Тринадцатая планета

Сергей Макаров Юс

(фантастика)

«Гремят Непокорные лиры:
— Есть в космосе черные дыры!»
Леонид Мартынов

«В зеркало смотрим не только мы. Оттуда смотрят на нас.»
Наталья Солнцева

Глава 1
                Сферой Дайсона с давних пор принято называть расположенные в космосе объекты, позволяющие говорить о признаках деятельности некоей цивилизации, способной создавать постройки планетарного или даже звездного масштаба. То есть попросту, астрономические объекты, с большой долей вероятности искусственного происхождения, которые можно обнаружить при наблюдении с Земли. Поиски подобных объектов велись достаточно длительное время, начиная с конца двадцатого века, когда впервые появилось подобное определение. В те времена к данному вопросу подошли с большим энтузиазмом, пытаясь отыскать в бескрайних просторах космоса братьев по разуму.
                К середине двадцать первого века энтузиазм изрядно угас, да и человечество на тот момент больше занимали несколько иные проблемы. И возрождение интереса к поискам подобных объектов произошло лишь на рубеже двадцать первого и двадцать второго веков. Именно в тот период на Земле появились первые космические корабли, способные перемещаться со скоростью свыше трех тысяч километров в секунду, что способствовало отправке нескольких автоматических исследовательских комплексов к ближайшим звездам. Примерно в это же время возобновились интенсивные поиски внеземных цивилизаций, уже с применением принципиально новых технических средств. Увы, но и эти поиски, весьма активно проводившиеся более двух десятков лет, успехом не увенчались.
               И вновь многих людей постигло разочарование после бесплодных попыток разглядеть на просторах Вселенной объекты возможного звездного строительства. Число тех, кто занимался подобными вопросами, заметно уменьшилось.

              Третий всплеск активности в поисках объектов типа Сферы Дайсона возник в середине двадцать второго века, когда земная цивилизация обзавелась космическими кораблями, сумевшими достичь трети от скорости света или даже чуть большей. Возможность долететь до некоторых звезд за время человеческой жизни и вернуться обратно, пробудила энтузиазм у немалого числа ученых и исследователей. Именно в тот период удалось обнаружить объекты, чьи свойства вполне подходили под вероятное описание астрономических искусственных сооружений. К величайшему сожалению, расстояние до найденных объектов оказалось таково, что и сотни человеческих жизней не хватало для полета в одну сторону.

              Все изменилось в тот момент, когда человечество овладело технологией так называемых «каналов сверхпространственного переноса». Подобные каналы образовывались при узконаправленном электромагнитном излучении на очень высоких частотах, намного превышающих частоты, альфа, бета и гамма-излучений. Правда, у такого способа перемещения имелась и обратная сторона – количество энергии затрачиваемой на своеобразное «пробивание» в космическом пространстве подобного «канала», и на поддержание его в стабильном состоянии, оказалось просто колоссальным. Сохранять такой «канал» в постоянном режиме вообще не представлялось возможным, по крайней мере, на данном этапе развития земной науки. Однако, именно в таком «сверхпространственном» режиме полета удавалось развивать скорость, многократно, к концу двадцать третьего века – до нескольких сот, а порой и тысяч раз, превышающую скорость света.

               Минусом такого способа перемещения, за исключением колоссального количества требуемой энергии, являлась необходимость чрезвычайно точного наведения на цель, поскольку случайный промах мог привести к тому, что экспедиция оказывалась на расстоянии в единицы, а то и десятки световых лет от цели. При таком раскладе, достичь цели в обычном режиме, со скоростью чуть больше трети скорости света, корабль мог лишь за очень длительный промежуток времени. Поэтому, когда происходили подобные промахи, а они, увы, порой случались, экспедицию приходилось сворачивать и возвращать корабль обратно. Для этого специальные установки на самом корабле создавали что-то вроде узкого фокусирующего луча, направленного в сторону Земли. А уже в исходной точке, в Солнечной системе, имея подобный ориентир, создавали новый канал, по которому корабль возвращался обратно.
               Разумеется, делались попытки таким же образом переместить корабль к требуемой точке пространства, и чисто энергетически это было осуществимо. Проблема, однако, заключалась в том, что кораблю требовалось необычайно  точно попасть в новый формируемый канал, да и вход в него был весьма непрост, в отличие от тех случаев, когда старт проходил штатно.

               Но, как бы то ни было, «каналы сверхпространственного переноса» позволили исследовать звездные системы, находящиеся на расстоянии в тысячи и десятки тысяч световых лет от Земли. Увы, вскоре выяснилось, что в Галактике, являвшейся родным домом человеческой цивилизации, жизнь представлена довольно скудно. За почти столетний период исследования просторов космоса с помощью «каналов сверхпространственного переноса», удалось найти лишь небольшое число звездных систем, где имелась хоть какая-то жизнь.
                Правда, в большинстве случаев, жизнь оказалась представленной лишь простейшими микроорганизмами или их обширными колониями. В некоторых мирах эти колонии, равно как и их строители, имели весьма причудливый облик, включая и форму существования. Скажем, в той же системе NGE02032, находящейся на расстоянии около двух с половиной тысяч световых лет, несколько лет назад обнаружили жизнь, представлявшую собой колоссальную колонию микроорганизмов. Найденные микроорганизмы вирусного типа характеризовались тем, что получали энергию для своего существования, разлагая любые металлические предметы или породы. В экспедиции, открывшей столь необычную форму жизни, исследовательский корабль подвергся немалому риску, соприкоснувшись со странным организмом.

(Об этой экспедиции можно прочитать в рассказе автора «Перекати-поле Галактики»)

               Что касается жизни, хоть чем-то походившей на существующую на Земле, таковую удалось отыскать лишь в двух случаях. Причем в одном случае таковая была представлена колоссальным разнообразием членистоногих, живущих в мелких водоемах, разбросанных по всей поверхности планеты. Ни о каких признаках разума там не приходилось говорить.

                А вот второй случай вызвал на Земле куда больший интерес.
На одной из планет системы Пергамент, расположенной на расстоянии почти десяти тысяч световых лет, обнаружилась самая настоящая цивилизация, хотя и находившаяся на начальном этапе своего развития. Весьма симпатичных обитателей планеты, похожих на больших человекоподобных лягушек, ростом около полутора метров, назвали квагами или, по-другому – квазианцами.

(Об этой экспедиции можно прочитать в рассказе автора «Время сезона дождей»)

                Наблюдать за тем, как живут и делают первые шаги в попытках преобразования своей планеты симпатичные люди-лягушки, было необычайно интересно. Однако и в этом случае Координационный Совет принял решение не вступать в непосредственный контакт, чтобы не нарушать естественный ход развития. Хотя все прекрасно понимали, что квазианцы или по-другому – кваги, видели аппараты землян и проявляли к ним живейший интерес. Но, вопрос этики казался намного важнее, поэтому наблюдение велось исключительно со стороны.

                Разумеется, ни о каких космических сооружениях в описанных случаях говорить не приходилось. Однако на значительно большем расстоянии от Солнечной системы лежали объекты, имевшие, куда лучшие шансы оказаться отнесенными к пресловутой сфере Дайсона.
                Например, таковым являлся объект, обнаруженный на расстоянии около двенадцати тысяч световых лет в направлении созвездия Треугольника. Телескопы обнаружили там странные отклонения от светимости центральной звезды небольшой звездной системы. Создавалось впечатление появления в космосе этакой гигантской заслонки, то закрывавшей, то открывавшей источник света, коим являлась звезда. Поскольку именно этот объект оказался ближайшим, первую экспедицию решили направить именно туда. Но, увы, еще на стадии подготовки полета удалось выяснить, что подобные отклонения светимости определяются чисто естественными причинами. Рядом со звездной системой аппаратура наблюдения зафиксировала относительно небольшую туманность, состоявшую из газов и космической пыли и вращавшуюся вокруг общего центра масс с наблюдаемой звездой. А поскольку сама туманность при вращении постоянно меняла форму, то и периодичность, с которой происходило изменение светимости звезды в некоторых направлениях, тоже оказалась разной.
              Это открытие изрядно опечалило большую часть энтузиастов поисков внеземного разума, лелеявших надежду, что система могла бы подарить немалую надежду.

               Однако подобный объект оказался не единственным, и после того, как с первым кандидатом на звание «сферы Дайсона» ситуация прояснилась, все внимание переключили на другую звездную систему.
                Эта система лежала на более значительном расстоянии от Земли, а точнее – почти в двадцати тысячах световых лет в направлении северного галактического полюса. Система была обнаружена косвенным образом, по незначительным отклонениям в движениях крупных струй галактической пыли и переменному блеску близлежащих звезд. Все эти факторы говорили о том, что в данном месте находится некий крупный объект, который словно колеблется на одном месте, создавая, таким образом, необычные гравитационные флуктуации. Какой-либо звезды первоначальные исследования не обнаружили, но после более детального наблюдения установили, что таковая там имеется, хотя и весьма необычная.

                С подобными объектами земная цивилизация еще ни разу не сталкивалась вплотную, хотя теоретические обоснования существования таких объектов сформировались достаточно давно. Судя по всему, центральная звезда найденной планетной системы являлась ничем иным, как так называемым коричневым карликом или очень похожим на него образованием.   
                Такие карлики представляют собой псевдозвёздные объекты, имеющие массу от десяти до восьмидесяти масс Юпитера. Те из них, что имеют меньший размер, как правило, обладают достаточно низкой температурой и какие-либо термоядерные реакции в них отсутствуют. Более крупные, особенно те, что обладают массой порядка восьмидесяти масс Юпитера, способны к ядерным реакциям в своем ядре и поэтому имеют заметную светимость, которая все же ниже светимости тех же красных карликов.

                При этом коричневые карлики обладают чрезвычайно низкой светимостью в области видимого спектра, а основная его часть обычно смещена в инфракрасную область. Собственно поэтому, разглядеть такую звезду в оптический телескоп чрезвычайно сложно – светимость необычайно мала. Более совершенные системы наблюдения все же смогли дать изображение найденной псевдозвезды, светившейся в этаком бордово-буром диапазоне видимого спектра. При этом отмечалось, что вероятнее всего, ее масса несколько больше восьмидесяти масс Юпитера, что приближало объект к самым малым красным карликам. Большинство ученых полагало, что наблюдается не что иное, как последняя стадия развития какого-то красного карлика, практически исчерпавшего запасы водорода, необходимого для ядерных реакций.

                Но самым удивительным оказалось то, что у необычного звездного объекта обнаружилась целая россыпь планет-спутников. Первоначально их число не удавалось посчитать, и предполагалось, что их от восьми до десяти. Однако после использования результатов наблюдений, произведенных исследовательской станцией, находящейся в системе Эпсилон Эридана, выяснилось, что число планет достигает двенадцати. Именно вращение этих планет вокруг своего неординарного светила создает необычный эффект колеблющегося пространства.

                Сей феномен оказался примечателен еще и тем, что до сих пор не удавалось найти коричневые карлики, обладавшие собственными планетными системами. Считалось, что псевдозвёздные объекты слишком малы, чтобы удержать возле себя достаточное количество материала для зарождения протопланет. Да и количества выделяемой энергии, явно не доставало для того, чтобы разогреть материал, возникающий обычно в виде газопылевого облака, так как это происходило в Солнечной системе. Однако, у найденной звезды, весьма близкой по характеристикам к коричневому карлику, планеты имелись, причем немалое число, что заставило ученых сломать немало копий в спорах, объясняющих природу такого феномена.
                А затем обнаружился и вовсе невероятный факт, подливший масла в огонь. Неожиданно выяснилось, что планеты системы, вероятнее всего вращаются в разные стороны по своим орбитам, что вообще выглядело совершеннейшей аномалией. Разумеется, все эти факты способствовали тому, что неизвестный объект был зачислен в самые подходящие кандидаты на звание пресловутой сферы Дайсона. Пройти мимо столь экзотического района в Галактике казалось просто невозможно. Поэтому, невзирая на колоссальные энергозатраты, неизбежно сопровождавшие запуск корабля на столь большое расстояние, к системе, получившей название Калейдоскоп, решили отправить экспедицию. Названием своим система была обязана именно странному вращению планет, напоминавшему движение цветных стеклышек в трубке старинной детской игрушки.

               В качестве корабля, которому предстояло достичь системы Калейдоскоп, выбрали один из аппаратов новейшей серии, запущенной совсем недавно. Новая серия отличалась от предыдущих образцов тем, что имела больший запас энергии и, соответственно, значительно больший запас хода. Кроме прочего, на данных кораблях установили модернизированную систему коррекции силовых полей, окутывавших аппарат даже во время полета в режиме «канала сверхпространственного переноса». На прежних системах при выходе из «канала» на больших расстояниях порой случались сбои, приводившие к значительной потере энергии корабля.

 (См. рассказ автора «Время сезона дождей»).

              Новейшая система коррекции, не допускала подобных сбоев, что значительно повышало надежность сверхдальних перелетов. Корабль, которому предстояло достигнуть системы Калейдоскоп, носил имя «Крузенштерн», названный так в честь старинного парусного корабля, носившего в свою очередь имя одного из земных мореплавателей прошлого.
              Командиром корабля назначали Андрея Протасова, имевшего колоссальный опыт в экспедициях подобного рода, и летавшего ранее под началом признанного патриарха Службы Дальней разведки Грегори Уинслоу. Однако последний, после шести сверхдальних перелетов, что являлось рекордным случаем для всей Службы, вышел на пенсию, и теперь пришел черед Протасова.

                Андрей Протасов участвовал и в той экспедиции, что обнаружила колонию металлоидных вирусов в системе NGE02032, и в полете к системе Пергамента. Собственно, поэтому выбор руководства Службы Дальней разведки пал на опытнейшего космонавта. Правда, в обеих экспедициях он участвовал в качестве первого пилота-навигатора, то есть фактически являлся старшим помощником, функций же командира корабля для сего времени не выполнял. Однако руководство Службы посчитало, что опыта и знаний у Протасова вполне достаточно и никаких колебаний по поводу того, чтобы назначить его главой экспедиции, не возникало.
               Разумеется, подбирая себе команду, Протасов постарался взять максимально возможное число тех, с кем уже имел опыт работы в других экспедициях. К сожалению, в данный полет не удалось пригласить своего постоянного напарника по многим экспедициям, опытнейшего пилота Эрнста Гоффмана, и пришлось искать ему замену. После недолгого размышления и по рекомендации самого Эрнста, Протасов остановил свой выбор на Дмитрии Чистове, однажды проходившем стажировку на «Лаперузе», прежнем корабле Андрея. За плечами Чистова насчитывалось четыре экспедиции, среди которых имелись две сверхдальние, а таковыми считались все полеты на расстояние свыше десяти тысяч световых лет. И поскольку каждая такая экспедиция являлась серьезным испытанием для членов экипажа, подобная характеристика являлась большим плюсом для Дмитрия.

                А вот со старшим инженером подобных проблем не возникло, и на его место Протасов без малейших колебаний пригласил своего старого знакомого Петра Самородова, с коим участвовал в уже упомянутых экспедициях. Самородов был примерно ровесником Протасова и, хорошо зная Андрея, быстро дал согласие на свое участие в полете.
                Что касается второго пилота, с этим пришлось изрядно попотеть, прежде чем удалось найти подходящего кандидата, удовлетворявшего всем требованиям, как самого Протасова, так и первого пилота Чистова. И после весьма продолжительного обсуждения капитан с помощником остановили выбор на кандидатуре Филиппе Сорди. Последний был еще довольно молод, всего за полтора года до этого закончил Академию Космоплавания по классу пилотированию. Однако имел неплохой послужной список, трижды выиграв соревнования Академии по пилотированию малых скутеров, а затем приняв участие в спасательной миссии в системе Денеба. В последней произошла авария на исследовательской станции, экипаж которой пришлось срочно эвакуировать. Сорди находился в числе участников спасательной операции и зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Все характеристики его выглядели исключительно положительными, поэтому Протасов с Чистовым решили, что молодой пилот гармонично впишется в экипаж «Крузенштерна».

               Что касается второго инженера, то и здесь возникла некоторая заминка. С одной стороны, Служба рекомендовала к полету Анабель Григ, уже летавшую с Протасовым и Самородовым. В принципе, и командир, и старший инженер были не против, но в экипаж просился их старый знакомый Вальтер Клаус. Он являлся совсем неплохим вариантом для подобной экспедиции, но, как выяснилось через некоторое время, оказался малознаком с некоторыми новыми системами такого корабля, как «Крузенштерн». И, поскольку иного выхода не оставалось, Анабель Григ вошла в состав нового экипажа. Впрочем, к специальной подготовке девушки никаких вопросов не возникало, да и с той поры, как они побывали вместе в системе NGE02032, она успела набраться опыта еще в двух полетах. Так что нежелание брать её в очередной рейс выглядело скорее проявлением этакого скрытого мужского шовинизма со стороны Протасова и Самородова, хотя во время прошлого совместного полета Анабель проявила себя совсем неплохо.

             Что касается аналитиков, к величайшему сожалению командира в экспедицию не попал постоянный член экипажа «Лаперуза» Ракеш Чандра, оказавшийся занятым в другом полете. И хотя такие новейшие корабли, как «Крузенштерн», могли летать, используя возможности искусственного интеллекта последнего поколения, Протасов посчитал, что наличие аналитика-человека будет в их миссии совсем нелишним. И выбор его, с подачи Дмитрия Чистова пал на хорошего знакомого первого пилота – Алена Бесселя. Последний побывал в двух межзвездных экспедициях, правда незначительной продолжительности и небольшой удаленности от Земли, где зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. К тому же он прослушал курс лекций известного специалиста в своей области Чун-Цзы, с которым в свое время летали и Протасов и Самородов, что послужило дополнительной рекомендацией.

              Что касается научной части экспедиции, члены которой не входили в состав экипажа корабля, её представляли пять ученых, с большинством из коих ни Протасов, ни Самородов, ни Чистов до настоящего момента не встречались. Единственным членом научной команды на борту «Крузенштерна», давним знакомцем и командира и старшего инженера, оказался планетолог Пьетро Матинелли, который не мог упустить возможности изучить феномен, наблюдавшийся в системе Калейдоскоп.
               Именно Матинелли рекомендовал в экспедицию нескольких товарищей, имеющий некоторый опыт участия в звездных экспедициях. И первым из таковых оказался Бенджамен Кларенс, известный астрофизик и специалист по космологии. По всем отзывам Кларенс обладал недюжинным умом, блестящей эрудицией и имел опыт трех межзвездных экспедиций. Единственным недостатком называли некоторую рассеянность, являвшуюся фактором, не позволившим ученому получить за немалое число новаторских идей какую-либо престижную премию. Странное поведение планет в системе Калейдоскоп заставило Кларенса выдвинуть сразу несколько весьма фантастичных гипотез, одну невероятнее другой. Разумеется, у ученого даже мысли не возникло отказаться от подобной экспедиции.

              В полете приняли участие еще двое знакомых Пьетро Матинелли, один из которых был математиком и специалистом по теории пространства, а второй планетологом широкого профиля. Первого звали Константином Нефедовым, второго Албертом Вонгом. К сожалению, главным недостатком обоих приглашенных являлся совсем небольшой опыт космических путешествий, да и прикладными смежными дисциплинами ученые владели слабовато. Впрочем, в этом плане и Бенджамен Кларенс не являлся феноменом, и только сам Матинелли, имея немалый опыт дальних экспедиций, владел еще несколькими специальностями.

               Ну, и последним участником экспедиции, а вернее сказать, участницей, стала молодая дама-биолог, специалист по происхождению и развитию различных форм жизни, Наталия Сосновская. Первоначально включение биологов в состав участников сверхдальней экспедиции не планировалось, однако Наталия проявила немалое упорство в том, чтобы доказать Координационному Совету и руководству Службы Дальней разведки необходимость присутствия специалиста гуманитарного профиля. Сказать, что члены экипажа «Крузенштерна» оказались довольными появлением еще одной женщины на борту, вряд ли было возможно, за исключением разве что Анабель Григ, у которой появлялась подруга на время длительной экспедиции. Однако решения руководства Службы Дальней разведки обычно не оспаривались, и после некоторого размышления, Протасов с Матинелли пришли к выводу, что биолог действительно может пригодиться в новой экспедиции.
              Таким образом, состав экипажа и научной группы определился и в назначенное время «Крузенштерн» стартовал.

Глава 2
                Перелет в режиме «канала сверхпространственного переноса» до системы Калейдоскоп, расположенный в двадцати тысячах световых лет от Солнца, занял на новейшем корабле «Крузенштерн» чуть менее полугода. Несмотря на колоссальную скорость перемещения в «сверхпространственном канале», полет на столь значительное расстояние все равно длился довольно продолжительное время. Самым неприятным в таковом положении оставалось то, что во время пребывания корабля в «канале» ни экипаж, ни члены научной команды не могли функционировать полноценно. Никакие исследования при таком способе перемещения по Галактике не проводились в принципе. Стоит отметить, что при движении «в канале» становились практически невозможными какие-либо маневры, а это означало, что и для экипажа, помимо контроля над функционированием энергетических модулей и систем поддержания жизнедеятельности, работы также не находилось.

              Конечно, ничто не мешало, как в старые добрые времена, когда корабли летали с досветовой скоростью, погрузить часть экипажа в глубокий сон, и периодически менять дежурные вахты. Но теперь, когда время полета составляло около полугода, а не десятки лет, как ранее, никто не хотел тратить время на бесполезный сон. Поэтому космонавты занимались всем, чем только можно, стараясь подготовиться к предстоящему изучению странного феномена – просматривали бесчисленные библиотеки, занимались самообразованием и вели наблюдения, остававшиеся доступными при таком режиме полета. Таковых, впрочем, было совсем немного, поэтому к исходу первого месяца полета, Протасов все-таки принял решение дежурить вахтами, по три человека, отправляя остальных в относительно короткие периоды сна – по две-три недели. Завершились эти вахты в тот момент, когда корабль вышел в точку, где произошел выход из «канала сверхпространственного переноса» и переход на стандартный режим полета на скорости всего в одну треть световой. К этому времени корабль приблизился к конечной цели своего путешествия на дистанцию около половины светового месяца.

              Последняя вахта, во время которой дежурили Петр Самородов, Ален Бессель и Константин Нефедов благополучно завершилась, после чего остальные члены экипажа и научной группы начали приступать к работе. Несмотря на то, что периоды нахождения свободных от вахты членов экипажа в состоянии искусственного сна, были относительно невелики, входить сразу в рабочий ритм удавалось далеко не всем. Вот и сейчас некоторым членам научной группы предстояло пройти специальные процедуры по поднятию тонуса, в то время как проснувшиеся члены экипажа почти тотчас же приступили к работе. А последней накопилось немало.

                К тому момент корабль подошел к объекту исследования на такое расстояние, когда появлялась возможность запускать на полную мощность аппаратуру наблюдения. Да и автономные зонды, с помощью коих предстояло проводить изучение феномена, совершая посадки на планеты или входя в их атмосферу, тоже требовали некоторой подготовки. Так что дел было невпроворот, причем, как у членов научной группы, так и космонавтов, пилотирующих корабль. К тому же всем не терпелось взглянуть поближе на аномальную звездную систему, где планеты вращались по орбитам в разные стороны.   
              Именно поэтому все телескопы, имеющиеся на «Крузенштерне», сразу после выхода из «канала» немедленно нацелились на систему Калейдоскоп.
В данный же момент, к последней вахте, окончание дежурства которой наступало лишь через несколько часов, а затем предстоял почти суточный отдых, присоединились командир корабля Протасов и старший научной группы Матинелли.

                – Ну, что у нас интересного на горизонте? – поинтересовался командир в несколько неформальном ключе, появляясь в рубке управления.

                По сравнению с рубкой «Лаперуза», прошлого корабля Протасова, управляющий центр «Крузенштерна» выглядел куда просторнее, хотя количество рабочих мест для экипажа в нем не увеличилось, поскольку считалось, что немалую часть функций может взять на себя искусственный интеллект.

                – Вы про горизонт обзора локаторов или про горизонт событий? – слегка прищурив левый глаз, спросил Ален Бессель.
                – Горизонт событий мне примерно известен... – Нисколько не удивляясь постановке вопроса, ответил Протасов, усаживаясь на свое место, освобожденное Самородовым. – Через тринадцать, нет, уже через двенадцать дней мы должны зависнуть над плоскостью вращения планет системы Калейдоскоп. А вот о том, что у нас видно на радарах ближнего и среднего обзора, узнать небезынтересно.
                - В трех световых годах по курсу «на восемь часов» остался белый карлик WCF103132. – Преувеличенно бодрым голосом отрапортовал Бессель, нарочито вытягиваясь в кресле по стойке «смирно». – На курсе «два часа» наблюдаем скопление звезд возле галактического полюса. На настоящий момент интеллект-астронавигатор насчитал уже более сотни звездоподобных объектов.
                – В общем, во Вселенной все спокойно? – уже не скрывая улыбки, Протасов бросил взгляд на последнего участника дежурной вахты, Константина Нефедова.
                – Так точно, Андрей Павлович, – вежливо улыбнувшись в ответ, доложил специалист по теории пространства, – перемещения звезд, которые были бы заметны невооруженным взглядом, обнаружить не удалось.
                – У-у, как скучно Константин, – усмехнулся командир, бегло пробегая глазами по колонкам цифр и графиков на повисшем в воздухе информационном экране, – я-то полагал, Вы сейчас придумаете историю о флуктуациях в квазизамкнутом пространственно-временном континууме.
                – Полагаю, нет смысла чего-то выдумывать, если в скором времени мы можем воочию увидеть такую флуктуацию, до которой ни один фантазер не додумался, – заметил веским тоном Нефедов.
                – Что же, это верно. – С задумчивым видом кивнул головой Протасов, меняя взмахом руки информационный экран на обзорно-визуальный. – Но все равно было интересно узнать – какие гипотезы Вы могли бы предложить по поводу возникновения и существования того феномена, который нам предстоит изучать. Ведь явление это проявляет завидную устойчивость, продолжая сохраняться в течение уже нескольких десятков тысяч лет.

               Константин склонил голову в знак согласия, в свою очередь, бросая взгляд на обзорный экран. В последнем предположении командир был совершенно прав, поскольку на Земле наблюдали систему Калейдоскоп такой, какой она выглядела более двадцати тысяч лет назад, а системы слежения корабля видели её такой, какой она была всего десять – одиннадцать дней назад. И поскольку никаких существенных изменений к настоящему времени увидеть не удалось, это означало, что аномальные процессы сохраняют стабильность на протяжении немалого времени. А даже при беглом взгляде на звездную систему, являвшуюся целью экспедиции, выявлялось немало странностей, подобных которым не удавалось обнаружить ни в одном из уголков Галактики.

               Согласно последним данным, система Калейдоскоп состояла из центральной звезды, являвшейся не совсем типичным представителем крупных коричневых карликов (или все же чрезвычайно малого по размерам и наполовину погасшего красного карлика) и двенадцати планет различного диаметра и массы. То, что у весьма некрупной звезды, к тому же достаточно холодной, имеется столь большое число планет-спутников, уже само по себе являлось изрядным феноменом. Кстати, исследования показали, что практически все планеты являются планетами земного типа. Ни одной планеты гиганта, навроде таких представителей Солнечной системы, как Уран или Юпитер, в системе Калейдоскоп обнаружить не удалось. В какой-то мере это казалось вполне понятным, поскольку размеры самой звезды делали маловероятным наличие у неё таких столь крупных спутников.

               Что касается размеров и масс планет, входивших в систему, их величины стали известны по результатам наблюдений с Земли и после пролета автоматического зонда на небольшом расстоянии от Калейдоскопа - ноль, так называли центральную звезду системы. Все планеты пронумеровали в соответствии с привычным принципом удаления от центрального светила. Таким образом, ближайшая к звезде планета получила название Калейдоскоп - один, а самая дальняя – Калейдоскоп - двенадцать.
Самым крупным в этой компании являлся Калейдоскоп – шесть, имевший диаметр чуть больше диаметра Земли и массу, сопоставимую с массой колыбели человечества. По всем данным, на планете могли существовать условия, близкие к условиям, которые существовали к настоящему моменту на некоторых спутниках Юпитера.

              Остальные планеты имели меньший диаметр, в основном сопоставимые с Марсом или Меркурием. Самые дальние от своей звезды, Калейдоскоп – одиннадцать и двенадцать, имели размеры близкие с такими планетами-спутниками Солнечной системы, как Ио или Европа. Даже на ближайших к центральному светилу планетах, по мнению земных ученых, условия оставались близкими к существующим на Марсе. Планеты, удаленные от Калейдоскопа – ноль на большое расстояние, вероятнее всего были похожи на Плутон. Что делало существование жизни во всей звездной системе маловероятной.

             Но самым потрясающим открытием, радикально отличающим систему Калейдоскоп от всего, с чем сталкивалось в космосе человечество, являлось движение двенадцати планет по своим орбитам. Характеристики этого движения ставили земных ученых в полнейший тупик.
Подобная реакция становилась понятной после того, как выяснилось, что семь из двенадцати планет системы в одну сторону вокруг своей звезды, а остальные пять – в противоположную.    
             При этом не наблюдалось ровным счетом никакого порядка в чередовании направления вращения – планета в одну сторону, следом за ней – вторая планета в другую и так далее. Первые три планеты от центрального светила вращались в одну сторону, условно говоря, по часовой стрелке, четвертая – в противоположную, против часовой стрелки, пятая – снова в ту же сторону, что и первые три. После чего снова шли две планеты, вращавшиеся против часовой стрелки, при этом восьмая планета вновь вращалась по часовой стрелке, а девятая и десятая снова – против часовой. Соответственно, одиннадцатая и двенадцатая планеты тоже имели направление вращения, совпадающее с движением по часовой стрелке.

              Попытки сопоставить планеты по массе ничего не дали – по всем известным данным получалось, что объекты, вращающиеся по часовой стрелке, превосходят по массе те, что вращаются в противоположную сторону, почти вдвое. Бесперспективной оказалась и гипотеза, согласно который пытались сопоставлять скорости вращения планет, а попутно –  большие и малые противостояния. При внимательном наблюдении выяснилось, что планеты вообще практически никогда не выстраиваются в одну линию. Редкие исключения составляли лишь четыре из семи планет, вращавшихся по часовой стрелке. Эта четверка примерно раз в тридцать земных лет оказывалась на одной прямой.
              Из полученной информации следовало, что планеты не просто вращаются с разной скоростью, но еще и не меняют свои скорости в зависимости от расстояния до центральной звезды. Создавалось впечатление, что планеты вращаются так, как им заблагорассудится, наплевав на все известные космические законы. А это, как уже можно догадаться, вело к возникновению гипотезы об искусственном управлении движением небесных тел в системе. И теперь у экипажа «Крузенштерна» появлялась отличная возможность прояснить малопонятные явления.

                Поскольку во время нахождения корабля в «канале сверхпространственного переноса», большинство систем наблюдения не функционировали, основная работа развернулась уже после выхода в нормальное или, как нередко говорили, стандартное пространство, когда в фазу бодрствования вернулся весь экипаж и научная группа. И теперь запускались радары самых разных диапазонов электромагнитного излучения, гравитационные локаторы, а также измерительные системы, базирующиеся на тех же принципах, что и сам «канал», позволяющий кораблю перемещаться со скоростью намного выше скорости света. Первые результаты измерений уже дали дополнительную информацию, которую на Земле и других станциях наблюдения до настоящего времени не удавалось получить. Сравнив скорость передвижения различных планет по орбитам, Константин Нефедов, вместе с Пьетро Матинелли, заступившим на дежурство, построили весьма необычные графики.

                – Откровенно говоря, даже представить себе не мог, чтобы перемещение планет происходило в таком странном и при этом синхронном режиме... – С немалым интересом глядя на информационное табло, задумчивым тоном говорил Матинелли. – Создается впечатление, что время от времени та или иная планета словно притормаживает, чтобы не попасть в противофазу или в фазу противостояния со своей соседкой.
                – Да, я заметил подобное явление, – кивнул головой Нефедов, пролистывая страницы построенных графиков за период нескольких часов, - и что самое интересное – не удается зафиксировать сами моменты подобного замедления, а где-то, что тоже не исключено, и ускорения, словно эти переходы по какой-то причине не фиксируются нашей аппаратурой.
               – Намекаешь на возможную пространственно-временную аномалию? – слегка прищурив глаза, посмотрел на собеседника Матинелли.
               – То, что таковая аномалия почти наверняка имеет место, это очевидно, – немного рассеянным тоном ответил Константин, – вопрос тут в другом – что может являться причиной подобной аномалии и, что еще интереснее – насколько верно мы оцениваем её внешние проявления?
               – Хочешь сказать, возможностей имеющейся в нашем распоряжении регистрирующей аппаратуры не хватает для адекватной оценки наблюдаемых в системе эффектов? – уже с некоторым удивлением поинтересовался начальник научной группы.
                – А что же мы на самом деле наблюдаем в системе? – послышался голос со стороны входного люка центрального наблюдательного отсека, где беседовали Матинелли и Нефедов, и в помещение шагнул первый пилот Дмитрий Чистов. – Если я правильно понял суть сентенций Константина, у нас имеются сомнения в тех данных, что поступают от аппаратуры слежения?!
                – И да, и нет, – после непродолжительной паузы ответил Нефедов, – скорее это чисто интуитивное предчувствие, что-то вроде подсознательного эмпирического анализа, в то время как объективных данных того, что мы что-то неверно оцениваем, у нас нет.
                – И все же, сомнения остаются, – утвердительным тоном произнес Чистов, подойдя к конгломерату информационных табло, висевших в центре помещения лаборатории, и стал с немалым интересом пролистывать страницы графиков и диаграмм, – а любые сомнения, возникающие в экспедициях, подобных нашей, требуют тщательного рассмотрения с самых разных сторон.
                – Ну, что же, это верный подход, – согласился Матинелли, бросил быстрый взгляд на табло, после чего вновь посмотрел на пилота, – насколько я помню, по плану экспедиции, на первом этапе мы выходим на дистанцию примерно пять-шесть астрономических единиц от крайней планеты, чуть выше плоскости её вращения.

