Причины нападения Японии на Россию подробно и неоднократно описаны, как и сам ход боевых действий. Коротко говоря — власти Страны восходящего солнца были сильно недовольны «поворотом на Восток», который затеяли тогда власти Российской империи. С точки зрения японцев, русские слишком активно лезли в Корею и Маньчжурию, их проект создания на этой территории «Желтороссии» не шел ни в какие ворота. Наши же политики считали, что, наоборот, это японцы суются, куда их не просят.
Противоречия нарастали годами, отношения становились все хуже. Но к серьезной войне в Санкт-Петербурге не готовились, поскольку за опасного противника Японию не считали.
Этому способствовали и меры, принимаемые японским правительством. Они сводились, в частности, к тому, чтобы маскировать свой действительный военный потенциал и всячески приукрашивать трудности, испытываемые страной.
К примеру, военный агент (по-нынешнему — атташе) в Токио в 1900 – 1902 годах полковник Ванновский под влиянием тех сведений, которые ему давали возможность получить, «утверждал и в разговорах, и в своих донесениях правительству, что войска Японии не заслуживают никакого внимания и будут уничтожены при первой с нами схватке».
Военный министр Куропаткин, побывавший на островах в 1903 году, настолько уверился, на основе личных впечатлений и переговоров, что японская армия слабее русской, а денег, чтобы сделать ее лучше, нет, что позволял себе поразмышлять даже о высадке в Японии и оккупации страны.
Как выяснилось через год, японцы министра, агента и всех остальных обманули.
А наши японцев обманывать даже не пытались. Яркий пример - первый и единственный за все время существования Российской империи визит на русский Дальний Восток высокопоставленного японского военного - помощника начальника японского генштаба генерал-лейтенанта Каваками.
Он, в частности, посетил в 1897 году Хабаровск, где наблюдал за большими маневрами, которые проводились на полигоне в районе нынешней 19-й школы.
- 4 августа, в 8.45 утра, генерал Каваками вместе с вр. командующим войсками округа Гродековым отправился на двухсторонний маневр войск Хабаровского гарнизона. Генерал и его спутники с особым интересом следили за ходом маневра. Маневр окончился около 11-ти часов у общего лагеря, где генералу и его свите был предложен обыкновенный офицерский обед. После обеда состоялся чай в офицерской столовой, все присутствующие были сняты фотографом. Тут же японцам было показано полное зимнее снаряжение нижнего чина. После чая генерал Каваками посетил солдатскую чайную и смотрел на джигитовку казаков. Джигитовка произвела на японцев сильное впечатление, - сообщал официальный летописец штаба Хабаровского гарнизона.
Также гости «сильно впечатлились» всем остальным, включая образцовое благоустройство лагеря и даже казачье седло. Такое же «сильное впечатление» гость выражал по всему своему пути от Владивостока до Благовещенска и обратно. Оно касалось и снаряжения, и вооружения, и роста солдат, и всего на свете, включая каторжников, строящих железную дорогу.
Генералу подробно показали буквально все, что имела на Дальнем Востоке русская армия, в том числе новейшее вооружение. Например, только что поступившую магазинную винтовку Мосина. А также всю инфраструктуру и типовые маневры войск, кроме одного (на который, видимо, просто не хватило времени).
При этом из реакции японских гостей в России сделали совершенно неправильные выводы. Например, русский военный агент в Стране восходящего солнца Манжул отмечал, что появившиеся в прессе восторженные отзывы японских офицеров (в числе которых был и сам генерал Каваками, лично посылавший журналистам краткие отчеты о своем путешествии) о радушии и дружелюбии русских «произвели целый переворот в настроении японской печати и общественного мнения» в пользу России.
- Одновременно с возвращением генерала Каваками в Японию отношение к нам печати сразу и резко изменилось. Газеты прекратили прежнюю ожесточенную кампанию против русских, а некоторые органы начали даже высказываться в примирительном тоне. Едва ли можно рассчитывать, что новое симпатичное веяние продолжится долго, во всяком случае приятно констатировать хотя бы временное примирительное настроение, обнаруженное общественным мнением Японии, - писал Манжул.
Переворот на самом деле последовал. Но совершенно не тот, на который уповали гостеприимные хозяева. Начиная с 1900 года императору Японии ежегодно начали представлять оперативные планы войны с Россией.
Руководство Приамурского военного округа в итоге оказалось настолько недальновидным, что об этом визите впоследствии предпочли забыть.
- Впоследствии для русского военного министерства этот визит оказался настолько неудобен, что о нем предпочли забыть не только официальные историки Русско-японской войны (а значит, и вся последующая историографическая традиция), но и офицеры мемуаристы, служившие в то время в Приамурском военном округе на штабных должностях, которые по определению не могли не знать об этом визите. Вспоминать о том, как руководство армии противника активно знакомили с новейшими образцами русского оружия и амуниции, наиболее сильными сторонами военного обучения, а также состоянием военно-транспортной инфраструктуры, не хотелось никому, - написал в своей монографии историк Роман Авилов.
