Кузнец Рамиль Сабиров о тайнах искусства, фронтовой поэзии сына и ноже для Захара Прилепина
Трудно представить, что в то время, как в профессиональной области искусственный интеллект «наступает на пятки» человеку, где-то, как и тысячи лет назад, кузнец разводит в горне огонь и раздаётся ритмичный стук молота по наковальне. Омский кузнец Рамиль Сабиров поделился секретами своего мастерства с корреспондентом «Четверга».
– Рамиль Галиахметович, кузнец – это профессия или хобби?
– Состояние души. Если бы для меня это была просто профессия, то я бы что-то ковал постоянно. Я же прихожу в кузницу по зову сердца, разжигаю горн и воплощаю свою творческую задумку. А потом могу неделю ни за что не браться.
– Как осваивали кузнечное дело?
– Свой первый ножик я выковал в 12 лет в деревенской бане. Печка там была очень жаркой – без дверок, уровень топки на уровне земли. Видел, как отец там мелкие вещи отковывал, топоры перекаливал. Вот и я решил сам ножик сковать. Нашёл подходящий кусок железа – зуб от вил обломанный, знал, что это хорошая сталь. Притащил кувалду отцовскую, плоскогубцы, молоточек и, сидя там, в бане, стучал-ковал. Сейчас, конечно, смешно вспоминать… Но для меня это был некий этап – на своём опыте понял, как ножи куют.
Перед армией, это был 1983 год, зимой меня отправили работать в колхозную кузницу молотобойцем к местному кузнецу Андрею Петровичу. И я смотрел, как он работает, как относится к инструменту, к наковальне. Кузница находилась в колхозном гараже, и трактористы, бывало, заходили что-то там «постучать по железке». Хватали кувалду, которая всегда аккуратно лежала на наковальне. И тут в этого «мастера» летел первый попавшийся кусок железа. «Не лезь! Испоганите мне наковальню! – кричал Андрей Петрович. – Это моя кормилица! Вон ваше всё в углу лежит!»
– В народе разные слухи про кузнеца ходят… Говорят, в кузнице присутствует особая магия.
– Есть такое. Кузнецов всегда считали колдунами, шаманами. Почему? Ну, во-первых, кузницу всегда ставили на окраине деревни. Чтобы, если случится пожар, деревня не пострадала. Во-вторых, желательно возле водоёма. Не потому, конечно, чтобы к русалкам поближе. Прохладный сырой воздух повышает температуру горения огня. В Аркаиме (древний город, который нашли в Челябинской области), например, у каждого жителя в доме была плавильня, и воздух в эту плавильню подавался из колодцев. И ещё одно «волшебство» – кузнец мог добыть огонь без кресала. Просто брал кусок железа и частыми ударами ручника на наковальне нагревал этот кусок так, чтобы можно было поджечь трут.
Ещё одна причина из области «физической мистики» – у нас на Руси самые лучшие клинки получались в самые сильные морозы. Кузнец после закалки металла в воде выскакивал на мороз и носился полуголый, размахивая клинком. С точки зрения физики, ниже температура – лучше закаляется металл, с точки зрения мистики… придумывай что хочешь.
– Сейчас что-то изменилось в технологии ковки?
– Тем, кто занимается ручной ковкой, на помощь пришли разные приспособления: электро-, гидро-, пневмопривод и т.д. И это на самом деле очень облегчает работу. Есть такое понятие – «однорукий кузнец». Это тот, у кого одна рука занята тем, что держит клещи с поковкой, а вторая – рабочая, которая молотом стучит. Я очень долгое время был таким кузнецом. Когда есть помощник, он работает кувалдой. Но помощник должен быть толковый – знать, как удар нанести, в какую сторону потянуть металл.
– Как повышать кузнечное мастерство?
– Прежде всего, это постоянная практика и эксперименты.
– Кузнец – всем ремёслам отец. Верная поговорка?
– Я бы добавил «хороший кузнец». Это действительно так. В деревне кузнец, как говорится, был царь и бог. Все к нему шли за хорошим инструментом – печник, бондарь, столяр, плотник… Да та же ткачиха и швея – иголку выковать к кузнецу шли.
– И иголку сделать можете?
– Могу.
Мне часто заказывают инструменты. Для ручной обработки древесины, да и печникам тоже ковал и кельмы, и печные молотки. Был случай – я сделал для печника кельму, а он лет через пять приходит за новой. Прежняя так к руке пришлась, что мастер её об кирпич до состояния огрызка стёр.
Мало просто сковать инструмент, чтобы он хорошо работал, он должен быть удобным, в руку хорошо ложиться. Эргономика, функция, красота – три кита, на которых стоит декоративно-прикладное искусство и ковка в том числе.
– Кроме «мирного» инструмента, вы делаете и более «агрессивные» ножи.
– Ножи тоже разные бывают. Есть холодное оружие, есть хозяйственно-бытового назначения. Я всегда делаю ножи хозяйственно-бытового назначения. У холодного оружия есть свои, закреплённые в законодательстве, признаки. Я сразу чётко оговариваю эти моменты с заказчиком, чтобы ко мне не было вопросов.
На изготовление одного ножа у меня уходит 11 часов рабочего времени и 15 видов наименований разного инструмента.
– А сталь где берёте?
– На любом чермете огромное количество старых рессор и напильников. Но сейчас у нас народ просвещённый с помощью интернета – все хотят какие-то супер-пупер стали. Начинают задавать вопросы: «А вот какая закалочная среда, термичка?..» Я им отвечаю: «Ребята, а вы слышали про кузнеца-кустаря Егора Самсонова, который работал в Туле в конце XIX– начале XXвека? До сих пор качество его ножей, которые он отковал в небольшой мастерской во дворе своего частного дома, никто не превзошёл. Вертикальная нагрузка, которую выдерживает самсоновский нож, – 14 тонн. У него не было ни особых сталей, ни термички, ни образования. Всё сделано на глаз. Реально работающий кузнец чувствует температуру нагрева горна, температуру нагрева железа по свечению, например. Не нужны ему никакие термички.
Мастер делает свой нож, что называется, от и до. Я не только металлическую часть, но всю слесарку сам вывожу и ножны…
– Вы уже сделали свой идеальный нож?
– Нет. Это тот нож, который… будущий. Хотя есть почти идеальные по многим параметрам ножички. Мои парные ножи-близнецы «Скорпионы», например. С полгода думал, рисовал эскизы, а уж потом этот нож родился.
– Используете клеймо мастера?
– Да. Я ставлю на свои ножи клеймо и даю на своё изделие пожизненную гарантию.
– Кроме инструментов, вы сделали много вещей, которые относятся к предметам искусства. Помню, на одной из выставок меня поразил Шаманский трон…
– Шаманский трон находится теперь в частном музее бывшего губернатора Ямала Неелова в Салехарде. Я участвовал в оформлении этого музея, тогда он и приобрёл трон. Кстати, там я исполнил свою детскую мечту – сделал лодку-долблёнку. В детстве видел, как такую делал отец.
– А в Омске можно увидеть ваши работы?
– Какая-то часть находится в городском музее «Искусство Омска». Некоторые кованые авторские изделия стоят в Органном зале. Последнее время много работаю с Омским хором. В 2022 году для постановки про Ермака делал реквизит: пищали, шашки. У Ермака были сабли так называемого польского образца – более изогнутые, чем те, что мы видим в спектакле. Но ввиду того, что на сцене очень много фланкировки, заказали шашки казачьи. Нужно было, чтобы шашки были именно кованые и соответствовали всем параметрам техники безопасности. Раньше случалось, что клинок ломался на сцене, если был допущен перекал металла при изготовлении. В то же время клинки не должны так сильно гнуться, как настоящая шашка.
– Какими творениями гордитесь больше всего?
– Самые мои лучшие произведения – это мои сыновья. Старшему Рифату в этом году исполняется 30 лет, младшему Амиру 21. Рифат – талантливый геодезист, известный в профессиональных кругах блогер. Дипломную работу он писал по применению беспилотных летательных аппаратов в геодезии, тогда тема БПЛА только начиналась. Защитил диплом на отлично с похвалой. После окончания вуза получил девять предложений о трудоустройстве. Выбрал работу в Омске, потом его пригласили в Саратов. Отлично владеет английским.
– Не уведут такого востребованного специалиста зарубежные фирмы?
– Нет. Он патриот – из России никуда не поедет.
– Про Амира вся страна узнала от Захара Прилепина. Как фронтовые стихи вашего младшего сына попали к известному писателю?
– Амир пошёл на срочку и, как выяснилось, с первого дня писал рапорты, чтобы взяли на СВО. В августе, в субботу рано утром приехали наши друзья и сообщили нам, что сын подписал контракт. Конечно, нам с женой было очень нелегко. Когда после боевого слаживания он попал на фронт, недели три о нём не было никаких известий…
Потом Амир начал присылать свои стихи. Там, на фронте у него была тетрадка, куда он их записывал. Растрёпанная, намокшая вся. Я попросил: «Ты сфотографируй и пришли нам страницы. Мы с мамой сядем и расшифруем, чтобы не пропали». Жена предложила потом отправить его стихи Захару Прилепину. А перед этим я читал его пост, что побольше бы сейчас нужно фронтовой поэзии. Я собрал стихи Амира, нашёл фонд Захара Прилепина и отправил стихи его помощнице по связям с общественностью. Сначала ответила она, потом написал Захар. И очень высоко отозвался о стихах сына. Я Амиру дал его контакты. Он мне говорит потом: «Прилепина боюсь больше, чем прилётов». Такой пиитет перед ним. В 13 лет он прочитал его «Ополченский романс», который его потряс, и с тех пор относился к нему как к небожителю. Я выковал для Захара нож с гравировкой «Мастеру слова…», удалось его переправить. Пусть будет для него оберегом от всех бед.
Беседовала Светлана ЛЫБИНА.
Фото Андрея БАХТЕЕВА.