                В ответ на реплику ученого Чистов лишь коротко кивнул головой, продолжая изучать данные на информационных табло.
Говорить о плоскости вращения всех планет в системе Калейдоскоп в данном случае не приходилось. Еще одним признаком существования откровенной аномалии в космосе, являлось не только вращение планет в разные стороны, но и движение в несколько разных плоскостях вокруг своей звезды.    
             Плоскости эти отстояли друг от друга на расстояние от нескольких сотен, если речь шла о внешних планетах, до нескольких тысяч километров для внутренних. Это было еще одной стороной феномена системы Калейдоскоп, в которой внутренние планеты словно расползались перпендикулярно общей плоскости вращения.
              Каких-либо конкретных сведений о планетах пока не имелось – зонд-разведчик прошел на довольно большом удалении от системы, и выяснить что-либо на таком расстоянии не представлялось возможным. Разворачивать же зонд, чтобы он вернулся и провел более детальное исследование, являлось чрезвычайно трудоемким и затратным процессом. Исследование планет оставили для пилотируемой экспедиции.
               – Хорошо еще, что в системе не обнаружено ни пояса астероидов, ни подобия пояса Копейра в Солнечной системе, – с некоторым сомнением покачал головой Нефедов, – представляю, каковой была бы в этом случае сутолока на орбитах малых объектов.
                – Да, как ни странно, ни при наблюдении со стационарных станций, ни при исследовании с помощью зонда, не удалось обнаружить ни единого малого объекта. – Согласно кивнул головой Матинелли, в задумчивости поглядывая на обзорный экран. – Полное отсутствие в звездной системе астероидов и комет в очередной раз наталкивает на мысль о какой-то разумной, упорядоченной деятельности.
                – Все-таки – сфера Дайсона, пусть и в таком экзотическом виде? – первый пилот с немалым интересом посмотрел на сотрудников научной группы.
                – Может быть, может быть, – все таким же, необычайно задумчивым тоном ответил Матинелли, продолжавший изучать выкладки экспресс-анализа.
                – Что у нас может быть? – послышался голос со стороны входа и на пороге помещения появился командир «Крузенштерна» Андрей Протасов, возвращавшийся из инженерного отсека.
                – Разновидность сферы Дайсона, - с готовностью откликнулся Нефедов, – построенной в виде этакой упорядоченной планетной системы.
                – Хм, что же, поживем – увидим, - хмыкнул командир корабля, а затем перевел взгляд на Чистова, - через десять минут начинаем торможение, а затем выходим в точку челночного маршрута.
                – Понял, – вздохнув, ответил первый пилот, - через минуту буду в рубке.

                Челночным маршрутом называлась часть экспедиции, при которой корабль совершал многочисленные маневры, перелетая от одной планеты системы к другой. В принципе, ничего сложного в этом не было, однако согласно сложившемуся регламенту, в начале этой части полета и командиру, и первому пилоту предстояло неотлучно находиться в рубке.

Глава 3
                Двенадцатая планета системы Калейдоскоп, вращавшаяся на максимальном удалении от центрального светила, имела весьма скромные размеры, сопоставимые с Плутоном. Её радиус не превышал тысячи сто километров, а масса оценивалась примерно в ноль девять от массы Плутона. Да и сама поверхность Калейдоскопа - двенадцать визуально выглядела чрезвычайно схожей с поверхностью Плутона, представляя собой полностью смерзшуюся льдистую корку. На такой дистанции от едва светящейся центральной звезды, планета находилась как бы в полутени, освещенная тускловатым светом вишневого оттенка. Ни единого спутника у планеты обнаружить не удалось – в пространстве вокруг Калейдоскопа – двенадцать царила пустота. Посланный на первую разведку зонд, коих на корабле имелось целых двадцать штук, не нашел никаких признаков астероидов или метеоритов на дистанции в несколько миллионов километров. Примерно такую же обстановку фиксировали и радары, установленные на самом «Крузенштерне», что говорило о полном отсутствии каких-либо облаков из малых космических тел вокруг системы Калейдоскоп.
                Теперь же экипаж, включая и членов научной группы, готовился к запуску сразу двух зондов к поверхности двенадцатой планеты, причем одному из них предстояло совершить посадку.

                Подготовка зондов находилась в ведении сразу двух групп из состава членов экипажа. Первая группа, включавшая в себя второго пилота Филиппе Сорди и аналитика Алена Бесселя, готовила полетные маршруты и отвечала за сопровождение аппаратов при прохождении маршрутов. Эта группа работала, не покидая рубки управления, поскольку все необходимые процедуры можно было выполнить оттуда.
              Во вторую группу входили Анабель Григ, Алберт Вонг и Бенджамен Кларенс. Перед ними стояла задача подготовки и проверки всех систем на борту летательных аппаратов, а также запуск исследовательских программ. По своей инициативе подключилась к работе с зондами и Наталия Сосновская, против чего не возражали ни Протасов, ни Матинелли. Эта группа находилась в транспортном отсеке, или попросту в ангаре, где и размещались автоматические зонды. Первым запускался аппарат, коему предстояло оставаться на низкой орбите Калейдоскопа – двенадцать, а затем, после того как тот сделает дюжину витков, предполагалось отправить второй.
             В рубке управления, помимо ответственных за запуск, находились –  сам командир, первый пилот и Пьетро Матинелли. Остальные члены экипажа и научной группы пребывали на рабочих местах, хотя возможность наблюдать за ходом запуска у них, конечно, имелась.

                – Системы запуска в норме, – доложил первым Бессель, колдуя в трехмерном объеме своей контрольной панели.
               – Система сопровождения готова к работе, – эхом откликнулся Сорди.
               – Принято, – коротко кивнул головой командир, по сложившейся традиции всегда присутствующий при запусках, – что с готовностью зондов?
              – Зонд номер два готов к запуску, – послышался голос Алберта Вонга из транспортного отсека, где на стартовых позициях находились автономные аппараты.

              Зонд номер один, отправленный на разведку, летел сейчас по пологой дуге, пересекая всю систему, и постепенно приближался к центральному светилу.

               – Стартовая установка в норме, – в унисон Вонгу проговорила Анабель Григ.
              – Отлично, – коротко ответил Протасов и посмотрел на второго пилота, – начинаем отсчет.
              – Есть отсчет, – тотчас откликнулся Сорди, – минутная готовность.

              В объеме обзорного экрана, повисшего этаким полупрозрачным облаком в центре рубки управления, появились цифры, показывающие время, оставшееся до старта. Фоном для этих цифр служило объемное изображение самой планеты, медленно поворачивающейся вокруг своей оси. К слову сказать, в отношении вращения планет в системе имелся еще один феномен – практически все небесные тела вращались с одной и той же скоростью. Сутки на всех планетах, вне зависимости от их размеров длились около четырнадцати часов. Более точных измерений пока не проводилось, и было известно лишь, что более–менее существенное отклонение от этой величины имелось у девятой и шестой планет системы. Причем, судя по всему, в обоих случаях в сторону увеличения длительности.
              В общем, система Калейдоскоп одной механикой движения небесных тел побила все рекорды по аномальным явлениям. А сколько еще неизвестных явлений обнаружиться при изучении самих планет, да и центральной звезды, было известно, наверное, только некоему вселенскому разуму, если таковой, конечно, существовал.

                – Готовность – десять секунд, – докладывал тем временем автомат запуска, – девять, восемь...
              – Ну-с, сейчас начнется самое интересное. – Потирая руки, пробормотал Андрей Протасов, перед глазами которого промелькнули моменты запуска автономных аппаратов во время прошлых экспедиций.
               – Запуск, – послышался в этот момент голос автомата, и тотчас после этого корабль едва заметно вздрогнул, а на экране, показывающем выпускные шлюзы транспортного отсека, мелькнула короткая вспышка света.

               Спустя пару секунд наблюдатели увидели, как от корабля отделился небольшой веретенообразный предмет, с короткими стабилизаторами в центре корпуса и на корме, и начал быстро удаляться.

               – Телеметрия? – коротко бросил Протасов, внимательно следя за траекторией движения автономного аппарата.
              – Телеметрия в норме, все показатели тоже, – отрапортовал Филиппе Сорди, выступавший сейчас в роли оператора контроля второго зонда.
             – Зонд номер три? – чуть повернув голову, снова спросил командир.
             – Готовность – десять минут, – отозвался из транспортного отсека Алберт Вонг.
              – Проводим последние тестовые процедуры, – уточнила Анабель Григ, – через пять минут закончим.
               – Прекрасно, к этому времени второй зонд успеет сделать первый виток, – командир откинулся в кресле, – а там посмотрим – делать ли запуск сразу или немного подождать.

                Примерно с минуту члены экипажа сидели в тишине, наблюдая за тем, как зонд приближается к неизвестной планете. На самом аппарате камеры визуального обзора находились во включенном состоянии, и теперь в трехмерном объеме одного из экранов вырастала на глазах землисто-серебристая гора неведомой планеты. Космонавтам Службы Дальней разведки за время полетов приходилось посещать немало планет, но, наверное, каждый раз в начале разведывательной миссии многие ощущали немалое волнение. Казалось бы, человек ко всему со временем привыкает...
              Но нет, каждая новая планета заставляла многих исследователей с немалым волнением смотреть на приближающуюся поверхность неведомого мира. И в этом плане ни Дмитрий Чистов, ни более опытный Андрей Протасов, не являлись исключением, и сейчас с напряженным вниманием следили за изображениями, передаваемыми с камер зонда.
               Наконец автономный аппарат оказался на высоте примерно тридцати километров от поверхности планеты, и здесь Филиппе Сорди перевел его в горизонтальный полет с небольшим снижением, чтобы начать исследование.

               Как и ожидалось, у Калейдоскопа – двенадцать обнаружилось полное отсутствие каких-либо признаков атмосферы, химические анализаторы показали отсутствие газов на той высоте, где находился зонд. Затем камеры начали передавать фотографии поверхности, выполненные с большим разрешением, причем сразу и в видимом диапазоне, а также в инфракрасном и ультрафиолетовом.
                Судя по снимкам, поверхность планеты представляла собой безжизненную равнину, с незначительной складчатостью местности. Никаких крупных возвышенностей или, тем более, горных хребтов. Никаких заметных впадин или кратеров – сплошная низменность, лишь в некоторых местах пересеченная едва заметными бороздами, напоминавшими с такой высоты царапины. Вся поверхность имела вид грязно-бежевого покрывала, на которое кто-то набросил едва заметную серебристую сетку с очень мелкими ячейками. Хотя не исключалось, что подобный цвет обусловливался слабым освещением со стороны центрального светила системы. Точные данные о составе грунта могли быть получены лишь после посадки, ну а сейчас предварительный анализ показывал сходство данной планеты с Плутоном и другими карликовыми планетами пояса Копейра.

                – М-да, поверхность здесь весьма однообразная, – заметил Ален Бессель после первых пяти минут полета зонда, успевшего преодолеть примерно четверть окружности планеты.
                – И заметьте, не наблюдается ни единого кратера от падения метеоритов, – послышался голос Алберта Вонга из транспортного отсека, – а мы, кстати, готовы к запуску зонда номер три.
                – Прекрасно, Алберт, – ответил Матинелли, бросив взгляд на командира, который только кивнул головой, – а что касается отсутствия кратеров, так и пространство вокруг планеты, да и во всей системе, на редкость чистое и свободное от астероидов, комет и метеоров.
                – Начинаем минутный отсчет для зонда номер три, – ровным, твердым голосом отрапортовал Протасов, который, тем менее, внимательно слушал диалог старшего научной группы с коллегой, – и все же, доктор Матинелли, отсутствием астероидов в близлежащем пространстве вряд ли можно объяснить полное отсутствие кратеров на поверхности планеты, разве не так?
                – Возможно, Вы и правы, Андрей... – Задумавшись на мгновенье, ответил Матинелли. – И все же, думается, пока рано делать какие-либо выводы, давайте посмотрим, что будет дальше. В конце концов, какие-то кратеры могут и не обнаруживаться при поверхностном осмотре, да и исследовали мы не более десяти процентов поверхности планеты.
                – Готовность – десять секунд, – снова вклинился в разговор людей автомат запуска, – девять, восемь...
                – Отмечаю незначительное нарастание магнитной напряженности, – включился еще один интеллект-автомат или интел-мат, как их чаще называли последнее время.
                – Старт зонда номер три, – вновь доложил автомат запуска, корпус едва ощутимо вздрогнул, и через несколько секунд находящиеся на борту увидена экране очередной аппарат, удаляющийся от базового корабля.
                – Хм, интересно, в тот момент, когда мы вышли на двухсоткилометровую орбиту, величина магнитного поля планеты вообще находилась на уровне пороговой чувствительности, – с задумчивым видом пробормотал Ален Бессель.
                – Позволю себе заметить, что магнитное поле планеты имеет необычную форму, – вступил в разговор Бенджамен Кларенс, до сих пор хранивший молчание, – если у большинства небесных тел, обладающих собственным магнетизмом, форма в разрезе напоминает бабочку, то здесь это нечто вроде вытянутого веретена, почти не сплюснутого возле полюсов.
                – Но, насколько мне известно, подобная форма магнитного поля противоречит сразу нескольким законам физики? – в голосе Протасова звучало откровенное недоверие. –  И снова возникает вопрос об искусственном происхождении поля, а может и всей планеты, ведь в естественных условиях такой формы не бывает?
                – По крайней мере, мне об этом ничего неизвестно, – послышался слегка дрожащий голос Кларенса, – ни в одной звездной системе мы не наблюдали таких планет.
                – В системе Арктура не так давно обнаружили железную планету, обладающую нетипичным магнитным полем, – в разговор вновь вступил Филиппе Сорди.
                – Да, это действительно так. – Подтвердил через несколько секунд задумавшийся на мгновенье Кларенс. – Но там само поле имеет обычную форму, меняющуюся в зависимости от перемещения слоев железной магмы в толще планеты, здесь же ситуация принципиально другая – поле относительно стабильно, хотя имеет тенденцию к плавным изменениям, а вот форма его такова, словно в оба полюса кто-то воткнул гигантские стержни из ферромагнита.

                Тем временем третий зонд начал плавное снижение по пологой траектории, приближаясь к поверхности планеты. Зонд номер два заходил уже на третий виток, находясь сейчас в северной приполярной области. В объективах его камер по-прежнему проплывала безжизненная и весьма однообразная серебристо-бурая равнина, на которой не наблюдалось ни крупных впадин, ни значительных возвышений. Создавалось впечатление, что кто-то прошелся по поверхности планеты колоссальным катком, пригладив все неровности, после чего всю равнину зацементировали неким однородным материалом. Магнитное поле планеты снова снизило свой уровень, однако форма его по-прежнему оставалась аномальной.
              Сорди снизил высоту полета зонда до нескольких сотен метров, пытаясь рассмотреть мелкие детали на поверхности, но пока и этот маневр не принес никакого результата.

              Через несколько минут третий зонд также оказался на высоте нескольких километров, и теперь вставал вопрос о точном месте его посадки. Последнее оказалось довольно затруднительным, поскольку однообразие рельефа местности не давала возможности какого-либо выбора – все районы планеты практически не отличались друг от друга. В конце концов, приняли решение сажать зонд на равнину на небольшом удалении от экватора – в этом месте удалось рассмотреть небольшое потемнение грунта. Как раз на границе темного пятна и предстояло совершить посадку.

                – Как-то это все неестественно гладко выглядит, – пробормотал Чистов, и в голосе его послышалось сомнение.

                Первый пилот продолжал наблюдать за приближающейся поверхностью, на которую транслировалось изображение зонда номер три.

                – Может, это и неплохо, – покачал головой командир, – в конце концов, нельзя исключать, что систему действительно чрезвычайно редко навещают различные астероиды и кометы.
                – Если бы рядом находилась какая-либо звезда-гигант или объект наподобие черной дыры, в это можно было бы поверить, – возразил Пьетро Матинелли, с недоверием глядя на обзорный экран, – в этом случае всевозможный космический мусор просто отклонялся бы их гравитационным полем, но здесь поблизости нет подобных объектов.
                – Есть касание с грунтом, – доложил ровным голосом контрольный автомат, – двигатель на половине мощности.

                Неполное выключение двигателя при посадке на неизвестную планеты являлось обычной процедурой, поскольку плотность и прочие характеристики грунта оставались неизвестными. Поэтому двигатель зонда или посадочного модуля оставался в готовности к немедленному взлету, если грунт вдруг начнет оседать. Но, к счастью, ничего подобного не произошло – поверхность оказалась достаточно твердой, и зонд устойчиво встал на все опоры.

                – Зонд на поверхности грунта, в стабильном состоянии, – отрапортовал Ален Бессель, – системы в норме, телеметрия по всем каналам.
                – Ну, хотя бы начинаем неплохо, – вздохнув, негромко проговорил Протасов, чувствуя, что в глубине души зреют какие–то подсознательные предчувствия.

                Однако, как выяснилось буквально через несколько секунд, подобные подозрения командира оказались отнюдь не беспочвенными, хотя и не касались непосредственно Калейдоскопа – двенадцать.

                – Частичная потеря связи с зондом номер один, – внезапно вклинился в разговор членов экипажа контрольный автомат, ведущий аппарат, исследовавший сейчас окрестности звездной системы.
                – Это что еще такое? – не скрывая своего недовольства, Филиппе Сорди набрал на клавиатуре нужные команды. – Хм, такое впечатление, что аппарат перестал реагировать на некоторые команды.
                – Какие-то повреждения? – внимательно посмотрел на второго пилота командир.
                – Не похоже, – покачал головой Сорди, на чьем лице появилось выражение недоверия, – такое впечатление, что со связью что-то не то, как будто сигналы от нас к зонду запаздывают на несколько секунд, а ответы на наши запросы, так и вовсе приходят через раз.
                – Вот вам и еще одна аномалия системы, – тяжело вздохнул командир, уже понимая, что его предчувствия начинают сбываться, – можете восстановить связь?
                – Уже пробую, – с недовольным видом и слегка поморщившись, ответил Сорди, но через минуту махнул рукой и откинулся на спинку кресла, – черт, похоже связь потеряна полностью.
                – А где зонд находится сейчас? – осведомился Пьетро Матинелли, взглянув на Алена Бесселя, занимавшегося системами контроля окружающего пространства.
                – В последний раз, когда прошла отметка месторасположения при телеметрии, он был на удалении двенадцати миллионов километров, примерно на тысячу километров выше плоскости вращения Калейдоскопа – двенадцать, – после секундной паузы ответил аналитик.
                – Вот вам и еще одна загадка... – Покачав головой, повторил Протасов, затем вздохнул, помедлил немного и добавил. – Второй и третий зонд работают по программе, рабочей группе в транспортном отсеке готовить к запуску зонд номер четыре. – Командир помолчал еще немного, после чего добавил. – Да, и проверьте защитные системы.

                Филиппе Сорди посмотрел на Бесселя, ответившего пилоту понимающим взглядом, и вновь повернулся к пульту управления. Дмитрий Чистов, в свою очередь, занялся подготовкой системой защиты, вводя команды запуска силовых полей и комплекса раннего предупреждения.

Глава 4
                Предварительный анализ проб грунта, взятых с поверхности Калейдоскопа – двенадцать не выявил каких-либо неожиданностей. Состав почвы в районе приземления практически не отличался от состава грунта Плутона, Харона или некоторых спутников Нептуна или Урана. То есть можно было предположить, что в целом развитие планетной системы Калейдоскоп мало отличалось от развития той же Солнечной системы. Но странная форма магнитного поля планеты наводила на мысль о том, что внутреннее строение космического тела имело серьезные отличия от известных ранее планет. Для прояснения этого вопроса требовалось провести зондирование грунта, и подготовкой данного мероприятия занимались сейчас Алберт Вонг и Пьетро Матинелли. Им активно помогала Анабель Григ, поскольку молодая дама живо интересовалась феноменом необычной звездной системы.

               Другая группа под руководством Петра Самородова готовила к запуску четвертый зонд, предполагаемый для отправки на поиски замолчавшего первого. Все попытки установить связь с пропавшим аппаратом оказались безрезультатными, а рассмотреть его на столь большой дистанции ни один радар не смог бы. Теоретически, можно было попробовать задействовать гравитационные локаторы. Но, во-первых, зонд, предположительно, находился на очень малом удалении от плоскости вращения планет, и поэтому мог не обнаруживаться на фоне того же Калейдоскопа – одиннадцать. А, во-вторых, при просвечивании системы с помощью гравитационных локаторов по вектору, идущему вдоль плоскости вращения планет, выяснилось, что в направлении центрального светила адекватной информации получить не удастся. В этом направлении происходило очень странное, периодическое искажение гравитационных волн, словно в систему через равные промежутки времени входил еще какой-то массивный объект.

                Подобный объект, гипотетически имевший массу, превышающую массу центрального светила или сопоставимую с ним, мог бы искажать картину именно так, как это выглядело на экранах гравитационных локаторов. Но в этом случае неизвестный объект неизбежно менял бы траекторию движения планет, особенно с учетом их малой массы, к тому же, объект удалось  бы зафиксировать иными средствами. Однако никаких иных небесных тел, помимо самой звезды и двенадцати спутников обнаружить не удалось, да и в движении планет возмущений, совпадающих со скачками гравитационного поля, не происходило. Даже странные девиации скорости движения небесных тел по орбитам, как выяснилось после некоторого наблюдения, никак не совпадали с изменениями гравитации. В общем, система Калейдоскопа преподнесла еще одну загадку, которая уже стоила экспедиции потерянного зонда.

                – Поневоле в голову приходят ассоциации с той системой, где мы наткнулись на полиметаллические вирусы, – заметил мимоходом Самородов в тот момент, когда командир зашел в транспортный отсек, чтобы узнать, как продвигается подготовка очередного зонда.
                – Согласен, имеется некоторое сходство, – после небольшого размышления ответил Протасов, – но все же, как мне кажется, ничего подобного мы в данной системе не обнаружим – здешний феномен имеет иную природу.
                – Да...а, – вздохнул старший инженер, бросив взгляд на экран, в котором висела бежево-малиновая капля Калейдоскопа – двенадцать, с освещенной стороны, казавшаяся немного ярче, – однако зонд номер один пропал без следа, при этом вначале появились перебои со связью, примерно так же, как в случае с полиметаллическими вирусами.
                – Будем надеяться, что здесь мы не столкнемся с этой напастью, – слегка поморщившись, покачал головой Протасов, – приключений трехлетней давности мне хватило за глаза.
                – Ладно, посмотрим, что будет дальше, может все не так и сложно, – махнул рукой Самородов, возвращаясь к работе.
                – Что же, будем надеяться, – кивнул головой командир и покинул отсек, направляясь к каюте доктора Матинелли, устроившего нечто вроде мозгового штурма, пытаясь понять, с чем они могли столкнуться в столь странной звездной системе.

                Самородов, тем временем, вернулся к стартовому комплексу, где расположился зонд номер четыре, подготавливаемый к запуску для поисков своего собрата. В группу, занимавшуюся подготовкой, входили – Анабель Григ, Ален Бессель и Филиппе Сорди, сдавший к этому моменту свою вахту Дмитрию Чистову. Научная же часть экспедиции собралась сейчас в каюте Пьетро Матинелли для обсуждения плана дальнейшего изучения системы Калейдоскоп с учетом вновь открывшихся обстоятельств.

              Каюты на новейших кораблях, коим являлся «Крузенштерн», заметно отличались в лучшую сторону от помещений для экипажа на своих предшественниках, даже тех, что имелись на относительно комфортабельном «Лаперузе». По крайней мере, прошлая каюта Протасова позволяла разместить лишь штатную кровать-кушетку, маленький столик, пару стульев плюс бытовой блок размерами метр на полтора и санузел. Да и помещение, занимаемое тогдашним командиром Андрея, Грегори Уинслоу, ненамного превышало по размерам каюту первого пилота.
                На «Крузенштерне» же Протасов располагался на вполне комфортной и современной кровати с поддержкой силового поля, повторяющего контуры тела, бытовой блок был почти в полтора раза больше, а в санузле имелся отдельный паро-ионный душ. Последних на «Лаперузе» имелось всего три штуки на весь экипаж.
                Конечно, в отличие от помещения, где располагался командир, остальные каюты имели несколько меньшие размеры, но все же и они были намного комфортнее прошлых. И сейчас в каюте доктора Матинелли помимо хозяина спокойно расположились все члены научной группы – Алберт Вонг, Бенджамен Кларенс, Константин Нефедов и Наталия Сосновская.

               Специалист по происхождению и развитию различных форм жизни к настоящему времени находилась не у дел, занимаясь исключительно наблюдением за планетой и помогая, в силу своих способностей, остальным.   Однако она надеялась, что экспедиции все же удастся обнаружить какую–либо форму жизни, и даже высказала пожелание посетить планеты лично, высаживаясь на их поверхность. Но, увы, двенадцатая планета после первого этапа исследований казалась абсолютно стерильной – ни единой формы жизни, даже в форме бактерий, на ней не обнаружили. Что же касается высадки на какую-либо планету, то Андрей Протасов считал, что к настоящему моменту не возникло предпосылок к такому способу ведения исследований. Впрочем, какие предпосылки могут возникнуть в ходе экспедиции в дальнейшем, не мог предсказать никто из членов экипажа.
               Именно обсуждение возможных вариантов развития событий и стало предметом оживленной дискуссии в каюте у Матинелли. Появление командира, пришедшего в разгар диспута, лишь добавило оживления беседе.

                – Вот я хочу спросить командира Протасова... – Повернулся к Андрею Бенджамен Кларенс. – Каково его мнение – где, с большей долей вероятности может находиться тот центр, который управляет всем этим безобразием? – в этом месте ученый сделал неопределенный знак рукой, видимо, имея в виду систему Калейдоскопа в целом.
               – Насколько понимаю, господин Кларенс твердо убежден в том, что система является искусственным объектом, созданным достаточно давно и продолжающим управляться из некоего единого центра? – с легкой улыбкой на лице поинтересовался в ответ командир.
                – Ну, в данной ситуации сложно представить себе что-то иное, – Кларенс казался как будто разочарованным ответом Протасова, и с недоумением пожал плечами, – большинство из тех аномалий, что мы здесь обнаружили, вероятнее всего, имеют искусственное происхождение.
                – Вот, вот, в чем и заключен основной вопрос... – Подняв указательный палец и, вновь улыбнувшись, ответил Протасов. – Именно – вероятнее всего, ибо мы не можем сказать об этом с большой долей определенности... – Командир поднял руку, предупреждая эмоциональную реплику Кларенса, который уже подался, было вперед. – Ни в коем случае не считайте меня каким-то ретроградом, но пока мы видим исключительно внешние эффекты, но ничего не знаем об их происхождении, поэтому – не рановато ли начинать делать какие-либо выводы?!
                – Браво, Андрей! – на лице Матинелли появилось довольное выражение, и ученый даже хлопнул в ладоши. – Вы почти дословно повторили то же самое, о чем говорил я буквально за пять минут до Вашего появления здесь.
                – Да, я понимаю, что одной из целей нашей экспедиции является, в том числе, выявление возможного объекта, который можно отнести к Сфере Дайсона. – Продолжил, тем временем, командир. – Но, как и любая исследовательская миссия, наша экспедиция, в первую очередь, должна заниматься изучением неизвестно феномена непредвзято, подчеркну еще раз – непредвзято. – Протасов помолчал немного, а потом добавил:
                – Если же мы будем любые явления, не укладывающиеся на первый взгляд, в привычные теории, объявлять творением некоей высокоразвитой цивилизации, то вряд ли приблизимся к разгадке происходящего.
                – Да, в этом Вы, безусловно, правы, командир. – Кларенс выглядел несколько обескураженным, да и на лицах Вонга и Сосновской тоже появилось выражение легкого разочарования, один только Нефедов сохранял олимпийское спокойствие. – И все же нельзя не признать, что если в случае с магнитным полем или движением планет в разные стороны еще можно найти какое–то объяснение естественного характера, то в случае с изменением скорости движения небесных тел и возникновением гравитационных аномалий, это кажется практически невозможным?!
                – Что же, в этом могу с Вами согласиться... – Протасов обвел внимательным взглядом собравшихся ученых. – Налицо наличие в системе некоего фактора, появление которого кроме как творением некоей цивилизации не объяснить, и все же хочу предостеречь от слишком поспешных выводов и, тем более, от впадения в какое–то восторженное состояние, близкое к эйфории. Как раз именно теперь нам всем необходимо максимально собраться и быть предельно внимательными. Потеря автономного зонда при отсутствии каких-либо видимых причин – почти всегда явление неординарное, поэтому нужно быть настороже и соблюдать осторожность при любых действиях.

                Командир замолчал, еще раз обводя взглядом всех членов научной группы, а потом остановил глаза на Пьетро Матинелли. Руководитель научной группы с довольным видом кивнул головой и посмотрел на Алберта Вонга:
                – Понимаю, командир сейчас вылил на всех нас этакий ушат холодной воды, но все же, Алберт, прошу Вас, попробуйте еще раз сформулировать свою гипотезу, только чуть менее эмоционально.
               Планетолог некоторое время молчал, видимо осмысливая сказанное Протасовым, затем немного откашлялся и начал излагать свои мысли:
                – Как правильно заметил командир, даже такие явления, как странная форма магнитного поля у Калейдоскопа – двенадцать и противоположное направление вращения некоторых планет вполне объяснимы без обращения к теории искусственного происхождения. В конце концов, не исключено, что именно в районе полюсов планеты расположены колоссальные скопления магнитных материалов, которые и дают столь странную картину с магнитным полем. Что касается вращения планет вокруг своей звезды в разные стороны, оно может быть объяснено, пусть и с изрядной натяжкой тем, что в момент формирования системы, рядом с ней дрейфовало несколько довольно массивных объектов, которые в той или иной степени повлияли на движение по первичным орбитам сгустков протопланет. Хотя и в этом случае вращение планет по появившимся орбитам, со временем должно было прийти к некоему единому варианту.

                Алберт замолчал на несколько секунд, посмотрев сначала на Матинелли, а затем на Наталию, после чего продолжил:
                – Если же принять во внимание еще и странные задержки по времени и незначительные, практически незаметные, но все же фиксируемые изменения скорости вращения, то налицо некая аномалия, говорящая о весьма необычном механизме действия всей небесной механики в системе Калейдоскоп. Центральное светило имеет чрезвычайно малую величину, не подходящую для существования возле него такого количества планет. Поэтому можно предположить, что в самой системе или в непосредственной близости присутствует некое массивное космическое тело, которое и создает предпосылки ко многим аномалиям. Но и в этом случае, переменный характер ряда факторов заставляет думать о том, что и неизвестный объект обладает весьма экзотическими свойствами. В том числе, переменной величиной гравитации и, плюс к этому, еще и собственными колебательными движениями, как раз и заставляющими планеты двигаться в разных направлениях.
                – Но, при таком раскладе подобный объект заставлял бы смещаться и звезду, – заметил Константин Нефедов, с легким прищуром посмотрев на Вонга, – а по всем имеющимся данным, Калейдоскоп – ноль вполне стабильная звезда, если конечно, его можно назвать полноценной звездой.
                – Что же, резонное замечание, – согласился Алберт Вонг, задумчиво поглядывая куда-то в сторону двери, – и здесь я вынужден вновь обратиться к гипотезе, согласно которой система претерпела некогда некое изменение искусственного характера.
                После того, как планетолог замолчал, некоторое время все сидели молча. Было видно, что каждый остался при своем мнении, не желая отступать под давлением доводов оппонирующей стороны. Впрочем, как справедливо заметил командир, полного набора объективных данных у экспедиции не имелось, а значит, и делать какие–либо выводы было рановато. В этот момент у командира прозвучал мелодичный вызов личного коммуникатора.
                – Да, Дмитрий, – ответил Протасов дежурившему Чистову, – что у тебя?
                – Четвертый зонд готов к запуску, – отрапортовал первый пилот, несший вахту в рубке управления, – есть интересные данные от зонда номер три, проводившего очередное бурение грунта на планете.
                – Сейчас буду, – коротко ответил Протасов вахтенному и, выключив коммуникатор, повернулся к внимательно смотревшим на него ученым, – что же, возможно, в скором времени мы получим ответы на некоторые вопросы.
                – А нам можно присутствовать при запуске зонда и узнать о данных бурения? – немедленно заинтересовалась Наталия Сосновская.
                – Ну, а зачем вы тогда здесь находитесь? – добродушно усмехнулся командир, поднимаясь со своего места.

                Специалист по развитию жизни в космосе бросила оживленный взгляд на Алберта Вонга и Константина Нефедова и тотчас поднялась со своего места. За ней начали подниматься и остальные участники дискуссии, двигаясь в сторону двери. Протасов обменялся понимающим взглядом с Пьетро Матинелли, после чего вышел в коридор.

                Дмитрий Чистов с некоторым удивлением посмотрел на многочисленную делегацию, появившуюся в рубке управления вместе с командиром, но ничего не сказал, только покачал головой. Впрочем, Матинелли и сам сообразил, что присутствие такого количества людей в святая святых любого корабля Службы Дальней разведки, не совсем соответствует регламенту и отправил Кларенса и Нефедова в соседнее помещение. Там располагался центр наблюдения, контроля и слежения за космическим пространством, и сейчас там находился Ален Бессель, как раз закончивший подготовку зонда и вернувшийся обратно. В рубке управления его присутствие не требовалось, а вот в центре контроля присутствие оператора могло стать положительным фактором. К тому же, к Дмитрию Чистову вот–вот должен был присоединиться Филиппе Сорди, коему предстояло управлять зондом номер четыре, а значит, третье место в рубке окажется занятым.
               Разумеется, против присутствия двух членов научной группы, Бессель нисколько не возражал. Любопытство всех членов экспедиции было вполне понятным.
               Тем временем, второй пилот прибыл в рубку управления и приступил к процессу запуска еще одного автономного аппарата.
                – Трехминутная готовность, – доложил Сорди после проведения всех необходимых в таких случаях процедур.
                – Добро, – кивнул головой Протасов, переходя на несколько неофициальный тон, что говорило о его немалом волнении, которое он, впрочем, старался не афишировать, – что у инженеров?
                – Полная готовность... – Почти тотчас откликнулся Самородов. – Все системы функционируют нормально. – Старший инженер помолчал немного, а потом добавил:
                – Мы задублировали все регистрирующие устройства, а заодно собрали почти полноценный гравитационный локатор из двенадцати дистанционных гравиметров. Сложнее всего было с установкой гиперчастотного детектора, пришлось демонтировать часть оборудования с одного из резервных блоков корабля.
                – Разве подобное допускается в дальних экспедициях? – с интересом посмотрел на командира Матинелли, прерывая на мгновенье старшего инженера.
                – В особых случаях – да, – после небольшой паузы вздохнул Протасов, – а, как мне кажется, случай у нас явно неординарный, – командир сделал секундную паузу, – спасибо Петр, можете покидать стартовую зону.
                – Минутная готовность, – вновь доложил Сорди.
                – Так, а что же все-таки с результатами очередного бурения на поверхности планеты? – напомнила о второй цели визита в рубку Наталия Сосновская, чей внешний облик сквозил нетерпением.

                С её точки зрения, подготовка зонда к полету являлась не самым интересным занятием, тем более что и результат мог появиться не ранее чем через пару часов или даже больше.
                – Думаю, сразу после старта зонда мы займемся этим основательно, – успокаивающе покачал головой Протасов.
                – Готовность – десять секунд, – послышался голос контрольного стартового автомата, – девять, восемь, семь...

                Через несколько мгновений последовало заветное – «ноль, запуск!», корпус корабля снова слегка вздрогнул, а спустя пару секунд, на экране появился очередной зонд. Всё более ускоряясь, аппарат устремился в направлении центрального светила, повторяя в целом маршрут, пройденный ранее зондом номер один. Разница заключалась лишь в том, что четвертый зонд шел более коротким путем, не перемещаясь по пологой дуге, чтобы обозревать максимальное пространство внутри системы, а идя по кратчайшей траектории к точке исчезновения первого аппарата.
                – Принял сопровождение, телеметрия – полная, все параметры в норме, – доложил теперь уже Филиппе Сорди, слегка повернув голову к командиру.
                – Отлично, держим полное сопровождение, – ответил Протасов после небольшой паузы, а потом добавил, включив связь с транспортным отсеком, – готовьте, на всякий случай, пятый зонд, – после чего повернулся к Сосновской и, улыбнулся, – ну, а сейчас – самое время посмотреть, что там у нас с полученным грунтом.

                Дмитрий Чистов вывел на информационные табло, расположенные перед каждым из присутствующих, информацию, полученную с зонда номер три, успевшего провести несколько бурений на поверхности Калейдоскопа – двенадцать. На главный обзорный экран эти данные решили не помещать, чтобы не мешали наблюдать за полетом еще одного космического аппарата.
                – Так, и что у нас интересного? – покачав головой, спросил Протасов, пристально всматриваясь в данные на информационной панели. – Присутствуют легкие металлы и многовато металлического водорода в связанном состоянии.
                – Да, обыкновенно такое бывает на планетах с достаточно большой массой, где имеются многочисленные выходы различных руд металлов на поверхности, – заметил Матинелли, с интересом изучающий полученную информацию, – причем, заметьте, это отчетливо видно на пробах, взятых с глубины двадцать и более метров.
                – Да, в поверхностном слое ничего подобного не наблюдается... – С задумчивым видом проговорил Алберт Вонг, глядя на колонки цифр и разноцветные графики. – Пробы грунта с глубины три и семь метров состоят из хорошо известных смерзшихся газов и мелкой пыли, вероятно, принесенной из космоса. – Планетолог помолчал немного, а потом добавил:
                – И весь набор легких металлов начинается примерно с пятнадцати метров, как будто на этой глубине мы имеем дело с планетой, существовавшей многие сотни тысяч лет назад, а потом прежнюю поверхность покрыла космическая пыль.
                – Сколько же лет должно пройти для того, чтобы пыль въелась в породы на такой глубине? – поинтересовался Чистов, посмотрев сначала на Вонга, а затем переведя взгляд на Кларенса.
                – Не меньше сотни тысяч лет, – почти не задумываясь, ответил Кларенс, – а в каких-то случаях, может и больше.
                – Первые пять минут полета – все в норме, – доложил в этот момент второй пилот.
                – Ну, хоть в этом плане что-то в норме, – как будто даже с оттенком разочарования проговорил Кларенс, – увы, в остальных аспектах до нормы далековато.
                – А имеется ли какая-либо зависимость между количеством металлического водорода, примесей легких металлов, и глубиной залегания пород? – вновь поинтересовался первый пилот. – Или эти металлы появляются на какой–то границе сразу, без всякого перехода?!
                – Хороший вопрос, – немного помедлив, кивнул головой Вонг, – но для ответа на него требуется пробурить не меньше десятка скважин в нескольких местах, а то может оказаться, что мы имели несчастье оказаться на месте падения какого-то полиметаллического метеорита.
                – Ох, лучше не будем говорить о полиметаллических метеоритах, – с грустью заметил командир, вспомнив о приключении, пережитом в системе, где произошло столкновение с конгломератом странных организмов.
                – Да, и к тому же, в том месте, где сел зонд, нет ни единого следа от падения небесного тела. – Многозначительным тоном добавил первый пилот. – Причем не только кратера, но вообще ни единого следа. – Чистов помолчал немного, а потом дополнил и вовсе задумчивым тоном:
                – Впрочем, планета вообще напоминает бильярдный шар, ровная до безобразия сфера, если и остальные планеты системы такие, я, пожалуй, перейду в группу сторонников искусственного происхождения.
                – Ну, для получения более точных данных нам придется ждать больше времени, – со скептическим видом покачал головой Вонг, – зонд пока пробурил всего три скважины, а этого мало для того, чтобы делать какие-либо выводы.
                – А что у нас со вторым зондом, тем, что проводит сканирование поверхности с малой высоты? – теперь командир обратился к Дмитрию Чистову.
                – На данный момент сделано больше трех десятков витков... – Немного помедлив, доложил первый пилот. – За это время удалось найти только две длинные впадины, хотя правильнее было бы назвать их просто канавами, глубиной не более двух-трех метров, которые тянутся на десятки километров, во впадинах имеются темные вкрапления, но для детального рассмотрения необходимо менять программу полета.
                – Ясно, однако, менять программу пока не станем, а займемся впадинами чуть позже, – немного подумав, ответил Протасов, а потом снова посмотрел на Чистова, – что-то еще?
                – Имеется одна небольшая странность, – немного поколебавшись, произнес Чистов, – вблизи полярной области зонд не смог опуститься на высоту ниже полукилометра, как будто натолкнулся на некое силовое поле.
                – Ничего себе – небольшая странность! – воскликнул Алберт Вонг, и в голосе его слышалось заметное воодушевление.
                – Да, такое явление сложно объяснить естественными причинами, – согласно кивнул головой Пьетро Матинелли, – с учетом того, что возле полюса имеется характерное искажение магнитного пояса планеты, это может оказаться аномалией искусственного происхождения.
                – Количество попыток снижения? – поинтересовался Протасов, пристально глядя на Чистова.
                – Пока только две, – после секундной паузы ответил первый пилот, – при этом первая была на самом окончании витка в зоне видимости, а затем зонд поднимался на высоту двух километров, как это забито в его программе.
               – На следующем витке снова попробуем снизиться, – помедлив мгновенье, распорядился командир, – только теперь на другом участке, подальше от того места, где фиксировалось сопротивление неизвестного поля.
                – Хорошо, командир, – коротко кивнул головой Чистов, вновь обращая все свое внимание к пульту управления.

                В обзорном экране появилось укрупненное изображение поверхности планеты в том районе, над которым сейчас пролетал зонд. Рядом с этим изображением постоянно менялись цифры, показывающие высоту полета, скорость аппарата и некоторые другие данные. Поверхность выглядела ровной, без единой складки местности и, казалась нарисованной неким художником на одном большом холсте. Цифры высоты неуклонно уменьшались, и одновременно с ними снижались, хотя и не столь быстро, показатели скорости. Но в тот момент, когда зонд оказался в шестистах метрах от серебристо–бурой равнины, его плавное снижение замедлилось, хотя маневровые двигатели старательно пытались повернуть аппарат к планете. Скорость при этом продолжала падать, а вот показатели магнитного поля начали довольно быстро увеличиваться. А спустя какое–то время аппаратура зонда зафиксировала излучение в рентгеновском диапазоне спектра.
                – Сбрось еще скорость, – немного подумав, приказал первому пилоту командир, – пусть зонд идет в режиме свободного падения.

                Чистов быстро набрал на пульте нужные команды, после чего маневровые двигатели снизили свою работу до минимума. А еще через несколько секунд и основной движок убавил тягу почти втрое. Окончательно выключать всю двигательную систему не имело смысла, ведь могла появиться необходимость вновь быстро набирать скорость.
                Но этого не понадобилось – продолжая лететь по инерции, зонд не снизился ни на йоту, продолжая держать высоту около пятисот метров, хотя по всем физическим законам должно было произойти резкое снижение под действием силы тяжести.
                Неизвестное силовое поле существовало, причем существовало только в приполярной области и имело достаточную мощность, чтобы удержать на весу тяжелый летательный аппарат.

Глава 5

               Экспедиция в систему Калейдоскоп стала для Филиппе Сорди четвертой по счету. Правда, стоит отметить, что из трех предыдущих полетов, два происходили во время стажировки и пределов Солнечной системы молодой пилот не покидал. А вот во время третьего полета, ставшего первой настоящей дальней экспедицией, молодому пилоту пришлось участвовать в спасательной операции, эвакуировавшей членов постоянной исследовательской миссии в системе Денеба. Этот полет произвел на молодого космонавта неизгладимое впечатление, тем более что во время операции возникало немало нестандартных, весьма острых ситуаций. Его заметили и даже немало похвалили, хотя сам Филиппе считал, что просто грамотно и расторопно выполнял указания старших товарищей и, каких-то особых заслуг за ним пока не числилось. Да, честно говоря, во время спасательной операции он всего лишь выполнял обязанности пилота вспомогательного катера. А раз так, то и считать себя настоящим космопилотом Службы Дальней разведки молодой человек пока не мог.

              Поэтому, когда появилась возможность отправиться в качестве второго пилота в настоящую сверхдальнюю экспедицию, Филиппе с готовностью дал согласие. Подобный полет давал возможность, как набраться опыта, так и проявить себя в той или иной нестандартной ситуации. Правда, молодой пилот довольно быстро заметил, что старшие товарищи стараются всеми силами этих нестандартных ситуаций избегать, но считал, что предусмотреть все нюансы все равно вряд ли получится. А раз так, то и у Филиппе появиться шанс показать, на что он способен.
              Тем более, система Калейдоскоп, а это уже становилось очевидным всему экипажу, хранила немалое число загадок, причем загадок весьма нетривиальных. Ни с чем подобным до настоящего времени не встречался никто из членов экипажа, даже такие опытные, как командир Протасов или старший инженер Самородов.

               В настоящий момент Сорди занимался тем, что выполнял обязанности оператора сопровождения четвертого автономного зонда, отправленного командиром по следам первого аппарата, связь с коим прервалась около двадцати часов назад. Филиппе являлся ответственным за старт и сопровождение зонда первые полчаса полета, после чего его сменил первый пилот Чистов. Но еще через четыре часа на вахту вновь заступал второй пилот, и примерно тогда же зонд приблизился к тому району, где пропал первый аппарат. Чистов, сдав вахту, какое-то время находился в рубке, а затем, вместе с Пьетро Матинелли отправился в научный отсек.

              В рубке управления, помимо второго пилота, оставались Ален Бессель и Константин Нефедов. Поскольку становилось ясно, что в звездной системе Калейдоскоп экспедиция может столкнуться с весьма неординарными ситуациями, после совещания с Матинелли капитан посчитал, что на вахте обязательно должен присутствовать кто-то из научной группы. Ни сам Матинелли, ни его подчиненные, разумеется, не возражали. Даже Наталия Сосновская, твердым, не допускающим возражения тоном, заявила, что она такой же член команды и не желает каких-либо послаблений для себя. На что Протасов, добродушно усмехнувшись, заявил, что не видит причин для отказа.

              Однако в настоящий момент в рубке управления, помимо самого Филиппе, находились только Ален и Константин. Зонд удалился от корабля и двенадцатой планеты в системе Калейдоскоп почти на десять миллионов километров, приближаясь к тому району, где впервые начались перебои со связью у первого аппарата. Примерно такое же расстояние оставалось до орбиты Калейдоскопа – одиннадцать, правда, сама планета к данному моменту находилась далеко от того места, где её орбиту пересекал маршрут зондов. К слову сказать, еще одним феноменом системы оказалось весьма небольшое расстояние между орбитами. Двенадцатую и одиннадцатую планеты отделало друг от друга не более двадцати двух миллионов километров. Однако, после расчета движения соседок по звездной системе, Кларенс с Вонгом пришли к выводу, что две планеты вообще никогда не оказываются на участке минимального сближения. Скорости их вращения оказались практически одинаковыми, по сути, небесные тела находились в состоянии Ахиллеса и черепахи из древней загадки – двенадцатая планета постоянно пыталась догнать одиннадцатую, но как в немалом промежутке прошлого, так и обозримого будущего – этого не происходило.

               Что касается десятой планеты системы, то она вращалась уже в противоположную сторону и отстояла от ближайшей соседки примерно на тридцать пять миллионов километров. Впрочем, эта планета тоже находилась сейчас на противоположной стороне системы Калейдоскоп, и принимать её в расчет не имело смысла.

              Тем временем, обстановка в рубке складывалась достаточно спокойной и деловой. Лишь к моменту приближения четвертого аппарата к району исчезновения зонда номер один в помещении несколько увеличилась внутренняя напряженность, проявлявшаяся больше в повышенной сосредоточенности всех присутствующих. Наибольшее волнение, что вызывало понимание со стороны других вахтенных, испытывал Филиппе Сорди, являвшийся оператором сопровождения. Ну, а помимо прочего второй пилот чувствовал и некоторую ответственность за пропавший аппарат, поскольку в момент потери связи именно он вел зонд по маршруту. Разумеется, никто из членов экипажа вины Филиппе в произошедшем не видел – система Калейдоскоп прямо-таки кишела сюрпризами и аномалиями. Но пилот все равно испытывал немалые угрызения совести. И теперь он был сосредоточен до предела, стараясь не упустить ни одной, пусть даже самой незначительной мелочи.
               И таковую мелочь второй пилот, в конце концов, усмотрел.
Правда, в первый момент ему показалось, что он выдает собственные страхи за реальные явления, поэтому обратился за помощью к аналитику.
                – Э–э, послушай, Ален, мне кажется или зонд и в самом деле, как будто поворачивается вокруг своей продольной оси? – не очень уверенным голосом начал Филиппе, с недоверием глядя на экран, где высвечивались показатели летательного аппарата, и туда же транслировалось изображение с видеокамер, установленных на зонде.

                Правда, картинка приходила на корабль с изрядным опозданием, поскольку на таком расстоянии сказывалась конечная скорость обычной радиопередачи. А гиперсвязь при общении с зондами не использовали – на столь малых аппаратах не представлялось возможным установить подобную аппаратуру.
                – Поворачивается вокруг оси? – эхом откликнулся аналитик, отрываясь от личного планшета, на котором он проводил какие-то расчеты. – Так, так, посмотрим, что тут у нас.

               Некоторое время Сорди с Бесселем с напряженным вниманием всматривались в картинку, приходящую с зонда, одновременно контролируя показания приборов. Затем аналитик озадаченно почесал затылок и пробормотал:
                – Или у нас обоих галлюцинация или это какая-то оптическая иллюзия.

                И в самом деле, на экране наблюдалось нечто совершенно непонятное. С одной стороны, визуальное изображение, передаваемое камерой, медленно, но все же вполне заметно поворачивалось по часовой стрелке, хотя аппарат, по идее, был полностью стабилизирован в горизонтальной плоскости. С другой стороны, все приборы, установленные на аппарате, не показывали никаких отклонений, включая и указатель гиро–горизонта, словно видеокамера находилась на каком-то другом объекте.
                – Сдается мне, это очередная аномалия, – после небольшой паузы пробормотал Бессель, а потом повернулся к Нефедову, сидевшему погруженным в размышления и нацепив на голову индивидуальный проектор:
                – Константин, взгляни-ка на происходящее, что скажешь?!
                – И что тут у нас? – снимая проектор и откладывая в сторону, поинтересовался Нефедов, уставившись на экран. – Хм, действительно, странная картина получается, а что со связью?
                – Пока вроде все нормально, – несколько неуверенно ответил Филиппе, потерев внезапно вспотевшие ладони друг о друга, – последний запрос телеметрии прошел две минуты назад и показал, что все в норме, но ведь у нас и запаздывание имеется.
                – Логично, – кивнул головой Нефедов, – и сейчас мы знаем лишь то, что происходило в районе местонахождения зонда около минуты назад.

                Тем временем вращение изображения на экране, хорошо заметное по положению центральной звезды и наиболее яркой, шестой планеты системы, становилось все более заметным. И по-прежнему показания приборов, приходящие с аппарата, не показывали никаких отклонений. В то время как зонд неуклонно разворачивался куда-то в сторону и перпендикулярно плоскости вращения  планет. Скорость, правда, пока не снижалась, но само по себе спонтанное изменение курса уже говорило о многом. Хотя, опять-таки, аппаратуры зонда утверждала, что никаких изменений маршрута не происходило. С некоторым опозданием Филиппе сообразил, что можно задействовать гиперчастотные локаторы самого «Крузенштерна» и запустил программу сканирования местности, одновременно сопоставляя с координатами зонда, полученными от обычных радаров.
                – Черт, получается, аппарат действительно сносит куда–то в сторону, – слегка прерывающимся голосом проговорил второй пилот спустя четверть минуты, озабоченно потирая подбородок.
                – А аппаратура самого зонда на это никак не реагирует? – с нескрываемым удивлением посмотрел на Сорди Бессель.
                – Ну, если судить по телеметрии, никак, – еще больше озадачиваясь, ответил Филиппе, – мне кажется, пора вызывать командира и Чистова.
                – На самом деле, стоило бы сделать это сразу, – покачал головой Нефедов, а потом добавил, – да и Матинелли не помешает поставить в известность.
                – А знаете, что может означать отсутствие реакции зонда на изменение маршрута? – задумчивым тоном начал аналитик после небольшой паузы, за время которой Сорди успел вызвать первого пилота и Протасова, и когда все повернулись в его сторону, продолжил:
                – Это может означать частичный или даже полный перехват управления космическим аппаратом.
                – Кто-то решил захватить наш зонд?! – во взгляде Нефедова, коим он наградил Бесселя, преобладал скрываемый скепсис. – Как-то сложно себе это представить! Если это такая форма контакта, то выглядит это чрезвычайно странно!
                – Что за шум, а драки нет?! – послышался уверенный голос командира, появившегося на пороге рубки.
                – Странное поведение зонда, который явно уходит с курса, но при этом показания его собственной аппаратуры говорят, что все в норме, – скороговоркой отрапортовал Сорди, на несколько секунд даже привставая с кресла.
                – Число аномалий все множится, – покачал головой Протасов, занимая свое место, – только что выяснилось, что полярные области Калейдоскопа – двенадцать накрыты силовым полем довольно высокой энергетической плотности, а теперь очередной зонд выходит из-под контроля, – командир испытывающе посмотрел на второго пилота, – с первым аппаратом что-то подобное происходило?
                – Нет, хм...м, насколько я помню – нет... – Немного поколебавшись, ответил Филиппе Сорди. – В указанном случае признаки потери контроля были иными – сначала начали происходить запаздывания в приходе ответных квитанций на запросы телеметрии, а затем часть запросов просто оставались без ответов. А вот изменений траектории полета не регистрировалось.
                – А далеко четвертому до той точки, где мы окончательно потеряли связь с первым зондом? – внимательно наблюдая за происходящим на обзорном экране, поинтересовался Протасов.
                – Да, почти миллион километров, – взглянув на показания приборов на пульте управления, ответил второй пилот, – но теперь, он вряд ли дойдет до того района.
                – Пробовали вернуть его на прежний курс командами с корабля? – задумавшись буквально на пару секунд, осведомился командир.
                – Пока только послал команду на полное тестирование всех систем, – виновато опустив глаза, проговорил Сорди.
                – Ладно, попробуйте исправить курс, – спокойным тоном, словно не заметив оплошности подчиненного, распорядился Протасов, – и начинайте с простых команд – повернуть на столько-то градусов влево или на столько-то вправо.
                – Понял, командир, сейчас попробую, – уже с несколько большим оживлением ответил второй пилот, вновь обращая все свое внимание к пульту управления.

                Некоторое время Филиппе колдовал в трехмерном объеме ручного управления, затем попробовал отдавать команды с обычной виртуальной клавиатуры, после чего попробовал совсем уж аварийный вариант с обычными кнопками. Но, судя по его озадаченному виду, большого успеха второй пилот не достиг.
                – Весьма сожалею, но похоже, реакции на команды отсутствуют, – в голосе Сорди снова появились нотки вины, – судя по показанию телеметрии, команды проходят, но система управления зонда никак на них не реагирует.
                – А скорость? – неожиданно, словно вспомнив о чем–то, встрепенулся Протасов. – Зонд уклоняется от маршрута следования, но сохраняет ли он прежнюю скорость?
                – Хм, тут сложно судить, по показаниям телеметрии вроде скорость не изменилась, а с такой дистанции мы не сможем проверить это достоверно, – немного подумав, ответил второй пилот, снова почувствовавший себя виноватым, хотя предвидеть возникновение такой ситуации вряд ли было возможно.

                И в этот момент в рубке управления появился Дмитрий Чистов.
                – Да, система подбрасывает нам все больше и больше непонятных явлений, – заявил помощник командира, подходя к креслу пилота и показывая знаком, что Филиппе может оставаться на месте, после чего присел на небольшое выдвижное сиденье рядом, – я практически потерял управление вторым зондом после всех попыток прорваться сквозь неизвестное силовое поле.
                – То есть – зонд так и остался висеть на высоте полукилометра? – вопросительно посмотрел на первого пилота командир.
                – Не совсем так, – после небольшой паузы покачал головой Чистов, – я все-таки запустил двигатель аппарата и поднял его на низкую круговую орбиту, но после этого вся автоматика зонда окончательно вышла из строя, и теперь он летает на высоте примерно восьмидесяти километров, продолжая медленное снижение.
                – Почему же он снижается? – Нефедов с искренним удивлением посмотрел на первого пилота. – На планете же отсутствует атмосфера, от чего же аппарат тормозит?
                – Увы, сие мне неизвестно, – вздохнул первый пилот, разглядывая изображение на обзорном экране, – связи с зондом практически нет, точнее есть, но работает только система коротких запросов-ответов, да и то, лишь на первом уровне, – он кивнул головой в сторону экрана, – а у нас, получается, еще один зонд вышел из-под контроля?
                – Да, мы потеряли уже три зонда. – Строгим голосом проговорил командир, сосредоточенно глядя перед собой. – Конечно, Филиппе попробует, что называется, поймать четвертый аппарат за хвост, но думаю, это бесполезно. – Протасов сделал небольшую паузу. – Поэтому объявляю на корабле желтый уровень опасности, и ввожу усиленные вахты. Все системы защиты и раннего предупреждения должны работать в режиме максимального охвата.
                – А что делать с третьим зондом, продолжающим работать на поверхности планеты? – осведомился Ален Бессель, озабоченно потерев виски.
                – Пусть работает, – напряженным голосом, в котором явственно ощущалась усталость, ответил Протасов, – на всякий случай инженерная службы приготовит еще два зонда, но думаю, нам придется кардинально пересмотреть план исследований.
                – Ты собираешься изменить план исследований? – с нескрываемым удивлением проговорил Пьетро Матинелли, входя в рубку управления, в которой становилось тесновато.

                Константин Нефедов, немного подумав, освободил свое место, пригласив жестом научного руководителя, а сам вышел и встал в проеме люка.
                – Мы обнаружили такое количество аномалий на этой планете, а ты хочешь свернуть исследования? – усаживаясь на свое место, продолжал Матинелли.
                – Я понимаю, что с точки зрения любого ученого необходимо сосредоточить все поиски, все силы на том объекте, который, что называется, под рукой. – Подняв руку в предупреждающем жесте, спокойным тоном объяснил Протасов. – Но, давай вспомним – цель нашей экспедиции – изучение всей системы Калейдоскоп, исследование общего феномена, наблюдаемого здесь. А сосредоточившись на одной, самой крайней планете, мы запросто можем упустить из вида что-то еще, что находится, допустим, на восьмой планете или на шестой.
                – И что ты предлагаешь? – уже чуть более спокойным тоном поинтересовался Матинелли, бросая пристальные взгляды то на окончательно сменивший курс зонд, то на Протасова, сидящего на своем возвышении. – Лететь сейчас следом за этим зондом, чтобы, что весьма вероятно, тоже попасть в зону действия неизвестной аномалии?!
                – Ну, во-первых, слишком  много неизвестных – возможно, мы уже попали в зону действия какой-то аномалии, просто наша аппаратура пока не фиксирует этого. – Нисколько не смутившись, заметил в ответ командир. – И, разумеется, я не собираюсь лететь тем же курсом, что и предыдущие два зонда, понятно, что в этом случае мы рискуем повторить их судьбу, а этого совсем не хотелось бы... – Протасов помолчал немного, а потом продолжил:
                – Быть может, оказалось бы разумнее, и сейчас я уже жалею, что мы не сделали так, провести что-то вроде беглого облета всей системы, не приближаясь пока к планетам и, тем более, к центральному светилу, этому необычному коричневому карлику.

               Некоторое время все молчали, а затем от входа в рубку послышался женский голос.
                – Командир, последняя проба грунта, взятая третьим зондом, показывает наличие в почве планеты странных квазиорганических молекул, – в рубке появилась Наталия Сосновская, – я проверила все данные и считаю необходимым либо продолжать исследования, либо взять дополнительную пробу и вернуть зонд на «Крузенштерн».
               – Зонд номер четыре ушел с курса окончательно, – немного невпопад проговорил Сорди, прерывая довольно эмоциональную речь специалиста по формам и развитию жизни, – телеметрия не проходит.
                – Командир, гравиметрический локатор кратковременно показал наличие некоего массивного, но компактного объекта в том районе, где сейчас находится наш зонд, – взволнованным голосом доложил Ален Бессель, – объект имеет массу, предположительно не меньшую массы Калейдоскопа – двенадцать, но значительно меньшие размеры.
                – Искусственный объект или нейтронная звезда? – тотчас предположил, стоящий у двери Нефедов.
                – Много вопросов, на которые пока нет ответов... – После секундной паузы проговорил Протасов, явно пребывавший в сомнениях. – И так, третий зонд берет еще одну пробу и возвращается на орбиту планеты... – Здесь командир сделал успокаивающий жест, видя назревающий эмоциональный порыв Натальи Сосновской. – На корабль отправляется только карантинная капсула, мало ли что мы можем притащить с собой, защитные системы «Крузенштерна» на постоянный режим, и рассчитываем курс на облет всей системы. – Командир обвел всех присутствующих внимательным взглядом, а потом завершил распоряжение. – Время готовности к началу полета – два часа.

                С этими словами Протасов поднялся и вышел из рубки управления. Немного посидев с задумчивым видом, Пьетро Матинелли вышел следом за ним.
               Филиппе Сорди некоторое время продолжал пытать пульт управления, надеясь войти в контакт с четвертым зондом, но потом бросил эту затею. Ален Бессель кивнул головой Чистову, и последний сел рядом, чтобы рассчитать требуемый курс. Конечно, искусственный интеллект корабля наверняка бы справился с этим заданием, но почти все космолетчики предпочитали самостоятельно вникать в детали. Сосновская ушла почти тотчас за Матинелли, направляясь к научному отсеку, чтобы приготовить лабораторное оборудование для приема аварийной капсулы с пробами грунта.
              Константин Нефедов постоял еще немного, глядя на обзорный экран, на котором уже отсутствовали показатели телеметрии четвертого зонда, а затем отправился помогать инженерам, готовящимся к приему капсулы с третьего зонда.

Глава 6

                В течение нескольких часов корабль Службы Дальней разведки «Крузенштерн» шел на малой скорости сквозь систему Калейдоскоп, практически один в один следуя маршрутом зонда номер четыре. На сей раз, на вахте находилось сразу четверо – сам командир Протасов, первый пилот Чистов, аналитик Бессель и член научной группы Алберт Вонг. Второй пилот Филиппе Сорди рвался дежурить две вахты подряд, но командир дал ему возможность посидеть в кресле пилота первые четыре часа полета, а потом безоговорочным тоном приказал отправляться на отдых. Возможно, это и выглядело со стороны этаким признаком недоверия, но Протасову сейчас было не до этико-психологических проблем – в ситуации, когда экспедиция могла столкнуться с неизвестной опасностью, в рубке предпочтительнее иметь более опытного пилота. Собственно, по той же причине, на дежурстве в техническом отсеке находились Петр Самородов и Пьетро Матинелли, а для готовивших еще один зонд Анабель Григ и Константина Нефедова был дан отбой на несколько часов.

               Несменяемого же Алена Бесселя, командир отправил отдохнуть сразу после старта, и спустя четыре часа аналитик вновь занял свое место в рубке.  Таким образом, из всего экипажа незадействованными оставались только Бенджамен Кларенс и Наталия Сосновская. И поскольку немолодой ученый выказал желание помочь даме-биологу в проведении экспериментов с доставленной на корабль пробой грунта с Калейдоскопа – двенадцать, то оба сейчас находились в лаборатории. Чуть позднее к ним предполагала присоединиться и Анабель Григ, с удовольствием общавшаяся  со второй женщиной на корабле, что вполне ожидаемо при почти полностью мужском коллективе.

                Сам же Андрей Протасов отстаивал в рубке уже вторую вахту, однако не собирался покидать пост до тех пор, пока не появиться хоть какая-то ясность с исчезновением четвертого зонда. И сейчас корабль находился всего в полумиллионе километров от того района, где это произошло. Чистов сбросил скорость «Крузенштерна» до нескольких тысяч километров в секунду и продолжал постепенно снижать её. Все системы слежения и раннего предупреждения работали, что называется, на всю катушку, но пока никаких следов зонда или посторонних объектов не обнаруживалось. На уровне половины мощности задействовали и силовое защитное поле, формируемое специальными излучателями античастиц, защищающее корабль от столкновения с объектами малой величины. От крупных объектов, сопоставимых с четвертью объема самого корабля или более, «Крузенштерну» приходилось уклоняться с помощью маневрирования. Конечно, на его борту имелся и векторный излучатель антиматерии, и пара грайзеров, но за весь период исследования космоса Службой Дальней разведки, подобные системы вооружения применялись всего два или три раза, и откровенно говоря, большинство командиров предпочитали избегать подобных экстренных ситуаций.
                – До района потери сигналов телеметрии – двести тысяч километров, – доложил Ален Бессель, внимательно следивший за информационными табло и обзорными экранами.
                – То есть, мы фактически в том районе, где впервые обнаружились несоответствия показания приборов и визуального контроля, – немного подумав, констатировал Чистов и повернулся к командиру, – идем прежним ходом?!
                – Сбрось скорость еще вдвое, а курс оставь прежний, – немного подумав, ответил Протасов, – пока все вроде в порядке, но мне очень не хочется налететь на полном ходу на ничем не регистрируемое препятствие.
                – Пятый зонд готов к запуску, – доложил из технического отсека Петр Самородов, – приступаем к подготовке шестого.
                – Добро, Петр, – лаконично ответил командир старшему инженеру, – как у вас там?
                – Порядок, справляемся, – столь же лаконично ответил Самородов.

                Вопрос командира являлся не пустой формальностью, поскольку получалось, что Самородов находится на третьей вахте подряд, да и помогающий ему Нефедов отдыхал очень мало. А в случае каких-либо экстренных ситуаций всегда предпочтительнее иметь более свежий и отдохнувший экипаж. Но, как это уже не раз бывало, отправлять в космос многочисленную команду для исследования не слишком ясного вопроса, никто не собирался. В случае обнаружения экспедицией в системе Калейдоскоп чего-то необычного, появлялся шанс, что сюда отправят уже более представительную миссию. Впрочем, в ряде случаев бывали и исключения, например, как это произошло с системой NGE02032, где обнаружились необычные полиметаллические вирусы. В последнем случае в Службе Дальней разведки посчитали, что изучение подобной, весьма агрессивной формы жизни сопряжено со слишком большими опасностями и предпочли пока не проводить плотного исследования.
                С чем придется столкнуться экспедиции Службы Дальней разведки в системе Калейдоскоп, уже побившей все рекорды по числу аномалий, пока было трудно представить. Но уже становилось ясно, что экспедиция столкнулась с некими факторами, с большой долей вероятности имевшими искусственное происхождение.
                – Прямо по курсу фиксируется гравитационное возмущение, – доложил тем временем Ален Бессель, – наблюдается повышение силы тяжести до уровня примерно «два же».
                – Есть точные координаты? Размеры области возмущения? – командир переключил объем обзорного экрана на показания двух систем слежения – гравиметрического радара и гиперчастотного локатора.
                – Явление не имеет четкой границы, к тому же невозможно определить дистанцию, – после секундной паузы покачал головой аналитик, – создается впечатление, что некая область пространства движется в направлении от нас с такой же скоростью.
                – Откровенно говоря, попахивает заманиванием в этакую западню, – с недоверчивым видом потер подбородок Дмитрий Чистов.
                – Не хотелось бы в это верить, – внимательно глядя на экран, ответил Протасов, – снижай скорость еще вдвое и поверни корабль на несколько градусов в любую сторону.
                – Может все-таки – необычный астероид? – не очень уверенным тоном предположил Ален Бессель.
                – Разве что из темной материи, – скептически покачав головой, подключился к разговору молчавший до сих пор Алберт Вонг, – обычный астероид мы бы увидели иными средствами контроля.
                – Что, верно, то верно, – согласился с планетологом Протасов, – да и трудно представить астероид, произвольно меняющий свой курс.
                – Область гравитационного возмущения медленно смещается на траверсу курса корабля, – после непродолжительной паузы доложил Бессель.
                – Однако, дистанцию это нечто, по-прежнему держит на уровне ста тысяч километров, – озадаченно проговорил Чистов, – ближе не подпускает, а с такой дистанции рассмотреть эту штуку будет трудновато.
                – Хм, похоже, нас изучают примерно так же, как мы сами изучали бы неизвестный объект, – немного подумав, предположил командир.
                – Выходит, Вы допускаете, что мы имеем дело с явлениями искусственного происхождения? – с многозначительным видом посмотрел на Протасова Алберт Вонг, и в голосе его слышалась легкая ирония.
                – Если Вы помните, я допускал подобное еще в самом начале нашей экспедиции, – необычайно ровным и спокойным голосом ответил командир, – и всего лишь требовал большей осторожности и осмотрительности при выдвижении гипотез и теорий.
                – Аномальная область снова на курсе корабля, – доложил Ален Бессель, внимательно следящий за показаниями систем слежения, – наблюдаю, увеличение уровня гравитации в центре области, а также фиксирую непериодическое рентгеновское излучение из того же района.
                – Так, это уже что-то новенькое, – лицо командира стало более сосредоточенным, – уровень излучения и его направленность?
                – Направленность полусферическая, в нашу сторону, уровень излучения не превышает двадцати рентген, но точно измерить не удается – интенсивность все время меняется, – после непродолжительной паузы ответил аналитик.
                – Можно ли построить график этого изменения? – тотчас же быстро спросил Алберт Вонг.
                – Полагаешь, это может оказаться чем-то вроде направленной передачи? – с некоторым сомнением проговорил Дмитрий Чистов. – Но почему тогда по всей полусфере? Могли бы направить прямо на нас?!
                – Да, сейчас выведу график колебаний уровня излучения на экран, – поколдовав немного с пультом управления, ответил Бессель, – вот, извольте, четких последовательностей как будто нет.

