отдельной статьи, а голливудского байопика, и не одного. Но поздняя агитация за евгенику и масса нажитых недоброжелателей, недоброжелавших не на пустом месте, впрочем, оставляют историю Шокли пока за кадром голливудских объективов.
Однако с его именем плотно связан технологический бум в сфере полупроводников, изначально находивших своё применение в радиотехнике. Но транзистор, будучи по факту инструментом из полупроводникового материала, обозначил зарю совершенно новой эры развития вычислительной техники. Той самой, с которой сейчас в массовом сознании и ассоциируется собственно Кремниевая долина.
Не стоит забывать в данном контексте и старый добрый Стэнфордский университет. В начале 1950-х годов, изыскивая новые источники финансирования, огромная территория, полученная университетом от своего благодетеля с запретом продажи, простаивала без определенной нужды с расчётом на расширение кампуса. Однако мир менялся, и лавирующее меж разностей потенциала банкротства заведение, не видело в ближайшем будущем перспектив к расширению. А вот выживание стояло задачей куда более важной. Вот тогда-то административный гений Фредерика Стермана, декана инженерного факультета, выдал предложение сдавать в аренду часть территории старт-апам выпускников. Что еще сильнее сблизило практиков и теоретиков. По сути частные технологические компании возникали прямо вокруг кампуса. Не все они были, разумеется, успешны. Но часть из них известны по сей день. И именно они кровью и потом добились поэтапным бегом по инженерным ошибкам техпроцесса в нанометры. И пусть рабочие прототипы современных комплектующих собраны на Тайване по матрицам из Нидерландов, теоретическое обоснование миниатюризации вычислительных плат добыто в этом научном ядре.
Не с гаража двух Стивов началась Кремниевая долина. Стивы были новаторами, да. Пиратами, как их обозвал один из биографических фильмов о дуэте. Но прорастала "яблоня" в почве много летно удобренной гумусом из плодов былых поколений. Очевидный с одной стороны факт, который, тем не менее, как будто затенен масштабом суммарной капитализации компаний, которые на слуху именно сегодня, а не полвека назад.
Во всей этой лепоте целостности прогресса разлита сегодня не одна ложка дёгтя. Silicon valley bank, лопнувший в прошлом году, в своё время обозначал очередной этап развития многоступенчатой структуры долины, принося венчурный капитал в комнату каждого студента с мечтой и виденьем. Его коллапс связывают с тем, что в последние 15 лет, сразу после ипотечного кризиса, резиденты долины стали использовать венчурный капитал для крайне недобросовестных финансовых практик. Наверное, в этом есть какая-то злая ирония, когда “прорывными и инновационными” приложениями последних лет стали трекеры менструального цикла и фотофильтры самых разных назначений.
Огромное количество девелоперской и инженерной работы отдано на аутсорс в страны Азии и Восточной Европы. Балом правят финансисты, призванные вести политику, благоволящую росту стоимости акций на рынке. Ведь этого хотят самые большие шэйрхолдеры. Потребительский отклик отошёл на второй план. Провальный Метаверс Цукерберга оказался незначительной помаркой, отразившейся на цене акций в десятки раз слабее, нежели глобальные потрясения типа пандемии коронавируса. Туда же и нелепый Vegas loop Маска.
Наступит ли на те же грабли новый продукт под капитанством Тима Кука – вопрос как будто бы и важный для потребителя, но словно и не столь критичный для компании Apple inc. Кук, без учета спорных аспектов его фигуры, похож на добросовестного менеджера. Однако нужда лавировать между хотелками китов-инвесторов и имиджем компании как поставщика электроники премиум-сегмента всякое прилежание превратит в изворотливость. И, как бы нелепы ни были попытки изобразить Джобса гением эпохи посмертно, сегодня действительно кажется, что он был последним представителем школы мечтателей-визионеров. Но луп Маска по крайней мере хотя бы бесплатный для тех, кто платно доехал до Вегаса. А вот вывалить полмиллиона рублей за виар-очки… звучит как ценник для тех, кому ценник важнее продукта.