Следующие восемнадцать месяцев открыли для меня, сколь удивительным был мир прекрасного острова под названием Мадагаскар. Решив не распыляться на весь остров, что было практически невыполнимо, я начал исследовать его южную часть. Я насчитал около семи видов баобабов, тысячи видов орхидей, обнаружил самых больших бабочек в мире, разнообразных хамелеонов, зелёных обезьян и кошачьих лемуров с жёлтыми глазами. Также я познакомился с крыланами, живущими в ветвях гигантских тамаринд.
Наконец, я уделил время геологии и не был разочарован разнообразием цветных камней, большей частью полудрагоценных: бериллы и турмалины, гранаты и изумруды, сапфиры, рубины, розовый кварц, агат, яшма — чего здесь только не было. Вскоре, я наткнулся на особо ценные минералогические образцы — целестин и окаменелое дерево. Всё это я подробно описал и систематизировал, практически набрав материал на докторскую диссертацию.
Мои исследования однажды привели меня к огромному известняковому массиву — Исалу, догадался я и решил с утра заняться его исследованием. Заночевав в одном из песчаных гротов, я ранним утром в лучах рассветного солнца увидел сколь прекрасное, столь и величественное зрелище. Каньоны и пики из красно–розового песчаника, бесконечные гроты и гранитные глыбы, изрытые кратерами плато, каменные пустыни и крутые обрывы, тянущиеся с запада на восток, пока хватало взгляда. И ещё один факт поразил моё воображение. Здесь отсутствовали животные, птицы и насекомые. Только лемуры позволяли себе находиться в этих местах, практически сливаясь с окружающим великолепием. Здешнюю мистическую тишину нарушали лишь редкие порывы ветра, издававшего причудливые звуки в завихрениях песчаных гротов. Всё это создавало жуткую атмосферу. Позже, узрев надгробия, я понял, что забрёл на кладбище.
Шесть лет спустя на этой земле я буду проклинать всё и вся от немыслимого горя, случившегося со мной. Ну а пока я присел отдохнуть у глубокого каньона, наполненного прекрасной чистой водой с необыкновенным вкусом.
Налив свои фляжки, я утолил жажду и вновь стал неутомимым путником, ведущим свои записи везде и всюду, где бы ни ступала нога его, и проявляющего ненасытный интерес ко всему, что его окружает. Тот возрос ещё более, когда я отметил, что в зависимости от освещения и угла зрения, Исалу предстаёт в разных обличьях на одном и том же месте. Этот странный феномен попытались объяснить мне местные жители, живо уверявшие меня, что это священное место показывает каждому путнику лишь то, что он заслуживает. А ещё они сказали, что я простодушный и бескорыстный человек, поэтому Исалу показало мне наиболее прекрасные свои стороны.
В переводе на русский «Исалу» означало «Плато пальм», которых росло здесь невероятное множество. Ещё одна загадка открылась мне. Именно отсюда люди с засушливой равнины брали материал для крыш своих домов.
Так, размышляя, я не заметил, как добрался до прекрасного горного озера, появившегося в полукруге скал, с которых падал звенящий и чистейший ручей. Этот естественный бассейн окружала густая тропическая растительность. Я бросил свои пожитки на берегу и, как был, в одежде, прыгнул в прозрачную воду, в глубине которой плавали маленькие цветные рыбки. Они прыснули в разные стороны, а я, как бывало в детстве, поплыл под водой, пока хватало воздуха, не закрывая глаз. Я вынырнул, отфыркиваясь и жадно глотая воздух.
Невыразимое блаженство — после долгого пути окунуться в такой вот освежающий водоём. Я забрался на торчащий напротив водопада каменный уступ, скинул мокрую одежду и нечаянно обернулся назад. Золотистые лучи утреннего солнца, отразившись от воды, упали на кожу, и моя растительность засияла, как золотое руно. Всю эту игру света я увидел в водопаде, как в зеркале. А ещё я разглядел золотисто–русые непокорные волосы и такую же, только более курчавую бородку, смеющиеся голубые глаза. Впервые за долгое время после смерти родителей, железный обруч, опоясывающий моё сердце, упал и я счастливо засмеялся чему–то, непонятному даже мне самому. Просто живу, просто дышу, просто я есть. Такие простые мысли посетили мою лохматую голову и сделали меня счастливым, пусть и на короткое время.
