VII
Фургон монотонно поскрипывал, солнце клонилось к западу, но еще припекало. Позади на ящиках храпел Ганелон, и я завидовал его шумному занятию. Он спал уже несколько часов, а я третий день проводил без отдыха.
Нас от города теперь отделяло миль пятнадцать, мы ехали на северо-восток. Дойль, увы, не успел вовремя выполнить весь заказ, но мы с Ганелоном живо убедили его закрыть лавку и поторопиться. А потому задержались на несколько часов. Я был слишком заведен, чтобы спать, даже не способен на это и управлял фургоном; раздвигая Тени.
Усилием воли я отогнал усталость, отодвинул вечер, прикрылся от солнца облаками. Мы тряслись по глубоким колеям, выбитым в сухой глине. Она была какого-то уродливо-желтого цвета, под колесами раздавался хруст.
С обеих сторон торчала бурая трава, низкорослые изогнутые деревья покрывала толстая мохнатая кора. Вдоль дороги то и дело попадались выходы сланце-войглины.
Я хорошо заплатил Дойлю за его порошки, заодно купил и красивый браслет для Дары. Алмазы были в мешочке на поясе, Грейсвандир под рукой. Стар и Огнедышащий Дракон тянули размеренным шагом. Я двигался к своей цели.
Интересно, вернулся ли уже Бенедикт домой? И сколько времени он потеряет на ожидание? Опасность еще не миновала. Тени не были препятствием для него, а след за собой я оставлял отменный. Впрочем, выбирать не из чего. Без фургона я не мог обойтись, приходилось тащиться, к тому же на новую адскую гонку сил у меня уже не было. Я осторожно и медленно раздвигал Тени, понимая, что устал и все ощущения мои притуплены. Оставалось надеяться лишь на то, что постепенно увеличивающееся расстояние когда-нибудь отгородит меня от Бенедикта надежной стеной, за которую он не сумеет проникнуть.
На следующих двух милях я вернулся снова к полудню, но погоду сохранял пасмурной — мне нужен был свет, не жара. Удалось даже отыскать легкий ветерок. Правда, запахло дождем, впрочем, риск был оправданным. Нельзя получить все сразу.
Я старался совладать с дремотой и растущим желанием разбудить Ганелона — это можно будет сделать потом. А пока, в начале пути, это опасно, нужно отъехать подальше.
Мне хотелось, чтобы стало светлее, чтобы улучшилась дорога, — я устал от этой проклятой желтой глины, да еще приходилось следить за облаками и не забывать, куда мы едем…
Я потер глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Мысли в голове начинали путаться, а мерное постукивание копыт и поскрипывание фургона просто усыпляли. Я уже не чувствовал ни тряски, ни качки. Руки едва удерживали поводья, задремав, я даже выронил их. К счастью, лошади, казалось, сами понимали, чего от них ждут.
Через некоторое время, въехав на холм по пологому длинному откосу, мы возвратились в утро. К тому времени небо и вовсе нахмурилось; чтобы хоть как-то разогнать собравшиеся над головой тучи, пришлось отъехать еще на несколько миль и при этом еще не раз сместиться. Дождь мигом превратит дорогу в жижу. Я поморщился, оставил небо в покое и перенес внимание на землю под ногами.
Наконец мы подъехали к ветхому мосту через пересохший ручей. Дорога за ним стала поровнее и не такой желтой. По мере того как мы ехали, под копытами коней она становилась все темнее, тверже и глаже, зазеленела придорожная трава.
Тогда вот и начался дождь.
С ним я немного повоевал, не желая покидать ровную дорогу и траву. Голова моя болела, но ливень утих через четверть мили, и вновь проглянуло солнце.
Солнце… Ах да, солнце.
Мы громыхали дальше. Наконец дорога змеей скользнула по какой-то впадине меж деревьев с яркой листвой. Мы спустились в прохладную долину" по небольшому мостику перебрались через узкую полоску воды на дне пересохшего ручья. Поводья пришлось накрутить на кулак —> время от времени я клевал носом. Собственные мысли приходили ко мне откуда-то издалека, я с трудом перебирал их.
