В Галерее Классической Фотографии открылась выставка Владимира Клавихо-Телепнева «Тресвѣетлое солнце». Владимир — знаменитый российский фотограф, мастер «режиссерской фотографии» и живописного подхода к ней — рассказал «Эстету» о принципах своего творчества, отношении к коллегам по цеху, неприятии искусственного интеллекта и планах на будущее.
Вы — признанный классик современной российской фотографии. Каково быть классиком?
— Сложно. Тяжело не прыгать на одной ножке. Хочется иногда попрыгать на одной ножке, но это считается неприличным для классика. Еще сложно потому, что нужно учить других, организовывать свои школы, продвигать свое направление. Нужно помогать людям, которые сейчас такие, каким был когда-то я. Был молодой, хотел попасть к фотографу в студию, посмотреть, как он работает, а меня не пускали. Сейчас, если кто-то просит, я всегда открываю двери. Обучение — очень важная вещь, хочу им заниматься и потихонечку занимаюсь. Но это трудно. В прошлом году планку поднял так сильно, что было сложно удержаться на этом высоком уровне. Даже случился какой-то упадок сил, я год не мог притронуться к камере. Но, слава Богу, я планку удержал и восстановился.
Какой из периодов вашего творчества вы считаете самым насыщенным? Я познакомилась с вашим творчеством в 1997 году в журнале «Ом», и для меня это стало потрясением. Такая новизна, необычный взгляд на мир…
— О журналах: я как-то перебирал архивы и выкинул все, что делал тогда. Мода и модные фото в журналах привязаны ко времени, у них есть начало и быстрый конец, мода вообще «скоропортящийся продукт». Конечно, она циклична, можно подождать, она вернется, и ты будешь опять на коне. Сейчас пишут книги о 1990-х и просят у меня фотографии тех лет, а я их почти все уничтожил. Я считаю, что фотографии, вообще работы — как дети. Младшими, самыми поздними всегда больше занимаешься.
Мода и модные фото в журналах привязаны ко времени, у них есть начало и быстрый конец, мода вообще «скоропортящийся продукт».
Прагматический вопрос про деньги: творчество и коммерция у вас конфликтуют, идут рука об руку или что-то явно преобладает?
Я как раз об этом сегодня говорил со своей дочерью. Она недавно получила оперное образование и спросила меня о деньгах и творчестве. Я ей сказал, что твои собственное достоинство и честь не дают возможности делать всякую чепуху. И если ты держишься с достоинством, то никто не осмелится предлагать тебе какие-то смешные деньги. Деньги я не считал никогда, за меня все время считали галеристы. Это галереи объявляют цену, а не художники. Я в своей жизни ни разу не устанавливал цену на работы.
Есть художники, которые жалуются, что у них знакомые постоянно просят что-то в подарок, а труд должен быть оплачен. Вы дарите свои работы, если очень просят?
— Всегда.
От денег – снова к творчеству. Ваши новые работы, ваша выставка производят впечатление ретроспективности, направленности в прошлое…
— Я так не сказал бы. Но иногда глазом не успеешь моргнуть, а уже все ретроспективно. Как-то я начал делать серию «Алиса в стране чудес» для своих детей, которым было пять лет. Оглянулся — а им уже 20. Как-то быстро время прошло. Поэтому я веду несколько проектов одновременно и не останавливаюсь. Они у меня постоянно в процессе, просто время их создания растягивается.
Но и техники вы используете исторические — эгломизе (печать на стекле. — прим. «Эстет») например.
— Есть классическая фотография: черно-белая на бумаге. Но уже давно фотографы стремятся изменить классический подход, чтобы привлечь какое-то внимание, немножко так «расправить плечи». Ведь фотография всегда была немножко «падчерица» в искусстве, поздно родившаяся. Ее даже не всегда воспринимали как искусство. Если вы едете за границу и берете с собой фотографию, то на таможне на нее не потребуют разрешения, а за живопись или графику потребуют. И я понял, что надо что-то менять. И в какой-то момент у меня на таможне стали останавливать работы и говорить: «Слушайте это не фотография, мы должны эксперта вызвать». Вызывали, эксперт заявлял, что это фотография, и меня отпускали.
Так потихонечку фотография у меня начинает приобретать некую другую форму, в том числе за счет техники. Допустим, эгломизе. Это техника III века до нашей эры! Потом ее надолго забыли, потом в XVIII веке вспомнили, потом снова забыли, и я ее вспомнил сейчас. А в последнее время я работаю с прямой печатью на дереве, и для меня она, пожалуй, даже важнее, чем эгломизе.
То есть необычная техника — это просто способ выразить мысль, придать ей форму?