Информация о состоянии дел в России широко поступала и от японской диаспоры, которая была на Дальнем Востоке очень многочисленна и в которую внедрялись шпионы (русской диаспоры в Японии, понятно, не было).
К 1900 году в Дальневосточном крае проживало более 3 500 японцев. В основном они концентрировались, конечно, во Владивостоке. Но и в Хабаровске их было немало — порядка 300 человек из общего населения в 20 тысяч. Работали они в сфере мелкого бизнеса — прачечные, парикмахерские, рестораны, фотосалоны, аналоги мини-детсадов. Но были и нетипичные профессии. Например, монахи.
Подбирались они следующим образом - японцев из разведки отправляли в буддийский храм на послушание. Через пару лет монахи приезжали на Дальний Восток, окормлять земляков. Буддийские храмы были повсюду, где жили японцы. В Хабаровске в центре города он тоже стоял, только выглядел не так, как мы представляем. Это была простая деревянная изба, с добавлением буддийских элементов. Там японцы женились, отмечали праздники, просто встречались, обменивались сплетнями. Очень удобно для штаб-квартиры разведки.
Еще один отличный способ шпионажа — проституция. Наибольшую и самую качественную часть легального «рынка разврата» в Хабаровске контролировал японский бизнес. Японские публичные дома числились в высшей ценовой категории - от трех до десяти рублей за ночь (при средней зарплате рабочего примерно 20 рублей в месяц). Для сравнения - визит в самый дешевый русский бордель в Хабаровске стоил 50 копеек, в Москве - 15 копеек.
Дело в том, что если в России занятие проституцией считали постыдным, и общество ее в основном осуждало, лишь смиряясь, как с неизбежным злом, то в Японии того времени это была совершенно обычная профессия, ничем не хуже других. И «жрицы любви» с Островов восходящего солнца охотно ехали подзаработать на новом перспективном месте.
Естественно, простые люди при всем желании к японским жрицам любви часто не ходили. Их услугами пользовалась немногочисленная богатая прослойка, которая по большей части имела отношение к чиновничеству, в том числе военному. При близком общении у них можно было узнать много интересного.
Русские власти относились к японцами совершенно лояльно и считали их больше европейцами, чем азиатами. Никакой агентурной работы среди них не велось.
В итоге даже после разрыва по инициативе Японии дипломатических отношений, который последовал в январе 1904 года, в России никто не почесался и о скором начале войны не задумывался.
Интересно, что не верили в это даже многие «русские японцы». Даже им запудрило мозг родное правительство.
Конечно, многие «русские японцы», читая газеты, видели, что дело идет в войне, и уезжали на родину в конце 1903 года. Но многие не верили, чему способствовали японские власти.
- Газетные сообщения, а также распространенные в народе слухи о том, что русско-японские отношения могут дойти до опасной ситуации, не имеют под собой никаких оснований. Поэтому у японских подданных, проживающих в России, причин для волнений нет. Им необходимо вернуться к своим прежним занятиям и не совершать необдуманных действий под действием слухов, - гласило «Разъяснение № 1» за подписью Каваками (однофамилец вышеупомянутого генерала), торгового представителя Японии во Владивостоке от 24 января 1904 года, за две недели до войны.
Этот текст был передан по телеграфу во все населенные пункты, где проживали японцы. Далее там содержались заверения, что если дело дойдет до плохого, всем японцам помогут вернуться домой. И, что характерно, торговый представитель почти не обманул.
Утром 3 февраля за подписью того же Каваками было разослано «Разъяснение № 2».
- Всем, желающим уехать в Японию на почтовом судне, в течение недели следует собраться во Владивостоке, - гласило послание.
Поднялась суматоха, но даже после этого русские не поверили, что «какая-то там» Япония нападет на «мировую державу».
Утром 9 февраля, по получении сообщения о нападении на Порт-Артур, пароход, на который зазывались японские подданные, снялся с якоря и ушел из Владивостока. На нем было 3 200 пассажиров. И успели на него далеко не все.
Порядка 800 японцев были вынуждены пересечь всю Россию и пол-Европы, чтобы отправиться в Нагасаки из Германии.
Нравы тогда были мягкие. Гражданских лиц из вражеского государства никто не трогал. Имущество японцы оставляли русским доверенным лицам (и его никто за всю войну не конфисковал и не разграбил).
Так поступил, например, известный бизнесмен и фотограф Такеучи, который после войны как ни в чем не бывало вернулся в Хабаровск и продолжил свои дела. Они пошли так успешно, что Такеучи выстроил на «красной линии» один из самых известных домов в городе. Как, собственно, и многие другие «русские японцы».
Сами боевые действия Хабаровск не затронули (в отличие от Владивостока, который японцы однажды обстреляли). Ну если не считать наплыва беженцев из Маньчжурии и раненых, для которых разворачивали дополнительные госпитали. И, конечно, рухнувшего морального состояния — хабаровчане, как и вся Россия, не могли понять, почему мы, такие большие и могучие, постоянно отступаем перед какими-то «япошками».
Не затронула Хабаровск и первая русская революция 1905 - 1907 годов, которая стала следствием неудачной войны (опять же, в отличие от Владивостока и даже Читы).