Вскоре я, быстро собравшись и позавтракав остатками сыра и хлеба, отправился в дальнейшее путешествие. За время странствий по острову я научился прилично понимать местный диалект. И даже понемногу болтал с крестьянами об их простом житьё–бытьё. Частенько какой–нибудь паренёк на ослике продавал мне краюху хлеба из своих запасов или угощал глотком воды.
После Исалу и долгих блужданий по южной оконечности острова мне вдруг нестерпимо захотелось «радостей» цивилизации. Посетить цирюльню, чтобы как следует постричься и побриться. Переодеться в модное европейское платье вместо нынешних парусиновых штанов, которые мне ужу порядком надоели. Я понял, что пора держать путь на Мурундаву — город, где есть цивилизация, цирюльни, банки и ресторации. Хотелось чистоты и вкусной еды, а также вина, которого не пил уже больше года. Я остановился как громом поражённый. Миравель! Она до сих пор не призвала меня, хотя прошло уже полтора года с нашей встречи. Мрачный червячок плохого предчувствия зашевелился в моей душе. Я тут же задавил его и принялся уговаривать себя, перечисляя тысячи причин, которые помешали бы ей найти меня. Тем не менее, моё решение двинуться в город только больше окрепло. Наутро следующего дня, собрав нехитрый скарб и на последние деньги прикупив ослика, я двинулся на северо–запад.
Своего дорожного друга я назвал Санчо, почему–то ассоциируя его с Санчо Панса, верным другом Дон Кихота. Ослику имя явно понравилось. Он охотно разрешил водрузить на себя мои пожитки и бесценные записи о моих научных наблюдениях за все полтора года, что я здесь провёл. Внезапно мысли о моей несчастной родине захлестнули меня с новой силой. Как там в России, что происходит с революцией и большевиками? Возможно, законное правительство дома Романовых обрело прежнюю силу и разгромило самозванцев. С надеждой я заспешил по дороге, надеясь в Мурундаве узнать новости о России.
Где–то через месяц странствий мы с Санчо завидели очертания городских стен и башен, возведённых не так давно. Это были мусульманский минарет и католический храм, построенный в 1910 году французами, желавшими приобщить местное население к христианству. Помню жаркие споры в Московских гостиных об экспансии Франции на Мадагаскар. Одни надеялись, что остров начнёт развиваться в европейском ключе, другие опасались за независимость местной культуры. Сдаётся мне, последние были более близки к истине. Но, поживём–увидим, философски решил я, устраиваясь на ночлег в живописном местечке, недалеко от города. В предвкушении завтрашних благ цивилизации и вкусной еды, я быстро уснул.
Ласковое солнышко разбудило сначала Санчо, и он радостно пасся на лужайке, рядом с местом моего ночлега. Я подумал, что неплохо было бы поискать водопой для моего верного друга, а заодно и мои фляжки наполнить свежей живительной влагой, да и умыться мне бы не помешало. С этими мыслями я побрёл в сторону, откуда пахло влажностью и прохладой. Санчо — умная зверюга — пошёл вслед за мной. Он–то ясно чуял воду в отличие от меня. Так что вскоре мы поменялись местами, я пристроился в фарватер к ослику и шёл, понимая, что найти воду — это лишь вопрос времени. Вскоре я наполнял свои сосуды, а Санчо припал надолго к лесному ручейку. Теперь воды нам хватит до города.
Мы брели по неприметной тропинке, которая, как я надеялся, приведёт нас к городским стенам.
