— Надюшка, они все здесь ломают, подъезд неухоженный, все такое грязное! А я ничего не могу с этим сделать.
— Бабуль, давай я как-нибудь тебе помогу, всех их приструним.
— Нет, нельзя. У тебя своих дел полно. Расскажи, как ты там. Справляешься?
— Вообще не справляюсь, совершенно. Но бабуль, я не жалуюсь, не хочу жаловаться. Не буду лучше рассказывать.
Надя вздохнула, и Татьяна Георгиевна искренне пожалела внучку. Она недавно устроилась в школу преподавать русский язык и литературу.
Однако это была не продвинутая гимназия или прогрессивный лицей, а самая обычная школа. И жили они не в столице, а на краю небольшого города в неблагополучном районе, поэтому можно было себе примерно представить, что из себя представляли школьники старших классов.
— Они просто несносны, бабуль, — не выдержала Надя. — Это невыносимо! Честно говоря, я уже думаю увольняться, мне кажется я профнепригодна.
— А что твои умные книжки советуют? Ты же читала, как с детьми себя вести, как преподавать, как им все объяснять.
— Это не помогает. Я так рассчитывала на новомодные теории, так хотела, чтобы они сработали! Мне казалось, я все знаю. На деле я не знаю вообще ничего. Читаешь, что должно сработать так-то и так-то, а не получается. Утята не ходят за уткой… Пишут, что надо показывать свой пример и быть авторитетом, но вместе с этим не давить слишком сильно. Нельзя нарушать личные границы, но при этом нужно защищать одного ребёнка от другого. Я каждый день прихожу из школы и сижу смотрю в одну точку по полчаса! Это совсем не то, чего я ожидала от профессии преподавателя.
Надя росла восторженной и чуткой девочкой. Хорошо училась, писала прекрасные сочинения, очень любила читать. Особенно ей нравились длинные романы вроде «Овода» или «Айвенго». К концу школы Надя была разносторонне образованной, что в их семье очень ценилось.
Её бабушка всю жизнь работала, в институте не училась, только школу окончила. Но Татьяна Георгиевна ценила высшее образование. Сама она всю жизнь проработала на заводе и восхищалась своей одарённой и такой замечательной внучкой.
Татьяна Георгиевна жила одна и поддерживала хорошие отношения с соседями. Её квартира всегда выглядела уютно и чисто. Пенсионерка держала ее практически в стерильности. Для неё очень важно было, чтобы она сама могла поддерживать порядок. Это для неё было качество не просто настоящей женщины, но настоящего человека.
— Запомни, Надюш, нужно идти по миру так, чтобы вокруг тебя было чисто.
В своё время бабушка была самой активной участницей субботников и до сих пор ходила собирала мусор в скверах, накалывая банки из-под газировки на заточенную палку, чтобы их отдалённый район выглядел хотя бы немножко почище.
Татьяна Георгиевна была сильной и здоровой пенсионеркой. Годы брали своё, иногда она что-то забывала, но в целом производила впечатление крепкой старушки.
— Давай подумаем, как тебе все-таки привести в порядок территорию, — сказала Надя.
Татьяна Георгиевна уже давно вынашивала мысль сделать у них в подъезде всё как в лучших домах столицы. Стыдно сказать, но она так засматривалась на роскошные интерьеры в журналах. А сейчас Татьяна Георгиевна научилась пользоваться компьютером и постоянно смотрела в интернете, какие великолепные лобби отстраивают в Москве и какие дворцы декорируют в арабских странах.
— Ой, знаешь, если сейчас я была б молодая, моя бы воля, я бы пошла учиться на дизайнера интерьера. Очень мне это по душе. И на заводе я же похожие вещи делала. Сейчас молодежи кажется, что мы были тупые. Скажешь слово «завод», и все представляют, что там неотёсанные чурбаны детальки клепают. Но мы же были другие! Мы были одухотворённые, что ли. Не уверена, что это слово значит, но подходит вроде. Может, даже не все из нас писать и читать умели, но все хотели выучиться. Не у каждого получилось, конечно. Не все говорили красиво. У нас некоторые мужики через каждое слово вставляли ругательства. Но они стремились к красоте по-своему. А сейчас я этого не вижу. На наш подъезд без слез не взглянешь. Углы тёмные, немытые, у почтовых ящиков дверцы отваливаются. Хорошо хоть, в лифте перестали кнопки выжигать. Это всё-таки ушло. Но в остальном как было, так и осталось. На стенах эти каракули непонятные.
— А чего не хватает? — деловито спросила Надя.