Как ни парадоксально, проигранная война Хабаровску пошла даже на пользу. Русское население Порт-Артура, Дальнего и юга Маньчжурии было вынуждено перебираться в Россию. Многие задерживались в Хабаровске, где начался резкий рост населения и, как следствие, строительный бум. Кроме того, массово возводились казармы для прибывающих новых войск. Цены на недвижимость взлетели. Для простых людей это было плохо, но для того, что сейчас называется инвестиционным климатом, хорошо.
Правда, повезло не всем бизнесменам. Особенно пострадали те, кто занимался рыбой. Дело в том, что одним из условий мирного договора с Японией стала рыболовная конвенция от 1907 года, которая дала японцами равные с русскими права на рыболовные участки в низовьях Амура и по морскому побережью Дальнего Востока. В результате русские поставки рыбы в Японию, которые раньше давали хороший доход, совсем прекратились.
Ну а богатейший человек Хабаровска и его окрестностей Тифонтай и вовсе умудрился разориться на военных поставках, которые он делал русской армии в ходе войны.
Еще одним парадоксом этой войны стало то, что она положила начало периоду беспрецедентного сближения России и Японии, который продолжался вплоть до революции 1917 года. Но оно касалось, если можно так выразиться, только высших эшелонов власти.
На низовом уровне, особенно в русских военных и разведывательных кругах, еще долго не могли забыть свой эпический фейл. Это выразилось, в частности, в тотальной шпиономании.
- В настоящее время вполне установлено, что большую часть японских подданных, проживающих на Дальнем Востоке, составляют шпионы, скрывающие свою деятельность под видом разнообразных профессий. Из числа профессий, избранных японскими подданными в крае, особенно обращает на себя внимание значительный процент проституток, содержательниц домов терпимости, их мужей и прислуги. Вред, происходящий от этого рода профессий, еще более возрастает благодаря тому, что японские дома терпимости в виду крайне ограниченного числа таких же русских, весьма охотно посещаются воинскими чинами, - говорилось в разъяснении для офицеров армии и полиции, подписанном Приамурского генерал-губернатором.
Ведомства перебрасывались между собой предложениями «взамен японских домов терпимости разрешать открывать таковые только русским», требованиями «о каждом закрытом или вновь открытом доме терпимости доставлять сведения генерал-губернатору» и призывами к господам офицерам перестать таскаться к японкам.
Под эту дудочку в разных городах Дальнего Востока началось выселение вообще всех публичных домов в отдельные кварталы на окраины под особый надзор полиции.
В Хабаровске процесс начался с того, что 1906 году была инициирована жалоба обывателей Протодиаконовской (ныне Фрунзе) на излишнее веселье и всякие непотребства, царящие возле борделей, которых было особенно много на этой улице.
В результате «квартал красных фонарей» с собственным полицейским участком в 1907 году организовали на самых задворках города - отдаленной улице Иркутской (ныне Московской), где выделили два казенных участка и договорились с японцами - владельцами уже существующих построек.
Японцев военные боялись так, что даже заблокировали строительство железной дороги между Хабаровском и Императорской (ныне Советской) гаванью.
Ее прокладку в 1913 году начал лоббировать министр путей сообщения Сергей Рухлов. Министерство даже выбило из бюджета «чрезвычайный кредит» на инженерные изыскания будущей трассы, которые предполагалось начать в 1914 году. Ее хотели вести от Хабаровска по кратчайшему прямому направлению.
Однако на пути проекта встал военный министр Владимир Сухомлинов. Он посчитал, что даже тропа, которую пробьет изыскательская партия в непроходимой безлюдной тайге, станет брешью в обороне.
- Прокладка при производстве изысканий хоть и неширокой просеки в направлении Хабаровск - Императорская Гавань неизбежно приведет при общем бездорожье в этом районе к созданию нового пути сообщения, вьючной тропы, а может и колесной дороги, что крайне неблагоприятно отразится на обороне всего края. Проведение означенной дороги облегчило бы неприятелю вторжение в тыл нашему передовому району. Необходимо отсрочить изыскания до создания более благоприятных для обороны условий, - докладывал Владимир Сухомлинов в премьер-министру Владимиру Коковцеву в 1913 году.
Дело долго разбиралось в совете министров, инициатор строительства Рухлов упирался, доказывая, что изыскательская просека никак не поможет врагу пройти с побережья к Хабаровску, и даже согласился не раскорчевывать ее, чтобы несознательному населению труднее было растоптать направление до состояния дороги.
Но военный министр был непреклонен. Спор об опасной просеке тянулся до самой Первой мировой войны, в которой японцы, коих так боялся Сухомлинов, стали нашими союзниками. Но дороги на этом направлении нет по сей день. Ни железной, ни колесной, ни даже тропы.
Напомним, в феврале 1946 года, в состав Хабаровского края включили специфичную территорию - Южно-Сахалинскую область, которую населяли четверть миллиона японцев. Руководить ими Родина послала зампреда крайисполкома Дмитрия Крюкова. О том, как японцы под руководством хабаровского чиновника строили сталинизм, узнал DVHAB.ru.
Иван Васильев, новости Хабаровска на DVHAB.ru