Однако тропинка завела нас ещё дальше в лесную чащу. Совсем скоро я увидел лесную хижину, возле которой милая девчушка лет десяти играла в траве со своей тряпичной куклой. Её абсолютно белые волосы выглядели здесь также натурально, как белая ворона среди своих обыкновенных собратьев. Я хочу сказать, что за время моего пребывания на острове, я ни разу не видел у местного населения белых волос. Потребовался бы папа альбинос, чтобы, скрестившись с местной девушкой, появился такой беловолосый ребёнок. Впрочем, тайна её рождения ещё не известна нам. Может быть, она не из местных, а приезжая, как и я. Но довольно гадать, я решился выйти из укрытия и, потянув поводья вывел ослика из лесной чащи. Девочка вскоре заметила нас, но не показала ни малейшего беспокойства. Спустя минуту я понял, почему. Огромный пёс, очевидно благородной породы, с рыжей гладкой шерстью, медленно поднялся из травы и оскалил клыки, недвусмысленно показав, кто здесь хозяин положения. Я не знал, что делать и заговорил сначала на малагасийском наречии, пытаясь найти контакт с девочкой и её четвероногим охранником. Но, видимо, она не понимала этот язык, и я перешёл на французский. И она, с радостным криком бросилась со всех ног ко мне, не забыв при этом отдать собаке приказ не сходить с места. Когда она перешла на стремительный бег, я увидел, что ошибся с возрастом. Ей, наверное, всё–таки побольше лет, чем я думал. Уже ясно видные прелестные округлости, не стесняемые простым платьем, пришли в движение. И стан, почти девический, изящно изогнулся при беге. Это непосредственное создание с разбегу прыгнуло мне прямо на шею и принялось осыпать поцелуями моё лицо, почему–то называя меня при этом папой, отчего я, честно сказать, немного растерялся. Но я боялся пошевелиться и напугать девочку своим отрицанием. Тут она спрыгнула с меня и, взяв за руку, потащила в избу, чему я немало обрадовался, так как она взяла инициативу на себя и мне не пришлось решать, что делать в такой непростой ситуации.
В хижине, как громом поражённая, стояла женщина лет тридцати, с прекрасными светлыми волосами и европейскими чертами лица. Она вышивала золотыми нитками по очень богатой ткани и её работа стояла рядом с ней на импровизированных пяльцах. Все это я увидел за несколько секунд и решился заговорить с ней на французском, справедливо полагая, что девочке больше неоткуда его знать.
— Мадам, позвольте вам представиться. Русский учёный, путешественник Андриан Барятинский.
Но женщина, внезапно позеленев, упала в обморок прямо в мои объятия. После того, как девочка давеча прыгнула на меня, я уже с большей сноровкой подхватил женщину. Нюхательных солей у меня при себе не было, поэтому я схватил свою фляжку с водой и начал брызгать ею в лицо незнакомки, а также растирал ей уши — старинный рецепт моей бабушки по приведению в чувство сомлевших барышень. Вскоре она порозовела и открыла глаза. Тут смущение расцвело румянцем на её щеках, и она залепетала о том, что она подумала, будто это её жених, вернувшийся за ней и её дочерью.
Мне стало очень любопытно и я, уложив мою подопечную на кровать, принялся хлопотать по дому, чтобы напоить чаем её, её дочь, и себя самого, от всех этих волнений изрядно проголодавшегося. В процессе я познакомился с девочкой, узнав, что её зовут Мари. Ей тринадцать лет и всё это время они с мамой Изабель живут здесь, ожидая возвращения отца и будущего мужа, так как она рождена вне брака. Тут мне стало ещё интереснее, и я решил во что бы о ни стало расспросить её мать о том, как она оказалась здесь и в таком положении.
Чай был готов, я достал последние запасы своей провизии и предложить дамам отужинать со мной. За чаем как–то сама собой потекла беседа. Изабель рассказала свою историю, которая была также печальна, как и моя.