В перелеске по правую руку от меня птицы робко начинали провозглашать день. Блестящие капли росы усеивали траву и листья. Воздух стал прохладным, косые лучи утреннего солнца пробивались меж деревьев.
Их пробуждение в этой Тени не могло одурачить мое тело, и я е облегчением услышал, что Ганелон пошевелился и ругнулся. Проспи он чуть подольше — пришлось бы его будить.
Хорошо. Я осторожно потянул за поводья, лошади поняли и остановились. Я поставил фургон на тормоз — мы были еще на подъеме — и нащупал бутыль с водой.
— Эй! — сказал Ганелон, увидев, что я пью. — Оставь и мне глоток.
Я передал ему бутыль.
— Теперь твоя очередь. Мне надо поспать.
Он тянул воду с пол минуты, потом шумно выдохнул.
— Да, конечно, — ответил он, переваливаясь через край фургона, — только подожди малость. Природа требует свое.
Ганелон сошел с дороги, а я улегся на его ложе и, подложив под голову вместо подушки плащ, сладостно растянулся там.
Вскоре он сел на место кучера и рывком отпустил тормоз. А потом цокнул языком и легонько прихлопнул вожжами.
— Сейчас утро? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да.
— Ба, неужто я проспал целый день и всю ночь?
Я рассмеялся:
— Нет. Просто я сдвигал Тени — ты спал шесть или семь часов.
— Не понимаю, но тем не менее не спорю. А где мы сейчас?
— Просто едем по дороге. Следует отъехать как можно дальше.
— Бенедикт еше может нагнать нас?
— Думаю, да. Потому-то и нельзя сейчас дать лошадям отдохнуть.
— Согласен. Нужно опасаться чего-нибудь определенного?
— Нет.
— Когда тебя разбудить?
— Никогда.
Он замолчал…
Ожидая, пока сон подчинит себе сознание, я, конечно, думал о Даре. Я все время думал о ней.
Для меня все это оказалось совершенно неожиданным. Сперва я даже не воспринимал ее как женщину; лишь оказавшись в моих объятиях, она заставила посмотреть на нее иначе. А секундой позже и мой спинной мозг принялся за дело, ограничив свободу разума, как говорил мне когда-то Фрейд. Алкоголь тут ни при чем, я выпил тогда не слишком много, да он и не подействовал на меня. Почему же случившемуся я хотел найти какую-нибудь постороннюю причину? Просто чувствовал себя виноватым, вот и все. Мы были в слишком дальнем родстве, его можно было не принимать во внимание. Так что объяснение не подходило, и я вовсе не воспользовался ситуацией — она сама знала, зачем ищет меня. Именно обстоятельства случившегося заставляли меня копаться в собственных мотивах. Я хотел добиться большего, чем просто ее доверия и дружбы, когда мы говорили с ней в первый раз и когда я вел ее потом через Тени. Я хотел, чтобы часть ее привязанности, веры и любви от Бенедикта перешли ко мне. Я хотел, чтобы она была на моей стороне, союзницей в лагере возможных врагов. Я надеялся, что сумею воспользоваться ею, если дела пойдут скверно и в этом окажется необходимость.
Все так. Тем не менее я не хотел признаваться себе, что обладал Дарой не только из практических соображений. Они, конечно же, примешивались к совсем другому чувству; это портило мне удовольствие и заставляло сомневаться. Почему? В свое время я успел совершить много такого, что достойно осуждения в глазах посторонних, — и нисколько по этому поводу не переживал. Однако прежние подвиги меня не особенно беспокоили. Я боролся с этим чувством, не желая признаться себе в том, но ответ был ясен: девушка мне нравилась. Очень просто.
