Завышение количества сбитых самолетов противника было характерно для всех армий. Особенно если бой случился над вражеской территорией. Даже «фотопулемёты» не всегда помогали, а они к тому же не сразу появились и не у всех были.
Если вражеский самолёт от пушечной очереди взорвался или начал разваливаться прямо на виду — это одно дело, 100% сбит.
Если же он пошёл на снижение, даже дымя или с горящим двигателем, — тут, как говорится, "бабушка надвое сказала".
Если сбил стрелок бомбардировщика, то отслеживать траекторию подбитого противника у него возможности почти нет. Бомбардировщик летит дальше заданным курсом, часто высоко и выше облаков. Надо следить за небом, отбиваться от других истребителей противника. Подбитый немец ушёл под облачность — и неизвестно что с ним дальше. И это в общем-то неважно, главное что атака отбита и свой самолёт цел.
Если немца сбил истребитель сопровождения, то он тоже не полетит отслеживать последний путь своего противника. Покидать охраняемые бомардировщики строго запрещено.
Даже если сбил истребитель в «свободной охоте» — тоже не всегда есть время добить врага. Бой продолжается, надо ловить в прицел других врагов, плюс думать о том как бы самого не сбили.
Даже Покрышкин чуть было так не погиб: "Пикируя, я свалился на ближайшего мессера и с очень близкой дистанции дал очередь. Вспыхнув, он рухнул вниз. Я проводил его взглядом, и это едва не стоило мне жизни. Еще один немец подобрался ко мне сзади. Резкие удары вражеских снарядов разворотили левую плоскость и бак... К моему МиГу бежали летчики. И Семенов бежал, в шелковом подшлемнике, возбужденный. "Тебя ведь зажгли!" — закричал он. Он прилетел раньше и сказал, что видел, как я, подбитый, камнем пошел к земле".
Но если дело было в тыловом районе ПВО и хватало времени разбираться в деталях, то искали свидетелей. Вот, например, боевой эпизод летчика-истребителя Льва Витольдовича Ушацкого (1916-1998). Тут аж 5 актов составили!
Думаю, его отец: Ушацкий Витольд Францевич, 1883–1950, инженер, член РСДРП с 1906 г.