Самая необычная экранизация драматической поэмы Гёте
Посмеяться над Фаустом (и над «Фаустом» заодно тоже) - на такое отваживаются немногие, ибо кто из нас не хотел бы быть Фаустом и разве ж можно смеяться над одной из трех (если не брать в расчет сакральные тексты) наряду с «Илиадой», «Одиссеей» и «Божественной комедией» центральных книг мировой литературы?..
Классик французского и мирового кино, режиссер и писатель Рене Клер отважился и посмеялся. Он сделал это в злой комедии 1950 года «Красота дьявола», комедии о Мефистофеле, выбрав на главную роль великого, тогда уже немолодого актера Мишеля Симона и придав ему в пару пустоватого героя-любовника в лице всеевропейского кумира Жерара Филипа.
Основной технический и драматургический прием, который использовал Клер, заключается в том, что все действующие лица картины, вне зависимости от их возраста, одеяний, социального положения и проч., намеренно психологически изображены как мещане середины ХХ века, чем подчеркнута вневременность и вненациональность происходящих событий, так сказать, неизбывность сюжета и надмирность мотива: гибли, гибнем и будем гибнуть за металл, а прочее - несущественно.
И еще: в связи с этим нет среди нас больших и маленьких. Все - маленькие: омоложенный ученый, напрочь утративший всякие знания о том, что такое человек; седовласый король, пускающийся в гибельную финансовую авантюру; влюбленные в роскошь и «красоту дьявола» девчонки - кто б они ни были: принцесса или нищая цыганка; наконец сам Мефистофель, вроде бы (лишь вроде бы, ведь как только приходится ему решать задачку посложнее 2 х 2, тут же старый бес возносит очи и длани горе: о великий Люцифер, помоги мне, ибо без твоей мудрости я ничто!..) присовокупивший к немалым потусторонним знаниям мудрость старого ученого Фауста, в чьем обличии он и творит свои бесовские фокусы.
А творит Мишель Симон великолепно, талантливо, с такой иронией, что подчас вызывает у зрителя злой хохот, почти весь фильм оставляя Жерара Филипа не у дел. Но главное даже, может быть, и не в том, как творит Симон, а в том, из чего он творит. Драматургия Клера - Салакру филигранна, они выбирают из «Фауста» совершенно нетрадиционные для инсценировок и экранизаций сцены. В фильме вообще нет Маргариты и соответственно всей мелодраматической линии первой части поэмы. В качестве основного материала, в сильно переработанном, травестированном виде, используются народные легенды и эпизоды из второй части гетевского «Фауста», в которых речь идет о грандиозной государственной финансовой афере Мефистофеля и - отчасти - о любви-грёзе Фауста и прекрасной Елены. Все это переработано таким образом, что предстает как бы в волшебном - единственно справедливом! - маленьком кривом зеркале камеры, еще сильнее заостряет философскую сатиру Гёте и показывает нам, лилипутам, самих себя глазами Гулливера. Стилистика картины - чистый неореализм.
Словом, все было бы идеально, если бы не финал. К сожалению, р-революционный, левацкий, я бы сказал, хэппи энд несколько смазывает общее впечатление, хотя - посочувствуем Клеру - и трудненько было б найти иной исход для таких вот негероических, мелкотравчатых Фауста и Мефистофеля, одинаково, в общем, проваливающихся в преисподнюю, а лучше сказать, размывающихся в небытие волнами победоносного народного бунта. Он же, бунт, надо полагать, и есть то самое прекрасное мгновение, которое должно остановиться - и прервать физические и нравственные мучения Фауста.
Думаю, что в 1950-м Рене Клер не предполагал, конечно, каково на самом деле это «прекрасное мгновение», но не сомневаюсь и в том, что художественное чутье изменило ему. А жаль, ведь если б не последние пять минут, в целом классическая картина была бы подлинным шедевром на все времена. Таким, как ее литературный первоисточник.
© Виктор Распопин
Иллюстративный материал из общедоступных сетевых ресурсов,
не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.