                Все присутствующие в отсеке управления дружно уставились на графики, появившиеся в объеме главного обзорного экрана. Исключение составлял только первый пилот, который мельком бросил взгляд на изображение, а затем вернулся к своему занятию – управлению кораблем. Остальные же принялись внимательно изучать ползущие по экрану изломанные линии, которые все продолжали появляться, поскольку неизвестный объект продолжал излучать.
                – Вот здесь как будто повторяется последовательность из трех всплесков, – Алберт Вонг указал с помощью виртуальной указки на один из отрезков графика.
                – Спорный момент, – слегка поморщившись, возразил Ален Бессель, – да, три всплеска имеют одинаковую амплитуду, но не совпадают по длительности и по скорости нарастания и спада интенсивности.
                – Зато после паузы мы вновь видим повторение двух подобных всплесков, – не сдавался ученый-планетолог, – вполне возможно, что это некий числовой ряд.
                – Может и так, – задумчиво глядя на экран, проговорил командир, – эти последовательности нужно проанализировать более подробно, а что у нас об этом говорит искусственный интеллект? – Протасов отправил данные в главный компьютер.
                – Можно выделить семь фрагментов псевдопоследовательностей, – компьютер ответил буквально через несколько секунд, – но идентифицировать их с известными числовыми рядами не удается.
                – Возможно, у нас просто совершенно разные системы восприятия, – задумчиво проговорил Протасов, – а может, это просто случайный набор всплесков излучения, не имеющий никакого отношения к какой-то направленной передаче.
                – Этот набор появился только в тот момент, когда мы приблизились к нему, – в голосе Вонга появились нотки нетерпения, – и какой, чисто природный объект будет в обязательном порядке смещаться исключительно по курсу следования какого-то объекта?!
                – Замечание резонное, но все же не имеющее под собой весомых оснований, – покачал головой командир, сделав успокаивающий жест, видя, как Вонг едва не подскочил в своем кресле, – пока не имеющее весомых оснований, – Протасов сделал акцент на слове «пока».
                – Объект прекратил излучать в рентгеновском диапазоне, – немного озадаченным тоном доложил в этот момент Бессель.
                – И, похоже, уходит с курса нашего корабля, – после секундной паузы проговорил первый пилот и посмотрел на командира, – наши действия?
                – Следуй за ним, но старайся не приближаться, – бросив взгляд на обзорный экран, ответил Протасов.

                В течение нескольких секунд «Крузенштерн» выполнял разворот, чтобы лечь на тот курс, коим уходил в сторону неизвестный объект, а может просто область повышенной гравитации. Но, как только компактная аномальная зона, видимая только на гравиметрических локаторах и в створе гиперчастотных радаров, оказалась прямо напротив носового обтекателя, она необычайно плавным, но при этом достаточно быстрым движением сместилась на десяток градусов вниз и левее. И теперь кораблю приходилось разворачиваться снова, чтобы добраться до неизвестного объекта. Чистов с молчаливого одобрения Протасова вновь изменил курс и несколько прибавил скорость. Но, буквально через несколько секунд после этого, корабль довольно ощутимо тряхнуло, а потом по всему корпусу пошли странные колебания, сопровождаемые довольно заметным гулом. Создавалось впечатление, что корабль превратился в старинный автомобиль с плохими рессорами, движущийся по ухабистой дороге.
                – Параметры воздействия?! – заметно повышая голос, чтобы перекрыть внезапно возникший шум, спросил Протасов.
                – Аппаратура не фиксирует никакого излучения, – аналитик казался весьма озадаченным, – даже гравиметрические датчики показывают обычный для этих мест фон.
                – Технический отсек?! Самородов? Как у вас там? – включив внутреннюю связь, осведомился командир.
                – Странное ощущение, как будто рядом камнедробильный аппарат заработал, – после небольшой паузы ответил старший инженер, – а еще у нас часть малых гиростабилизаторов, которые мы готовили для шестого зонда, почему-то прекратили раскручиваться.
                – Совсем прекратили? – уточнил Протасов, в голове которого мелькнули какие-то сумбурные мысли, которые пока не оформились во что-то осознанное.
                – На короткое время – да, – ответил Самородов, и стало слышно, как в техническом отсеке что-то позвякивает, – тут у нас инструменты, оставленные на столе, прыгают от этих колебаний.
                – Что происходит? – в интеркоме внутренней связи послышался взволнованный голос Наталии Сосновской. – Лаборатория трясется так, словно мы на вибростенд попали?!

                Протасов не успел ответить даме-биологу, явно находившейся не в лучшем расположении духа, по крайней мере, если судить по голосу. Ибо в этот самый момент, странные колебания, сопровождаемые низким, глухим гулом, исчезли, как будто их и не было. И тотчас же раздался озадаченный возглас первого пилота:
                – Командир, эта штука исчезла со всех радаров!
                – Да, гравиметрические локаторы больше не фиксируют компактную аномальную область, – добавил не менее озадаченным и взволнованным голосом Ален Бессель.
                – Система кругового обзора?! – командир выглядел весьма встревоженным.
                – Пусто, – доложил через несколько секунд удивленный до крайности Бессель, – не наблюдаю объект ни в одном диапазоне, по всем направлениям обзора.
                – Не нравятся мне такие внезапные появления и исчезновения непонятно чего, – процедил сквозь зубы Протасов, с сомнением потирая подбородок и продолжая рассматривать запись графиков изменения интенсивности рентгеновского излучения.
                – Командир, что у нас все-таки случилось?! – в интеркоме вновь послышался взволнованный голос Сосновской, но теперь в нем появились нотки недовольства.
                – Даже и не знаю, что Вам ответить, – Протасов выглядел немного обескураженным, – мы словно с каким-то призраком встретились, только вот что это было, понять не успели.
                – Понятно, – теперь недовольство в голосе дамы–биолога преобладало, – мы, похоже, тоже с каким-то призраком встретились, но понять, что это такое вполне возможно, – Наталия как будто хотела высказать командиру какие-то претензии, только непонятно – какие именно.
                – Вот как?! – понемногу приходя в себя, переспросил командир, в то время как первый пилот и аналитик, используя все доступные средства, продолжали обшаривать окружающее пространство. – И что же такое Вы смогли понять?!
                – Мне кажется, будет лучше, если Вы придете в лабораторию, – уже чуть более спокойным тоном ответила Сосновская.
                – Хорошо, – усмехнулся Протасов, поднимаясь со своего кресла, и повернулся к Чистову, – продолжайте поиск, а в целом, можете увеличивать постепенно скорость и следуйте прежним курсом.
               – Принято, – коротко кивнул головой первый пилот, посмотрев на сосредоточенно-нахмуренного аналитика, который чуть ли не с головой ушел в трехмерный объем управления своего пульта.
                – Можно и мне с Вами? – уже на выходе из рубки к командиру подошел Вонг.
                – Почему бы и нет, – пожал плечами Протасов, – в конце концов, это больше Ваша епархия, нежели моя.

                Когда командир вдвоем с планетологом появились в помещении лабораторного отсека, Наталия Сосновская сидела за пультом терминала главного компьютера и что-то вычисляла с напряженным видом. Что касается Бенджамена Кларенса, пожилой ученый с интересом разглядывал изображения каких–то мелких насекомых или даже скорее иероглифов, красовавшихся на информационном табло. Эти насекомые–иероглифы словно плавали в сосуде, наполненном полупрозрачной плотной жидкостью бежевого цвета. Цвет же самих непонятных предметов колебался от изумрудного до черного, в котором изредка мелькали оттенки темно–зеленого.
                – И чем нас порадует биологическая служба? – стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее, поинтересовался Протасов, подходя к цифровому табло, возле которого сидел Кларенс.
                – А как Вы сами думаете, что это такое? – Сосновская каким–то неуловимым движением выскользнула из кресла и оказалась рядом.
                Протасову показалось на мгновенье, что при этом девушка даже коснулась его рукой, хотя возможно, это было простой случайностью.
                – Хм, трудно сказать, тем более что я не представляю размера этих предметов, – покачав головой, ответил Протасов, приглядываясь к странным предметам, и в какой-то момент ему показалось, что он видел нечто подобное ранее.
                – Единицы микрометров, это если брать самые крупные, – в голосе Кларенса явственно слышалось волнение, – хотя мы полагаем, что на самом деле это слипшиеся конгломераты более мелких, если же говорить о тех, что поменьше, их размер составляет от одной четверти до половины микрона.
                – Напоминает наноорганику, – с заметным скепсисом в голосе произнес Алберт Вонг, приблизив лицо к изображению на информационной панели.
                – Если воспользоваться терминологией старинной детской игры, то очень даже – горячо, – усмехнулась Наталия Сосновская, снова бросив на Протасова какой–то странный взгляд, – а Вам, командир, это ничего не напоминает?
                – Я бы сказал, что это, похоже... – Протасов задумался на несколько мгновений. – На эксперименты с молекулами ДНК. – Он вспомнил теперь, где наблюдал похожие изображения – это было во время посещения кафедры молекулярной кибернетики на курсах повышения квалификации.
                – Браво, командор! – воскликнул Кларенс, называя Протасова уважительным званием, существовавшим много лет назад в морском флоте. – Перед нами действительно остатки чьих-то экспериментов с ДНК.
                – Вот только состоят все эти участки псевдо-ДНК, в основном из редкоземельных элементов. – В голосе Сосновской явственно слышалась озабоченность, при этом девушка встала еще ближе к командиру, чем снова озадачила последнего. – Как будто кто-то пытался повторить некую чрезвычайно сложную форму в большом объеме, но так и не получил её, хотя... – Специалист по происхождению видов задумалась на мгновенье. – Возможно, нужной формы мы просто не нашли в этих пробах.
                – Получается, элементы ДНК нашлись в пробах грунта? – Протасов с немалым удивлением посмотрел на Бенджамена Кларенса.
                – Нет, они не нашлись в пробах грунта, – с каким-то странным выражением на лице ответил Кларенс,  – из этих частиц, из миллионов, миллиардов таких микроскопических отрезков неизвестного ДНК состоит весь, я повторяю – весь грунт на планете Калейдоскоп – двенадцать.
                – Ничего себе, – только и смог произнести Алберт Вонг, с трудом переводя дыхание.

                И в этот момент ожил личный интерком Протасова на руке.
                – Командир, Вам необходимо срочно прибыть в рубку, – может Андрею показалось, а может, это происходило  на самом деле, но в голосе Чистова слышалась какая-то растерянность.

                Извинившись перед Кларенсом и Сосновской, Протасов быстро вышел из помещения лаборатории, причем ему показалось, что Наталия посмотрела вслед с каким-то сожалением, а может, в её взгляде присутствовало еще что-то. Но, странный вызов из рубки почти тотчас заставил забыть об этом.
                – Что произошло и почему такая срочность?! – осведомился командир, принимая строгий вид при входе в помещение командного пункта, оглядываясь при этом по сторонам – вроде бы все в порядке.
                – Как думаете – куда мы летим? – задал какой–то странный вопрос Ален Бессель, на лице которого читались противоречивые чувства.
                – Что за вопрос?! – в свою очередь немало удивился командир. – Курс прежний – в направлении центрального светила, по касательной девятой планеты системы.
                – А теперь взгляните на показания приборов и на изображение на радарах, – в голосе Чистова слышалось какое-то неестественное, нарочитое спокойствие.

                Протасов с недоверчивым видом взглянул на первого пилота, сел в свое кресло и внимательно взглянул сначала на обзорный экран, а затем на показания радаров, на информационном табло. В первый момент он не нашел каких-либо отклонений от нормы, но затем взгляд его упал на угол пеленга сигналов от тех зондов, что остались на орбите Калейдоскопа – двенадцать. Не поверив поначалу тому, что видит собственными глазами, Протасов начал сверять показания других приборов, и его удивление росло с каждой секундой. Наконец он понял, что ошибки быть не может и все, что происходит – происходит на самом деле, после чего повернулся к Чистову.
                – И давно вы это заметили?
                – Точно не скажу, но думаю, это произошло почти тотчас после того, как закончилась странная вибрация, появившаяся во время встречи с неизвестной гравитационной аномалией, – после недолгого колебания ответил первый пилот, переглянувшись с аналитиком.
                – Ошибки быть не может? – уже и сам практически не сомневаясь в том, что с ними произошло, переспросил командир.
                – Нет, сэр, – по-старомодному ответил Бессель, судорожно сглотнув, словно у него кусок в горле застрял.
                – М-да, однако же, – пробормотал Протасов, откидываясь на спинку кресла.
                Да, теперь командир и сам был полностью уверен в происходящем – неизвестно как, но их корабль летел в противоположную сторону. Во время встречи с неизвестной аномалией, неведомая сила развернула «Крузенштерн» на сто восемьдесят градусов, и никто из членов экипажа этого не заметил.

Глава 7
                Корабль Службы Дальней разведки «Крузенштерн» лежал в дрейфе на расстоянии около полумиллиона километров от последней, двенадцатой планеты системы Калейдоскоп. После того, как в месте появления неизвестной гравитационной аномалии, прямо на ходу произошел разворот на сто восемьдесят градусов, приняли решение вернуться к исходной точке маршрута полета. Командира, да и остальных членов экипажа более всего беспокоило отсутствие каких-либо субъективных ощущений во время внезапного разворота. Вот только что летели в одном направлении, а затем, без проявления каких-либо внешних факторов, совершенно неожиданно полетели в противоположном. К слову сказать, точный момент этого поворота так и не удалось установить однозначно. Ален Бессель полагал, что произошло это в тот момент, когда перестала ощущаться беспрестанная вибрация и странный гул. Первый пилот Чистов, напротив, полагал более вероятным, что поворот произошел в то мгновенье, когда странная вибрация только началась.

               Еще одну версию выдвинул старший инженер Самородов, и именно её поддержал руководитель научной группы Пьетро Матинелли, а помимо него, хотя и с некоторыми оговорками, Константин Нефедов и Алберт Вонг. По мнению Самородова разворот на сто восемьдесят градусов произошел в тот момент, когда в технологическом отсеке при подготовке одного из зондов перестали раскручиваться малые гиростабилизаторы. И командир все больше склонялся к последней версии – странное поведение гиростабилизаторов вполне могло оказаться следствием какой-то пространственной аномалии. А то, что корабль попал в компактную область подобной аномалии, становилось практически очевидным.   

              Беспокоило экипаж и то, что свойства подобной аномалии, способной производить незаметный ни для людей, ни для техники разворот корабля в пространстве, оставались совершенно неизвестными. Бенджамен Кларенс даже считал, что корабль столкнулся с так называемым «абсолютным зеркалом», которое, если так можно выразиться – «отразило» «Крузенштерн», со всем его содержимым, включая членов экипажа. Но, если при повороте действительно произошло пресловутое «отзеркаливание», то возникал вопрос о сохранении всех свойств материальных предметов, ведь в отражении левая и правая стороны обычно меняются местами.
               И в этом случае возникал следующий вопрос, каким образом можно зарегистрировать смену левой и правой стороны, если и восприятие людей, и настройки оборудования поменялись в момент поворота? Более того, никто не представлял, поскольку не имелось подобных прецедентов, как и на что вообще может повлиять подобное «отзеркаливание».

               Правда, некоторые члены экипажа, включая Алена Бесселя и обоих пилотов, считали, что данная теория, что называется, «притянута за уши», но и отмахиваться от такой вероятности Протасов не имел права. Поэтому и приняли решение – вернуться на орбиту Калейдоскопа – двенадцать и некоторое время посвятить рассмотрению столь необычной теории с пресловутым «абсолютным зеркалом». В этой связи у Самородова возникла идея воспользоваться теми зондами, что оставались на орбите планеты и таким образом не подвергались гипотетическому «отзеркаливанию». По его мнению, имелась возможность сравнить некоторые элементы аппаратуры в этих зондах с такой же аппаратурой, находящейся на корабле.   
               Собственно, именно этим и собирались заняться сам Самородов, а вместе с ним – Анабель Григ, Филиппе Сорди и Константин Нефедов. Из двух зондов, остававшихся вне корабля, выбрали тот, что доставил аварийную капсулу с грунтом, благо он находился на более высокой орбите и сохранил большее количество энергии.

                В сложившейся ситуации махнули рукой на обычный для таких случаев карантин, как правило, накладываемый на аппараты, имевшие контакт с грунтом исследуемой планеты. Зонд уже перегнали ближе к «Крузенштерну» и теперь думали над тем, как корректнее и правильнее произвести необходимое сравнение. Самым верным и надежным способом являлась бы доставка зонда на борт корабля – технически это было предусмотрено конструкциями и первого и второго. Но Протасов, да и Матинелли тоже, предполагали все же не входить в контакт с третьим зондом, а провести проверку в открытом космосе.
                И тут простое, но весьма действенное решение предложила Анабель Григ, вспомнившая, что зонды новой конструкции имеют возможность стыковаться друг с другом и не только обмениваться информационными данными, но и передавать какие-либо материалы. Более того, стыковочный модуль имел строго определенную конфигурацию и в том случае, если бы при «отзеркаливании» произошло некое пространственное изменение, то аппараты просто не смогли бы выполнить эту операцию. Поэтому, не мудрствуя лукаво, приняли решение отправить только что подготовленный зонд номер пять на стыковку с третьим аппаратом. Таким образом, сохранялся режим карантина третьего зонда, но появлялась возможность исследовать его. Что касается пятого аппарата, то, по предложению командира, после выполнения всех операций, его отправляли в тот полет, который предполагался ранее. Таким образом, очередному зонду предстояло повторить маршрут первого аппарата, но подняться над плоскостью вращения планет в системе Калейдоскоп на большее расстояние.

               В настоящий момент как раз заканчивалась подготовка к проведению необычной стыковки двух зондов. Зонд номер три взял под контроль Филиппе Сорди, а зондом номер пять занялся Дмитрий Чистов. Весь экипаж «Крузенштерна», включая научную группу, с напряженным вниманием находился возле обзорных экранов, готовясь наблюдать момент стыковки и сопряжения двух автономных аппаратов.
                – Зонд номер три начал набор высоты, все параметры в норме, – доложил второй пилот, а затем, внимательно всмотревшись в строчки данных, ползущих на информационных табло, добавил с немалым удивлением:
                – Такое впечатление, что перепутана последовательность передачи файлов телеметрии!
                – В каком смысле? – обернулся к Сорди изрядно удивленный Бессель. – Файлы и метки идут не в том порядке, в котором должны идти?!
                – Я бы сказал, что файлы идут в обратном порядке... – После небольшой паузы озадаченно почесал затылок второй пилот. – Насколько я помню, вначале по обыкновению идет информация о состоянии энергосистемы и контрольные тесты, а теперь эти данные пришли в конце пакета информации. Но, что самое интересное, интеллектуальная контрольная система «Крузенштерна» не видит в этом какой-либо ошибки, хотя по идее должна выдавать сообщение о неверной последовательности.
                – Неверная последовательность воспринимается, как правильная? – переспросил сидевший в задумчивости командир, а потом покачал головой. – Выглядит не слишком оптимистичным признаком, насколько я знаю, аппаратура должна заметить подобное несоответствие.
                – Зонд номер пять готов к старту, – доложил в это время Дмитрий Чистов, – все параметры в норме.
                – Хм, что же, другого варианта у нас все равно нет, – тяжело вздохнул Протасов, а потом кивнул головой первому пилоту, – стартуем!
                –  Готовность – десять секунд, – начал обычный доклад контрольный стартовый автомат, – девять, восемь, семь...

                Корабль едва ощутимо вздрогнул и через несколько мгновений на обзорном экране появился удаляющийся силуэт зонда номер пять, двинувшегося на встречу со своим собратом. Большую скорость не стали набирать – командир хотел избежать любых неприятных неожиданностей. Затем Чистов провел несколько контрольных тестов, чтобы убедиться, что зонд номер пять функционирует так, как и положено. Зонд номер три, отвечая на запросы Филиппе Сорди, снова выдал квитанцию о нормальном состоянии системы, и снова порядок выдачи информации в пакете оказался нарушенным. Тем не менее, все системы третьего зонда функционировали нормально, и он продолжал сближаться на заданной скорости с номером пятым. И команду на подготовку стыковки третий зонд тоже принял без каких-либо эксцессов, передав заодно по запросу и условную схему стыковочного узла.

                И вот здесь немедленно появились новые, если так позволительно сказать в данной ситуации, нестыковки – схема стыковочного узла, присланная с третьего зонда, оказалась зеркально отраженной по сравнению с той, что сняли еще на корабле с пятого.
                – Хм, и каким образом мы состыкуем два аппарата? – с немалым сомнением глядя на обе схемы, выведенные на информационные табло, поинтересовался Дмитрий Чистов.
                – Обратите внимание – изображение схемы отражено зеркально, но обозначения узлов идут правильно, – после небольшой паузы, во время которой пристально рассматривал оба изображения, заметил Протасов.
                – Да, Вы правы, Андрей, – присмотревшись внимательнее, кивнул головой Пьетро Матинелли, – такое впечатление, что неверно передается только сама схема, но все узлы остались на своем месте.
                – Думаю, стоит попытаться произвести стыковку, но сделать это исключительно в ручном режиме, – немного подумав, добавил командир, – иначе автоматы, найдя несоответствие, попытаются повернуться, каждый в свою сторону на сто восемьдесят градусов, а это приведет к тому, что снова произойдет несовпадение из-за сбоя в определении левой и правой стороны.
                – Что же, возможно, Вы правы, командир, – потер рукой щеку Дмитрий Чистов, явно пребывавший в сомнении и продолжавший следить за перемещениями пятого зонда, – но ведь и мы можем воспринимать носовые отсеки зондов по-разному, разве нам они не будут казаться зеркально отображенными?
                – Скорее всего, будут, – ответил вместо командира руководитель научной группы, – но, в отличие от автоматических систем, мы можем не принимать в расчет пресловутое «отзеркаливание», считая, что на самом деле, системы остались на своем месте и все несоответствия – всего лишь недостатки нашего восприятия.
                – Так и поступим, – кивнул головой Протасов, – сближаемся до сотни километров, затем снижаем скорость и переходим полностью на ручное управление.
                – Принято, – коротко отрапортовал первый пилот, а следом за ним доложил о готовности и Филиппе Сорди.

                Через некоторое время отключили автоматику зонда с номером пять, чье управление взял в свои руки Дмитрий Чистов. Еще через пару минут то же самое проделали с зондом номер три, непосредственным управлением которого занялся Филиппе Сорди. Теперь сближение шло исключительно по визуальным меткам на экранах управления. На всякий случай автоматические контрольные системы отключили целиком, чтобы те не помешали более «чистому» проведению эксперимента.
                Наконец, оба зонда оказались в прямой видимости друг от друга и теперь шли на минимальной скорости. При этом в камере зонда номер пять, его собрат, шедший навстречу, выглядел совершенно нормально – его левая и правые стороны казались расположенными на своих местах. А вот на изображении с камеры третьего зонда, стороны выглядели перепутанными, и узлы, расположенные с левой стороны, оказались справа.

               Но, как посчитал командир, и в этом с ним согласились и Пьетро Матинелли, и оба пилота, никаких действий с поворотом аппарата вдоль своей оси предпринимать не стоило. До встречи зондов осталось менее километра, а до момента стыковки менее полуминуты, когда в рубке появилась Анабель Григ, с взволнованным видом бросившаяся к Протасову:
                – Стойте! Подождите! Остановите их!
                – Что такое?! – с недовольным видом обернулся в сторону девушки Дмитрий Чистов.
                – Вы хотели что-то сказать, Анабель? – осведомился командир, повернувшись в своем кресле.
                – Да, необходимо немедленно остановить стыковку, иначе произойдет авария! – явно с трудом сдерживая эмоции, заявила Анабель, приблизившись к командиру. – Это не изменения восприятия мозга или ошибка электронных интеллектуальных систем, это на самом деле изменение правой и левой стороны!
                – Но позвольте, милая девушка, ведь в этом случае, мы вообще бы не замечали никаких изменений в этом мире, помимо изменения направления движения, – возразил Пьетро Матинелли, хотя в его голосе появились нотки сомнения, – а мы видим, что расположение стыковочного модуля третьего зонда расположено зеркально относительно привычного порядка.
                – Это и есть ошибка восприятия... – Довольно уверенным, хотя и немного дрожащим, вероятно от напряжения, голосом, ответила Анабель. – Если бы мы находились в нормальном состоянии, без какого-либо изменения в пространстве, все окружающие предметы представлялись бы так, как и положено. – Младший инженер запнулась на мгновенье, а затем продолжила:               
                – И еще один момент – когда прекратили вращение малые гиростабилизаторы, я заметила, что один из них начал как бы поворачиваться перпендикулярно своей оси. На корпусе этого прибора имелась какая-то заводская метка, которая хорошо просматривалась. Так вот, когда стабилизаторы начали вращаться снова, эта метка осталась на своем месте, хотя при изменении восприятия должна была бы сместиться на противоположную сторону прибора.

                На этом месте девушка внезапно остановилась, словно хотела перевести дыхание и продолжить, но только глубоко вздохнула, выжидательно глядя на присутствующих.
                – А знаете, – после короткого молчания проговорил Ален Бессель, – когда мы получали передачу с третьего зонда, она шла как будто с некоей короткой задержкой, словно проходила какое-то заметное расстояние, может из-за этого пакет и получался этаким «вывернутым»?!
                – Но, если это так, получается, мы сейчас и в самом деле находимся в «отзеркаленном» состоянии, – слегка запинаясь, произнес Филиппе Сорди, бросив взгляд на командира, а затем на научного руководителя.
                – Или вообще выпали в некий зеркальный мир, если так, конечно, можно выразиться, – задумчиво проговорил Матинелли, в свою очередь, посмотрев на Протасова.
                – Нет, я конечно, знаком с теориями о существовании зеркального мира, в котором материя является, что называется – правозакрученной, в отличие от нашей вселенной, где материя является левозакрученной... – С изрядным скепсисом произнес Чистов, потерев переносицу. – Но ни одна теория не говорила о возможности попадания из одного мира в другой, эта граница, если и существует, то непреодолима, ведь при таком пересечении могут нарушаться многие взаимодействия.
                – В теории – это так, но как это будет выглядеть на практике, увы, до сих пор неизвестно, – покачал головой Протасов, явно пребывавший в затруднительном положении.

                Все присутствующие в рубке замолчали, размышляя о том положении, в котором оказались. И никто не обратил внимания, что зонды, переведенные на ручное управление, продолжают сближаться. И лишь случайно брошенный вторым пилотом взгляд на информационное табло, позволил увидеть необычное явление. В этот момент, оба аппарата, находящиеся на минимальном расстоянии, встретились.
                – Что за ерунда такая?! – с изумлением пробормотал в полный голос Сорди, даже привставая в кресле, а затем вывел изображение на главный обзорный экран.

                Члены экипажа мгновенно перевели взгляд на появившееся изображение, передаваемое с зонда номер три. Аппарат под номером пять приблизился настолько, что занимал почти весь объем изображения, а это говорило о том, что он подошел вплотную. Но в тот момент, когда зонды могли состыковаться или, как вариант, столкнуться, картинка, словно пошла рябью на несколько секунд, а затем изображение пятого зонда исчезло. И теперь в створе обзорного экрана наблюдалось лишь пустое пространство, где на темном фоне в отдалении наблюдалась яркая звездочка – корабль «Крузенштерн».
                Одновременно с этим, изображение третьего зонда, передаваемое камерами с пятого аппарата, в свою очередь пошло неровными волнами, а затем словно размазалось по всей поверхности камеры и ушло неровными клочьями куда-то назад. Теперь и в объективе камер пятого зонда наблюдалась лишь межзвездная пустота, с Калейдоскопом – двенадцать на заднем плане.
                В помещении рубки управления повисла мрачная тишина.

Глава 8
                Проходя по кораблю с плановым осмотром, Протасов обратил внимание, что во всех отсеках повисло какое-то странное тягостное ожидание. Нет, все члены экипажа продолжали заниматься привычными, запланированными делами – готовили зонды, проводили профилактический осмотр оборудования, занимались изучением проб грунта в лаборатории. Но в атмосфере чувствовалась какая-то напряженность, словно люди попали в ситуацию, от которой не знали, чего ожидать. Впрочем, так оно, собственно, и произошло – теперь становилось совершенно очевидным, что «Крузенштерн» в какой-то момент оказался в пресловутом «зеркальном мире», попав туда под воздействие неизвестного фактора. Или, если точнее – в мире, где все спин-явления микромира подчинены не левостороннему моменту кручения, а правостороннему.
                Вселенная, являвшаяся родным домом для человека на протяжении тысячелетий, представляла собой структуру с левосторонним спином вращения электрона. Да, еще в середине двадцатого века, во время экспериментов с некоторыми радиоактивными элементами было замечено, что ряд элементарных частиц, образующихся при распаде и быстро исчезавших, могли иметь правосторонний спин. Тогда же, а точнее чуть позже, некоторые ученые высказывали предположение, что во вселенной может существовать и так называемый «зеркальный мир», полностью тождественный хорошо знакомому, но чей микромир построен на правостороннем спине. За время активного освоения человечеством космоса, несколько раз предпринимались попытки найти следы подобного мира, но, увы, до настоящего момента все они оказались безрезультатными. В некоторых областях, граничащих с зонами вспышек сверхновых звезд порой обнаруживались следы правозакрученных элементарных частиц. Но все они оставались единичными и признаком появления области правостороннего, если так можно выразиться, пространства, не являлись.

               И вот, совершенно неожиданно, немалая область такого мира обнаружилась в системе Калейдоскоп, расположенной на расстоянии двенадцати тысяч световых лет от Солнца. Там, где экспедиция предполагала заняться поисками пресловутой Сферы Дайсона, нашелся еще более экзотический объект. Вернее, даже не объект, а весьма немалый объем пространственного континуума. И сейчас задача экспедиции представлялась не столько в изучении необычного мира, куда они, волею случая, попали, сколько в поиске выхода из этого пространства в свой мир. Ведь то, что всё оборудование, корабль, да и сами члены экипажа, наконец, пока никак не отреагировали на присутствие вокруг совершенно иной материи, отнюдь не говорило о том, что такового взаимодействия не происходит вовсе. Таким образом, изучение свойств необычного пространства, равно как и поиски выхода из него, оставались более чем актуальной задачей.

                Собственно, сейчас члены экипажа и научной группы разделились на две части. Первая занималась исследованием окружающего пространства, вторая внимательно и скрупулезно просчитывала варианты возвращения обратно – в свой мир. Единственными, кого не задействовали в данных работах, оставались Наталия Сосновская и Анабель Григ.   
                Для первой более актуальной задачей являлось изучение странных остатков искусственной ДНК, найденной в пробах грунта на Калейдоскопе – двенадцать. Второй, в общем-то, пока нечем было заняться в плане подготовки каких-либо инженерных систем, а Сосновской требовался напарник. Прежний добровольный помощник, Бенджамен Кларенс, в данный момент оказался задействованным по специальности и занимался исследованием пространства, где оказался «Крузенштерн».

                Что касается поиска выхода из этого мира, то по предварительному предположению того же Кларенса, с которым, в целом, соглашались и Алберт Вонг и оба пилота, и даже аналитик Бессель, отличавшийся весьма недоверчивым характером, проход вполне можно было найти в той же точке, через которую они попали сюда. А вот у командира Протасова теперь имелось немало сомнений в том, что выйти из неизвестного мира получиться столь же просто, как попасть в него. Тем более, уже удалось выяснить, что «зеркальный мир» довольно существенно отличается от их пространства. То, что система Калейдоскоп выглядела практически идентично, за исключением того, что направления вращения планет поменялись на противоположные, не говорило о том, что и все остальное пространство сохранилось в том же виде. Кстати говоря, именно планеты окончательно убедили всех, что экспедиция находится в другом мире, ибо те спутники центральной звезды, что вращались по часовой стрелке, поменяли направление вращения на противоположное и, соответственно, наоборот.

               Разумеется, не удалось найти ни одного реперного сигнала гиперсвязи, которые в привычном для экипажа мире работали последние два десятка лет практически беспрерывно. Это было сделано для того, чтобы корабли в дальних экспедициях всегда имели возможность для определения направления возвращения. Увы, но в том пространстве, где «Крузенштерн» находился сейчас, ни одного такого сигнала поймать не удалось.
                Более того, при внимательном изучении звездного неба выяснилось, что и ряд созвездий изменили свой рисунок, а некоторые, хорошо заметные в Галактике Млечный путь звезды вообще исчезли, словно никогда не существовали. Зато в направлении северного галактического полюса неожиданно обнаружилось неизвестное звездное скопление, в котором находилось несколько крупных, от двадцати до ста масс Солнца, желтых и белых звезд. К слову сказать, в мире, являвшимся родиной человечества, желтых звезд с массой в сотню солнечных, вообще никогда не находили.

                И чем больше экипаж «Крузенштерна» изучал окружающий мир, тем больше убеждался в его непохожести на хорошо знакомое пространство. Хорошо известное в нашем мире красное смещение, говорящее о непрерывно расширяющейся вселенной, здесь тоже имелось, но в отличие от привычного мира людей выражено не столь явно. Создавалось впечатление, что расширение данного мира происходит значительнее медленнее. Имелись и некоторые другие, не столь заметные, но все же весьма характерные нюансы, в виде отличий ряда физических величин. Руководитель научной группы Матинелли подозревал, что таковых отличий, на самом деле, намного больше, однако в силу того, что при переходе барьера между мирами корабль и вся аппаратура могли подвергнуться некоей трансформации, часть различий могли просто не фиксироваться.

                Именно поэтому Протасов полагал, что точка, где произошел переход «Крузенштерна» из одного мира в другой, может находиться теперь совершенно в ином месте. Однако для проверки этого варианта пришлось бы запустить уже не два, а как минимум три зонда.

