… А потом Ольга скажет:
— Про тебя кто-то спрашивал.
Я пожму плечами:
— Не понимаю, о ком ты говоришь.
Это будет неправдой. Спрашивать обо мне может только Полина, её институтская подруга и моя незаживающая рана на сердце.
— Поговорил бы с ней. Тебе трудно что ли? — начнёт уговаривать Ольга.
Я продолжу хитрить:
— Да кто спрашивал-то? Кто?
Ольга разозлится:
— Как будто сам не знаешь? Морозова конечно! Помнишь ещё Полину?
— Ого! — притворюсь удивленным. — Надо же! Сама боярыня Морозова про меня вспомнила!
И присвистну для полноты картины.
— Так что? — спросит Ольга, — поговоришь с ней?
А я отвечу, помолчав с минуту-другую:
— Понимаешь, Оля, в разные годы я знал двух Полин. С одной дружил, ещё будучи подростком. Мы гуляли по набережной, пару раз ходили в кино и самое большое, что позволяла та Полина — это держать её за руку, а больше — ни-ни! Ты её такой не знала — смешная, конопатая, долговязая — вы познакомились позже.
После восьмого класса мы разошлись по разным школам, и я потерял из виду ту Полину на несколько лет. Новую увидел после службы в армии. Смешная девочка превратилась в ослепительную красавицу, от которой я сразу потерял голову. К моему огорчению, новой Полине был не интересен демобилизованный сержант. В те дни она переживала бурный роман с женатым мужиком, от которого вскоре сделала аборт. Знаешь, как это было? Полина попросила меня забрать её из больницы, я испугался, примчался тут же. Выписывающая медсестра бросала в мою сторону презрительные взгляды, полагая, что это из-за меня девушка оказалась в медицинском учреждении, а ведь мы с Полиной даже ни разу не целовались. После аборта она уже не могла иметь детей. Впрочем, ты об этом и без меня всё знаешь… Такие дела.
Ольга тяжело вздохнёт:
— Это было давно, люди меняются.
— И что с того? Сорокалетнюю Морозову я не знаю, мне она не интересна. Совсем.
— А ты злой, — скажет Ольга.
— Пусть так, — отвечу я, — но зато теперь моё сердце бьётся ровно.
Потом мы станем болтать о всякой чепухе, вспоминая забавные истории из прошлой жизни. Обязательно затронем серьёзные темы, и Ольга расскажет о своей взрослой дочери, о том, как она учится в университете и какие у неё планы на будущее. Я буду кивать в ответ, а затем поведаю о своей работе. Мы разойдёмся довольные собой и друг другом, пообещав встречаться чаще и обязательно созвониться на следующей неделе. Наши обещания превратились в ритуал. Ведь мы оба знаем, что ближайший созвон будет только на Новый год. Я провожу её до метро, а сам пойду бродить по городу и неожиданно через пару часов окажусь на набережной, где подростком лет так цать назад гулял со смешной девчонкой и моя рука неожиданно вспомнит тепло её руки, отчего сердце перестанет биться ровно, а к горлу подкатится предательский комок.
Я найду нашу скамейку, плюхнусь на неё и, зажмурившись, загадаю желание: «Пусть случится чудо, и через минуту, открыв глаза, я увижу Полину».
Эй, там наверху! Кто у вас отвечает за чудеса? Разве я многого прошу? Всего лишь вернуться на двадцать лет назад. Увидеть юную Полину, и чтобы она, одарив меня лучезарной улыбкой, произнесла:
— Михал Михалыч!
— Брось, Полин, — засмеюсь я, — какой я тебе Михалыч.
— Михал Михалыч, к вам пришли!
… Михаил Михайлович Копытков, коротко стриженный, слегка за сорок мужчина с волевым подбородком, тряхнул тяжёлой головой:
— Что? Кто?
— К вам пришли, — повторил женский голос.
— Простите… — Михаил Михайлович откашлялся, облизал засохшие губы, — задумался.
Мужчина открыл глаза. Набережной парк растаял словно его и не было. Он полулежал не на скамейке на берегу реки, а на кожаном диванчике в своём кабинете, к дверям которого прикручена новенькая табличка «Начальник департамента строительства мэрии города Н-ска». Перед ним в строгом деловом костюме стояла с блокнотом в руках Вера Сергеевна, референт приёмной, суховатая дама предпенсионного возраста.
— Не расслышал, кто пришёл? — переспросил с хрипотцой Копытков.
Вера Сергеевна заглянула в блокнот:
— Некая Морозова Пэ А.
— Морозова? — от неожиданности чиновник подскочил. — А имя-отчество?
— Записаны только инициалы, возможно Пелагея…
«Или Полина…» — прошептал Копытков.
От волнения он принялся ходить вдоль дивана.
Вот так да! Неужели чудо действительно случилось? Полина пришла! Она ждёт в приёмной. Стоит только ему открыть дверь, как она войдёт, и он вновь будет ослеплён её улыбкой. Этого просто не может быть! В это невозможно поверить!
Михаил Михайлович замер:
«Эй, наверху, спасибо! Что вы потребуете от меня взамен? Здоровье? Время? Должность? Не молчите, небеса! Я не первый день живу на белом свете и знаю, что ничего в жизни не бывает даром».
Он бросился было к дверям, но резко остановился, поражённый внезапной мыслью «А зачем Полина пришла?»
И тут же сам себе ответил: она пришла из-за его новой должности.
Копытков побледнел.
Ещё бы! Теперь Михаил Михайлович Копытков — крупный чиновник мэрии! Он решает серьёзные вопросы. У него отдельный кабинет и референт в приёмной. Что-то раньше Полина не искала с ним встречи, когда Копытков был мелкой сошкой.
Чиновник стиснул зубы: «Опять меня использовать? Ну уж нет! Хватит!»
Он провёл ладонью по волосам и как можно спокойнее спросил:
— Скажите, Вера Сергеевна, по какому вопросу записана гражданка Морозова Пэ А?
— По личному, Михал Михалыч. Пригласить?
— Постойте, Вера Сергеевна, ещё вопрос… Сегодня, насколько я помню, вторник, так?
— Да.
— А приём по личным вопросам у нас по пятницам, я ничего не путаю?
— Всё верно, Михал Михалыч.
— Вот и запишите Морозову на пятницу.
Референт оторвалась от блокнота:
— Но ближайший приём весь расписан...
— Ничего страшного, Вера Сергеевна, запишите на следующую неделю. Не будем же мы из-за гражданки Морозовой нарушать регламент, правильно? Нас за это там не похвалят.
И начальник департамента выразительно посмотрел на потолок.
— Хорошо, Михал Михалыч, я вас поняла.
Референт вышла.
Копытков подошёл к окну, ослабил узел дорогого итальянского галстука, подаренного ему приснившейся Ольгой, и засунув руки в карманы брюк, стал наблюдать как по ступенькам мэрии в лёгком бежевом плаще спускалась его незаживающая сердечная рана.
«А фигура у неё ничуть не изменилась, заметил Копытков, и походка всё также легка. Причёска, правда, стала короче…»
Он вернулся на диванчик, откинулся на спинку, закрыв глаза.
«Эх, Полина, Полина…» — пробормотал Копытков, сам не замечая того, как вновь стал погружаться в сон.