Тридцать девятая глава «Дневника» Саманты Маркл, иронично названная «Женитьба на семье Маркл», на самом деле об окончательном разрыве Меган с семьей, о неслучившемся прощении и пустых воспоминаниях, оказавшихся вовсе не бесценными — а ничего не стоящими.
Что касается эмоций, испытываемых членами семьи Маркл в день бракосочетания Гарри и Меган, — ничего неожиданного в них не было: обида, чувство отверженности, глубокая жалость. Саманта «пыталась порадоваться за сестру, несмотря на все, что та сделала, но очень грустила из-за отца, потому что после приступа ему приходилось наблюдать со стороны, как его маленькая девочка выходит замуж». «Дополнительно посыпая соль на рану», СМИ были сосредоточены на сообщениях о том, что королевская свадьба нарушит традицию: новый герб, который традиционно передается отцу невесты при ее вступлении в королевскую семью, не будет вручен Томасу Марклу. Саманта «втайне оптимистично думала, что мы все еще можем испытать капельку горько-сладкой радости: возможно, моя сестра станет счастливой, более любящей и зрелой, и в результате извинится, и в будущем все будет иначе». После таких мыслей она «чувствовала себя Ллойдом Кристмасом, персонажем Джима Керри, когда он говорил: «Один на миллион? Так ты думаешь, шанс есть!»
В день свадьбы, 19 мая 2018 г., Саманта проснулась очень рано — в три ночи: ей нужно было подготовить дом к приему съемочной группы и подготовиться к визиту телевизионщиков самой. Она решила, что будет смотреть официальную трансляцию в прямом эфире, «вместе со всем миром», и договорилась о параллельной съемке с немецким телеканалом. Ее до сих пор удивляло, что всему миру, казалось, было интересно ее отношение к происходящему, — хотя она и не думала, что хоть кто-то посторонний понимал, что на самом деле происходит внутри их семьи, «и, конечно, никто не знал об ультиматуме, который моя сестра предъявила отцу». С Томасом они договорились созвониться позже.
«Когда гости начали прибывать на свадьбу, мне показалось сюрреалистичным, что так много людей принимали участие в этом прекрасном мероприятии, зная, что отец невесты был отодвинут в сторону после приступа и публично осмеян. Список приглашенных трещал по швам от знаменитостей, которые на самом деле не знали мою сестру, но были приглашены, чтобы сделать это событие настолько грандиозным, насколько того ожидал мир. Члены королевской семьи были прекрасны в соответствующих случаю нарядах, и мне очень понравилось рассматривать разнообразие женских шляпок. Что касается моды и эстетики, мне очень понравилось наблюдать за свадьбой в целом — пришлось сосредоточиться на аспекте красоты, чтобы избежать эмоций.
Когда пришло время и гости вошли в церковь, я была в восторге. Это было не просто двухрасовое и мультикультурное мероприятие: церковь была необычайно красива, и я почувствовала лихорадочную эйфорию. Часть церкви, которая обычно предназначается для семьи невесты, была пуста — за исключением скамьи, занятой единственным членом семьи. Дория, мать Меган, сидела там на первом ряду совершенно одна, и я не могла отделаться от мысли, что она выглядела как хоккеист на скамейке штрафников в костюме «Оскар де ла Рента». Она выглядела ужасно смущенной, но этот дискомфорт, казалось, смешивался с самыми разнообразными эмоциями. Чего-то подобного и следовало ожидать от матери — хранительницы тайн невесты, которая выходит замуж за члена британской королевской семьи. Я заметила, что она плакала, и мне стало интересно: плакала ли она потому, что думала, что ей что-то сошло с рук, или потому, что была вне себя от радости — Мег выходила замуж за предполагаемую любовь всей своей жизни, а он по счастливой случайности оказался принцем.
Церковный хор для венчания был выбран Дорией, как и преподобный. Никогда еще в истории королевских свадеб хор и епископ не были чернокожими.
Епископ Майкл Карри произнес проповедь, которая не просто тронула сердца людей всего мира — мне показалось, она способна была сдвинуть горы. Мне стало интересно: была бы его речь такой же, если бы он знал, что вся свадьба построена на ультиматуме? Поскольку он так много говорил о единстве и прощении, я подумала: возможно, он и вправду прикоснулся к чему-то божественному. Это была самая прекрасная проповедь из всех, что я когда-либо слышала, и я надеялась, что она хоть что-то значит для моей сестры. Я надеялась, что она подумает об этом и не сможет не проявить любовь и не обнять нашего отца».
Свадебный подарок, который Саманта купила для Меган и Гарри, еще не зная, что ей не суждено будет вручить его, лежал в коробке в ее шкафу. Она долго искала «тот единственный подарок, который никто другой не подарил бы им». Сложно купить подарок людям, у которых есть буквально все, но ей хотелось подарить Меган что-то сентиментальное, напоминающее о детстве: «Я надеялась, что это затронет ее сердце и вернет ее в те невинные времена, когда ею руководили любовь, простота и умение удивляться». Это была музыкальная шкатулка с кружащимися фигурками и белыми конфетти — точно такая же, как та, которая много лет назад стояла на комоде в комнате Саманты и которой обожала любоваться маленькая Меган: «Я смотрела на нее, и слезы катились по моим щекам: я понимала, что люди иногда меняются настолько, что мы не можем такого предвидеть. У меня было тяжелое чувство на сердце. Я понимала, что должна отпустить ее, — но не могла забыть и отпустить ее ультиматум». Саманта поняла, что не может «поделиться печальным секретом подарка» со съемочной группой, которая терпеливо ждала ее в гостиной, — эти переживания были слишком личными, так что она просто убрала шкатулку обратно в шкаф и вернулась к гостям, транслировать максимально сдержанные эмоции зрителям немецкого телеканала.
Казалось, что всего несколько людей в мире «вероятно, не были переполнены радостью» в день королевской свадьбы — и среди них были Томас Маркл, Тревор Энгельсон, Кори Витиелло и Пирс Морган. Имена этих мужчин были внесены как иллюстрация в словарь современного городского сленга, когда в него добавили забавный глагол «меганмарклить» — термин означал, как поясняла словарная статья, «избавляться от людей, когда они становятся вам не нужны, без учета истинных человеческих отношений».
«Вера в примирение, которая у меня еще сохранялась, полностью угасла в течение следующих двух лет, когда сказка превратилась в трагикомедию. Я всегда говорила, что семья способна пережить все, — или, как гласит старое клише, «Любовь побеждает все». Я могла только надеяться, что моя сестра осознает, что у нее всегда была семья, — ради всех, кто был в этом замешан, особенно моего отца. Я смирилась с тем, что потеряла сестру, которая у меня когда-то была, — но не могла представить себе, что произойдет в следующем году».