Смешная история о том, как бабка Маша Паулюса поблагодарила за то, что сдался.
Привет всем на канале Птица-муха!
Постоянные мои читатели помнят, что дед Митрофан, который жил в деревне, куда я каждое лето ездила к дедушке с бабушкой, был персонажем, похлеще Щукаря.
Историю эту нам рассказала бабушка, случилось это в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. Деду Митрофану с дедом Григорием, его другом, с которым он прошёл войну, было около шестидесяти трёх лет. В этом году в феврале отмечалась круглая дата – тридцать лет победы в Сталинградской битве.
По этому поводу в клубе был организован митинг-концерт с поздравлениями местных жителей - участников Сталинградской битвы. В деревне их было совсем немного. Кто-то воевал на других фронтах, многие просто остались на полях сражений. Праздник, конечно, не совсем весёлый, но на то он и дед Митрофан, чтобы народ не скучал.
Начало праздника было запланировано на одиннадцать часов, но дед уже в девять утра был готов – одет и чисто выбрит. Время ползло медленно, и он не знал, чем себя занять. Потоптавшись по хате, позвенев орденами и медалями, дед решил идти к другу, деду Григорию, а от него уже и на праздник.
Дед засунул во внутренний карман свою оловянную флягу с хорошей дозой горячительного и направился к дому друга.
Подойдя ко двору, он нерешительно потоптался у двери и махнул рукой.
– Чаво энта я боюся евойнай Маньки? Ну, уж не страшней Паулюса, нраверна. И патома праздник всё жа, можить и ничаво?
Дед постучал в дверь.
– Хозяивы? Можна до вас? – открывая дверь в хату и входя, спросил дед Митрофан.
– Митрафан! Дружище! – обрадовался дед Григорий. – Ты уже гатовай?
– Иде энта я тибе уже гатовай? Ни в одном глазу! Но, ежали чаво, дак у мине имеицца. А ты, Гриша, энта чаво делаишь?
Дед Григорий вместе со своей бабкой сидел за столом. Перед ними стояла початая бутылка само&гона, на столе были разложены ордена и медали деда Григория.
– О! Припёрси спозаранку! – высказалась бабка Маша. – Чаво в таку рань-то? Гриша ещё и негатовай. Вона, тольки сейчас сообразил, что медали не чищены.
– Дак вы медали чистити? Дак, давайти, подмагну, – предложил дед Митрофан. – Энта, как вы их чистити, качарыжку вам в рот, чаво-то я никак в толк не возьму?
– Дак, как ты учил, – сказал дед Григорий, показывая рукой на початую бутылку. – Самаг&онкай.
– Чаво, пряма так, самаг&онкай? – удивился дед Митрофан. – Хто ж так чистить?
– Дак ты жа сам сказал, что самаг&онкай?
– Т-ю-ю, Гриша, самаг&онкай-то, самаг&онкай, дак не в её жа тряпачку макать, туды её налева! Энта вы так всю позалоту с их постираити. Чаво бы вы делали, ежели бы не я? Маня, тащи стопки и щерстяной лоскуток, – скомандовал дед.
– Чаво энта ещё удумал, каки стопки? – возмутилась бабка.
– Обнакавенны стопки, Маня, обнакавенны. Сейчас покажу, как нада, – и дед Митрофан незаметно для бабки подмигнул другу.
– Ну, чаво ты, Маня? Говарять тибе стопки неси, значить неси! – поддержал друга дед Григорий.
– Можить, вам ещё и закусить принести? Чистильщики выискалиси! – огрызнулась бабка.
– Ты, Маня, вота всегда так, ерепенишьси. Гляди, как у мине блистять, – показав пальцем на свои медали и ордена, тщательно вычищенные накануне пастой ГОИ, сказал дед Митрофан. – Насчёт закуски в энтам рецепте, канеша, ничаво не сказана, но апасля самагонки я сваи салом натёр. Так что и сальца кинь на стол, коли имеицца.
Бабка недоверчиво посмотрела на награды, сияющие на груди у деда Митрофана, и молча пошла выполнять его команду.
– Ну, и чаво дальше? – спросила бабка, принеся на стол солёного сала и стопки.
– Вота типерича сматрити сюды, паказаваю. Плесни, Гриша, мине в стопку.
– А скольки?
– Чем больша, тем лучша блистеть будуть. Давай, Маня, лоскуток. Ага.
Дед Митрофан опрокинул в рот содержимое стопки, занюхал рукавом, взял со стола медаль, дыхнул на неё и начал тщательно натирать. Натерев, взял вторую медаль и повторил тоже самое.
– Видали, как сияить? А вы тута продукт переводить собралиси. Граматнее всё нада делать, эканомнее! – напутствовал дед хозяев.
– Давай, Гриша, типеричи ты, – дед Митрофан наполнил стопку и подвинул её другу.
Дед Григорий посмотрел на свою бабку, которая задумчиво наблюдала за ними, крякнул, опрокинул содержимое в рот и повторил всё то, что сделал дед Митрофан.
– А мине, чаво делать? – спросила бабка.
– А ты, Маня, чтобы не бездельничать, пока мы тута с Гришай карячимси, бери ещё лоскуток и натирай уже почищены медальки салам. Так и выдюжим! – предложил дед Митрофан.
Бабка принялась за дело.
– Чаво-то мине сдаётси, что от энтава сала, как с боку припёку, – с сомнением глядя на натёртую салом медаль, сказала бабка.