— Как чего? Денег и ума. Но деньги — полбеды, тут есть у нас состоятельные соседи. Вон Лёню я знаю, Витю. Они на хорошее дело деньги дадут, у них бизнес в гору идёт. И организовать я бы, наверное, все смогла, но надо же, чтобы потом не ломали. А у нас что? Я фикус на подоконник поставила, украли. Что делать, не представляю!
— А кто ворует-то? Чужие приходят?
— Да какие чужие? Наши. Они не понимают, что это красиво. И это молодые, моложе тридцати точно. Из новых соседей. Поэтому не облагородить мне тут ничего.
— Подожди, можно же их как-то всех занять, всех собрать… — размышляла Надя. — Все увидят, как это важно. Можно даже целую рекламную компанию сделать.
— Скажешь тоже, Надюш. Какая рекламная компания? Ты забыла, где мы живём? Это тебе не Москва. Невозможно, я тебе говорю, сейчас сделать здесь красиво. Невозможно. Но зря ты думаешь, что это большая проблема. Просто мечтаю иногда, — вздохнула Татьяна Георгиевна.
— Но мечты тоже важны, — сказала Надя. — Я вот всегда мечтать любила.
— Помню, ты всегда мечтала преподавать в школе, — хмыкнула Татьяна Георгиевна.
— Это другое, — опустила голову Надя. — Мне до сих пор хочется старшеклассникам что-то объяснять, рассказывать. Но они меня не слушают. Не чувствуют, что я главная. Они ведут себя со мной, как будто я их ровесница.
Татьяна Георгиевна окинула внучку весёлым взглядом:
— Ты, в общем то, не намного их старше. Так, студенточка. Я где-то их понимаю… Вот если бы я была на твоём месте, они бы меня слушали. Я бы их гоняла и хвост, и в гриву.
— Как бы ты их гоняла и в хвост, и в гриву, бабуль, если бы тебе было двадцать два?
— Всё равно, — махнула рукой Татьяна Георгиевна. — Я бы нашла способ, они бы меня все равно слушали. Они бы у меня все задания делали. Бабка твоя на заводе вокруг себя людей хороших собирала, умела вести за собой.
— Да, наверное, ты смогла бы их построить, бабуль. Но только видишь, ты не я. И поэтому мне придётся что-то самой придумать.
Спустя некоторое время внучка отправилась к себе домой от бабушки. Татьяна Георгиевна немного посмотрела телевизор и легла спать. Надя почитала книжку, выключила свет и моментально уснула.
А наутро она поняла, что проснулась в бабушкиной спальне.
Что это такое? Неужели она вчера уснула у бабушки?
Да нет, она точно помнит, что закрывала глаза, лёжа на своей любимой подушке.
Так. Она не просто у бабушки, а лежит в бабушкиной кровати под её одеялом. Надя решила достать свой телефон и посмотреть, сколько времени, но телефона нигде не было. Надя захотела поправить волосы, подняла руку к голове и закричала. Её рука оказалась морщинистой, как у бабушки, а на голове больше не было длинных волос, только короткая стрижка.
Не прекращая кричать, Надя подошла к зеркалу и перешла уже на визг. Осеклась — испугалась, что соседи вызовут милицию. Из зеркала на неё смотрела её бабушка.
Тем временем примерно то же самое происходило в квартире, которую снимала внучка. Татьяна Георгиевна ошалело смотрелась в зеркало и видела там юную красивую девушку — собственную внучку Надю.
«Наверное, это мне снится», — подумала Татьяна Георгиевна. Она потёрла глаза, ущипнула себя, пошла на кухню, попила воды, чтобы точно проснуться. Но ничего не помогло, она по-прежнему выглядела в зеркале как внучка.
Вдруг зазвонил Надин телефон. Татьяна Георгиевна пошла туда, где он звонил. Ей пришлось перерыть всю кровать, потому что, оказывается, Надя по ночам хранила телефон под подушкой. На экране было написано: «Бабуля».
Как же это включать? Непонятно. Что, если вот так провести?
К счастью, интуиция Татьяну Георгиевну не подвела, и телефон действительно включился.
— Бабушка, это ты? — в трубке звучат голос пожилой женщины.
Если я — это она, значит, она — это я.
— Надя? — неуверенно спросила Татьяна Георгиевна.
— Я как будто попала в твоё тело. Не знаю, как объяснить. Мне кажется, я схожу с ума.
Татьяна Георгиевна усмехнулась:
— Помнишь мультфильм? Это гриппом вместе болеют, а с ума поодиночке сходят. Нет, мы с ума не сошли. Мы вроде как поменялись телами.