Все тут было иначе, чем в кратковременной привязанности к Лоррен — дружбе усталых ветеранов; не было и той чувственности, что ненадолго связала меня с Моэри, перед тем как мне пришлось вступить на Путь во второй раз. Все было по-другому. Я и знал-то Дару слишком недолго, чтобы искать тут логику. За моими плечами столетия… Но такого со мной не было уже сотни лет. Я просто позабыл это чувство. Я не хотел влюбляться. Может быть, чуть попозже. А лучше — никогда. Она мне совершенно не пара. Это же еще ребенок. Все, чего она может захотеть, все, что может показаться ей новым и интригующим, я успел вкусить невесть когда. Нет, все неправильно. Не следует влюбляться в нее. Нельзя позволять себе…
Ганелон, фальшивя, напевал чуть слышно какую-то непристойную песенку. Фургон, покачиваясь и поскрипывая, повернул вверх по склону. Лучи солнца упали мне на лицо, и я прикрыл глаза ладонью. Тогда-то забвение ухватило и стиснуло меня.
Проснулся я уже после полудня в мрачноватом настроении. Долго пил, потом плеснул воды на руку и освежил глаза. Причесался пятерней. И оглядел окрестности.
Вокруг была зелень. Небольшие купы деревьев перемежались с заросшими высокой травой лужайками. Мы ехали все по той же проселочной дороге — жесткой и гладкой. Небо было высоким, небольшие облака то и дело с поразительной регулярностью затмевали свет. Дул легкий ветерок.
— Восстал среди живых. Браво! — сказал Ганелон, когда я перелез через переднюю стенку и уселся рядом с ним. — Лошади начинают уставать, Корвин, да и мне хотелось бы вытянуть ноги. К тому же я очень проголодался. А ты?
— Тоже. Поворачивай налево, в тень, остановимся и передохнем.
— По-моему, следует проехать подальше.
— Есть какие-нибудь причины?
— Да. Хочу кое-что тебе показать.
— Вперед.
Так мы проскрипели еще полмили, там дорога поворачивала к северу. Поднялись на холм; за ним оказался другой, еще выше.
— Куда ты собираешься ехать? — спросил я.
— Вон на ту горку, — ответил Ганелон. — Возможно, с нее будет видно.
— Поехали.
Лошади с трудом тянули фургон по крутому склону, я вылез подтолкнуть сзади. Когда мы наконец взобрались наверх, пыль и пот совсем испортили мне настроение, но я снова чувствовал себя совершенно бодрым. Ганелон осадил коней и поставил фургон на тормоз. Потом перебрался внутрь, а оттуда повыше — на крышу. Он встал, поглядел налево и, притенив глаза, позвал:
— Корвин, поднимись сюда.
Я полез сзади; присев на корточки, он протянул руку, потом, указал вдаль, и я внимательно вгляделся в ту сторону
Быть может, в трех четвертях мили слева направо тянулась широкая чёрная полоса. Мы были в нескольких сотнях ярдов над нею и прекрасно видели ее часть примерно в полмили длиною. Шириной она была в несколько сотен футов] И хотя полоса изгибалась и даже дважды поворачивала, ширина ее оставалась неизменной: посреди нее высились деревья — абсолютно черные. Казалось, там что-то шевелится, но различить ничего не удавалось. Возможно, просто ветер колебал черную траву. Темная полоса извивалась будто река, в ней словно бы различались отдельные струи.
— Что это? — спросил я.
— А я-то думал — ты знаешь, — ответил Ганелон. — Я решил, что это какое-то волшебство, связанное с твоими Тенями.
Я медленно покачал головой:
— Перед тем как задремать, я обязательно предупредил бы тебя, что наткнемся на что-нибудь столь странное. А как ты узнал про нее?
— Просто пока ты спал, мы несколько раз проезжали неподалеку от нее, а потом отъехали в сторону.
— Мне почему-то эта полоса не нравится. Чувствуется что-то знакомое. Тебе она ничего не напоминает?
— Увы, увы, к сожалению, напоминает.
Он кивнул:
— Словно тот проклятый Круг в Лоррене. Вот на что она похожа.
— Черная дорога, — сказал я.
— Что?
— Черная дорога, — повторил я. — Я даже не знал, что это такое, когда она упомянула про нее, но теперь начинаю догадываться. Ох, не к добру это!
— Еще одно плохое предзнаменование?
— Боюсь, что так.