– Да и ничаво страшнава, значить самаг&онка дюжа хорошая, и без сала нормально, – успокоил баку дед Митрофан. – Значитьси и не нужно оно,туды ево через карамыслу. Разве что нам с Гришай перкусить, чтобы не захмелеть невзначай. Хлебушка что ль принеси, Маня.
Бабка с подозрением посмотрела на дедов, но хлеба принесла.
Деды принялись за работу.
– Ух ты! Скольки уже время! – посмотрев не ходики, сказал дед Митрофан. – Эдак мы с табою, Гриша, ко времени не управимси. Давай ускорятьси.
– А вы не по две с одной стопки чистити, а по три! – внесла рационализаторское предложение бабка Маша.
– Не, Маня, пробавал по три чистить. Ничаво не выходить, потому как – рецепт! Хотя, а чаво энта ты бездельничаишь? Давай, подключайси, Маня, подключайси! Гриша, лей ей в стопку. Тольки смотри, половинку, а то захмелеить, как на праздник пайдёть? Пущай хочь не по две, дак по одной чистить, всё помощь!
А бабка и не возражала. Натирала медали, только шум стоял.
– Ты, Митрафан, не слыхал? Говарять, вам пайки праздничны давать будуть. Дак, ни знаишь, из ращщёта на семью али тольки на однаво? – поинтересовалась бабка.
– Думаю, Маня, на однаво. Клава, бухгалтерша, говарить, мол, колбасу капчёну давать будуть, консервы кальмарав, чаво энта за гадасть така, не знаю, с крабав консервы и шпроты. А чаво ещё, я не запомнил. Ты, Маня, сальцам заёдавай апасля, ага, вот так, а то будить потом.
– Жмоты. Могли бы и на семью. Чаво энта тибе дадуть, а ты один, а нас вота двое, например. Жмоты.
– Ты, Маня, – между делом говорил дед Митрофан, успокаивая бабку. – Не дюжа ругайси. Жмоты, канешна, но и энтава могло не быть, ежели бы энтат Паулюс, качарыжку ему в рот, в сорак третьем не сдалси. Тольки бы на девятое мая давали. А так нате, получити, пожалуста, туды её в качелю! А насчёт пайки, ты не перживай. Я с табою поделюси. На чёрта они мине сдалиси энти консервы. Спасиба, Паулюс сдалси!
– Спасиба, что сдалси! – с умилением глядя на деда Митрофана, поддакнула захмелевшая бабка, представляя в своих руках кальмары, крабы и шпроты из пайка деда Митрофана.
Бутылка подходила к концу, медали и ордена были начищены, остатки были выпиты за капитуляцию фельдмаршала Паулюса, все были готовы к празднику, поэтому решили выдвигаться.
У клуба играла музыка, толпился народ, праздник витал в воздухе. Там пригодилась и фляжка деда Митрофана. Ко времени все расселись по местам, и начался митинг-концерт.
Конечно же, первое слово взял председатель колхоза, он от души поздравил всех присутствующих, поблагодарил причастных к победе, потом выступили любительские коллективы из районного центра, затем местные пионеры прочитали стихи. Праздник затягивался, бабку Машу разморило в тепле, она ёрзала в жёстком кресле и никак не могла дождаться главного – раздачи дефицита.
Наконец, праздничная программа была исчерпана, и председатель колхоза приступил к вручению подарков всем участникам и не только Сталинградской битвы.
– А теперь, дорогие мои, в знак особой благодарности, разрешите вручить подарки всем причастным к нашей Великой Победе! И пусть все знают, что у нас никто не забыт и ничто не забыто! Кстати, колбасу в нашу область в знак особой благодарности прислали наши немецко-фашистские друзья из Кёльна!
Бабка Маша подпрыгнула.
– Ничаво, Маня, не перживай, – успокоил её дед Митрофан. – Колбасу я тибе тожа отдам, туды её через карамыслу. Ни жил красива, дак и начинать нечава.
Бабка Маша посмотрела на деда с благодарностью. Правда, потом, в кои-то веки у неё взыграла совесть, и колбасу она не взяла, оставила деду.
Раздача подарков шла своим чередом, вот уже все всё получили, народ шуршал пакетами, праздник подходил к концу. Завершающее благодарственное слово властям за заботу о ветеранах было запланировано дать бывшему председателю колхоза, но что-то пошло не так. Бабка Маня оказалась шустрее.
– Дорогие мои односельчане! – обратился к присутствующим председатель. –Сегодня мы вам наглядно доказали, что и новые поколения граждан Советского Союза, и наши власти не забывают о вашем подвиге, может, кто-то что-то желает сказать напоследок?
И тут у бабки Маши почему-то в голове всплыл недавний призыв деда Митрофана: «Подключайси, Маня, подключайси!» Бабка подняла руку, потом вскочила с места.
– Я жалаю сказать, Иван Семёныч, я жалаю. Ответь ты мине на вопрос, раз ты у нас власть. Чаво энта при раздаче паек не учитывають состав семьи? А, можить, у ево детак мал мала меньша? А? А ему пайку, как и тому, кто, например, одинокай, али вдовай?
– Ты, тёть Машь, ну, как всегда! – растерялся Иван Семёнович. – Тут спасибо говорить надо, а ты опять с претензиями!
– Ой, чаво энта я, правда? Спасиба! Спасиба большое тибе, Паулюс, роднинькай наш! – и почему-то перекрестилась с лёгким поклоном.
Иван Семёнович покрылся красными пятнами, а все присутствующие смеялись до коликов. На такой ноте и завершилась официальная часть праздника.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.