— Да. Я всегда считал, что в фотографии не должно быть никаких ограничений. Фотография может быть «живописнее, чем сама живопись». Фотографию можно выставлять рядом с картиной XV-XVII века, и она не будет смотреться «падчерицей». Мои последние на настоящий момент выставки — в «Центре Искусств. Москва», в музее «Новый Иерусалим» и вот нынешняя, в Галерее Классической Фотографии, — как раз об этом.
В вашем творчестве всегда было очень много исторически русского. Это связано с тем, что вы из древнего дворянского рода Телепневых?
— Да, я очень трепетно отношусь к роду, знаю, что предки нам всем очень помогают. То, что мне удалось сделать, это не только моя личная заслуга, мол я такой молодец. Иногда бывает ощущение, что мы все — некие шашки на доске и кто-то нас направляет. К истории рода я отношусь очень уважительно, и русская тема — из этой серии. Мне бы очень хотелось, чтобы те мои предки, которых я уже не застал в живых, порадовались бы за меня.
Я всегда считал, что в фотографии не должно быть никаких ограничений. Фотография может быть «живописнее, чем сама живопись».
Есть ли у вас собственные авторитеты в искусстве, мастера, оказавшие на вас влияние?
— В молодости мы действительно полны пиетета перед авторитетами. С возрастом ты воспринимаешь выставки крупных мастеров как шанс на некий диалог с другим человеком. Иногда этот человек уже умер, а ты словно продолжаешь с ним общаться. Когда я это понял, меня это поразило. Чужое творчество для меня не столько авторитет, сколько диалог об искусстве. Напрямую на меня никто не влияет, но мне важно, если признанный мастер, пусть даже и другого направления, меня может оценить, высказать мнение.
Фотовыставок сейчас стало меньше, чем раньше. С чем это связано?
— Действительно, фотография как-то застопорилась, мне кажется, движения ее незначительны, новых выдающихся фотографов я давно не вижу, хотя снимают все. Раньше для этого нужны были фотокамеры, а теперь у всех есть телефоны. Но что-то ничего прорывного не происходит. Возможно, из-за того, что все стало слишком доступно, включая качество изображения. Вот все только и хвастаются камерой на телефоне, у кого сколько пикселей. То, что новых фотографов не появляется, для меня стало задачей, которую я хочу поставить перед собой. Создать систему преподавания в фотошколах.
Но все же кого-то из молодежи можете отметить?
— Саша Черногривов из Петербурга очень хороший, очень интересный.
Вы видите для себя возможность «сотрудничества» с искусственным интеллектом?
— Часто думаю, как же изменится наш мир с внедрением AI. Одних можно будет легко заменить искусственным интеллектом, других – нет. Слышал, что в будущем все творческие профессии будут очень востребованы, потому что они плохо заменяемы искусственным интеллектом. Особенно мне кажется, наших сложно будет заменить: русский характер взбалмошный, совершенно непредсказуемый. Я думаю, что это интересно. Мы как-то попробовали мои работы закинуть в AI, чтобы он показал, что же я мог бы мог сделать дальше. Он мне какую-то чепуху показал. Один знакомый, который занимается исследованиями мозга, сказал мне, что у этих специалистов есть специальные алгоритмы, которые отличают то, что сделал человек, от работы искусственного интеллекта. Как в фильме Ридли Скотта «Бегущий по лезвию» отличали роботов от людей, помните? Там роботы фотографировали ерунду какую-то, и их распознавали поэтому: они не вкладывали в снимки абсолютно никакого смысла. А человек все-таки во все пытается вложить какой-то смысл, эмоцию. И это не происходит спонтанно, человек приходит ко всему постепенно, следуя какой-то идее.
То есть вы сами искусственным интеллектом пользоваться не будете?
— Нет, конечно. Я буду с ним бороться, сколько смогу, до последнего.
А в целом что вы собираетесь делать в будущем?
— Главное — то, чем я занялся еще год назад: соединение цвета и фотографии. Это такой цвет в фотографии, который может на равных соседствовать с живописью. Еще хочу вести разные фотошколы. Разных уровней, для детей для взрослых. У меня уже был такой опыт, я девять лет преподавал в университете, на журфаке в отделении рекламы. И детям маленькиим совсем преподавал. Дети, кстати, все делали отлично, а взрослым студентам все давалось сложнее. Взрослые все же очень зашорены, а у детей нет никаких ограничений в творчестве. Хочу подготовить хороших преподавателей для этих школ, чтоб не делать все одному, я все же действующий фотограф, художник.
«Продаваться в рекламу» не будете?
— Не буду!