Ганелон ругнулся, а потом спросил:
— Неприятностей следует ожидать скоро?
— Не похоже, но утверждать не могу.
Он спрыгнул на землю, я последовал за ним.
— Тогда давай поищем, где подкормить лошадей, — сказал Ганелон, — да и о собственных желудках пора позаботиться. ^ ^ *
— Уговорил.
Он взял поводья, мы двинулись вперед. Удобное местечко отыскалось у подножия холма.
Мы проторчали там чуть менее часа и говорили в основном об Авалоне. О Черной дороге не было сказано ни слова, хотя мысли мои не отрывались от нее. Следовало, конечно, вглядеться в этот мрак попристальнее.
А когда мы собрались в путь, поводья снова взял я. Слегка отдохнувшие лошади заспешили.
Пшелон сидел слева от меня и разглагольствовал. Только теперь начинал я понимать, что означало для него это странное возвращение домой. Он посетил все притоны своей развратной молодости, обошел четыре поля боя, где покрыл себя неувядаемой славой уже как человек с репутацией. Его воспоминания меня даже слегка растрогали. Забавно, как могут сочетаться в одном человеке золото и прах! Родиться бы ему в Амбере.
Мили проскальзывали мимо, и мы уже подбирались вновь к Черной дороге, когда мой разум ощутил знакомый удар. Я передал поводья Ганелону.
— Бери! — приказал я. — Правь!
-Что с тобой?
— Потом. Правь!
— Поторопиться?
— Нет. Езжай, как едем, только помолчи некоторое время.
Я закрыл глаза, сжал голову ладонями, опустошил ум и возвел стену вокруг пустоты… Никого нет дома. Ушли в гости. Адвокатов не требуется. Собственность без владельца. Просьба не беспокоить, нарушители будут преданы суду. Осторожно, злая собака. Горный обвал. После дождя скользко. Сносится для перестройки.
Напряжение спало, тяжко навалилось вновь; я опять блокировал его. Потом пришла третья волна. Я справился и с нею.
А потом все исчезло..
Я вздохнул, потер глаза.
— Теперь все в порядке. - Что случилось?
— Со мной пытались связаться весьма необычным для тебя способом, наверняка это был Бенедикт. Он, наверное, только что узнал кое о чем… и захотел остановить нас. Теперь я снова возьму поводья. Боюсь, он не замедлит пуститься в погоню.
Ганелон передал мне поводья.
— Есть у нас шанс ускользнуть?
— И неплохой, ведь мы уже достаточно далеко. Я хочу еще потасовать Тени, как только голова перестанет кружиться.
Я правил. Дорога петляла и изгибалась… Некоторое время мы ехали вдоль черной ленты. А потом дороги стали сходиться. Наконец мы оказались лишь в нескольких сотнях ярдов от нее.
Ганелон молча вглядывался вперед и потом произнес:
— Уж слишком она похожа на то самое место. Та же туманная пелена вокруг и ощущение, что сбоку что-то шевелится, а повернешься — и ничего.
Я закусил губу. Я взмок. Я пытался сместиться от этой штуки, и что-то все время противилось мне. Не было ощущения монолитной недвижимости, той, что возникает, если ты вдруг соберешься вступить в Тени в Амбере. Здесь было другое — чувство неизбежности.
Мы, как положено, двигались, переносясь из Тени в Тень. Солнце поднималось все выше, к зениту, но рядом с этой полосой в голову лезли мысли про черную полночь. Небо утратило голубизну, деревья стали выше, вдалеке появились горы.
Неужели дорога прорезает саму Тень?
Должно быть, так. Иначе как смогли бы найти ее Джулиан и Джерард и заинтересоваться ею?
Я уже начинал опасаться, что, к несчастью, и эта дорога имеет прямое отношение ко мне.
Проклятие!
Мы довольно долго ехали неподалеку от нее, постепенно приближаясь к темной полосе. И скоро нас разделяла только сотня футов. Пятьдесят…
Наконец, как я ожидал, обе дороги пересеклись......
Р. Желязны Продолжение следует.........