... прочла это его, шестое письмо и решила, что хватит многоточия - пора ставить жирную точку, иначе все слишком затянулось, никому из нас от этого не легче и неизвестно чем вся эта так красиво начавшаяся история любви Игоря Петровича может закончиться. Да, «Мы в ответе за тех, кого приручили» - это А.Экзюпери сказал очень, очень точно, мудрее некуда.
ЧАСТЬ 7
Письмо седьмое
Но сначала — комментарии к письму шестому, потому что: чтобы комментировать письмо седьмое, необходимо вернуться к письму шестому, которое не хотелось комментировать по причине явных прозрений насчет любви Игоря Петровича (его поведения в реальности и нескрываемых противоречий, сродни злости и раздражению, а то и некой мстительности, появившейся в письмах, особенно — письме шестом), ведь мало ли что мне могло показаться, но - уж слишком они, эти два письма, взаимосвязаны.
Итак, комментарии к письму шестому
* О противоречиях
«Помнишь, ты сказала, что я иногда сам себе противоречу в письмах?»
Игорь Петрович противоречил себе не только в письмах — всё его поведение было сплошным противоречием, как и он сам. Только в письмах у него была возможность красноречиво и обстоятельно изъясняться, даже оправдываться, разъясняя истинно вложенные смыслы в те слова, в то время, в те чувства и обстоятельства, когда он их писал. При личных же встречах он то краснел, бледнел, немел и был сам не свой, то был навязчив, бесцеремонен и даже груб, то есть вел себя порой, как неопытный юнец, а порой — как отчаявшийся старец.
** О фантазиях
«И - непонятные вещи творятся на свете: я осторожно прикасаюсь к твоим волосам (ты заметила — я был чуть деревянный — это от холода), касаюсь пальцами твоего нежного ночного лица...»
В тот вечер, сидя возле меня на лавочке у моего подъезда, осмелев и спросив разрешения, он потрогал мои волосы и коснулся рукою лица. В письме же его слова выглядят столь многозначительно, словно было нечто большее, чем мимолетное касание дрожащими от волнения руками — да, деревянными, холодными, чужими и неприятно пахнущими крепким табаком и рыбой. Но он опять что-то объясняет, доказывает про «чуть деревянные руки»… Да, жалости не было — было отторжение. В тот миг он не приблизил меня к себе, а оттолкнул окончательно. И «случиться» уже не могло однозначно.
*** О визите в «берлогу» и предчувствиях
«Нет, я не заманиваю тебя в свою «берлогу...»
Да, приняла приглашение послушать музыку. Мне нужны были музыкальные темы для постановок, а у него были дефицитные, то есть труднодоступные, по тем временам, кассеты. Для меня это была просто встреча, хотя — и попытка все же приглядеться к нему получше, пожалуй, тоже была. Для него — нечто большее, не оправдавшее себя. Из чего он делает свои неутешительные выводы и пишет уже о том, что «без ответа чувства начинают гаснуть». Может, думала я, читая, так и лучше, разумнее?
И, наконец, он пишет о том, что предчувствует что-то новое. (Или знает?) Но спрашивает у меня, словно сверяет ощущения (или то, что он знает!) - знаю ли я?
**** О Зеркалах и продавщицах
«Ты читала Кирсанова, его «Зеркала»?»
О, эти все отражающие кирсановские «Зеркала»!..
«Можно жить и с зеркальным кружком, если полностью нету...»
«Кончились отражения зеркальца — оно прочтено до конца. Пустая вещица. Появилась на нем продавщица ларька, наклоняясь над вещами… И в перчатке — твоя, на прощанье, рука...»
Нет, не спроста эти зеркала, не спроста — Игорь Петрович начал мудрить, а точнее — хитромудрствовать. Что-то подсказывало мне, что он, образно выражаясь, не хочет «упасть лицом в грязь», но — он явно сдает свои позиции, отступает. (Ведь - «продавщица ларька» уже наклонилась над вещами… И — да, можно жить с «зеркальным кружком», если целое недоступно, неприступно!) Но как, как оставить последнее слово за собой так, чтобы я всю жизнь потом жалела о том, как и кого отвергла?!
***** О гениях и их обидах
«Я — гений...»
И Игорь Петрович пишет свою тему откровения «Я — гений».
Как последний шанс. Его шанс. Мне — шанс.
О том, что он — избранный, что для него жизнь — «большая ясность», данная свыше. Что я еще могу, что есть еще у меня этот самый последний, им данный шанс, войти в его Вселенную.
Далее он приводит знаменитые строки: »Со мною вот что происходит — совсем не та ко мне приходит...»