Ещё живя во Франции Изабель встретила русского морского офицера, который соблазнил молоденькую девушку семнадцати лет, обещав жениться и увезти к себе на родину. Он её и увёз, только не на родину, а на Мадагаскар, жениться и вовсе не стал, практически оставив молодую женщину в интересном положении на произвол судьбы. Все это случилось в 1904 году, когда на одном из кораблей эскадры адмирала Рожественского, она прибыла на остров. Её несостоявшийся муж устроил девушку у какой–то старухи, видимо дав той денег. Этих средств хватило на первый год жизни Изабель на Мадагаскаре. За это время родилась Мари и успела немного подрасти. Помимо заботы о дочери, Изабель зарабатывала на жизнь вышивкой. С детства бабушка учила девочку вышивать золотом. При побеге Изабель захватила с собой небольшой запас ниток. Бедная женщина не спала ночей, чтобы закончить несколько работ и выгодно продать, выручив немного денег для уплаты своей сварливой хозяйке. Постепенно Изабель заимела несколько постоянных клиенток и репутацию классной золотошвейки. Но первые же появившиеся деньги отняла старая карга, угрожая выгнать на улицу. Изабель стала искать выход из создавшегося положения. И, как часто бывает, выход нашёлся нетривиальный. У одной из клиенток умер престарелый чудак–отец, который жил в лесу в этой самой хижине. Клиентка была женщиной современной, любила комфорт, поэтому жить в лесу, конечно же, не собиралась, а иметь много нарядов с редкой вышивкой была не против. Вот так Изабель и поселилась с ребёнком в этой глуши. Тем не менее, город был недалеко и, при необходимости продать свои работы или пополнить запасы, она всегда могла дойти до города пешком и вернуться обратно ещё засветло. Когда Мари было три года, Изабель приютила маленького рыжего щенка, видимо брошенного на пристани моряками. Так у Мари появился друг, охранник и нянька в одном лице. Собака выросла столь умной, что Изабель не боялась оставлять с ней дочку. Так прошло ещё десять лет. За это время Изабель и её девочка, перенявшая умение матери, выкупили свой домик и зажили уже на правах хозяек. Изабель сказала, что уже перестала ждать своего ветреного возлюбленного, а Мари ещё думала, что увидит своего отца. К слову сказать, Изабель описала его так: белые волосы и голубые глаза. Мари унаследовала от него только волосы, глаза её были зелёными. В остальном прекрасные черты матери перешли к девочке и характер не стал исключением.
Постепенно за окном совсем стемнело, и пора было ложиться спать. Я заночевал на стареньком диване в маленькой комнате, служившей столовой и кухней одновременно. Диван был неудобным, но мне, привыкшему ночевать под открытым небом и утомившемуся от впечатлений ушедшего дня, и не нужно было королевское ложе. Едва коснувшись подушки, я уснул сном праведника.
Проснулся я от солнечного луча, игриво скользившего сквозь маленькое окошко. Тут же вспомнил я о Санчо, который мирно пасся под окошком. Я решил напоить ослика перед дорогой. Изабель тоже встала и начала готовить мне завтрак. Несколько яиц с оранжевыми желтками аппетитно шкворчали на сковородке.
Вскоре я уже прощался с обеими дамами, предвкушая Мурундаву. После общения с Мари и Изабель я чувствовал себя так, как будто побывал у родных и отдохнул душой. Вы же знаете, как это бывает. Иногда просто беседа за чаем с приятными сердцу людьми стоит целой недели отдыха. А бывает, что общение с человеком настолько тяжело, что чувствуешь, будто переносишь тяжёлые булыжники, а твои жизненные силы на нуле. Благодарение Богу, мои новые знакомые принесли с собой ощущение свежести лесного ручейка и теплоты ласкового весеннего солнышка. Бодр и весел пошагал я по лесной тропинке по направлению к городским стенам, ведя ослика на узде за собой.