                К слову сказать, в связи с этим, возникла еще одна интересная загадка, и связана она была с зондом номер три, остававшимся на орбите Калейдоскопа – двенадцать в нашем мире. Ведь этот аппарат откликнулся на команды, поступающие от оператора с «Крузенштерна» и даже, до какого-то времени, выполнял их. В связи с этим даже возникло уже и вовсе невероятное предположение, что в «зеркальном мире» в настоящее время, в этом же самом месте находится точно такой же корабль, с точно такой же миссией и такими же зондами. Но, увы, самые тщательные поиски гипотетического «зеркального корабля» не дали результата. Окрестности Калейдоскопа – двенадцать выглядели абсолютно пустыми, и лишь иногда между кораблем и планетой проявлялось изображение зонда номер три, плывущего по какой-то немыслимой траектории. На команды он уже не реагировал, но что удивительно – время от времени с него приходили сигналы автоматической телеметрии, только почти все они казались оборванными.

                В связи с этим Константин Нефедов выдвинул гипотезу, согласно которой система Калейдоскоп находилась, по сути, на границе между двумя мирами – обычным и «зеркальным». И все странные эффекты, наблюдаемые, как с Земли, так и в непосредственной близости от системы, являлись ничем иным, как проявлением этакого пограничного состояния. Именно поэтому и планеты вращались в разные стороны, и их скорость постоянно менялась, но менялась так, что в большинстве случаев эти изменения оказывались вне видимости наблюдателя. И причина необычных эффектов теперь становилась понятной – на орбиты планет влияло движение их двойников из «зеркального мира». Возможно, даже получалось так, что время от времени, та или иная планета вообще, что называется, перескакивала на другую сторону и оказывалась видимой только в этаком «виртуальной» виде. Сразу же возникал вопрос – сколько же на самом деле планет имелось в системе? Но ответ на него можно было получить, только находясь в обоих мирах одновременно и фиксируя каждое положение всех космических объектов в пространстве. А возможность подобного наблюдения вызывала немалые сомнения.

              Еще один вопрос, занимавший сознание большинства членов экипажа значительно меньше, но остававшийся не менее актуальным, заключался в природе происхождения, так называемых «осколков ДНК», из которых практически целиком состоял грунт Калейдоскопа – двенадцать. Было ли это свойством только данной планеты, или остальные одиннадцать также состояли из подобной смеси, оставалось неизвестным – до исследования других космических объектов космонавты пока не добрались. Хотя, командир и подумывал над тем, чтобы попробовать долететь до еще одного небесного тела здешней звездной системы и посмотреть, что творится там. По крайней мере, десятая планета, судя по всем наблюдениям, в ближайшее время могла оказаться на небольшом расстоянии от того района, где располагался гипотетический барьер между мирами.

                И после недолгого размышления Протасов решил, что называется, убить двух зайцев – исследовать еще одну планету и подобраться поближе к тому району, где предположительно имелась возможность выбраться в свой мир. Решение было принято и теперь «Крузенштерн» на малом ходу двигался к месту встречи с Калейдоскопом – десять, благо, по пути ему предстояло пересечь тот район, где находился пресловутый барьер.
                – Неудивительно, что в такой системе практически отсутствуют астероиды и кометы, – рассуждал вслух Дмитрий Чистов, находясь на своем месте в рубке управления, – при подобном движении планет, которые к тому же периодически выскакивают из другого мира, сформироваться устойчивым орбитам малых тел практически невозможно.
                – Да, но орбиты двенадцати планет все же как-то сформировались... – Возражал аналитик Бессель, также присутствовавший в рубке. – Причем заметь, они вполне устойчивы и, не смотря на то, что космические тела время от времени попадают в другой мир, система сохраняет относительную стабильность, как в численности планет, так и в их движении по орбитам.
                – Кстати, господин Матинелли... – Первый пилот обратился к расположившемуся неподалеку руководителю научной группы. – Как Вы считаете, все ли планеты, наблюдаемые в обозримом пространстве, являются принадлежностью, так сказать, этого мира? Или часть таковых, на самом деле, является лишь этакими образами из «зеркального мира»?!
                – Знаете, Дмитрий... – Немного подумав, ответил Матинелли, заметивший, что и Протасов слушает очень внимательно. – Мне думается, здесь работает принцип сохранение массы и энергии. Заметьте, наблюдать систему визуально с Земли мы не можем, и все наши сведения о ней изначально получены от высокоточных радиотелескопов, а также локаторов, работающих на гиперчастотах. А как Вы знаете, такие локаторы дают однозначную картину пространства, поскольку имеют дело исключительно с полевыми структурами. То есть, мы действительно видим двенадцать планет, существующих в реальности. Но, из-за нахождения внутри системы барьера между мирами, часть планет является принадлежностью другого мира. И точно также некоторые планеты нашего мира, в этот же самый момент находятся в мире «зеркальном».
                – Но тогда впору говорить о том, что вся система представляет собой континуум, являющийся своеобразным переходным «тамбуром» между двумя мирами, – заметил Андрей Протасов после того, как ученый сделал небольшую паузу.
                – Возможно, Вы правы, командир, – задумчиво глядя на обзорный экран, проговорил Матинелли, покачав при этом головой. – Не исключено, что и странное состояние центрального светила этой системы обусловлено подобным феноменом двух миров. Кстати, и светимость Калейдоскопа – ноль, в этом мире несколько выше светимости нашей звезды. Зато в низкочастотном инфракрасном диапазоне «зеркальный двойник» излучает чуть меньше нашего светила, что говорит о разной природе двух звезд.
                – Прошу прощения, что прерываю Вас, но мы на подходе к границе района, где в прошлый раз была обнаружена гравитационная аномалия, – Чистов вмешался в дискуссию в тот момент, когда научный руководитель взял небольшую паузу, чтобы перевести дыхание.
                – Всем – максимальное внимание! – решительным и требовательным голосом приказал командир, разворачивая объем основного обзорного экрана на максимальное разрешение.

                На всякий случай «Крузенштерн» несколько снизил скорость и теперь летел вперед, буквально «ощетинившись» локаторами всех систем слежения и раннего обнаружения. На всю катушку были задействованы гравиметрические локаторы и гиперчастотные радары. Но пока никаких следов странной аномалии, встреченной недавно кораблем, не обнаруживалось.
                – Петр, что у вас? – негромким голосом осведомился командир у старшего инженера, обращаясь в интерком внутренней связи.

                В этот самый момент, в техническом отсеке также включили несколько высокочувствительных приборов, которые как раз и нацеливались на регистрацию малейших изменений в метрике пространства или искажений пространственно-временного континуума. Этим занимались сам Петр Самородов, а вместе с ним – Бенджамен Кларенс и Константин Нефедов. Особое внимание обратили на некоторые гироскопические датчики, которые в прошлый раз очень чутко отреагировали на пересечение барьера между мирами.
                – Пока все в норме, никаких отклонений не наблюдаем, – отозвался Самородов, в голосе которого отчетливо слышалось немалое напряжение.
                – Принято, – коротко ответил Протасов, – в случае малейших изменений – докладывайте немедленно.

                К этому времени корабль довольно значительно углубился в тот район, где в прошлый раз столкнулся с аномалией. Но сейчас никаких явлений, говоривших о чем-то необычном, не наблюдалось.
                – Может, запустим еще один зонд? – первый пилот явно тяготился неопределенностью и невозможностью как-то вмешаться в текущую ситуацию.
                – А что у нас с сигналом от пятого? – в свою очередь осведомился командир.

                Пятый зонд летел фактически параллельным курсом, только находился на расстоянии около десяти тысяч километров в стороне, и примерно на пять тысяч километров выше плоскости вращения планет, вдоль которой шел корабль.
                – Пока никаких отклонений, – бросив взгляд на информационное табло, ответил Бессель, – зонд уже прошел зону, где пропали аппараты номер один и четыре.
                – Хм, странно, получается, аномалия имеет какие–то временные ограничения? – задумчивым тоном проговорил командир, потирая пальцами виски.

                Протасов вообще выглядел заметно утомленным, что было вполне понятно – в отличие от остальных членов экипажа, он практически не отдыхал, отстаивая уже четвертую вахту подряд:
                – Ни «Крузенштерн», ни оба зонда не обнаружили ни единого признака каких-то аномальных факторов?!
                – Быть может, дело тут совсем в другом... – Немного подумав, заметил Матинелли. – Быть может, имеет место не временной, а пространственный фактор? И аномальная зона сейчас находится на противоположной стороне звездной системы?
                – Хотите сказать, что в случае с аномалией точно так же имеет место зеркальное отражение некоей локальности области? – с некоторым удивлением взглянул на руководителя научной группы первый пилот.
                – Это вполне может быть, – ответный взгляд Матинелли казался предельно серьезным, а сам ученый выглядел задумчивым, но собранным, – если вращение планет изменилось на противоположное, то почему мы считаем, что некая пространственно-гравитационная аномалия не подвержена тем же эффектам?!
                – Но, если это так, то для достижения требуемой области пространства придется пересекать всю систему? – теперь уже Протасов вопросительно посмотрел на Матинелли.
                – Ну, мы все равно хотели провести обследование хотя бы еще одной или двух планет этой системы. – После короткой паузы отозвался научный руководитель. – Так почему бы нам не воспользоваться шансом и не сделать этого? А на другой стороне системы, миновав центральное светило, мы доберемся до нужной нам области. К тому же, совсем не исключено, что на одной из внутренних планет сможем найти еще какие-либо артефакты или свидетельства искусственного происхождения этого места.
                – Я вижу – сфера Дайсона не дает Вам покоя, Пьетро, – на лице Протасова появилась слабая улыбка, и он слегка привстал в кресле, – хотя, по поводу местонахождения аномальной зоны, возможно, Вы правы, – командир повернулся в сторону первого пилота, – Дмитрий, что скажете на это?
                – Трудно сказать, я не специалист в подобных вещах, – пожал плечами Чистов и после небольшой паузы добавил, – полагаю, если бы аномальная зона находилась на прежнем месте, наверняка уже как-то проявила себя.
                – Знаете... – Вмешался в разговор Ален Бессель, до сей поры о чем–то напряженно размышлявший. – Я тут подумал, а не могло ли случиться так, что и вся система Калейдоскоп, я имею в виду систему в «зеркальном мире», этак перевернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь мы пересекаем её как бы с другого конца?!
                – Не исключено, что и так, – с грустным выражением на лице вздохнул Пьетро Матинелли, – увы, у нас отсутствуют полностью независимые от пространственного континуума инструменты, с помощью которых мы могли бы зафиксировать подобные вещи.
                – Так каков же будет наш дальнейший маршрут? – Чистов снова посмотрел на командира. – Продолжаем следовать прежним курсом?
                – Думаю, мы уже прошли большую часть расстояния, составлявшего периметр аномальной зоны. – Немного подумав, ответил Протасов. – И если до сих пор не видим ни единого признака аномалии, логичнее на время прекратить её поиски и выходить на орбиту десятой планеты, благо она не так и далеко. Поэтому, меняем курс – на Калейдоскоп – десять.
                – Есть изменить курс на Калейдоскоп – десять, – четким и ровным тоном отрапортовал Чистов и повернулся к пульту управления, чтобы ввести необходимые команды.

                Поскольку ничего аномального во время полета не происходило, напряжение, охватившее экипаж, начало постепенно спадать. В конце концов, каким бы тренированным не был человек, ему все равно необходима разрядка, а экипаж «Крузенштерна» находился в нестандартной обстановке уже не одни сутки. Командир дал команду на замену Чистова на Сорди, а Алена Бесселя согласился сменить в рубке Алберт Вонг, имевший все необходимые для этого навыки. После некоторого размышления командир решил позволить небольшой отдых и себе, однако направился не в свою каюту, а в технический отсек, намереваясь переговорить с Петром Самородовым, и уже находясь в пути, подумал о необходимости посетить лабораторию и узнать, как дела на поприще изучения полученных образцов грунта.

                В техническом отсеке, расположенном рядом с ангаром, где размещались автономные зонды, к этому времени оставались только Самородов и Константин Нефедов. Бенджамену Кларенсу, как человеку достаточно пожилому, было трудновато работать две вахты подряд, и он отправился ненадолго отдохнуть. Что касается самого Самородова, то главный инженер, будучи даже старше Протасова на два года, выглядел еще вполне бодро и с большим интересом наблюдал за манипуляциями молодого ученого. Постояв несколько секунд у входа в отсек, командир заметил взгляд старшего инженера и вошел внутрь.
                – Есть одна интересная задумка, – пояснил Самородов, кивая головой на Константина, – если синхронизировать два малых гиростабилизатора, заставив их раскручиваться одновременно, но в противоположные стороны, можно получить этакий независимый «зеркальный элемент», а если вторую пару поместить перпендикулярно, возможно удастся таким образом зафиксировать момент перехода барьера между «зеркальным миром» и нашим.
                – Это все, конечно, весьма приблизительно... – Шумно выдохнув, проговорил Константин, оторвавшись, наконец, от своей установки. – Возможно, нам удастся зафиксировать указанный момент, а возможно и нет. Вот если бы имелась возможность полностью экранировать один из элементов схемы от всех внешних воздействий, это был бы более чистый эксперимент, а сейчас, увы, слишком много побочных факторов.
                – Мы, конечно, попытаемся отстроиться от тех полей, которые создает наш корабль, – уточнил Самородов, кивая головой, – но избавиться от той же гравитации – все равно не сможем, масса «Крузенштерна» будет присутствовать во всех экспериментах.
                – Да, это верно... – Наклонив голову и задумавшись на мгновенье, медленно проговорил Протасов. – Масса корабля действует на все объекты на его борту. – Командир взглянул на Самородова, а потом перевел взгляд на молодого ученого. – Однако мы можем вынести часть установки за пределы «Крузенштерна», просто поместив её на один из зондов.
                – Черт, и как же мы сами не догадались?! – с досадой махнув рукой, крякнул старший инженер. – Действительно, масса зонда на три порядка меньше массы корабля, и тогда эксперимент будет меньше зависеть от внешних воздействий.
                – Что же спасибо, командир, – чрезвычайно серьезным тоном произнес Нефедов, выглядевший несколько озадаченным, – действительно стоит подумать над этим вариантом.
                – Подумайте, подумайте, – устало усмехнулся Протасов, и кивнул головой Самородову, – Петр, я, пожалуй, пойду, отдохну, а пока забегу на минутку в лабораторию.
                – Давай, давай, – в свою очередь усмехнулся Самородов, увидев, как помрачнело лицо Нефедова.

                Старший инженер знал, что молодой ученый питает романтические чувства к Наталии Сосновской, хотя она была на пару лет старше. При этом Самородов видел так же, что дама-биолог, в свою очередь с немалой симпатией относится к командиру и этот момент немало огорчал Константина. Но сам Протасов не стал больше задерживаться в техническом отсеке, тем более что на самом деле устал до предела. А для посещения лаборатории у него имелся чисто научный интерес, по крайней мере, он сам так думал.

                В помещении химико-биологического модуля он застал и саму Наталию, и её добровольную помощницу Анабель. Обе девушки выглядели весьма увлеченными, и даже, как показалось командиру, несколько взволнованными. Увидев входящего Протасова, Анабель чуть было не встала по стойке «смирно», словно набедокурившая девчонка, пытающаяся показать всем видом, что она здесь не причем. И в то же время, в её глазах мелькнуло нечто вроде страха или, быть может, чего-то похожего. Что касается Наталии, то командиру показалось, что на лице молодой женщины выступил легкий румянец, хотя было заметно, что и она волнуется сильнее обычного, однако ручаться за это не стал бы. Тем не менее, дама-биолог быстро взяла себя в руки и с обычным независимым и несколько ироничным видом, спросила:
                – Командир решил проверить, чем занимаются члены экипажа, свободные от несения вахты?
                – Ну, полноте Вам, Наталия... – на лице Протасова появилась усталая улыбка, и он подошел ближе к установке, возле которой расположились исследовательницы. – Без ложной скромности скажу, что от ваших работ в немалой степени зависит судьба нашего корабля со всеми его обитателями. Тем более что попытка пройти барьер между мирами пока откладывается.

                И командир объяснил в двух словах, почему «Крузенштерн» увеличил ход и продолжил свое движение по системе Калейдоскоп. Девушки с некоторым разочарованием переглянулись, а потом Наталия кивнула головой и, повернувшись к Протасову, сказала после некоторой заминки:
                – Что же, новость, не скажу, что хорошая, но и не назову её плохой. В свою очередь надеюсь, что наша находка будет иметь все же больше положительных последствий.
                – Начало уже интригует, – заметил Протасов, окидывая глазами экспертную установку и останавливая взгляд на Наталии, – и что же вам удалось обнаружить?
                – Весь комплекс проделанных нами работ обсуждать слишком долго, поэтому я остановлюсь на самой сути. – Невероятно важным тоном начала Наталия, что вновь заставило Протасова улыбнуться. – Мы уже знаем, что весь грунт, привезенный для анализа с планеты Калейдоскоп – двенадцать, состоит из нано-частиц, похожих на составные части неких сложных молекул ДНК, только практически целиком собранных из редкоземельных элементов. После того, как мы поняли, что находимся в так называемом «зеркальном мире», по предложению Анабель проверили образцы на структуру элементов этих нано-частиц. И выяснилось, что подавляющее большинство из них имело левозакрученную структуру.
                – Имело? – переспросил Протасов, в голове которого мелькнули нехорошие предчувствия.
                – К сожалению, именно имело, – подтвердила Сосновская, и взгляд её стал предельно серьезным и даже печальным. – Но во время исследования последней пробы мы заметили, что немалая часть этих элементов начали терять свою структуру, словно происходил атомный, а может даже ядерный распад. В то время как в небольшом количестве правозакрученных частиц такого явления замечено не было.
                – То есть распадались исключительно элементы левозакрученных структур? – медленно проговорил командир, задумчиво глядя на длинные столбики цифр в информационном табло.
                – Именно так, командир, и мы думаем, что это следствие их нахождения в «зеркальном мире». – Кивнула головой Сосновская, становясь еще более серьезной. – Вполне возможно, что спустя какое–то время эти структуры распадутся полностью. Это хорошо заметно именно на примере ДНК-обломков, поскольку они сами по себе имели нарушенную структуру. Объекты, чья структура не повреждена, скорее всего, смогут сохраняться в этом мире намного дольше.
                – Но не бесконечно, – продолжил в унисон молодой даме-ученому Протасов, – а наш корабль целиком состоит из левозакрученной материи.
                После слов командира в лаборатории установилась мертвая тишина, нарушаемая только тихим попискиванием экспертной установки.

Глава 9
                Десятая планета системы Калейдоскоп вращалась против часовой стрелки, то есть в сторону, противоположную вращению своего соседа с номером двенадцать. По размерам Калейдоскоп – десять несколько превосходил собрата, находившегося на максимальном удалении от центрального светила, но ненамного.
                В большом обзорном экране десятая планета выглядела как темный брат-близнец Калейдоскопа – двенадцать. Атмосфера отсутствовала и здесь, а поверхность небесного тела с расстояния в несколько тысяч километров казалась бежево-серой. Зато, в отличие от предыдущего небесного тела, на орбите которого остались два зонда, на поверхности десятой планеты не наблюдалось ничего похожего на серебристую паутину. Ничего подобного не удалось рассмотреть даже при максимальном увеличении в приборах визуального наблюдения. Зато, членов экипажа «Крузенштерна» изрядно удивило, что на десятой планете вполне отчетливо просматривались разнообразные геологические образования. Возле южного полюса обнаружились несколько довольно крупных впадин, и еще одно значительно большее по размерам углубление находилось возле экватора. Кроме прочего, в нескольких местах северного полушария аппаратура зафиксировала несколько возвышенностей. Высота их, судя по данным предварительных измерений, оказалась небольшой, но все же после почти гладкой поверхности Калейдоскопа – двенадцать, это хоть немного напоминало что-то похожее на горы или точнее, пологие увалы. Зонд номер шесть, отправленный на предварительную разведку, начал проводить аэрофотосъемку местности, а в ангаре готовили еще один аппарат, имеющий седьмой номер. Последнему предстояло совершить посадку на поверхность планеты.

               Зонд номер пять, отправленный в полет сквозь всю систему, благополучно миновал орбиту десятой, а теперь уже и девятой планеты и приближался к Калейдоскопу – восемь. Поскольку ресурс зонда был ограничен, именно восьмая планета системы являлась конечной целью полета. Благо, и сам Калейдоскоп – восемь к этому времени приближался к той точке, где зонду предстояло пересечь его орбиту, а это означало, что никаких дополнительных маневров не потребуются. Автономному аппарату предстояло выйти на круговую орбиту и сделать несколько витков, проводя стандартную процедуру исследования поверхности. Судя по данным наблюдений, в том числе сделанным с корабля, восьмая планета имела несколько больший диаметр, нежели десятая и двенадцатая, так что можно было надеяться на наличия там некоего подобия атмосферы.

               Что же касается необычного открытия, сделанного во время изучения грунта с Калейдоскопа – двенадцать Наталией Сосновской и Анабель Григ, командир пока не стал говорить об этом всему экипажу, запретив и дамам делать это. Своими опасениями он поделился исключительно с руководителем научной группы Пьетро Матинелли и старшим инженером Петром Самородовым. Этих двух людей, являвшихся фактически тезками, командир знал давно и побывал вместе с ними в нескольких экспедициях, поэтому мог надеяться на адекватное восприятие не самой приятной информации и нераспространение таковой.
                Посоветовавшись между собой, руководящая тройка управления кораблем и экспедицией, пришла к выводу, что необходимо форсировать поиски выхода из «зеркального пространства», не принимая, тем не менее, чересчур поспешных решений. Помимо этого, Самородову и Матинелли, не обращаясь за помощью к остальным членам экипажа, за исключением посвященных в суть вопроса Сосновской и Григ, предстояло заняться прояснением возможного влияния пространства «зеркального мира» на все материалы космического корабля и не только. Дело заключалось еще и в том, что обнаруженный субатомный распад частиц обычной, левозакрученной материи, вполне мог проявляться не только в неживых предметах – приборах и системах корабля. Человеческое тело состояло из точно таких же атомов и молекул, а значит, могло подвергнуться распаду в той же степени.

                Первое, что приходило в голову в этом плане – это анализ крови у всех пятерых, знавших о проблеме, возникшей в экспедиции, а затем его повторение через каждые четыре часа. Матинелли с Сосновской полагали, что это даст хотя бы какую-то возможность судить о степени воздействия «зеркального мира» на человеческое тело. И первый анализ провели почти тотчас после того, как Протасов оговорил с Самородовым и Матинелли условия их нынешнего положения.
                – И каковы результаты? Есть какие-то признаки того, что клетки крови разрушаются под воздействием местных физических законов? – Протасов не замедлил поинтересоваться  данными проб сразу после того, как образцы крови поместили в комплекс экспресс-анализа.
                – Пока анализатор не видит отклонений в структуре клеток, в их количестве или функциональности, – задумчиво разглядывая столбцы данных на экране, покачала головой Наталия Сосновская, – но для того, чтобы убедиться в этом, необходимо провести более тщательное исследование, поместив клетки крови в масс-спектрограф.
                – Да, воздействие иных физических законов, скорее всего, начнется на самом минимальном, даже не клеточном, а атомарном уровне, – согласно кивнул головой Матинелли, – я думаю, таковое изменение уже началось, ведь в этом мире мы почти сутки, но вот какова степень его – вопрос открытый.
                – Вот поэтому я и хочу, чтобы анализ крови проводился каждые четыре часа... – Протасов продолжал сидеть с задумчивым видом в одном из кресел для забора крови, хотя давно уже мог вставать. – Быть может, таким образом удаться поймать момент, когда изменения начнут приближаться к критической черте. Хотелось бы понять это значительно раньше, нежели мы почувствуем это, что называется, на своей шкуре.
                – Да уж, оказаться в полном неведении относительно выхода из «зеркального мира» в тот момент, когда у всех начнется какое-нибудь особенное головокружение и потеря всяческой чувствительности, было бы крайне нежелательно. – Добавил со вздохом старший инженер, а потом повернулся к командиру. – Знаешь, Андрей, я попробую запустить атомный анализатор, а попутно проведу тестирование критических узлов корабля, благо седьмой зонд готов и его без проблем запустят в мое отсутствие.
                – Добро, Петр, – кивнул головой командир, поднимаясь, наконец, из кресла, – а поиски выхода необходимо активизировать и думаю, восьмой зонд придется отправлять непосредственно через центр системы к её противоположному краю.
                – Согласен, – после непродолжительного размышления ответил Матинелли, – а пока не помешает взглянуть, из чего же состоит еще одна планета столь странной звездной системы, находящейся в двух мирах одновременно.
                – А что делать нам? – обе девушки, Анабель Григ и Наталия Сосновская смотрели на Протасова с некоторым замешательством.
                – Заниматься своими прямыми обязанностями и пока не говорить остальным о том, что произошло, – немного подумав, ответил командир, помолчал немного и добавил:
                – Анабель может помочь в некоторых исследованиях старшему инженеру, после чего займется подготовкой восьмого зонда, ну а для Наталии целых два задания – сбор крови у всех пятерых и экспресс-анализ образцов грунта, доставленного с Калейдоскопа – десять.
                – Думаете, у нас имеется шанс выбраться отсюда? – каким–то не своим голосом, непохожим на её обычный, необычайно уверенный тон, спросила Сосновская, и странный, одновременно и зовущий и сомневающийся взгляд, обращенный на командира, заставил того немного смутиться.
                – С чего вдруг такой мрачный тон, Наталия? – взяв себя в руки, Протасов постарался придать своему голосу ободряющие интонации. – То, что мы не смогли пока найти выход из этого мира, отнюдь не означает, что этот выход пропал, и мы останемся здесь навсегда, обреченные на медленный распад всех атомов, из которых состоим.
                – Верно, – с одобрительным видом кивнул головой Самородов, по–дружески сжав плечо заметно погрустневшей Анабель, – система существует в таком виде уже тысячи, а то и миллионы лет, судя по движению планет в противоположных направлениях, и никуда этот выход от нас не уйдет.
                – Что же, надеюсь, Вы знаете, о чем говорите! – глубоко вздохнула Сосновская, но почти тотчас же приняла обычный вид уверенной в себе женщины, к которому привыкли члены экипажа. – Хорошо, командир, мы постараемся оправдать Ваше доверие... – В данном случае девушка говорила и за себя, и за Анабель. – И будем в точности исполнять все Ваши распоряжения!
                – Хорошо, – одобрительно кивнул головой Протасов, с искренней улыбкой взглянув на обеих девушек, – действуем, как договорились, ну а пока посмотрим, что творится на поверхности Калейдоскопа – десять.

                Еще раз кивнув Наталии головой, Протасов покинул помещение медико-биологического модуля. Следом за ним, один за другим вышли Самородов, успевший еще раз подмигнуть своей напарнице, а за ним и Пьетро Матинелли, выглядевший чрезвычайно озабоченным. Руководитель научной группы был старше Протасова на несколько лет, и из всех членов экипажа только Бенджамен Кларенс превосходил его по возрасту. Поэтому переносить некоторые тяготы чрезвычайного положения, требовавшего увеличенного времени бодрствования, ему было тяжелее.
Командир заметил такое состояние Матинелли, поэтому, дождавшись научного руководителя в коридоре, попросил ученого немного отдохнуть.
                – Ничего, вот вернемся в наш, привычный мир, тогда и отправимся на отдых, самый заслуженный, – пожилой ученый постарался принять бодрый вид, но Протасов отлично видел, что тот просто хорохорится, – ты-то сам уже пятую вахту, по сути, стоишь?!
                – Ну-ну, я все-таки моложе буду, – возразил, было Протасов, сделав строгое лицо, на что Матинелли деланно рассмеялся и погрозил пальцем.
                – А как же, моложе, это на тебя так присутствие Наталии сказывается, – с добродушным видом усмехнулся ученый, – вообразил, что можешь на крыльях летать, а я бы на твоем месте тоже отдохнул немного.
                – Что же, возможно, ты и прав, – вздохнул командир, но тут же строго посмотрел на руководителя научной группы, – но исключительно в плане пятой вахты, поэтому для начала я проконтролирую запуск зонда на поверхность Калейдоскопа – десять и только потом немного передохну.
                – Давай, давай, – продолжал улыбаться Матинелли, но, когда Протасов, махнув рукой, скрылся за поворотом коридора, ученый заметно помрачнел и, как-то сгорбившись, медленно побрел в сторону своей каюты.

                Тем временем, в рубке полным ходом шла подготовка к запуску зонда номер семь. Впрочем, на самом деле, уже проходила предстартовая подготовка, поскольку автомат контроля объявил минутную готовность. Руководителем пусков на этот раз выступал Филиппе Сорди, поскольку Чистов тоже выбрал три вахты подряд. А вот Ален Бессель пребывал на своем месте, поскольку его почти на шесть часов подменял Алберт Вонг, отправившийся теперь на отдых, уступив место более опытному члену экипажа. Ну, а поскольку усиленный состав вахты должен был состоять из трех человек, в рубке присутствовал и Константин Нефедов, коего задействовали в качестве дополнительного наблюдателя. Заметив командира, появившегося в проеме люка, Нефедов привстал со своего места, вежливо кивнув головой. Как-то обозначать свое неудовольствие в связи со слишком частым посещением командиром биологического отсека, он не стал.    
                Впрочем, голова Протасова сейчас все равно была занята другими мыслями, и он просто рассеянно кивнул молодому ученому в ответ, а обратился уже ко второму пилоту.
                – Системы работают штатно? – коротко поинтересовался командир, взглянув на Сорди.
                – Да, командир, все в норме, – также кратко ответил второй пилот, и в этот момент зазвучал суховатый голос стартового автомата, объявившего десятисекундную готовность.

                Еще через несколько мгновений корабль слегка вздрогнул, а затем в объеме обзорного экрана появилось изображение зонда, постепенно ускорявшего ход и направлявшегося к буроватому шару десятой планеты. Телеметрия была в норме, контрольные автоматы отрапортовали о том, что все системы аппарата функционируют штатно, и вскоре в обзорном экране появилось все увеличивающееся в размерах изображение десятой планеты. Некоторое время зонд летел почти по прямой, неуклонно приближаясь к Калейдоскопу – десять, а затем начал совершать маневр, переходя на низкую орбиту, и заработавшие камеры высокого разрешения зафиксировали короткий отблеск в одном из районов планеты.
                – Стоп! Что это такое?! – весьма эмоциональным тоном воскликнул Ален Бессель, едва ли не подскакивая в кресле.
                – Я видел вспышку, но зонд уже ушел на маневрирование, – словно оправдываясь, откликнулся Филиппе Сорди, – увы, сразу развернуть аппарат не получится.
                – Странно, что шестой зонд не обнаружил ничего подобного, – заметил Константин Нефедов, внимательно следивший за обзорным экраном, – а ведь он сделал уже больше дюжины витков вокруг планеты.
                – Шестерка подходила к планете под другим углом и с другого направления, – возразил молодому ученому Ален Бессель, – корабль находился на более высокой орбите, поэтому мы могли и не заметить ничего.
                – Удалось локализовать район, где зафиксирована вспышка? – осведомился Протасов после небольшой паузы, задумчиво глядя на обзорный экран.

                Именно в этот момент командир почему-то почувствовал неимоверную усталость, и ему тотчас подумалось, что это состояние может оказаться следствием уже заметного воздействия «зеркального мира». И словно в подтверждении его мыслей, Филиппе Сорди потер шею и сделал несколько наклонов из стороны в сторону, словно разминался:
                – Странно, вроде бы совсем недавно отдыхал, а такое ощущение, словно тяжести ворочал.

                «Вот тебе и начало проявления факторов распада атомов в наших организмах», – подумал Протасов, размышляя о том, насколько быстро может пойти этот процесс.
                – Примерный район я засек, – отрапортовал, тем временем, Ален Бессель, – но, увы, это довольно обширная область, для уточнения – нужно просматривать запись.
                – Что же, полагаю, это правильно, – кивнул головой командир, посмотрев на Нефедова, – Константин, я попрошу Вас заняться этим.
                –  Хорошо, займусь этим сейчас же, – ровным, без каких–либо эмоций голосом ответил молодой ученый, а затем как-то странно дернул лицом, вероятно скрывая зевок.

                «А ведь он совсем недавно отдыхал», – в голове командира вновь мелькнула мысль о воздействии «зеркального мира».
                – Курсовые поправки я внес, зонд сейчас вернется к тому месту, откуда начал маневрирование, – доложил в это время Сорди.
                – Хорошо, попробуем пройти тем же маршрутом еще раз, – распорядился капитан, чувствуя, что с трудом удерживается от того, чтобы не заснуть прямо в своем кресле в рубке, – а что у нас с информацией от пятого зонда?
                – Уже видит Калейдоскоп – восемь и находится на траверсе его орбиты, – после секундной паузы ответил Ален Бессель, – вывести изображение?
                – Да, давай посмотрим, что нас ожидает впереди, – стараясь говорить как можно бодрее и увереннее, ответил Протасов.

                Аналитик кивнул головой, и в верхней части главного обзорного экрана появилось темное пространство с висевшей в нем серо-зеленой горошиной, медленно, едва заметно увеличивающейся в размерах. Пока сказать что-либо о поверхности планеты было невозможно, но цвет, отличный от двенадцатой и десятой планеты, подтверждал предположение, что и условия, и рельеф местности на Калейдоскопе – восемь, могут заметно отличаться.
                – Хм, наконец-то, хоть что–то не бежевого оттенка, – в голосе Бесселя отчетливо слышались нотки неудовольствия, словно планета упомянутого цвета доставляла ему какое-то неудобство.

                В какой-то момент всем присутствующим в рубке показалось, что визуальное изображение восьмой планеты как будто исказилось на мгновенье, но поскольку эти ощущения почти тотчас пропали, кратковременный сбой списали на большое расстояние и особенности связи в «зеркальном мире».
                – Зонд номер шесть на круговую орбиту, но низко пусть не спускается пока, – распорядился Протасов, ощущая тяжесть во всем теле и откидываясь на спинку кресла.

                «Озоновый тоник, что ли выпить?» – мелькнула мысль в голове командира.

                «Озоновым тоником» называли специальный напиток, максимально насыщенный кислородом и содержащий в себе набор специальных ингредиентов, повышающих тонус организма и снимающих усталость.       
                Средство давало очень неплохой результат, но для того, чтобы постоянно поддерживать себя в нормальном состоянии, требовалось принимать его регулярно. Поэтому Протасов решил пока воздержаться от этого и дождаться результатов поисков неизвестного фактора, вызвавшего вспышку на поверхности планеты.
                Тем временем зонд номер семь уже развернулся и по плавной дуге начал возвращаться к тому месту, где предположительно обнаружился яркий свет на поверхности планеты. К этому моменту и зонд номер шесть сделал оборот вокруг Калейдоскопа – десять, и теперь приближался к этому же району.
                – Вышли на высокую орбиту, сейчас попробуем снижение под тем же углом, что в прошлый раз, – доложил Филиппе Сорди, манипулируя органами управления на своем пульте.

                В обзорном экране появилось изображение, транслируемое с зонда номер шесть, приближавшегося к нужной области на поверхности планеты. Седьмой зонд в свою очередь начал снижение, опускаясь под углом примерно шестьдесят градусов. Внимание всех присутствующих в рубке было приковано к пространству объемного экрана, которое теперь разделилось на две части. В первой наблюдалось ползущее по горизонтали изображение с шестого зонда, во второй – постепенно увеличивающийся вид, передаваемый с седьмого автономного аппарата.
                – На записи видно только вспышку метеора или что-то в этом духе, – с задумчивым видом проговорил Нефедов и снова зевнул, – сейчас выведу на информационные панели.

                Присутствующие немедленно перевели взгляд на изображения, висевшие перед каждым членом экипажа в рубке. В течение нескольких секунд на записи виднелась только темно-бурая поверхность планеты, на которой постепенно появлялись более светлые возвышенности. Но затем, возле одной возвышенности, а точнее – практически на её склоне, появился яркий огонек желтовато-лимонного цвета, который разгорелся, но через пару секунд погас.
                – Да, с такой дистанции мы вряд ли разглядим эту штуку детально, – еще более недовольным, ворчливым тоном произнес Бессель, а командир подумал, что воздействие «зеркального мира» на организм человека происходит весьма и весьма индивидуально.
                – Ничего, – каким-то непривычно расслабленным тоном ответил второй пилот, – может, поймаем его сразу двумя зондами?!
                – Ага, как же?! – с крайне неодобрительной интонацией  проговорил Бессель, и в этот момент сразу в обеих частях обзорного экрана сверкнула яркая точка.
                – Вот тебе и ага, – наставительным тоном произнес Нефедов, растягивая слова и уже не сдерживая своего зевка.
                – Все внимание – на экран! – властным тоном приказал командир, чувствуя, что воздействие необычного фактора на человеческий организм идет слишком быстро и, пожалуй, необходимо принимать какие-то меры.

                Как ни странно, но резкий, уверенный тон подействовал на всех, кто находился в рубке и члены экипажа стали внимательно рассматривать изображение на экране. Теперь зонды, подчиняясь командам операторов, не ушли в сторону, а сфокусировали свои приборы наблюдения на светящемся пятне на поверхности.
                – Дайте максимальное увеличение! – твердым и требовательным тоном проговорил Протасов.
                – Может, переведем оба аппарата на бреющий полет? – с рассеянным видом оглянулся на командира второй пилот.
                – Пока не нужно, – решительно возразил Протасов, – просто дайте увеличение!

                Ален Бессель набрал нужные команды, и небольшое светлое возвышение на поверхности планеты, на склоне которого светился какой-то объект, начавший увеличиваться в размерах. Некоторое время все смотрели молча, а затем Сорди вдруг шумно выдохнул, а Константин Нефедов начал кашлять, словно поперхнулся. Что касается Андрея Протасова, то в первый момент он даже подумал, что у него случилось нечто вроде галлюцинации. Но потом понял, что это не так, и объект на поверхности Калейдоскопа – десять видят и остальные члены экипажа, сидящие в рубке.
                А объектом этим оказался... точно такой же автономный зонд, как те два, что висели сейчас над поверхностью планеты и транслировали изображение. Более того, судя по коротким светящимся вспышкам в носовой и кормовой части аппарата, находящегося на поверхности, можно было предположить, что маневровые и главные двигатели работали, находясь в предполетном режиме. Из чего следовало, что зонд либо только что произвел посадку, либо наоборот, собирался взлетать. Вот только дело заключалось в том, что сей аппарат никоим образом не мог являться зондом с корабля Службы Дальней разведки «Крузенштерн».

Глава 10
                Никакого специального помещения для проведения совещаний или каких-то собраний, на кораблях Службы Дальней разведки, как правило, не предусматривалось. Хотя на крупных исследовательских базах по обыкновению имелись импровизированные конференц-залы. Для этих целей на каждом корабле отводили какое-либо помещение, не требовавшее значительного переоборудования. На «Крузенштерне» для этого использовали небольшую комнату, расположенную между медико-биологическим модулем и химической лабораторией. Рядом располагались два бокса корабельного лазарета, которые пока и, как надеялся командир, продолжится в дальнейшем, пустовали. В этой же комнате могло размещаться дополнительное помещение биологических исследований, но поскольку в большинстве экспедиций таковых изысканий почти не проводилось, комната практически пустовала.
                Именно здесь и собрались сейчас свободные от вахты члены экипажа для обсуждения сложившегося положения. Вопросов, собственно, было два, причем первым и основным, вопреки предположениям многих космонавтов, являлся вопрос о возможном воздействии пространства «зеркального мира» на организм людей, находившихся сейчас на корабле. Как ни странно, но информация, которую по поручению командира, донесла до остальных Наталия Сосновская, не явилась для членов экипажа какой-то особой неожиданностью. В принципе, все уже почувствовали по своему состоянию, что с их организмом творится что-то неладное.

                К слову сказать, с приборами и различными устройствами на корабле тоже было не все гладко. Выявлялось все большее число мелких поломок, причины которых вообще не удавалось установить. К счастью, большинство из них происходили с второстепенным оборудованием, практически не влияющим на системы жизнеобеспечения или на ходовые узлы корабля. Что, однако, не становилось поводом для появления чувства самоуспокоения – никто даже умозрительно не мог предположить, насколько быстро и насколько глубоко мог пойти процесс в будущем. А если точнее, в самом ближайшем будущем.
                – Выходит, чем дольше мы остаемся в «зеркальном пространстве», тем большим разрушениям подвергаются клетки нашего организма? – уточнил на всякий случай Алберт Вонг, после того, как Сосновская обрисовала текущее положение.
                – Не совсем клетки, скорее молекулы, из которых таковые состоят, – поправил его Пьетро Матинелли, – но, в целом, это так.
                – А что с последними анализами крови, особенно в сравнении с предыдущим результатом? – осведомился Константин Нефедов, пристально глядя на Наталию Сосновскую. – Ведь, как я понимаю, часть экипажа уже прошла эту процедуру несколько часов назад?!
                – Да, у пятерых членов экипажа пробу крови взяли около шести часов назад, – подтвердила Сосновская, бросив вопросительный взгляд на Протасова, который утвердительно кивнул головой, – и на тот момент никаких отклонений выявить не удалось.
                – А на этот раз? – каким–то нервным движением почесал затылок Ален Бессель, сильно нахмурившись при этом.
                – На этот раз в первых четырех пробах, которые мы успели обследовать, налицо потеря подвижности значительной части эритроцитов, есть некоторые дефекты в части тромбоцитов, наблюдается общая лейкопения, – с искренним сожалением в голосе развела руками молодая дама-биолог.
                – Иными словами, причины сильной утомляемости и сонливости многих членов экипажа имеют органическую природу, – задумчивым тоном констатировал командир, бросая задумчивые взгляды на свою команду.
                – Ну, вообще-то, некоторые члены экипажа отстояли по три, а то и четыре вахты подряд, – с легкой укоризной в голосе произнесла Наталия, – поэтому может сказываться и этот фактор, тем не менее, изменение состава крови тоже налицо.
                – Чем мы можем, если не остановить, то хотя бы притормозить это изменение? – с озадаченным и несколько рассеянным видом спросил Бенджамен Кларенс, и стало видно, что на лбу астрофизика выступила испарина.

                Увидев это, командир встал, подошел к стойке, на которой стояло несколько небольших бутылочек, и протянул одну из них пожилому ученому.
                – В общем-то, особых средств у нас для этого нет, – видя, что Сосновская затрудняется с ответом, на помощь девушке пришел Пьетро Матинелли, – усиленный витаминный комплекс, набор интерферонов, плюс к этому – «озоновый тоник», – научный руководитель кивнул в сторону Кларенса, – но сами понимаете – это лишь незначительная отсрочка.
                – Веселенькая перспектива, – пробормотал недовольным тоном Ален Бессель, продолжая хмуриться, – и сколько мы так протянем?
                – Увы, у нас нет точного ответа на этот вопрос... – Развел руками руководитель научной группы, и в голосе его прозвучало неприкрытое сожаление. – Требуется детальное обследование, но, во-первых, оно также может не дать достоверного результата, поскольку неизвестно, как на все его элементы подействует «зеркальное пространство», а во-вторых, это займет немало времени.
                – А время нам лучше потратить на ускоренное изучение окружающего пространства, и на поиск выхода из «зеркального» мира. – Закончил за умолкнувшего Матинелли Протасов. – Тем более что точных координат этого выхода у нас нет... – Командир помолчал немного, а потом добавил:
                – И все же предлагаю не бросаться очертя голову в разные точки системы Калейдоскоп, а заняться пусть и ускоренным, но все же осмысленным изучением этого мира. Не исключено, что мы сможем найти ответы на некоторые вопросы на какой-то из двенадцати планет, хотя я не утверждаю, что нам обязательно необходимо посетить все.
                – А вот у десятой планеты, как мне кажется, стоит задержаться, – вновь вступил в разговор научный руководитель, – изображение взлетающего или садящегося земного зонда однозначно говорит за это.
                – А удалось ли обнаружить еще что-то, помимо самого зонда? – поинтересовался Кларенс, немного пришедший в себя после нескольких глотков тоника. – И в каком состоянии этот неизвестный аппарат находится сейчас?
                – Увы, пока имеется только эта информация, – с заметным сожалением ответил Протасов, – сам зонд все это время остается на месте и что самое интересное – его маневровые двигатели, как будто продолжают работать.
                – Из чего старший инженер, отсутствующий в настоящий момент на собрании, сделал вывод, что мы можем иметь дело с таким же отражением из нашего мира, что и зонд номер три возле Калейдоскопа – двенадцать, – добавил руководитель научной группы.
                – Но, мы не сажали зондов на десятую планету, – с нескрываемым сомнением в голосе возразил Алберт Вонг, – откуда же тогда взялось отражение?
                – А кто сказал, что отражение должно приходить именно из той же точки нашего пространства? – заметно приободрившийся Кларенс, которому, вероятно неплохо помог «озоновый тоник», начал строить гипотезы. – Мы производили посадку на двенадцатую планету, и вполне вероятно, посадим зонд на какую-то еще. Не говоря уже о том, что «отражаться», если в данном случае уместно такое выражение, может не только пространство, но и время.
                – А знаете, какая вещь озадачивает меня все время нахождения в системе Калейдоскоп, что в нашем мире, что в «зеркальном»? – негромко спросил Константин Нефедов, обводя всех присутствующих задумчивым взглядом. – Звезда данной системы имеет весьма небольшую светимость, при этом видимый спектр её излучения в основном находится в красной области спектра, причем визуально это выглядит еще темнее. Однако система не погружена в полный мрак, освещенности вполне хватает, чтобы рассмотреть многие детали на планетах. Более того, наблюдаемый свет скорее напоминает оранжевый, в то время как коричневым карликам скорее характерен вишневый оттенок свечения.
                – Да, я тоже заметил такой парадокс. – Согласно кивнул головой Протасов. – Причем с самого начала нашего пребывания здесь. Создается впечатление, что где-то рядом расположена еще одна звезда, желтого или оранжевого оттенка свечения и достаточно мощная по светимости, близкая к нашему Солнцу.
                – А знаете, если бы мы находились в системе двойной звезды, причем вторая звезда имела светимость, близкую к светимости Солнца, мы наблюдали бы именно такую картину, как здесь... – С необычайно серьезным видом заметил Бенджамен Кларенс. – И это, кстати, объяснило бы некоторые моменты в нестабильной скорости вращения планет по орбитам – в системах двойных звезд такое случается достаточно часто.
                – Все это хорошо, вот только мы не видим ни единого признака наличия второй звезды рядом с коричневым карликом Калейдоскоп – ноль, – с заметным сожалением развел руками Алберт Вонг.
                – А почему мы, собственно, должны в обязательном порядке видеть эту звезду? – после некоторого молчания неожиданно заявил Матинелли.
                – Прошу прощения, Пьетро, но не мог бы ты пояснить свою мысль? – после непродолжительного молчания поинтересовался командир, внимательно посмотрев на руководителя научной группы.
                – Вот смотрите... – Матинелли встал со своего места и прошелся по небольшому помещению. – Мы уже обратили внимание, что в нашем мире пять планет вращаются в одну сторону, семь остальных – в другую. Но, при пересечении некоторого барьера, мы видим обратную картину – теперь семь планет вращаются в ту сторону, что ранее другие пять, а соответственно – пять первых планет, тоже меняют направление своего движения по орбите.
                – Так, и что же с того? – с недоумением пожал плечами Константин Нефедов. – Это же вполне логично – в одном мире мы видим часть другого, а перейдя барьер, все равно остается возможность видеть часть первого мира.
                – Именно так и есть! – с немалым воодушевлением провозгласил Матинелли, энергично кивая головой. – Мы продолжаем видеть часть другого мира, причем видеть весьма отчетливо и даже устанавливать с ним какую-то связь – об этом говорит случай с третьим зондом. Но, при этом мы никогда не видим на этом участке пространства всю, акцентирую на этом ваше внимание – всю систему целиком. В ней обязательно присутствуют небесные тела из иного, «зеркального мира».
                – То есть, ты хочешь сказать, что в системе имеется еще одна звезда, постоянно находящаяся где-то за барьером, разделяющим два мира?! – с нескрываемым сомнением покачал головой Протасов, и в голосе его звучал скепсис, однако, отчетливо чувствовалось, что командир заинтересовался мнением старого ученого.
                – Не знаю, возможно, таковая звезда имеется, а может это только мое предположение и не более того. – С грустью покачал головой Матинелли, взглянув на Протасова. – Мы ведь время от времени фиксируем еще один феномен, на который пока мало обращаем внимание, поскольку нам кажется, что он ни на что не влияет.
                – Имеете в виду странные возмущения в движении планет по орбитам, происходящие с чёткой периодичностью? – поинтересовался Алберт Вонг, собственно и являвшийся первооткрывателем этого явления.
                – Именно так, – вновь кивнул головой руководитель научной группы, – если внимательно проанализировать все зафиксированные возмущения, можно увидеть, что они словно образуют эллиптическую орбиту некого небесного тела, которое мы, тем не менее, не наблюдаем ни в одном из тех диапазонов, доступных нашей аппаратуре.
                – Хм, подобный феномен в системе действительно наблюдается, хотя мы фиксируем его пока лишь на примере нескольких планет, но не всех, – Протасов встал со своего места и сделал несколько шагов по отсеку, – при этом странная аномалия, благодаря которой мы оказались в «зеркальном мире», тоже укладывается в один ряд с этими возмущениями.
                – Интересно было бы построить полный график движения этого необычного явления в системе Калейдоскоп, – немного подумав, добавил Матинелли, – возможно, нам удастся найти точки пересечения с орбитами планет, а заодно это укажет на возможный выход отсюда.
                – Идея совсем неплоха, особенно в плане поисков выхода, – хмыкнул Ален Бессель, скривив лицо, судя по всему,  аналитик также испытывал немалый физический дискомфорт, отсюда проистекало и его не слишком позитивное состояние.
                – Но для этого нам придется, как минимум, посетить еще несколько планет системы, – заметил Константин Нефедов, – ведь иначе никакого графика нам не построить.
                – Для этой цели мы можем запустить еще несколько зондов, – с пренебрежительным видом махнул рукой командир и тотчас одернул сам себя, заставив собраться, – в конце концов, запаса энергии в автономных аппаратах вполне хватит на то, чтобы пересечь больше половины системы.
                – Если они будут в состоянии это сделать в условиях нарастающего количества дефектов, – немного помедлив, бросил в пространство Нефедов с каким-то странным выражением на лице.
                – Из чего следует, что необходимо с максимальной внимательностью проверить все системы зондов перед отправкой, а заодно и продублировать некоторые маршруты. – Уже более уверенным тоном, словно убеждал не только членов экипажа, но и себя самого, произнес командир. – Думаю, в этом плане мне снова придется обратиться за помощью к научной группе за помощью... – С этими словами Протасов вновь повернулся к Матинелли.
                – Я думаю, ни у кого не возникнет каких-либо возражений, тем более что инженерная группа корабля сейчас занимается подготовкой зонда номер восемь, – спокойным тоном ответил руководитель научной группы, а потом повернулся к Нефедову и Вонгу, – надеюсь, Константин и Алберт возьмут на себя некоторые элементы такой подготовки?
                – Разумеется, – с готовностью кивнул головой Вонг, – в конце концов, это же в общих интересах.
                А вот Константин Нефедов промедлил с ответом на вопрос своего руководителя, бросив сначала испытывающий взгляд на командира, а потом на Наталию Сосновскую, словно размышляя о чем-то.
                «Нам только приступов ревности не хватало», – подумалось почему-то командиру, но тут же оборвал эту мысль, сердито укорив себя, что поводов для проявления подобного чувства вроде бы не давал.
                – Ладно, пойду, сменю Филиппе, – поднимаясь со своего места, заявил Бессель, уже не скрывая очередного зевка, – а то они с Дмитрием сидят там и ничего не знают, причем Чистов опять сидит черт знает какую по счету вахту.
                – Дмитрий уже в курсе... – Тяжело вздохнул Протасов, встретившись глазами с Матинелли. – Я переговорил с ним с глазу на глаз перед совещанием, уж так вышло, что на вахте сейчас почти весь экипаж. Но, как только запустим восьмой зонд, я лично сменю Чистова, а там, я полагаю, мы какое-то время справимся вдвоем с Аленом.

                Вместо ответа аналитик кивнул без каких-либо эмоций на лице, после чего подошел к Наталии, которая уже стояла возле столика, где стоял аппарат для забора крови. Сдав свою порцию без единого звука и продолжая сохранять каменное выражение лица, Бессель слегка покачивающейся походкой вышел из помещения.
                Командир постоял немного, посмотрев, как остальные члены экипажа, чей облик выражал далеко не самые позитивные эмоции, сдают кровь, а потом двинулся в сторону рубки.
                Как ни странно, но настроение пилотов, не присутствовавших на общем совещании, оказалось куда более позитивным, нежели то, что демонстрировали некоторые члены научной группы. Вообще, становилось заметно, что влияние, оказываемое «зеркальным миром» на организм различных людей, довольно сильно отличается друг от друга. Точнее, правильнее было бы сказать, что именно организмы разных людей и их психика заметно отличались, поэтому и восприятие внешнего воздействия тоже получалось разным.
                – Шестой зонд уже намотал десяток оборотов вокруг Калейдоскопа – восемь, – сообщил Филиппе Сорди, как только командир переступил порог рубки.
                Протасов огляделся по сторонам, с некоторым удивлением качая головой, поскольку не увидел Бесселя, ушедшего раньше его.
                – Ищите кого-то? – поинтересовался Дмитрий Чистов, посмотрев на удивленное лицо командира.
                – Да, Ален должен был прийти сюда раньше меня, но почему-то не вижу его на месте, – озадаченно проговорил Протасов, подходя к креслу.
                – Может, заскочил к себе в каюту, – с некоторым сомнением ответил первый пилот, продолжая внимательно наблюдать за изображением неизвестного зонда на поверхности десятой планеты.
                – Возможно и так, – рассеянным тоном проговорил командир, некоторое время раздумывал, а затем все-таки уселся в кресло, – есть какая-то новая информация?
                – По седьмому зонду нет ничего нового, он все также висит над этим призраком, – Чистов пренебрежительно махнул рукой, – хотя сдается мне, это очередной мираж, навроде того, о котором говорил Матинелли.
                – Ты как будто подслушивал наш разговор в помещении для совещаний, – не мог сдержать улыбку Протасов.
                – Я просто разговаривал с руководителем нашей науки перед тем, как он отправился на собрание, – скривив лицо, вздохнул Чистов, проделывая вслед за этим несколько манипуляций на пульте управления, – вот опять, начинается дрожание изображения, причем это происходит не только с изображением самого зонда, но и всей планеты тоже.
                – Постой-ка, а подобное дрожание происходит только при передаче с одного аппарата или с зонда номер шесть оно такое же? – после непродолжительной паузы поинтересовался командир, в голове которого мелькнула необычная догадка.
                – Сейчас посмотрим, я как-то не пробовал сличать два изображения одновременно, – с озадаченным видом проговорил первый пилот и включил в обзорном экране сразу два видеоряда.

                Протасов пригляделся к изображениям, что высвечивались в объеме обзорного экрана и понял, что дрожание имеется на обоих. Просто выглядело визуально это несколько по-разному. Изображение с седьмого зонда, фактически висевшего над одной точкой поверхности планеты, периодически как бы подергивалось, словно сбивалась раскадровка старой видеокамеры, хотя Протасов знал, что в современных видеосистемах ничего подобного давно нет. А вот на визуальном ряде, передаваемом с шестого зонда, наматывающего круги по орбите планеты на небольшой высоте, появлялась какая-то странная рябь, словно на сигнал постоянно накладывались какие-то помехи. Хотя и этого тоже не могло быть, поскольку канал связи не пропускал никаких посторонних шумов и искажений.
                – А сканировали ли мы эту планету гравиметрическими радарами и гиперчастотными локаторами? – неожиданно поинтересовался командир, после примерно минутного рассматривания изображения в обзорном экране.
                – Хм, откровенно говоря, не могу вспомнить, чтобы мы делали это, – немного подумав, ответил Чистов, озадаченно почесав затылок.
                – Да, пожалуй, такое сканирование пока не проводилось... – После небольшой паузы добавил Филиппе Сорди. – Как только вышли на высокую орбиту, начали готовить зонды, и просматривали с камер корабля. Но, в этом случае сканирование проводилось в инфракрасном и микроволновом диапазоне.
                – Это все хорошо, но инфракрасный диапазон тоже может оказаться ничем иным, как зеркальным отображением, – Протасов встал со своего места и прошелся по рубке.
                – Вы считаете, что перед нами не реальная планета с фантомом зонда, а мираж целой планеты? – Сорди посмотрел на командира с выражением какого-то благоговейного ужаса.
                – Возможно, что и так, – Протасов остановился и пристально посмотрел на изображение планеты, висевшее в центре рубки в виде этакого большого воздушного шара бежевого оттенка, одна сторона которого казалась чуть более светлой, – надо бы поговорить об этом с Матинелли и узнать у Самородова, что у нас с зондом номер восемь.

                И в этот момент последовал вызов по внутренней связи, причем вызывал командира руководитель научной группы, словно почувствовав желание Протасова связаться с ним.
                – Да, Пьетро, я слушаю Вас, – командир обратил внимание, что все чаще переходит на неформальный тон, и в недавнем прошлом наверняка бы одернул себя сам, но теперь отнесся к этому явлению необычайно терпимо.
                – Ален Бессель появился в рубке? – поинтересовался научный руководитель, и в голосе его слышались нескрываемая тревога и озабоченность.
                – Как ни странно, но пока нет, – ответил Протасов, еще раз окидывая взглядом небольшое помещение командного отсека, – а что такое?
                – Дело в том, что сейчас я нахожусь возле его каюты, – голос Матинелли заметно дрожал, более того, в его интонациях явно слышались нотки легкой паники, – дверь нараспашку, но внутри – никого нет, и в медико-биологический модуль он не возвращался!
                – Так, дело становится всё интереснее, – пробормотал Протасов, отключая связь, после чего повернулся к обоим пилотам, – через минуту я пришлю кого-нибудь на замену аналитику, а пока справитесь вдвоем?
                – Ну, пока вроде справлялись, – пожал плечами Чистов, а затем глубоко вздохнул и уставился на информационную панель перед собой.
                – Отлично, – пробормотал Протасов и поспешно выскочил из рубки управления.

                Для начала командир собирался навестить ангар, где инженеры заканчивали подготовку зонда номер восемь. Но затем,  его как будто что–то подтолкнуло изнутри, в голове мелькнула мысль о помещении, носившем неофициальное название обсерватории. Этот отсек назвали так из-за наличия двух небольших оптических телескопов. Помещение оборудовали для того, чтобы при необходимости иметь возможность смотреть на окружающий космос без электронно-интеллектуальной обработки. У самого Протасова все чаще и чаще возникали сомнения по поводу реальности происходящего, и порой казалось, что единственным местом, где эти сомнения можно развеять, являлась мини-обсерватория.

Глава 11
                Восьмой зонд благополучно отправился в путешествие по системе Калейдоскоп, следуя несколько иным путем, нежели аппарат под номером пять. После непродолжительных дебатов решили проложить маршрут непосредственно к центральному светилу системы. Пьетро Матинелли, настаивал именно на таком варианте полета, полагая, что еще одна, так называемая «скрытая» звезда, может находиться или, по крайней мере, проявлять себя, именно в непосредственной близости от коричневого карлика. Разумеется, эта теория могла оказаться ошибочной, но в том положении, в коем оказался корабль Службы Дальней разведки «Крузенштерн», стоило проверять любую гипотезу, способную приблизить к разгадке тайны системы Калейдоскоп и к возможности покинуть «зеркальный мир».

                Тем временем, зонд номер пять практически закончил свое дежурство на орбите Калейдоскопа – восемь, и теперь, исчерпав запасы энергии, постепенно снижался, приближаясь к поверхности планеты. Поначалу Протасов хотел, было, оставить все как есть, предоставив зонду возможность свободно падать на поверхность планеты, но затем решил все же посадить аппарат в штатном режиме, а заодно получить дополнительную информацию о грунте и рельефе местности.
               Посадка прошла вполне удачно, зонд приземлился на небольшую, ровную площадку землистого цвета, оказавшуюся покрытой чем-то вроде мелкого щебня. При этом единственный забор грунта, который успел произвести зонд, показал, что в отличие от Калейдоскопа – двенадцать, здесь практически отсутствуют редкоземельные элементы. А по спектральному анализу пробы удалось установить, что в основе своей поверхность Калейдоскопа – восемь похожа на поверхность Луны.

               Что же касается странного миража неизвестного зонда, какое-то время наблюдавшегося на поверхности десятой планеты, то около часа назад его изображение по неизвестным причинам исчезло с обзорного экрана, хотя никаких признаков взлета увидеть не удалось. Это добавило уверенности в том, что образ зонда являлся ничем иным, как отражением посадки земного зонда на другую планету системы. А чтобы прояснить этот момент более детально, Протасов, посоветовавшись с Матинелли и Самородовым, принял решение посадить в том месте, где наблюдался неизвестный аппарат, один из тех зондов, что находились в настоящий момент на орбите десятой планеты. После недолгого размышления пришли к выводу, что сажать нужно аппарат, имевший больший ресурс, соответственно, выбор пал на седьмой зонд.
               Посадка прошла успешно, после проведенных измерений выяснили, что зонд сел всего в полукилометре от того места, где обнаружился неизвестный аппарат. Теперь началось штатное, привычное для любой экспедиции исследование неизвестной планеты с помощью двух зондов – одного на поверхности, второго – на орбите. Аппарат под номером шесть сделал более трех десятков витков вокруг Калейдоскопа – десять, но признаков появления на поверхности планеты каких-либо чужих аппаратов не наблюдалось.
                А вот экспресс-проба грунта, взятого автономной системой седьмого зонда, в отличие от восьмой планеты, показала огромное количество редкоземельных элементов.

                Обстановка на корабле оставалась в целом спокойной, но Протасов отлично знал, что подобное спокойствие нередко возникает и перед весьма активным всплеском эмоций. Надеяться же на все сто процентов в этом случае, он мог, по собственным прикидкам, только на Матинелли с Самородовым и, с некоторыми оговорками, на Сосновскую и Чистова.
                Очередная проба крови, взятая у нескольких членов экипажа, показала продолжавшееся уменьшение количества лейкоцитов всех типов, а кроме прочего – сильное повышение вязкости. Последний симптом мог стать свидетельством плачевного состояния некоторых внутренних органов, но на предложение Сосновской – лечь в диагностическую капсулу, пациенты, все до одного, ответили решительным отказом. А поскольку состояние большинства членов экипажа, пусть и медленно, но все же ухудшалось, требовалось срочно искать выход из «зеркального пространства». Немного подумав, Протасов дал указание – готовить девятый и десятый зонды для отправки их по разным маршрутам.

                Как ни пытался командир избежать поспешности и спонтанных, сиюминутных решений, все же пришлось пойти и на это – время начинало поджимать. Командир полагал, вернее, надеялся, что по следам прохождения маршрутов девятым и десятым аппаратами, появиться возможность выбрать дальнейший курс корабля. Пока же Протасов занимался тем, что ходил по всем помещениям корабля и пытался проводить что-то вроде психологической экспресс-разгрузки. Получалось у него или нет, сложно было сказать, наверное, в большинстве своем это зависело от характера самого члена экипажа и научной группы.
А усталость людей, находящихся на борту, все нарастала.
                –- Пойти бы тебе, да покемарить минуточек этак шестьсот, – с сочувствием глядя на клевавшую носом Анабель Григ, проговорил Самородов, и сам с трудом подавляя рвущийся наружу зевок.
                – Шестьсот минуточек? – скорее сонным, нежели задумчивым голосом переспросила девушка, обернувшись к непосредственному начальнику. – Это же совсем мало, всего один час, какой смысл отвлекаться на такой короткий сон?!
                – Э-хе-хе, – покачал головой старший инженер, успевая подхватить выпавший из рук девушки тестер, – даже считать уже не можешь, один час, понимаешь!
                – Да, один час, – усиленно пытаясь взбодрить себя, проговорила девушка, в очередной раз, прикладываясь к «озоновому тонику».

                Анабель поглотила уже четыре бутылочки, каждая из которых вмещала примерно стакан поддерживающей жидкости. Здесь же стоял флакончик с витаминной суспензией, повышающей тонус, и флакончик был почти пуст – долго такое странное бодрствование продолжаться не могло.

                Алберт Вонг, который пару часов провел здесь же, в техническом отсеке, сейчас ушел в медицинский модуль – сдавать очередную партию крови. И теперь Анабель, еще как-то пытавшаяся держаться в присутствии молодого человека, совсем раскисла.
                Самородов скептически покачал головой и, отойдя к одному из лабораторных столов, куда взгромоздили установку с гиростабилизаторами, занялся наладкой аппаратуры. Старший инженер был практически уверен, что новый эксперимент позволит более четко зафиксировать границу перехода между двумя мирами.
                Запустив несколько гироскопов на малой скорости, Самородов включил регистраторы состояния, а затем на несколько мгновений отвлекся на писк одного из приборов, установленных в углу отсека. Как ни странно, но подал голос оповещатель системы ближнего обнаружения, сообщавший, что к переходному шлюзу в ангаре корабля приближается некий летательный аппарат.
                – Какой еще летательный аппарат? – сердитым тоном процедил сквозь зубы старший инженер, подходя к прибору. – Что там у нас в рубке, пилоты спят совсем? К нам кто-то пристыковаться хочет, а мы ни слухом, ни духом?! – немного помедлив, Самородов вызывал по личному интеркому рубку управления. – Эй, Дмитрий, у вас на радарах не видно, что за посудина к нам причалить собирается?!
                – Какая посудина собирается причалить?! – вопросом на вопрос ответил Чистов после непродолжительной паузы. – На всех радарах пустое пространство в радиусе нескольких тысяч километров!
                – Как это пустое пространство?! – почему-то еще больше рассердился Самородов, словно первый пилот не оправдал его ожиданий. – Я же явственно вижу... – Тут он осекся – сигнал перестал звучать, а небольшой желтый огонек, сопровождающий попискивание, погас, словно и не светился совсем.
                – Похоже, даже самая примитивная техника начинает реагировать на все эти «зеркальные» миражи, – пробормотал старший инженер, возвращаясь к лабораторному столу, – если дело так и дальше пойдет... – он не договорил и, покачав головой, вновь повернулся к установке.

                И в это мгновенье обратил внимание, что часть гиростабилизаторов неожиданно остановились, но почти тотчас же, прямо на его глазах начали раскручиваться снова. Но вращались теперь, Самородов был готов покляться в этом, в сторону противоположную той, которую задал им старший инженер. Если гипотеза о влиянии барьера между мирами на вращение гироскопов была верна, получалось, что корабль только что пересек пресловутую границу. И теперь находился не где-нибудь, а в своем, привычном пространстве.
                – Анабель?! – не поворачивая головы и продолжая, не отрываясь смотреть на вращение гироскопов, позвал старший инженер.
                – Не сплю я, не сплю, – послышалось позади него сонное бормотание девушки.
                – Похоже, мы самопроизвольно вышли в обычное пространство, – все еще сомневаясь в том, что это произошло, проговорил Самородов и снова нажал кнопку вызова рубки управления.
                – Что опять?! – с легким раздражением откликнулся Чистов, видимо ожидая повторения прошлого вопроса.
                – У меня появилось ощущение, что мы вернулись в наше пространство, – глядя остановившимся взглядом прямо перед собой, произнес в микрофон коммуникатора Самородов.
                – Что значит – вернулись в наше пространство?! Мы же лежим в дрейфе, на орбите десятой планеты?! – в голосе первого пилота послышалось неприкрытое возмущение, словно нахождение на орбите Калейдоскопа – десять являлось, по его мнению, чем-то вроде категорической необходимости.

                Самородов ответил не сразу, поскольку ему внезапно показалось, что перед глазами, прямо в помещении технического отсека промелькнуло что–то вроде мерцающего, едва заметного облачка. Появилось это облачко откуда–то со стороны входного транспортного шлюза, затем проплыло через все помещение, где находились два инженера, и как бы просочилось сквозь стену, за которой располагалось одно из подсобных помещений.
                – Которой из десятых планет? – с трудом разлепив губы, словно освобождаясь от едва преодолимого оцепенения, переспросил Самородов, чувствуя неимоверную усталость и просто колоссальное желание осушить все имеющиеся бутылочки «озонового тоника» разом.
                – Да, что у вас там происходит?! – уже не скрывая своего удивления, почти прокричал Чистов, а потом стало слышно, как он вызывает Протасова. – Командир, у нас в техническом отсеке что-то не так! У меня пропали сигналы с обоих зондов, а инженеры задают странные вопросы!

                Самородов помотал головой, силясь осмыслить странную ситуацию, в которой оказался. Он обернулся назад, желая рассмотреть, что делает и в каком состоянии находится его помощница, но в первый момент и вовсе не увидел её. С трудом сделав несколько шагов, старший инженер все-таки добрался до бутылочки с заветным тоником и залпом выпил её содержимое.   
                Лучше от этого нисколько не стало, в голове по-прежнему ворочался клубок непонятных мыслей, не позволяющий сосредоточиться, а перед глазами плыли неясные темные пятна. Зато пропало чувство жажды, которое, как выяснилось к немалому удивлению старшего инженера, испытывал Самородов.