И уж совсем без церемоний и открыто Игорь Петрович пишет о своей обиде (попросила не звонить мне на работу), которая так мучает его, что он «рубит с плеча»: «ну, не любит она тебя — ну, и черт с ней, ей же хуже».
А потом «рассматривает внешность», так поразившую его своей красотой и совершенством вначале («лик Мадонны» и прочие эпитеты). Теперь он ясно видит «раздвоенность красоты»…
И, как окончательный аккорд так любимого им «хорошо темперированного клавира», он приводит в заключении данного письма слова К. Паустовского о том, что содеянное зло возвращается сторицей непременно! - мол, предостерегаю: задумайся, откликнись, не делай зло мне и моей любви к тебе, не бери у судьбы худшее (не влюбись в какого-то негодяя), если рядом вот он, я — Гений! И право выбора за тобой, ведь я так тоскую именно по тебе, а не по той «продавщице ларька» что крадет меня у тебя… и в руки которой я готов отдаться, «вышибая клин клином»…
Вот так я прочла это его, шестое письмо и решила, что хватит многоточия - пора ставить жирную точку, иначе все слишком затянулось, никому из нас от этого не легче и неизвестно чем вся эта так красиво начавшаяся история любви Игоря Петровича может закончиться. Да, «Мы в ответе за тех, кого приручили» - это А.Экзюпери сказал очень, очень точно, мудрее некуда.
Вскоре все это и случилось. Он сам ускорил события, за которыми последовало письмо седьмое...
Письмо седьмое
За что?!…
За то, что люблю тебя на всю оставшуюся жизнь?!
Прощай.
Больше я тебе о себе не напомню.
Одна тысяча девятьсот… Май. Десятое.
Комментарии к письму седьмому:
И тут, за столь сильной обидой Игоря Петровича стоит наш с ним серьёзный разговор, который произошёл при его очередной попытке установления со мной личных контактов.
Игорь Петрович был настолько не трезв и настолько смел, что мне пришлось ему об этом сказать весьма резко и попросить больше ко мне в таком виде не подходить. В тот момент все его письма не играли никакой роли, мне хотелось одного - чтобы он оставил меня в покое и дал спокойно жить своей личной жизнью.
Понять молодую девушку весьма не сложно: кому понравятся навязываемые чувства и неадекватные приставания весьма неопрятного, дурно пахнущего застарелым перегаром, прокуренного, с весьма неприятными ей манерами поведения, довольно взрослого и совершенно чужого и чуждого для неё мужчины?
Игорь Петрович был весьма поражён таким отпором, долго мычал и тряс головой, приходя в себя, а потом тяжело спросил:
- Каким же я должен быть, по-твоему, чтобы тебе понравиться? Чтобы ты от меня хотя бы не убегала и мы могли, как минимум, пообщаться?
- Таким, чтобы ваши письма и ваша реальная жизнь хоть как-то соответствовали друг другу! Вы пишите о духовном, возвышенном, о чистоте помыслов и смыслах жизни, о стремлении к совершенству, а что я вижу на самом деле?! Я тоже за духовную чистоту и высокие помыслы, поэтому не терплю людей курящих и злоупотребляющих спиртным — у меня на них аллергия, а вас я трезвым и не помню!.. Мало писать о духовных ценностях, их надо самому иметь. Займитесь спортом, бросьте курить, пить, в доме наведите порядок, себя приведите в надлежащий вид — и совсем не для того, чтобы понравиться мне, а чтобы самому было не стыдно за себя и своё несоответствие внутреннего и внешнего. Вы образованный, неординарный, замечательный человек, с вами будет счастлива та женщина, которая вас полюбит и всё у вас в жизни сложиться хорошо — услышьте только меня правильно! А то вы зовёте меня в свой мир, свою Вселенную — это, что я сейчас вижу, и есть ваш мир??! Извините…
Игорь Петрович совсем сник от услышанного, потом раскланялся, как ему казалось, весьма трезво и галантно, но демонстративно обиженно и пафосно, ещё немного молча постоял, затем обреченным голосом извинился и, пообещав больше писем не писать, о себе не напоминать, попрощался и ушёл…
Это и вылилось в тот крик души, который Игорь Петрович столь кратко и ёмко изложил в своём прощально-вопросительном письме, ведь тем жестким разговором, как мне казалось, я обрезала все ниточки его тончайших, как паутина, надежд.
Но письмо от Игоря Петровича ещё было. Он, как настоящий мужчина, оставлял последнее слово за собой. Я не возражала. Даже была очень признательна. Тем более, что он начал писать эти письма — ему и точку ставить, а не его любимые многоточия…
(цикл ПИСЬМА, письмо седьмое, комментарии к письму шестому и седьмому, рабочая версия)
(2018 г.)
07.02.2024 г.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ!