Я люблю посещать лекции о литературе. Не популярные, скорее углубленно литературоведческие. В них много внимания уделяется казалось бы ничего не значащим деталям, из которых вдруг возникает образ эпохи. Сегодня я слушала сообщение о стихотворении Осипа Мандельштама "Жил Александр Герцович...". Опосредованно касаясь темы сообщения, вскользь, была построена связь (по смыслу и ритму) между 4-мя стихотворениями поэтов разных лет. Привожу их здесь.
1839 год, М.Ю. Лермонтов
Молитва
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
1855 год, Ф.И. Тютчев
Так, в жизни есть мгновения —
Их трудно передать,
Они самозабвения
Земного благодать.
Шумят верхи древесные
Высоко надо мной,
И птицы лишь небесные
Беседуют со мной.
Все пошлое и ложное
Ушло так далеко,
Все мило-невозможное
Так близко и легко.
И любо мне, и сладко мне,
И мир в моей груди,
Дремотою обвеян я —
О, время, погоди!
1925 год, Софья Парнок
Налей мне, друг, искристого
Морозного вина.
Смотри, как гнется истово
Лакейская спина.
Пред той ли, этой сволочью, —
Не все ли ей равно?..
Играй, пускай иголочки,
Морозное вино!
Все так же пробки хлопают,
Струну дерет смычок,
И за окошком хлопьями
Курчавится снежок,
И там, в глуши проселочной,
Как встарь, темным-темно...
Играй, пускай иголочки,
Морозное вино!
Но что ж, богатства отняли,
Сослали в Соловки,
А все на той же отмели
Сидим мы у реки.
Не смоешь едкой щелочью
Родимое пятно...
Играй, пускай иголочки,
Морозное вино!
1931 год, О.Э. Мандельштам
Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть…
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич, —
Чего там? Все равно!
Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:
Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть…
Все, Александр Герцевич,
Заверчено давно.
Брось, Александр Скерцевич.
Чего там! Все равно!