Изабель рассказала мне, что в городе есть французский банк, который обеспечит мне доступ к счетам, находящимся во Франции, поскольку деньги мои практически закончились. А меня вдруг обуяла жажда жизни. Мне захотелось приобрести вид цивилизованного человека и посетить моих новых знакомых не таким дикарём, как я предстал в первый свой визит. А ещё я хотел порадовать их всякими вкусностями и подарками. Такие мысли прочно засели у меня в голове, и я надеялся, что они обретут реальность. Как и всякий нормальный мужчина, я обожал делать счастливыми женщин, которые мне не безразличны. Немаловажным было для меня и желание осмотреть город и его окрестности. Изабель говорила мне, что в 20 километрах на север от Мурундавы есть аллея из гигантских тысячелетних баобабов. Зрелище величественное и потрясающее воображение. А моё воображение обожало быть потрясённым. Размышляя о таких приятных вещах, мы добрались до города в рекордные сроки, войдя на его окраинные улочки. Дороги здесь были из красноватой глины, дома выглядели как белые мазанки в Малороссии. И, самое главное, что создавалось такое настроение, которое бывает на отдыхе в деревне. После всех скитаний по пустынной красной земле юга Мадагаскара, блужданий по лесу, прогулка по Мурундаве внесла долгожданное разнообразие в моё существование. Вся предыдущая жизнь состояла из работы, сейчас я позволил себе отдохнуть. Постепенно двигаясь к центру города, я наблюдал изменения пейзажа. Дома стали выглядеть более солидно. Кое–где появились деревянные тротуары и дороги, выложенные камнем.
Наконец я добрался до площади, где величественно возвышались по соседству мечеть и католический храм. Сообразив, что в таком виде соваться в центр города нехорошо, я свернул в боковую улочку, справедливо полагая, что где–то должна быть цирюльня. Вскоре она попалась нам с Санчо, совершенно незатейливая, с одним мастером. Я достал чудом сохранившуюся монетку, и судьба моей бороды и непокорной шевелюры была решена. Из цирюльни я вышел совершеннейшим европейцем. Естественно, по моему мнению, а что там думали окружающие, я решительно не мог понять, потому что местный диалект отличался от того, к которому я привык. Подозреваю, что препятствием стала также скорость, с которой местные жители общались. Во все времена и повсеместно городские жители говорят быстрее обитателей деревень.
Постепенно, размышляя о всякой всячине, мы добрались до здания с ласкавшим взор названием «Банк». Внутренняя его обстановка была весьма недурна и изысканна. Строгая конторка, вероятно из красного дерева, отделяла меня от молодого клерка. Я решил говорить с ним по–французски и не ошибся. Молодец довольно заулыбался, приняв мои документы и заверив, что трудностей с получением денег не возникнет. Однако ожидание моё затягивалось. Внезапно дверь, за которой скрылся клерк, с шумом распахнулась и оттуда показался маленький, кругленький, лысый человек, издававший невероятный шум на очень высоких нотах, в котором я расслышал смесь русского с французским.
— О, мон шер, мон шер ами, дорогой Андриан! Позвольте представиться, меня зовут Алексей Владимирович Звонарёв. Я знавал вашего батюшку со времён учёбы в университете. Затем — революция и побег во Францию. И вот я здесь! В этом богом забытом городишке. Да–с, разбросала революция русских дворян. А вы–то как здесь?
— Да и я примерно также. Из Франции — на Мадагаскар, — говорить о смерти родителей мне решительно не хотелось, не так давно я как-то уже примирился с произошедшим. Кругленький человек, вероятно, что–то почувствовал, потому что решил меня далее не расспрашивать. Он проводил меня в свой кабинет и угостил прекрасным коньяком по русскому дворянскому обычаю. Заверил в своей искренней дружбе и привязанности, выдал испрашиваемую сумму и проводил, наказывая заходить в гости. Я непременно обещал, и расстались мы совершеннейшими друзьями, несмотря на разницу в возрасте.
Став обладателем несметных сокровищ, я направил свои стопы в сторону торговых рядов и магазинов. Трудностей в том, чтобы расстаться с энной суммой у меня не возникло. Торговцы всех мастей горячо приветствовали моё желание сорить деньгами. Вскоре я был одет как лондонский денди, накупил всякой снеди, включавшей также сладости для Мари. А ещё я решил, что порадую Изабель прекрасными отрезами на платья для неё и дочери. Подсознательно я пытался загладить вину того русского офицера, который поступил с ней так бесчестно. Это также было и моей благодарностью за ночлег, так как денег добрая женщина с меня не взяла, поскольку на тот момент и брать–то с меня было нечего. Нагрузив все это на ослика, я поспешил обратно в лес, решив оставить поиски гостиницы и осмотр достопримечательностей на другой раз.