                Постояв пару секунд на месте, старший инженер повернулся в сторону лабораторной стойки, где должна была находиться Анабель, и наконец, увидел её. Девушка лежала на полу, поджав ноги и положив голову на локоть руки. В первый момент внутри Самородова все похолодело, и он бросился к напарнице, но затем вдруг сообразил, что девушка просто заснула, причем заснула необычайно крепко, вероятно, подвергшись влиянию того же фактора, который воздействовал сейчас и на самого старшего инженера. Но стоило ему оказаться на полу, как он почувствовал, что и сам сейчас окажется в том же состоянии, что и Анабель, и попытался избежать этого, так и застыв наполовину присев, держась руками за край стойки.

                В таком виде старшего инженера и застали Наталия Сосновская, Алберт Вонг и Константин Нефедов, прибежавшие в технический отсек по приказу командира. В руках у Наталии Самородов успел заметить чемоданчик экспресс-диагноста, а в руках Вонга почти такой же ящичек аптечки неотложной помощи. Но в следующее мгновенье перед глазами все поплыло, и Самородов начал мягко оседать на пол.

***

                Примерно в этот же момент командир, вместе с руководителем научной группы с напряженным вниманием следили за попытками пилотов возобновить связь сразу с тремя зондами. Теперь не откликались аппараты номер пять, номер шесть и номер семь, то есть все, что были запущены после того, как корабль предположительно оказался в пространстве «зеркального мира». Восьмой зонд к настоящему моменту пока оставался в ангаре, по причине того, что некоторые элементы его аппаратуры вызвали у старшего инженера кое-какие подозрения и готовить к отправке решили другой аппарат.
                В конце концов, оперативная разведка становилась все более актуальной, поскольку местонахождение корабля вызывало огромное количество вопросов, а число неисправностей начало нарастать.
                – Может и прав был Самородов, когда говорил о том, что мы вновь оказались в нашем, обычном пространстве? – первый пилот с каким–то отвращением посмотрел на висевший в обзорном экране бежево-бурый шар.
                – Самородов что-то говорил о возможном пересечении барьера? – Пьетро Матинелли с неприкрытым удивлением посмотрел на Чистова.
                – Да, вроде бы сказал, что мы самопроизвольно вернулись в обычный мир, – пожав плечами, но уже без какого-либо раздражения, словно успокоился в одночасье, ответил Чистов, – кстати, теперь эта проклятая планета отлично фиксируется всеми радарами, но ни один зонд не отзывается, хоть тресни.
                – Петр занимался подготовкой зондов к полету, а значит, наверняка уделял внимание и гиростабилизаторам... – Бросив испытывающий взгляд в сторону научного руководителя, проговорил Протасов. – Быть может, в этот момент он и заметил какие-то нюансы в работе этих устройств, ведь и в прошлый раз во время пересечения барьера гиростабилизаторы на короткий миг перестали вращаться?!
                – Но, если это так, получается, что никакой точки перехода в системе нет, – с озабоченным видом потер подбородок Матинелли, – и любые поиски пресловутой точки окажутся беспочвенными, нужно только точно знать, что мы находимся вне «зеркального мира» и бежать отсюда, что называется, со всех ног?!
                – Вот в этот-то и весь вопрос – как четко и однозначно определить, что мы находимся в своем мире? – Протасов с силой потер ладонями лицо. – Вдруг окажется, что такой «перескок» происходит не со всей системой, а лишь с локальной областью, что делать тогда?
                – Черт, верно, в этом случае появляется риск и немалый влететь в другой кусок «зеркального мира», – заметно нервничая, Матинелли прошелся по помещению рубки.
                – Кстати, сигналов реперных отметчиков мы так и не наблюдаем, – заметил молчавший до сих пор Филиппе Сорди, – я запустил проверку трехмерных карт звездного неба и пока никаких отличий у этих карт с окружающим пространством компьютер не нашел.
                – Нельзя исключать, что мы оказались именно в такой, локальной области. – С оттенками изрядного недовольства в голосе проговорил Протасов. – И вполне может оказаться так, что спустя пару часов все вокруг может снова измениться... – Командир скептически покачал головой, а потом, вспомнив еще кое о чем, вызвал по коммуникатору Наталию Сосновскую:
                – Что там у нас в техническом отсеке?
                – Похоже на очень сильное истощение, – спустя несколько секунд откликнулась Наталия, но голос её звучал не очень уверенно, – как будто на организм подействовала некая спонтанная нагрузка, которая высосала из них всю энергетику.
                – В каком состоянии сейчас Самородов и Григ? – уточнил Протасов, делая шаг к выходу из рубки, но в следующее мгновенье, останавливаясь в проеме люка. – Они могут говорить, двигаться?
                – Это самое настоящее состояние истощения, правда, в большей степени, похоже на психологическое. – Еще раз повторила свой диагноз девушка-биолог. – Они разговаривают и двигаются, но все это словно в каком-то полусне. Можно было бы, конечно, попробовать привести их в нормальное состояние с помощью некоторых препаратов, но предпочтительнее просто подождать некоторое время, чтобы они отдохнули, если нет каких-нибудь сверхсрочных работ для них.
                – Эхе–хе, сейчас все работы будут срочными, – заметно поморщившись, каким-то, словно вымученным голосом проговорил командир, оглядываясь на Матинелли, нагнувшегося к первому пилоту и что–то спрашивавшего у последнего, – ладно, переносите их в лазарет и проведите минимальную терапию, какое-то время у нас есть, но его очень мало.
                – Да, я понимаю, Андрей, – в свою очередь, будничным уставшим голосом ответила Наталия, впервые называя командира по имени, после чего отключила связь.

                Несколько секунд Протасов стоял, задумавшись, держа в руках коммуникатор, а когда уж собирался вновь повернуться к находящимся на вахте пилотам, неожиданно увидел нечто, заставившее его вздрогнуть.
                Прямо по коридору, ведущему от рубки к помещению малой обсерватории, где недавно командир нашел в совершенно растрепанном состоянии Алена Бесселя, медленно плыло странное мерцающее облачко. Размеры его казались, совсем невелики – оно спокойно умещалось в коридоре, чья ширина составляла около полутора метров, а по высоте не занимало и половины пространства. Облачко казалось полупрозрачным, при внимательном взгляде сквозь него неплохо просматривались детали интерьера. И все же это странное образование можно было видеть, и более того, оно показалось Протасову каким-то очень уж осязаемым, словно он не просто смотрел на облачко, но и касался его руками.
                При этом мысли как будто замедлили свой бег, стали невероятно размеренными, неторопливыми, словно у Андрея Протасова, командира «Крузенштерна», не существовало никаких проблем и хлопот в этой жизни. Странное оцепенение длилось около пяти секунд, а затем исчезло также внезапно, как и появилось, при этом Протасов уже не видел в коридоре никакого мерцающего облачка. Он повернул голову в другую сторону, но и там тоже не наблюдалось никаких полупрозрачных облаков.
                Покачав головой, командир корабля двинулся по коридору в сторону лазарета, все еще не понимая до конца, что же с ним произошло на самом пороге рубки.

                Уже на подходе к медико-биологическому модулю он встретил в коридоре расстроенного Алберта Вонга, который с сокрушенным видом стоял и смотрел в раскрытую дверь помещения лазарета. Подойдя ближе, Протасов заглянул внутрь и увидел копающуюся возле инженеров Наталию Сосновскую и помогающего ей Бенджамена Кларенса.
                – Я ведь отошел всего на минуту, лишь для того, чтобы сдать очередной анализ крови, – глядя перед собой в пространство, тяжело вздохнул молодой планетолог, ни к кому конкретно не обращаясь.
                – Я знаю, Алберт... – Немного помедлив, командир положил руку на плечо молодому человеку. – Ты ни в чем не виноват, мы все являемся заложниками этого необычного, до предела странного – «зеркального мира». – Протасов легонько ткнул Вонга кулаком в плечо. – Не раскисай, нам еще понадобиться твоя помощь, зонды ведь так, и не запущены, и этим придется заняться вам, с Константином, могу прислать еще Бесселя в качестве помощника.
                – Ладно, мы справимся, – опустив голову, пробормотал Алберт, после чего повернулся и медленно побрел в сторону технического отсека, но в следующее мгновенье обернулся и произнес коротко, – спасибо Вам, командир, – после чего, не произнеся больше ни слова, быстрыми шагами двинулся к ангару с зондами.
                – Думаю, Анабель мне придется продержать здесь не менее суток, – Наталия Сосновская подошла к Протасову, все еще смотревшему вслед Вонгу, – а вот старший инженер уже сейчас рвется снова в бой, хотя отдохнуть ему не помешает.
                – Да, полагаю, подобные срывы могут случаться все чаще, – вздохнул Протасов, повернув, наконец, голову в сторону женщины-биолога, – а от воздействия «зеркального пространства» мы никак защититься не можем.
                – А знаете, Андрей, – задумчивым тоном произнесла Наталия, подходя ближе и кладя руку на плечо командиру, – мне кажется, я понимаю причину, по которой все микрочастицы, составляющие грунт на Калейдоскопе – двенадцать, да и на десятой планете тоже, выглядит как этакие обломки ДНК-матрицы.
                – Да? И что же это за причина, по-вашему? – Командир взглянул Наталии прямо в глаза, положив свою ладонь на её руку.

                Но женщина, казалось, даже не заметила этого, продолжая смотреть куда-то вдаль.
                – Я думаю, планеты существуют одновременно в двух мирах – обычном и «зеркальном», – произнесла негромко Наталия, – и все эти обломки и обрывки, не что иное, как половинки одного целого, но мы всегда находимся только в одном из миров, поэтому никогда не видим вторую половину.
                – Браво, юная леди! – послышался сзади голос Бенджамена Кларенса. – Отличное замечание, которое, на мой взгляд, весьма близко к истине. Остается лишь дать ответ на два вопроса – что представляет собой нечто, развивающееся из необычного ДНК, и есть ли во вселенной такое нечто, что способно существовать в двух мирах одновременно?
                Ученый посмотрел на Протасова, но последний только покачал головой в ответ на вопрос. Однако командиру все больше казалось, что именно в этом и кроется разгадка странного существования системы Калейдоскоп, равно, как и выход из неё.

Глава 12
                Подготовка двух очередных зондов к отправке на сей раз изрядно затянулась. И причиной тому стало не только отсутствие обоих инженеров корабля в техническом отсеке, но и накапливающаяся усталость остальных членов экипажа. Сами космонавты постоянно ловили себя на мысли, что собственные действия и движения кажутся необыкновенно медлительными, непривычно неповоротливыми и неуклюжими, словно незадолго до этого они приняли изрядное количество горячительных напитков, а потом их подняли ни свет, ни заря. Но, как бы то ни было, накопившиеся проблемы требовали решения, поэтому члены экипажа продолжали выполнять намеченную программу.

                Примерно через шесть часов после того, как из технического отсека в лазарет перенесли обоих инженеров, подготовка зондов номер девять и десять была завершена. В рубке управления, на сей раз, дежурил сам командир, отправивший Дмитрия Чистова, отстоявшего три вахты подряд, на отдых. Против такого решения резко выступала Наталия Сосновская, готовая силой не пустить Протасова в рубку, мотивируя это тем, что тот уже тридцать шесть часов не отдыхал вовсе. В некоторой степени её поддержал и Пьетро Матинелли, попытавшийся уговорить Протасова дать возможность поработать Сорди и Бесселю хотя бы пару часов без командира. Аналитик после пары посещений малой обсерватории и усиленной накачки «озоновым тоником» несколько успокоился и пришел в относительную норму, поэтому вполне мог отстоять полноценную вахту со вторым пилотом.
                В глубине души Протасов и сам осознавал верность замечания руководителя научной группы, да и чувство усталости и еще какого-то странного недомогания висели, как ему казалось, этакими громадными камнями на шее. Тем более, он пропустил очередной анализ крови, в то время как там запросто могли возникнуть кардинальные изменения. Но, запуск двух зондов командир все же решил взять на себя, и лишь затем пойти отдохнуть на пару часиков.
                – Стартовая готовность – десять секунд, – голос стартового автомата, отсчитывающего последние мгновенья перед запуском зонда, казался каким–то необыкновенно пресным и сухим, – девять, восемь…

                После того, как зонд номер девять отделился от корабля и направился по длинной дуге вокруг центрального светила, Протасов обессиленно откинулся на спинку своего кресла. Сорди, отдыхавший перед началом новой вахты порядка четырех часов, выглядел несколько лучше, а вот Бессель, отдежуривший вместе с Чистовым последнюю вахту целиком, начал зевать и периодически делал упражнения для поднятия тонуса – его самочувствие явно оставляло желать лучшего.
                Теперь оставалось запустить зонд десятый зонд, коему предстояло пройти примерно таким же маршрутом, но облетать Калейдоскоп – ноль он должен был с другой стороны. Вонг и Нефедов, находившиеся в транспортном отсеке, доложили о готовности аппарата к вылету, и Протасов объявил минутную готовность.
Именно в этот момент в рубке появились Пьетро Матинелли и Бенджамен Кларенс, с невероятно серьезными лицами направившиеся к командиру.
                – Если Вы решили еще раз уговорить меня уйти на отдых, Пьетро, то зря притащили с собой еще и Кларенса, – с усталым видом покачал головой Протасов, бросив на вошедших ученых короткий взгляд, – запуск десятого зонда, а потом я даю себе два часа полноценного отпуска.
                – Это, наверное, одно из самых верных твоих решений за последние несколько часов, – на лице Матинелли появилась слабая улыбка, и он положил руку на подголовник командирского кресла, – но мы пришли поговорить не об этом.
                – Вот как?! – командир с искренним удивлением повернулся в сторону ученых. – А о чем же тогда?!
                – Готовность старта – десять секунд, – вновь начал бубнить голос стартового автомата, отсчитывающего последние мгновенья перед запуском зонда, – девять, восемь...
                – Понимаете, командир, последнее время мы оказались настолько занятыми решением сиюминутных проблем, что совсем забыли о своем главном предназначении... – В несколько необычной манере начал издалека Бенджамен Кларенс. – А ведь в задачу ученых входят не только консультации по исследованиям окружающего пространства или выдвижение ничего не значащих, отвлеченных теорий, чем, к сожалению, грешили почти все на этом корабле. Но, кроме уже упомянутого, имеется анализ полученных данных, и получение на основе этого анализа какого–то консолидированного решения.
                – Хм, что–то подобное вступление начинает меня пугать, – с недоверчивым видом покачал головой Протасов, с некоторым сомнением поглядывая на обоих ученых, – создается впечатление, что вы собираетесь озадачить меня еще одной проблемой, которых у нас и без того хватает.
                – Не совсем так, – усмехнулся Матинелли, – хотя, поначалу нам и самим казалось, что оказались в очередном тупике, но вскоре поняли, что это единственно возможное решение многих проблем.
                – Так, я весь во внимание, – окончательно повернулся в кресле Протасов, замечая в этот момент, что Сорди и Бессель тоже прислушиваются к разговору, – эй, на вахте – не зевай, и не забывай следить за телеметрией с зондов!
                – Не забываем, не забываем, – поспешно ответил второй пилот, переведя на несколько секунд взгляд на информационное табло, а командир снова посмотрел на Матинелли и Кларенса.
                – Когда Наталия пришла к выводу, что частицы, напоминающие осколки некоего ДНК могут иметь этакого «зеркального собрата», Вы, командир задали вполне резонный вопрос о существовании некоего организма или объекта, присутствующего в двух мирах одновременно. – Немного помедлив, начал рассуждать Кларенс. – Ведь взаимодействие двух разных миров не происходит сиюминутно и постоянно, получается, есть нечто, что может связывать эти два мира. И немного подумав, я понял, что в данный момент мы видим перед собой именно то, что имеет практически одинаковую направленность в обоих мирах и воздействие на материю двух миров его также одинаково.
                – И что же это такое? – Протасов судорожно попытался понять, о чем хочет сказать пожилой ученый, но мозг его, видимо, оказался окончательно перегруженным событиями последних нескольких дней и отказывался решать аналитические вопросы.
                – Гравитация, вот что это такое, – с необычайно довольным видом ответил Кларенс, и на лице его появилась искренняя улыбка.
                – Гравитация? Хм, вы уверены? – покачал головой командир, и в голосе его звучало неприкрытое сомнение.
                – На все сто процентов, может, и нет, но... – Вступивший в разговор Матинелли многозначительно поднял вверх указательный палец. – В каком бы из миров мы не находились, однозначно определить присутствие той или иной планеты можно лишь используя гравиметрические локаторы. Плюс к этому, в обоих мирах имеется несоответствие видимой массы и той, которая фиксируется масс-анализатором, плюс к этому – постоянные возмущения в движениях планет по орбитам.
                – И не забудьте о том, что именно некая гравитационная аномалия открыла барьер, преодолев который мы попали в «зеркальный мир», – закончил за научного руководителя Бенджамен Кларенс.
                – Хм, но каким образом все это объясняет присутствие двух миров в локальном объеме пространства одновременно? – Протасову приходилось  напрягать все свои силы, чтобы поддержать научную дискуссию.
                – Мы полагаем... – Матинелли бросил короткий взгляд в сторону своего коллеги. – В системе присутствуют несколько объектов, которые находятся за еще одним барьером, мы назвали его квазигравитационным. Так вот, сей барьер не позволяет гравитационным волнам нашего мира и мира «зеркального» попадать в некое третье пространство. Но при этом сами эти объекты вполне могут воздействовать на большинство небесных тел в обоих мирах.
                – Понимаю, это выглядит совсем уж фантастично, но перед нами что-то вроде одностороннего гравитационно-пространственного барьера, – снова включился в разговор Кларенс, – а это, как сами понимаете, вновь наводит нас на мысль об искусственном объекте.
                – Ох, чувствую, не дает Вам покоя Сфера Дайсона. – Добродушно усмехнувшись, покачал головой командир, но через мгновенье его взгляд стал намного серьезнее. – Однако в данном случае не вижу оснований возражать против этого предположения – налицо немало признаков, говорящих об искусственном происхождении или, по крайней мере, вмешательстве разумных существ в естественное развитие в этом мире.
                – Что же, весьма разумная точка зрения, – после небольшой паузы ответил Кларенс, – по крайней мере, теперь мы сможем выработать некое относительно консолидированное решение, и можно будет все исследования вести уже в этом русле.
                – Согласен. – Немного помедлив, кивнул головой Протасов. – Однако возникает вопрос, каким образом проверить эту гипотезу? Ведь даже с помощью гравиметрических локаторов нам удается лишь установить факт наличия или отсутствия небесного тела на данный момент в конкретной области пространственно-временного континуума. Каким же образом мы сможем зафиксировать некие объекты, которые, по вашим словам, находятся за неким квазигравитационным барьером?
                – Сами объекты мы вряд ли увидим... – В разговор снова включился Матинелли, выглядевший необычайно утомленным, однако глаза его светились оживлением. – Но некоторый шанс у нас все же имеется... – Ученый помолчал немного, но встретив вопросительный и даже требовательный взгляд Протасова, продолжил. – Мы можем зафиксировать и в некоторой степени локализовать гравитационную аномалию, являющуюся своеобразным ориентиром, показывающим, где именно в данный момент может приоткрываться барьер между мирами.
                – Так, хорошо, но что же дальше? – все больше и больше заинтересовывался командир. – Что дает нам точное местоположение этой локальной гравитационной аномалии?
                – А когда мы будем точно знать её координаты в конкретный момент, сможем попробовать просветить её, образно говоря, с помощью гиперчастотных радаров. – Теперь с пояснениями вступил Кларенс. – Ведь мы не фиксируем никаких аномальных объектов с помощью электромагнитных волн, чей спектр лежит намного выше по частоте, нежели гамма-излучение, только потому, что не имеем возможности точного наведения систем локации.
                – Выходит, если мы сумеем подойти к аномалии на минимальное расстояние, а затем направим в неё излучение гиперчастотного радара, возможно, нам удастся обнаружить искомый объект? – задумчиво потирая подбородок, проговорил Протасов, внезапно обратив внимание на то, что оба вахтенных снова отвлеклись от выполнения своих прямых обязанностей. – А что у нас с телеметрией от зондов номер девять и десять?
                – А–а? Э-э... – Не сразу опомнился Филиппе Сорди, с несколько растерянным видом шаривший глазами по информационному табло, но все–таки быстро нашелся. – Зонд номер девять на дистанции около миллиона километров, все параметры в норме. Зонд номер десять... э-э... постойте-ка, десятый зонд самопроизвольно изменил курс!
                – Что значит – самопроизвольно?! – в голосе мгновенно посерьезневшего командира прозвучало неприкрытое недовольство. – И давно это случилось?!
                – Да, буквально несколько секунд назад, – быстро работая кистями рук в рабочем объеме пульта управления, Сорди пытался исправить ситуацию, – буквально минуту назад все было в норме, похоже, зонд наткнулся на какую-то гравитационную... аномалию...

                Последние слова второй пилот произносил уже совсем медленно, почти по слогам, а потом повернулся в сторону командира, но посмотрел не на него, а на Пьетро Матинелли, словно искал в лице руководителя научной группы подтверждение своих слов.
                – Вот теперь самое время опробовать нашу гипотезу! – быстро и решительно проговорил Матинелли, бросая взгляд на Бенджамена Кларенса, в который, в свою очередь, не сводил взгляда с Протасова.
                – Надеюсь, вы знаете, что делаете, – вздохнул командир, кивая головой вопросительно смотревшему на него Алену Бесселю, – разбрасываться зондами, как-то не хотелось бы, хотя у нас еще имеется некоторый зарас.
                – Думаю, необходимо попытаться локализовать зону гравитационной аномалии в направлении той области пространства, где находится сейчас десятый зонд, – с немалым воодушевлением произнес Матинелли, подходя вплотную к рабочему месту второго пилота, но тот даже не обратил на это внимания.
                – Гравиметрические локаторы перестроены, начинаем сканировать пространство по вектору движения десятого зонда, – доложил, тем временем Ален Бессель.
                – Не стоит ли развернуть корабль и подойти поближе? – немало волнуясь и потирая руки, поинтересовался Филиппе Сорди.
                – Думаю, предпочтительнее сохранять прежнее положение корабля, – спокойным тоном возразил Протасов, неожиданно почувствовавший, что появляется шанс прояснить многие обстоятельства нахождения в «зеркальном пространстве», а заодно и выбраться из него, – результаты сканирования гравилокаторами на обзорный экран!
                – Есть результаты на обзорный экран! – живо откликнулся аналитик, быстро, даже с какой-то яростью, манипулируя органами управления.

                В объеме обзорного экрана появилась глубокая воронка с вогнутыми краями. Стенки воронки переливались оттенками серого цвета, при этом, чем глубже они уходили в сторону дна, тем темнее казался цвет, а само дно выглядело почти черным. По всему пространству серых стен периодически прокатывались концентрические волны, перетекающие от жерла воронки к её донной части. Именно так в створе гравиметрического локатора выглядело пространство, в котором не обнаруживалось никаких массивных объектов по всей длине сканирования.
                Но вот, неподалеку от темного провала дна воронки появилось нечто, напоминающее этакое вспучивание на стенке. Поначалу это вспучивание казалось похожим на некую соринку, чуть более темного цвета, с неровными краями. Но затем, по мере того как искусственный интеллект подстраивал параметры гравилокатора, изображение начало меняться. Через некоторое время вместо соринки локатор высвечивал нечто напоминающее небольшой купол, в центре которого имелось углубление конусообразной формы. А затем купол превратился в трехмерный объект сложной формы, в котором, казалось, имелось сразу несколько сфер, причем две встроены одна в другую, и обе они еще и в третью. И все три сферы, словно перетекали одна в другую, меняясь местами, периодически меняя размеры и в некоторой степени форму, превращаясь из шарообразного объекта в эллиптический.

                Объект не стоял на месте, а перемещался по довольно сложной траектории, одновременно и, двигаясь в сторону корабля, и смещаясь несколько вверх, по отношению плоскости орбиты Калейдоскопа – десять, в ту сторону, куда двигалась сейчас и сама планета. Правда, теперь было совершенно непонятно, в каком же из миров находился сам «Крузенштерн», однако аномалию они, наконец, смогли рассмотреть.
                – Похоже, гравитационное поле внутри объекта имеет сразу две направленности, – не отрывая глаз от объема обзорного экрана, пробормотал Кларенс.
                – Да, думаю, это так, – вторил своему сотруднику Матинелли, также уставившийся на странное изображение, – при этом векторы направленности гравитации внутри объекта периодически меняются местами, вероятно, таким образом, осуществляется связка между двумя мирами, имеющими разные физические принципы существования.
                – Гиперчастотные радары готовы, – на всякий случай напомнил о своем присутствии и готовности работать Ален Бессель, – можем попробовать просканировать эту штуку.
                – Полагаю, лучше начать с мягкого излучения с широким углом захвата, – сосредоточенно глядя на постоянно меняющиеся диаграммы под изображением в обзорном экране, произнес Матинелли, – мало ли, какие возникнут последствия взаимодействия гиперчастотного поля с этим необычным объектом.
                – Запускаю, – коротко ответил аналитик, увидев утвердительный жест командира, после чего нажал нужные клавиши.

                По всему пространству серой воронки с плывущими стенками промелькнуло что-то вроде очереди светлых, едва видимых трассеров, словно рассыпавшихся веером ближе к дну – так в гравиметрическом локаторе отобразились гиперчастотные лучи. Часть этих лучей достигли необычного объекта, который, как показалось в первый момент, никак не отреагировал на это.
                – Что там, на радаре? – чуть хрипловатым шепотом, видимо немало волнуясь, спросил Бенджамен Кларенс.
                – Один момент, – снова заработал руками в объеме управления пульта Ален Бессель, – даю картинку, но, похоже, она нестабильна и далеко не лучшего качества.

                Все присутствующие в рубке немедленно обратили свой взор на малый обзорный экран – так называли область главного экрана, находившуюся в нижней части и использовавшуюся для просмотра кадра в кадре. Там, на светло-салатном фоне, по всему полю которого поднимались и опускались невысокие столбики, в самом центре пространства виднелось нечто вроде воронки или даже точнее – некоего тоннеля, вглубь которого заглянуть не удавалось. Самым неприятным было то, что при приближении к воронке изображение становилось значительно более мутным и расплывчатым, не давая рассмотреть каких-то мелких деталей. А из-за того, что сам объект, состоящий из нескольких сфер, постоянно смещался в сторону, «зацепиться» за него оказалось чрезвычайно сложно, и пресловутый тоннель время от времени вообще смазывался и исчезал, превращаясь в обычное углубление с пологими краями. И Протасов подумал, что этот тоннель может являться ничем иным, как искомым переходом между двумя мирами. Спустя несколько секунд стало ясно, что подобная мысль пришла в голову не только ему.
                – Обратите внимание на исчезающий и появляющийся вновь тоннель, – все тем же хрипловатым шёпотом произнес Кларенс, указывая рукой в центр изображения, – вероятно, именно так в лучах гиперчастотного локатора выглядит переход между пространствами двух миров.
                – Да, очень может быть, – немного помедлив, согласно кивнул головой Матинелли, – жаль, не получится заглянуть внутрь этого тоннеля, разве что попробовать развернуть зонд и задействовать его локаторы?!
                – На десятом зонде нет гравиметрических локаторов, – нахмурившись, с недовольным видом покачал головой Ален Бессель, – и гиперчастотный радар всего один, да и тот игольчатого типа.
                – Вот и попробуем развернуть его в сторону центральной части аномалии, – с немалой настойчивостью проговорил руководитель научной группы, – зонд намного ближе к ней, нежели корабль, с его места больше шансов что-то рассмотреть.
                – Филиппе?! – командир выразительно посмотрел на второго пилота.
                В первый момент Протасов хотел было остановить эксперимент, но потом подумал, что хуже уже вряд ли получиться и решил дать добро.
                – Попробую, – опустив на мгновенье глаза, вздохнул Сорди, – связь нестабильна, да и сама аномалия как-то влияет на аппарат, его все время отклоняет в сторону.
                – И, тем не менее, – скорее просительным, нежели требовательным тоном произнес Протасов, и второй пилот кивнул головой.

                На несколько секунд в рубке повисло напряженное молчание, нарушаемое только легким шуршанием от набора команд, производимого вторым пилотом. Затем визуальное изображение девятого зонда на информационных табло начало медленно поворачиваться, и через какое-то время заняло положение почти перпендикулярное направлению движения аппарата. После чего Сорди кивнул головой Бесселю, и аналитик запустил гиперчастотный радар, установленный на борту зонда.
                Изображение с него поступало на главный обзорный экран, и в первый момент выглядело этаким вспученным воздушным шариком, в центре которого красовалось нечто вроде веретенообразного вытянутого тела. Но в следующее мгновенье странное образование, напоминающее старинный ткацкий челнок, внезапно повернулось торцом в сторону зонда и тотчас же весь объем обзорного экрана, отображавшего изображение с локатора автономного аппарата, оказался залитым ярким светом.

                А в следующую секунду пространство вокруг корабля как-то странно мигнуло, как будто некто на несколько секунд выключил все освещение, после чего все вернулось на свои места. Но длилось странное состояние совсем недолго.
                Через несколько секунд второй пилот с немалым удивлением доложил о полной потере связи с обоими зондами. А еще спустя несколько мгновений, буквально на один миг перед изумленным командиром в обзорном экране промелькнуло нечто похожее на небольшое мерцающее облачко. Появление этого облачка, как две капли воды напоминавшего видение во внутреннем коридоре, совпало с еще одним миганием пространства. Командир посчитал, что видит это облачко только один, поскольку никакой реакции от других членов экипажа не последовало, а через пару секунд необычное образование пропало.
                Однако еще через пару мгновений по всему пространству словно прошла некая невидимая волна, исказившая все визуальные образы, но почти тотчас все успокоилось. Однако связь с зондами не восстановилась, зато Ален Бессель обратил внимание на сигналы зонда, оставшегося на орбите Калейдоскопа – двенадцать, но на орбите планеты в другом, обычном мире.

                А еще через мгновенье, Пьетро Матинелли, с напряженным вниманием смотревший на обзорный экран, тяжело вздохнул и произнес обреченным тоном:
                – Посмотрите на Калейдоскоп – десять, он находится слева от нас, хотя до этого располагался справа.
                – Мы снова попали в зеркальный мир?! – на лице Филиппе Сорди возникло выражение искреннего недоумения.
                – Или, наоборот, вернулись в свой, обычный мир?! – с ничуть не меньшим удивлением спросил Ален Бессель.

                Протасов бросил пристальный взгляд на Пьетро Матинелли, но руководитель научной группы только покачал головой, а затем тяжело вздохнул и развел руками. Бесконечные переходы между двумя мирами окончательно сбили с толку членов экипажа.

Глава 13

                Несмотря на вполне понятное ожидание экипажем «Крузенштерна» перехода в обычное пространство, после очередного воздействия необычной аномалии, они вновь оказались в «зеркальном мире». Немалое число созвездий, фиксируемых аппаратурой корабля, совершенно не соответствовали тому, что наблюдалось в данной части Галактики при подлете к системе Калейдоскоп. Стоит отметить, что таковое обстоятельство породило немало вопросов не только у членов научной группы, но и у пилотов и постепенно приходящего в себя старшего инженера. Ведь если следовать теории «зеркального мира», пространство «перевернутого» континуума должно почти полностью повторять все нюансы пространства обычного. То есть и расположение планет и характеристики звезд должны фактически соответствовать или различаться весьма незначительно. Отличия, вероятно, заключались бы в ином направлении движения большинства, если не всех звезд, в Галактике, да и не только в ней, которые, вероятнее всего, изменились бы на противоположное.    
                Но, вот как раз этого невольные нарушители границы между двумя мирами и не наблюдали. Зато рисунок созвездий, открывшийся в «зеркальном мире», совершенно не соответствовал привычному для космонавтов расположению звезд. Более того, и светимость, и звездная величина многих звезд в этом пространстве оказались совершенно иными.
                К примеру, вместо расположенного примерно в четырех световых годах белого карлика WCF103132, здесь находилась оранжевая звезда, по массе и светимости превосходившая Солнце примерно в два – три раза. Да и другие близлежащие звезды, по неизвестной причине имели иной цвет свечения и иные размеры.

                Ну, и главным критерием, по которому становилось понятно, что «Крузенштерн» находится в «зеркальном мире» являлось полное отсутствие реперных сигналов, улавливаемых в самых отдаленных уголках Галактики, и которые четко обнаруживались в тот момент, когда экспедиция только прибыла в систему Калейдоскоп. Несколько удивляло другое – «зеркальное пространство» вообще казалось необычайно «тихим» в смысле какого-либо радиоизлучения. Понятное дело, услышать работу радиостанций, подобных земным, при отсутствии в обозримом пространстве каких-либо цивилизаций, было невозможно. Но в этом мире отсутствовали и характерные всплески радиозвезд, чуткие локаторы не фиксировали излучения далеких квазаров, да и уровень реликтового излучение оказался необычайно низким, словно время в двух мирах текло совершенно по-разному.

                После очередного спонтанного перехода барьера, командир поначалу хотел отвести корабль на орбиту Калейдоскопа – двенадцать, считая, что это самое безопасное место. Судя по результатам проведенного математического моделирования, гравитационная аномалия, представлявшая собой что-то вроде ключа, открывающего проход между двумя мирами, практически никогда не достигала орбиты двенадцатой планеты. Однако, немного поразмыслив, Протасов пришел к выводу, что, находясь на окраине необычной звездной системы, у них останется не так много шансов выбраться обратно, в свой мир. Поэтому, посоветовавшись с Матинелли и Самородовым, командир принял решение перевести корабль как можно ближе к центральному светилу звездной системы Калейдоскоп. И даже более того, чтобы минимизировать время для преодоления этого расстояния, посчитали более верным вариантом лететь не на планетарной скорости – две-три тысячи километров в секунду, а на минимальной межзвездной – порядка трети от скорости света.
               Конечно, такая скорость, при которой становится практически невозможным оперативное маневрирование, могла привести корабль в очередную неизвестную аномалию, но с другой стороны, ни один объект в системе не перемещался с ускорением подобного уровня. Даже пресловутая гравитационная аномалия имела скорость перемещения в несколько раз ниже. Правда, последнее предположение строили на довольно отрывочных данных, но после некоторого размышления приняли решение ориентироваться на известные величины.