Мы с Санчо вернулись к хижине, когда уже стемнело. В окошко я увидел зажжёную свечу. И Изабель, склонившую голову над пяльцами, и Мари, ласкавшую собаку у своих ног.
Пёс поднял голову и зарычал предупредительно, чтобы хозяйки узнали о моём приближении. Дверь распахнулась молниеносно, как будто меня ждали. Мари с громким воплем снова прыгнула на меня, обняв за шею руками, а за талию ногами. Изабель с протестующим возгласом появилась рядом с нами.
— Мари, ты уже не ребёнок. Пора вести себя как взрослая девушка и уж совершенно не стоило прыгать на господина Андриана.
Мари смущённо сползла с меня и с любопытством заглянула в седельные сумки, навьюченные на Санчо, который уже флегматично щипал зелёную травку, не проявляя ни малейших признаков ослиного упрямства. Изабель вынесла воды мне и моему другу. Я пригласил Мари быть смелее и разобрать гостинцы, предназначенные им. Изабель же завела меня в дом и при свете свечи попыталась разглядеть произошедшие во мне перемены.
— О–о–о, вы настоящий джентльмен теперь и очень симпатичный мужчина, — она погрозила мне пальчиком, — все молодые девушки Мурундавы захотят с вами познакомиться.
— Только у меня несколько иные планы. Я намерен отыскать здешнюю Принцессу воды.
— Ох, — Изабель даже села от неожиданности, — это невозможно. Её не показывают чужестранцам. Откуда вы вообще знаете о её существовании?
Я вкратце описал свою невероятную историю.
— Очень мне тревожно за Миравель. Почти уже два года я не получаю вестей от неё, а она обещала найти меня. Поэтому мне необходимо отправиться в путь как можно быстрее.
— Ну, уж сегодня я вас никуда не отпущу. Будем ужинать, — она захлопала в ладоши, увидев яства, которые Мари выложила на стол.
А когда я достал им прекрасные ткани на новые платья, женским восторгам не было предела. Мари издала победный клич каманчей и намотала на себя всё, что смогла одновременно.
А Изабель сидела на кровати и заливалась слезами. Я подсел к ней и обнял за плечи.
— Моя дорогая, почему вы так расстроены? Разве я сделал что–то дурное?
— Андриан, никто и никогда не был так добр ко мне и моей незаконнорождённой девочке!.. Многие люди позволяют себе только насмешки и плевки в мою сторону. Мне невыразимо жаль, что завтра вы покинете нас и вряд ли когда–нибудь я увижу вас снова. Очевидно, что вам уготована высокая миссия, коли сама Принцесса воды Андрианмбавирану снизошла до общения с вами. Мы слишком ничтожны, чтобы общаться с такими людьми. А вы позаботились о двух бедных женщинах, ничего не требуя взамен. Это так растрогало меня и вернуло веру в мужскую половину человечества, которую я было уже совсем утратила за эти долгие годы, пока ждала своего наречённого и растила одна Мари, не разгибая спины от пялец, чтобы заработать кусок хлеба для нас.
Я, как мог, успокоил Изабель. И в нашем маленьком домике наступила тишина. Мари вся перемазалась шоколадом, очевидно до этого дня она его никогда не пробовала. Однако Изабель уже не пыталась учить дочь хорошим манерам. Она просто отправила девочку умываться и спать. Печальное выражение уже не сходило с её лица, она, видимо, что–то предчувствовала. Я же, в свою очередь, был охвачен меланхолией, задумавшись о причинах безмолвия со стороны Принцессы воды. Так, незаметно, мы заснули.
Утро принесло новые хлопоты и сборы в дорогу. Вскоре я простился с Изабель и Мари и, вновь облачившись в парусиновые штаны, отправился к северу от Мурундавы, чтобы всё–таки увидеть знаменитую семисотлетнюю аллею баобабов.