                Дмитрий Чистов предложил в этой связи попробовать перейти в режим «канала сверхпространственного переноса», что сократило бы время полета до считанных секунд. Однако оставалось неизвестным, как вообще поведет себя узкий проход в пространстве, пробитый с помощью специальной системы преобразования вакуума. А кроме этого, полет в таком режиме на столь небольшие расстояние был чреват колоссальным промахом, как по дистанции, так и по углу направления. Попасть же при выходе из «канала» в центральное светило системы, пусть даже оно представляло собой всего лишь необычный коричневый карлик, как-то совсем не хотелось. Поэтому командир остановил выбор на стандартном варианте движения.

              Маршрут проложили таким образом, чтобы корабль миновал, по возможности, большую часть вращающихся в разных направлениях планет, и вышел на малую дистанцию к центральной звезде недалеко от Калейдоскопа – один, ближайшей к центру планете.
И в настоящий момент корабль находился примерно на середине этого пути.

                Как ни странно, но после очередного спонтанного перехода барьера, большинство членов экипажа почувствовали себя значительно лучше, словно спало странное оцепенение, напавшее на людей после двукратного перемещения между двумя мирами. Как будто организм начал постепенно приспосабливаться к существованию в «зеркальном мире» и не так остро реагировал не изменившиеся условия. Хотя, анализы крови, проведенные в очередной раз Наталией Сосновской, не показали значительного улучшения ситуация. Правда, не исключался и такой вариант, что аппаратура для анализа тоже постепенно подстраивалась под параметры окружающего мира и теперь не фиксировала в качестве нарушений некоторые отклонения частиц крови. Такую версию предложил Алберт Вонг и, в принципе, никто из членов экипажа не смог ему возразить.

                Что касается различной аппаратуры, то пока грех было жаловаться – большая часть мелких неполадок, возникших во время прошлых переходов, по какой-то причине не развивались дальше, и их постепенно устраняли. Хотя последнее оказалось несколько затруднительным занятием – оба инженера, пострадавших при каком-то странном, узконаправленном воздействии извне, пока не пришли в нормальную форму. Впрочем, и Самородов, и Анабель Григ, нарушая предписания Сосновской и указания Протасова, потихоньку вернулись к своим обязанностям, помогая членам научной группы Вонгу и Нефедову, и примкнувшему к ним Алену Бесселю.

                А пока экипаж старался поддерживать в норме работоспособность всех систем корабля, попутно изучая окружающее пространство, «Крузенштерн» достиг орбиты шестой планеты системы. Самой крупной и самой массивной планетой в системе Калейдоскоп. Увы, изучить её, пусть даже поверхностно, не представлялось возможным, поскольку сама планета находилась на очень большом расстоянии от того места, где «Крузенштерн» пересек её орбиту. И все же, в каком смысле это пересечение выглядело знаковым – ведь до сих пор ни одному зонду не удалось достигнуть этой точки пространства в необычной звездной системе. Зонд номер десять после встречи с неизвестной гравитационной аномалией, вероятно, полностью вышел из строя. А девятый зонд, запущенный одновременно с ним, оказался в другом пространстве и стал недоступен системам связи и другим приборам корабля.

               Ближайшей же планетой системы, на траверсу которой в скором времени выходил «Крузенштерн», являлся Калейдоскоп – пять, малая планета, по размерам ненамного превышающая расположившийся на окраине Калейдоскоп – двенадцать. Мимо пятой планеты кораблю предстояло пройти на расстоянии чуть более двадцати тысяч километров, что позволяло произвести кое-какие исследования. Теоретически ничто не мешало послать к планете еще один зонд, но командир посчитал, что автономные аппараты стоит пока поберечь, поскольку предстояло изучение центральной области системы, где по предположению ученых, могла находиться за неким пространственным барьером, еще одна звезда, значительно более массивная, нежели наблюдаемый визуально коричневый карлик. Хотя, и эта гипотеза выглядела весьма и весьма призрачной.

               А вскоре Калейдоскоп – пять уже просматривался оптико-электронными системами наблюдения корабля, и находящиеся на вахте члены экипажа с интересом смотрели на появившееся в обзорном экране изображение. В отличие от бежево-бурых двенадцатой и десятой планеты, и зеленоватого Калейдоскопа – восемь, пятая планета казалась шариком из сахарной ваты, облитым малиновым сиропом. Хотя, быть может, это сказывалась близость планеты к центральной звезде, светящейся темно-вишневым светом и видимой отсюда как небольшая горошина.
                – Да, на столь малом расстоянии от этого карлика становится очевидным, что яркости квазизвезды однозначно не хватает для освещения планет с имеющейся интенсивностью, – глядя на обзорный экран со скептическим выражением лица, пробурчал дежуривший в рубке Константин Нефедов.

                К этому времени Петр Самородов решил, что ему больше не имеет смысла сохранять постельный режим и прибыл во всеоружии в технический отсек. Необходимость нахождения там Нефедова отпала и теперь он, по согласованию с командиром, вошел в состав усиленной вахты. Помимо него в рубке находились Дмитрий Чистов и сам Протасов.
                – Интересно, каким образом свет от этой звезды, находящейся за                неизвестным барьером, проникает в этот мир и освещает объекты в нем?! – с недоверчивым видом покачал головой первый пилот.
                – Вероятно, точно так же, как гравитационные поля всех планет, в свою очередь, находясь в различных мирах, каким-то образом взаимодействуют друг с другом, – слегка пожав плечами, ответил Протасов.

                В последнее время Андрей как-то перестал делать категоричные суждения, хотя ранее за ним такое порой замечалось.
                – Если гравитационные поля имеют общее происхождение, как считает доктор Бенджамен Кларенс, – заявил в ответ на замечание командира Нефедов, – возможно из-за разности потенциалов уровня гравитации на границе барьера между мирами, если так можно сказать, возникает нечто вроде разницы давлений и в других взаимодействиях, в том числе и электромагнитных полях.
                – Все-таки уровень преподавания физики, который дается в летных училищах, а потом в Академии космоплавания явно недостаточен для понимания некоторых вещей, – с нескрываемым огорчением проговорил первый пилот, с сожалением посмотрев на молодого ученого, – такое понятие, как разница в давлениях взаимодействий, для меня – темный лес.
                – На самом деле, несмотря на то, что некоторые области физики, как науки, за последнее столетие шагнули далеко вперед, ряд понятий до сих пор остаются довольно абстрактными. – Слабо улыбнувшись, проговорил Протасов, после чего продолжил рассматривать медленно приближающееся изображение пятой планеты.
                – Ну, в каком-то смысле командир прав, – немного уклончиво ответил Нефедов, слегка поморщившись с тем видом, что обычно появляется у узких специалистов, когда кто-то начинает рассуждать о предмете их занятия, – некоторые понятия пока являются чисто формальными определениями, дающими возможность построить теорию, объясняющую ряд совершенно неясных вещей.
                – В общем, если я правильно понял, – заметил Чистов после небольшой паузы, – физические принципы и условия того пространства, где может располагаться невидимая звезда, таковы, что световые лучи могут преодолевать пресловутый гравитационный барьер, – пилот помолчал немного, а потом продолжил, – надеюсь, я не ушел в совершенно дилетантские рассуждения?!
                – Все мы в какой–то степени дилетанты, и мним себя профессионалами до тех пор, пока не столкнемся с чем–то, что перечеркнет все наши прежние знания, – тяжело вздохнув, покачал головой командир, – похоже, в скором времени мы выйдем на траверс высокой орбиты пятой планеты.
                – Будем снижать скорость, и ложиться в дрейф на орбите? – первый пилот вопросительно посмотрел на Протасова первый пилот.
                – Думаю, детально обследовать планету у нас все равно не получится, – немного подумав, ответил командир, – но скорость все-таки сбросим, скажем, до десяти тысяч, чтобы хоть краем глаза посмотреть, что представляет собой этот шарик в малиновом сиропе.
                – Принято, – коротко ответил Чистов, запуская управляющий объем пульта управления и начиная корректировать скорость.

                В это время в рубке появилось сразу двое – Пьетро Матинелли и Филиппе Сорди. И если приход руководителя научной группы в рубку выглядел вполне естественно при приближении к еще одному космическому объекту, то появление здесь второго пилота, не выдержавшего положенное время отдыха, несколько удивило всех присутствующих.
                – Не спиться в ночь глухую? – подмигнув одним глазом, поинтересовался у коллеги первый пилот.
                – Действительно, Филиппе, у Вас оставалось почти полтора часа свободного времени, – с легким удивлением посмотрел на второго пилота Протасов, – полноценный отдых в сложившихся обстоятельствах – вещь реально необходимая, у нас в каждую минуту, ну или хотя бы каждый час может возникнуть серьезная нештатная ситуация.
                – Ох, что-то уже не могу ни спать, ни просто сидеть в каюте, – заметно поморщившись, покачал головой Сорди, – вроде и сна, как такового нет, а просто так лежать или смотреть видеофон как-то совсем не хочется.
                – Это все нервное напряжение, мой молодой друг, – похлопав второго пилота по плечу, Пьетро Матинелли протиснулся к центру рубки, поближе к командиру, – возможно, Вам стоит последовать примеру Бесселя, который несколько часов провел в малой обсерватории?!
                – Ну, нет, это не для меня, – отмахнулся, слегка поежившись, словно после долгого крепкого сна, второй пилот, – лучше я в рубке посижу – в таком времяпровождении хоть какой-то смысл будет.

                Протасов коротко кивнул головой, указывая на сиденье рядом с креслом аналитика, занимаемое сейчас Нефедовым, а сам подумал о том, что помимо физических последствий пребывания в этом странном мире могут появиться и последствия психологические. Ведь ощущение того, что ты находишься в абсолютно неизвестном и непонятном месте, с черт знает какими условиями, и не знаешь, как это место покинуть, оказывает серьезное воздействие даже на психику довольно крепкого человека. А в отличие от первого столетия космоплавания, к участникам экспедиций уже не предъявляют столь строгие требования.
                – Начинаем снижать скорость и выравнивать курс для движения по хорде, – сообщил тем временем Чистов, – от планеты пройдем на расстоянии около двадцати тысяч километров.
                – Принято, все системы контроля и наблюдения в полную готовность, – распорядился командир, краем глаза наблюдая за Пьетро Матинелли, который с невозмутимым видом рисовал что-то в своем личном планшете.

                Протасов уже неоднократно летал в различные экспедиции с руководителем научной группы, поэтому отлично знал о причинах подобного поведения – Матинелли пришел не просто так, он явно хотел о чем–то поговорить.
                – Подключаю стандартный комплект наблюдения, – глубоко вздохнув, ответил Константин Нефедов, кивая головой Сорди, что тот может присоединиться к нему, чем второй пилот незамедлительно воспользовался.
                – Добро, – проговорил Протасов и повернулся к Матинелли, – знаешь, Пьетро, ты можешь сколько угодно усиленно делать вид, что занят вычислениями, но я-то отлично знаю, ты пришел поговорить о чем-то, что волнует конкретно тебя.
                – Хм, ну я, собственно, и не собирался что-либо скрывать, – с рассеянным видом ответил руководитель научной группы, откладывая планшет в сторону, – просто вопрос не совсем тривиальный, тем более, зная о том, что Петр сталкивался кое с чем подобным.
                – Так-так, это уже интересно... – Тотчас же насторожился Протасов, пристально глядя на Матинелли. – И о чем же пойдет речь? – в голове командира почему-то всплыл образ того мерцающего облачка, которое уже дважды довелось наблюдать, причем однажды, как будто даже на борту корабля.
                – Скажи, – очень медленно, словно ему внезапно стало трудно говорить, произнес Матинелли, – когда нас в прошлый раз накрыла эта необычная, незримая волна при преодолении барьера между мирами, ты не заметил в обзорном экране чего-то странного?
                – Так... – Протянул понимающим тоном командир, бросив исподлобья взгляд на старого товарища. – Выходит, ты тоже видел странное облачко, висевшее вроде бы в обзорном объеме, но как будто присутствовавшее и в рубке корабля?
                – Откровенно говоря, в тот момент мне показалось, что это нечто вроде галлюцинации, – немного помявшись, признался научный руководитель, явно чувствующий себя неуютно, – я долго не мог поверить в то, что произошло, но после некоторого размышления пришел к выводу, что это было вполне реально.
                – Вот как? – после небольшой паузы покачал головой Протасов. – Честно говоря, у меня в тот момент возникла мысль о каком-то мираже или последствиях сильного переутомления, особенно в свете повторения возможной галлюцинации.
                – Выходит, ты видел эту штуку раньше? – с неподдельным изумлением посмотрел на командира корабля научный руководитель. – И давно? И где – здесь же, в обзорном экране?
                – Нет, это случилось в коридоре, примерно в тот же момент, когда с инженерами приключилась непонятная история в техническом отсеке, – задумчивым тоном ответил Протасов, припоминая все нюансы произошедшего происшествия.
                – Неужели?! – даже как будто с воодушевлением воскликнул Матинелли, хлопнув в ладоши. – А ведь я пришел сюда из технического отсека, где почти в полную силу трудится мой тезка. Так вот он сказал мне по секрету, что перед тем, как отключится, ему также привиделось странное мерцающее облачко, появившееся непосредственно из-за закрытого люка шлюзового отсека.
                – Интересно, интересно, – пробормотал командир, в задумчивости поглядывая на обзорный экран, в котором Калейдоскоп – пять вырос до размеров футбольного мяча, – это уже нельзя назвать совпадением, насколько я знаю, одинаковых галлюцинаций у разных людей, причем в различной обстановке, не происходит, а это говорит о том...
                – А это говорит о том, что на борту находится или находилось некто или нечто, проникшее снаружи, – закончил за Протасова научный руководитель с многозначительным видом.
                – Не самое приятное открытие... – Командир потер подбородок, замечая, что находившееся в рубке Чистов, Сорди и Нефедов, начали прислушиваться к разговору и переглядываться с озабоченными лицами. – Неизвестно что проникает на корабль, минуя обшивку и силовое защитное поле, и занимается здесь неизвестно чем... – Протасов помолчал немного, а затем добавил:
                – Ведь не исключено, что некоторые вещи, происходящие на борту, являются ничем иным, как следствием действий неизвестного объекта или существа.
                – Знаешь, мне кажется, это не совсем так, – немного подумав, возразил Матинелли, чье лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, – на мой взгляд, это нечто или некто, проводило своеобразную разведку объекта, вторгшегося в его пространство.
                – Стало быть, ты считаешь, мы имеем дело с местным жителем, возможно даже строителем всей этой системы? – Протасов исподлобья взглянул на Матинелли.
                – Я этого не утверждаю! – руководитель научной группы предупреждающе выставил ладони перед собой. – Возможно, что это нечто или некто и не является местным жителем, а такой же пришелец, как мы. Однако стоит признать, что нечто или некто неизвестный явно проводил что-то вроде разведки у нас на борту.

                Протасов задумался на несколько секунд, но ответить не успел, поскольку послышался удивленный возглас первого пилота, который с нескрываемым недоумением смотрел то на информационную панель перед собой, то на обзорный экран.
                – У нас происходит снижение скорости и довольно заметное! – сидевший со слегка ошарашенным видом Чистов быстро набирал на пульте каки-то команды.
                – Что значит – происходит снижение скорости? – командир корабля не сразу понял странную реплику пилота. – Мы же вроде и так должны снижать скорость?!
                – Мы и снизили уже дважды, – кивнув головой, подтвердил первый пилот, – но для дальнейшего снижения скорости требовалось включать маневровые двигатели, но я пока ничего не запускал, а скорость падает и падает весьма существенно.
                – Наблюдается утечка энергии из главного силового контура, – теперь в разговор вступил и Константин Нефедов, чей внешний облик говорил о крайней степени озабоченности.
                – Контура силовой защиты? – уточнил Протасов, повернувшись к молодому ученому.
                – Нет, это просто утечка энергии из всей энергосистемы корабля, как будто кто-то подключился к нам извне, – Нефедов с озадаченным видом потер подбородок.

                И в этот момент корабль довольно ощутимо тряхнуло, а затем еще раз и еще. Все почувствовали незначительную вибрацию, которая впрочем, довольно быстро прекратилась. Но, буквально в следующую минуту первый пилот доложил, что скорость снизилась почти до уровня первой космической.
                – Еще немного и мы просто зависнем в пространстве, – у Чистова был откровенно растерянный вид, – а прибавить скорость я не могу, поскольку система постоянно дает сигнал о сбоях в подаче энергии.

                Протасов бросил взгляд на обзорный экран, в котором уже треть пространства занимало изображение пятой планеты системы Калейдоскоп. Теперь даже без всяких измерений становилось ясно, что корабль прилично притормозил и продолжает снижать скорость.
                – Похоже, нас кто-то хочет остановить на орбите Калейдоскопа – пять, – почесав затылок, проговорил Филиппе Сорди, оглядываясь на командира и научного руководителя.
                – Боюсь, дело немного в другом, – с сомнением покачал головой Матинелли, – кто-то очень не хочет, чтобы мы достигли центра системы, и прибегнул для этого к некоему средству, способному без проблем отключить главные двигатели нашего корабля.

                Протасов чувствовал, что взгляды всех присутствующих обращены на него, и это, наверное, выглядело вполне логично – именно он являлся командиром корабля. Вот только проблема заключалась в том, что он и сам не знал, как правильнее поступить в сложившейся ситуации. Теоретически, можно было попробовать дать задний ход и уйти от планеты, но командиру подсознательно казалось, что это нисколько не улучшит положение. А, с другой стороны, имелась вероятность, что именно на орбите пятой планеты и удастся ответы на многие вопросы.
                И в этот момент снова послышалось короткое восклицание, причем на сей раз возглас издали сразу два человека. Протасов взглянул на обзорный экран и обомлел.
                Корабль висел под таким углом, что Калейдоскоп – пять находился впереди и чуть левее по курсу корабля. Прямо по курсу виднелся коричневый карлик, светившийся темно-вишневым светом. А чуть правее, примерно в том районе, где предположительно могла находиться первая планета системы, висел еще один звездный диск – по размерам и светимости заметно превышающий Калейдоскоп – ноль. Да и светилась эта, внезапно возникшая звезда, лимонно-желтым светом, озаряя сиянием все вокруг.

Глава 14
                Известие о внезапном появлении еще одной звезды в системе, столь взбудоражило экипаж, что на ногах оказались даже те, кто совсем недавно сменился с вахты и находился на отдыхе. Выскочила из лазарета даже Анабель Григ, еще не пришедшая в себя после происшествия в техническом отсеке. Положение, в котором оказался корабль, не могло оставить безучастным ни одного человека, в каком бы состоянии он ни находился.
                «Крузенштерн» висел в космическом пространстве на расстоянии около пятнадцати тысяч километров от Калейдоскопа – пять и не двигался. Не двигался в самом буквальном смысле слова. Что было для любого космического путешествия самым настоящим нонсенсом. Любой корабль, в какой бы местности, возле какой бы планеты не находился, всегда пребывал в движении. Он либо перемещался по орбите какого-либо небесного тела, либо перелетал от одной планеты к другой, либо находился в пути от одной звездной системы к другой, используя «канал сверхпространственного переноса». Даже с отключенными двигателями корабль обычно продолжал дрейфовать в космическом пространстве, либо под воздействием инерции, либо под воздействием тяготения какого-либо крупного объекта.
                Но сейчас «Крузенштерн» оказался, словно вмороженным в некое конкретное положение в пространстве и не смещался с течением времени ни на йоту. При этом любые попытки включения двигателей почти тотчас приводили к полному отключению энергии. В том случае, если все двигательные установки оставались отключенными, энергия для поддержания жизнедеятельности корабля имелась в достатке.

                Все попытки выяснить, каким же образом происходит утечка энергии, привели лишь к тому, что инженеры и ученые смогли обнаружить появление и исчезновение внутри корабля своеобразного аналога «канала сверхпространственного переноса». Только в обычном канале почти всегда удавалось идентифицировать вектор направленности и примерную исходную точку «канала». В данном же случае получалось так, что «канал» возникал сразу во всем объеме реакторов и основных двигательных контуров, и как будто перебрасывал часть рабочих элементов в какое-то иное пространство. Разумеется, в этот момент любая работа двигательных или энергетических установок становилась невозможной.
                После обнаружения столь необычного эффекта стало понятно, что подобное положение корабля не может быть проявлением какой-то естественной аномалии. Это однозначно говорило о наличии в системе Калейдоскоп высокоразвитой цивилизации, способной оперировать пространством на уровне, намного превосходящем земную науку.

                Окружающая обстановка в течение четырех часов, прошедших после принудительной остановки или, как говаривал Ален Бессель, пленения корабля, совершенно не менялась. В обзорном экране по-прежнему отчетливо просматривалась малиново-сливочная поверхность пятой планеты системы, а немного в стороне от неё, под острым углом на незначительной дистанции был виден Калейдоскоп – ноль, переливающийся оттенками темно-вишневого цвета. А еще чуть в стороне и немного ближе, по крайней мере, визуально, висело, нарушая все мыслимые и немыслимые законы, еще одно светило, чем-то напоминающее Солнце, но немного большее по размерам и имевшее больше желтых и оранжевых оттенков. Кстати говоря, по мнению Бенджамена Кларенса оранжевый оттенок свечения второго светила был обусловлен дополнительной подсветкой, идущей от коричневого карлика, и не более того.

                Некоторое время после того, как корабль оказался в своеобразной ловушке, потратили на попытки освободиться из невидимых и неосязаемых захватов, а затем Протасов и Матинелли приняли решение прекратить это бессмысленное действие. В конце концов, энергия, которую неизвестное устройство с невероятной легкостью поглощало, а затем вроде бы возвращало обратно, вполне могла пригодиться для каких-либо других целей. Хотя бы для того же возвращения домой, поскольку запасы были отнюдь не беспредельны. И в таких условиях командир корабля принял, наверное, единственное верное решение – попробовать наладить контакт с неизвестной цивилизацией и, по возможности, продолжать изучать как окружающее пространство, так и параметры поля удерживавшего корабль.

                Поскольку любая экспедиция дальнего радиуса априори расценивалась как имеющая шанс на контакт с внеземным разумом, на «Крузенштерне» имелись для этого все необходимые средства. Программы для контакты создавались еще три с лишним столетия назад, потом дважды пересматривались, но в целом их идея оставалась неизменной – познакомить иной разум с цивилизацией Земли и опять-таки, по возможности, наладить хоть какой-то диалог. Большинство модулей этих программ содержали в себе визуальную и звуковую информацию о Земле и человечестве, а также набор математических формул, которые, как считали земные ученые, должны восприниматься любыми разумными существами, даже весьма отличающимися от человека.
                Последнее предположение время от времени подвергалось немалой критике, ибо периодически находились исследователи, считавшие, что некоторые цивилизации могут создать принципиально иной математический аппарат. Но, поскольку никаких представлений о подобных гипотетических системах счисления на Земле не имелось, приняли решение оставить имеющиеся системы контакта.
                И в настоящий момент эти программы были запущены экипажем «Крузенштерна», что называется, на всю катушку.

                В течение короткого времени опробовали практически все диапазоны электромагнитного излучения, начиная от длинноволнового и заканчивая микронным диапазоном. Пробовали передавать картинки и визуально, с помощью видеопроектора, располагавшегося, что характерно, все в той же малой обсерватории. Затем, после того как предыдущие попытки оказались неудачными, последовала передача в рентгеновском диапазоне излучения, а после и на частотах гамма-излучения. Но и в этом случае эксперимент закончился неудачей – кто бы ни скрывался за неведомым экраном, удерживающим корабль на месте, он ни разу не дал ответа на послания землян.

                Оставалось лишь два варианта – передавать послания в гиперчастотном диапазоне и с помощью гравитационных волн. Тем более что Кларенс, и примкнувший к нему Алберт Вонг, почти в один голос утверждали, что неизвестная цивилизация, с которой им пришлось столкнуться, почти наверняка использует для коммуникации именно гравитацию.
                Вопрос, однако, заключался в том, что ни гиперчастотные излучатели, позволяющие проводить пакетный обмен информацией с Землей, ни гравиметрические локаторы не были приспособлены для трансляции программ контакта. И чтобы хоть как-то переоборудовать эти устройства для передачи необходимой информации, требовалось изрядно попотеть.

                При этом для начала решили попробовать гравиметрическую связь, ибо на ней настаивали Кларенс с Вонгом, да и перестроить эти системы казалось несколько проще, нежели гиперчастотные установки. Руководил всеми работами Петр Самородов, который в экстремальных, без преувеличения, условиях практически забыл о своем недавнем недомогании и с большим энтузиазмом взялся за дело. Помогали ему и Алберт Вонг, и Ален Бессель, и Константин Нефедов, и пилоты, которым теперь все равно было нечего делать и, разумеется, Анабель Григ. Девушка-инженер сумела перебороть все еще мучившую её слабость и приступила к работе, помогая сразу на нескольких участках.

               Что касается Наталии Сосновской, биолог экспедиции, совместно с Бенджаменом Кларенсом пробовала изменить программы контакта таким образом, чтобы их могли воспринимать существа, имеющие принципиально иной тип мышления. Благо подобная работа являлась наиболее близкой к её непосредственной специальности – изучению вариантов развития жизни во вселенной.

                Ну, а оставшиеся вроде как не у дел, командир Протасов и научный руководитель Матинелли, чтобы не мешать готовить системы для возможной связи, занялись изучением характеристик окружающей среды и удерживающего корабль поля.
                Впрочем, довольно быстро выяснилось, что исследования можно вести лишь в чрезвычайно узкой области пространства и далеко не всеми средствами. Например, проводить сканирование и осматривать визуально с помощью оптико-электронных систем поверхность Калейдоскопа – пять получалось без проблем. Не стало в этом плане исключением и основное (или наоборот, дополнительное) центральное светило, в виде коричневого карлика. Единственными средствами, которые оказались бесполезными в этом случае, стали гравиметрические локаторы и гиперчастотные радары.

                А вот при попытках изучения второй звезды, неожиданно появившейся на глазах путешественников, исследователи потерпели полное фиаско.    
                Ни один локатор, ни одна сканирующая установка не работали так, как положено, стоило только направить их на желтую звезду. При этом визуальный осмотр вновь объявившегося светила оставался вполне доступным, как обычными телескопами малой обсерватории, так и оптико-электронными камерами.
                К слову сказать, через некоторое время в окружающем корабль пространстве обнаружилась еще одна локальная область, расположенная как бы над плоскостью вращения планет, которую не удавалось рассмотреть никакими средствами.
                Этот феномен немало заинтересовал Протасова и Матинелли, поскольку получалось, что неизвестное силовое поле обладает весьма немалой избирательностью воздействия. Причем не только на человеческое восприятие, но и на большую часть измерительной аппаратуры. И командир и научный руководитель сомневались в том, что им удастся обследовать закрытые области, но попытки все же не оставляли.
                – Больше всего меня интересует, каким образом можно сделать так, что даже гиперчастотное излучения вязнет в пространстве, не давая ни единой картины отражения? – с немалым интересом спросил Протасов после очередной подобной попытки. – Ведь, насколько мне известно, при определенных параметрах модуляции, с помощью гиперчастотного сигнала можно добиться получения изображений объектов, даже находящихся за силовыми экранами?! – командир вопросительно посмотрел на Матинелли.
                – Теоретически это возможно... – Немного помедлив, кивнул головой ученый. – Другой вопрос, что за исключением небольшого числа чисто лабораторных исследований, никто не пытался сделать это на практике, а уж каковы характеристики экрана, удерживающего «Крузенштерн» в своих объятиях, нам вообще не ведомо. – Матинелли помолчал немного, а потом добавил. – Несмотря на все старания.
                – Понимаю, что уже узнавал и твое мнение, и мнение Самородова, но все же спрошу еще раз... – Протасов словно находился в некоторой нерешительности, что являлось для него крайне редким состоянием. – Что случиться, если мы запустим зонд, попробовав пробить для него «гиперчастотный канал»? И что будет, если попробовать использовать системы защиты?
                – Мне кажется, ты задаешь этот вопрос исключительно для того, чтобы еще раз убедиться в справедливости собственного мнения. – С легкой укоризной покачал головой руководитель научной группы. – Ты ведь и сам понимаешь, что применение оружия в таких ситуациях, когда ни кораблю, ни экипажу, в явной форме ничто не угрожает, окажется абсолютно неоправданным, и может обернуться, куда большими неприятностями.
                – Да, в этом плане ты совершенно прав, – в голосе Протасова, подавившего тяжкий вздох, слышалось искренне сожаление, – да, наверное, и экстренный запуск зонда тоже могут воспринять в таком же ключе.
                – Ну, вот видишь, ты и сам уже все решил, а меня спрашиваешь только для укрепления в собственном мнении, – устало махнул рукой Матинелли, усаживаясь в кресло первого пилота.
                – Я все думаю о другом, – после небольшой паузы Протасов решил сменить тему разговора, – насколько мне известно, гравиметрические локаторы имеют возможность менять вектор направленности гравитационного поля в широких пределах.
                – Хм, меня вряд ли можно назвать знатоком по этим системам, – Матинелли явно не ожидал такого поворота в разговоре и теперь смотрел на командира с удивлением, – но, насколько помню, что-то подобное вполне возможно, а что такое?
                – Я все думаю о том, что гравитационная аномалия, с которой мы столкнулись не менее трех раз, в какой-то момент меняла вектор направленности гравитации на противоположный, – задумчиво проговорил Протасов, глядя куда-то перед собой.
                – Полагаешь, можно попробовать подать сигнал тем, кто управляет неизвестным силовым полем, меняя векторы направленности гравитации с помощью гравиметрических локаторов? – научный руководитель явно заинтересовался предположением командира «Крузенштерна».
                – Не знаю, честно скажу, не знаю, – теперь в голосе Протасова слышалось немалое сомнение, – однако другого варианта предложить не могу, все остальное пока оказывается неэффективным, – командир развел руками.
                – Понимаю, – после непродолжительной паузы ответил Матинелли, – в конце концов, это от меня должны исходить предложения по построению контакта, но твоя идея может оказаться вполне действенной, нужно только уточнить у инженеров, возможна ли такая перестройка гравиметрических локаторов.
                – А мы сейчас спросим об этом у Самородова, он как раз занимается перестройкой локаторов для передачи упорядоченной информации, – командир многозначительно покачал головой и включил личный коммуникатор, – Петр, как продвигаются дела с настройкой радаров?
                – В принципе уже имеется ясность, каким образом перестраивать контура управления гравилокаторов, – почти тотчас откликнулся старший инженер, по голосу которого становилось понятно, что он с большим удовольствием окунулся в работу, которой был лишен почти двое суток, – придется повозиться, конечно, но за сутки вполне можно управиться.
                – Отлично, – кивнул головой Протасов, бросив выразительный взгляд на Матинелли, – а подскажи-ка такую вещь – возможно ли каким-то образом  оперативно перестроить контура так, чтобы получалось произвольно менять направление вектора гравитации?
                – Хм, откровенно говоря, не задумывался об этом, – судя по всему, Самородов оказался немало озадачен таким вопросом, – теоретически гравилокатор может работать в таком режиме, но ведь речь, насколько понимаю, не идет о том, чтобы пару раз в течение длительного времени сменить этот вектор?
                – Правильно понимаешь, – тяжело вздохнул командир, вновь бросив взгляд на Матинелли, внимательно слушавшего разговор, – имеется предположение, что неизвестная цивилизация воспринимает информацию только в формате изменения направленности гравитационного поля, – Протасов замолчал на несколько секунд, а затем добавил, – ну, или это один из вариантов восприятия информации.
                – Непростой вопрос... – После примерно полуминутной паузы ответил Самородов, и командир представил, как старший инженер озадаченно трет подбородок. – В принципе, наверное, мы можем это сделать, но потребуется дополнительная перестройка всей аппаратуры. Как минимум это займет часов двенадцать, не меньше.
                – Понятно, – после небольшой паузы вздохнул Протасов, – в таком случае, начинаем прямо сейчас, поскольку времени у нас, как мне кажется, совсем немного осталось.
                – Я понял, Андрей, – судя по интонациям в голосе старшего инженера, он уже начал обдумывать варианты решения проблемы, – сейчас подключу к этой задаче Вонга с Нефедовым, а заодно Бесселя, он соображает в таких вещах, – на этом Самородов отключился.

                Тем временем, Наталия Сосновская и Бенджамен Кларенс продолжали размышлять над тем, как сделать программу первого контакта удобной для восприятия существ, чья психика и психология могут радикально отличаться от человеческой. Для начала Кларенс предложил попробовать самые простые системы, построенные на примитивных ассоциациях, которые имеются, что называется, прямо под рукой, то есть – звезды, планеты, космос в целом и тому подобные.
                Однако Наталия возразила на это, что у гипотетической цивилизации даже спектр зрения может оказаться иным, и они могут видеть отнюдь не ту картину, что наблюдает вокруг себя человек. А кроме этого, используя только имеющиеся под рукой ассоциации, составить какие-либо, более-менее осмысленные послания, несколько трудновато. И после некоторого размышления Кларенсу пришлось согласиться с мнением молодой дамы-биолога.

                Сосновская же считала, что для построения мнемокодов и каких-то образов для программы контакта необходимо использовать всевозможные зеркальные зависимости и визуальные картинки. На эту мысль её натолкнули микрочастицы, похожие на обломки ДНК, найденные в пробах грунта с двух планет системы, и из которых, судя по всему, целиком и полностью состояла почва.
                То, что в каждом из миров существовала только одна своеобразная «половинка» полного образца ДНК или, что казалось вполне возможным, частицы некоего чрезвычайно сложного организма или даже некоей конструкции, говорило о том, что пресловутые «отражения» играли важную роль, как в макромире, так и микромире. А это, в свою очередь, наводило на мысль о том, что и информация у столь необычной колонии, цивилизации, а может и единого организма, обрабатывается одновременно в обоих мирах.
               Более того, Наталия предположила, что любая информация, обрабатываемая или получаемая неизвестной цивилизацией, должна иметь два массива – основной и зеркальный. Вопрос заключался лишь в том, каким образом подобное «отзеркаливание» должно происходить – целиком или дискретно, по минимально возможным отрезкам передаваемой информации.

                Ознакомившись со столь необычными выкладками Сосновской, Кларенс довольно долго размышлял, но затем осознал, что в них имеется немалый резон. После чего исследователи уже вместе стали думать над тем, как должен выглядеть информационный пакет, которому предстояло войти в программу первого контакта. В конце концов, сошлись на том, что визуальные образы можно передать в трехмерном виде, но вкладывать в каждый такой пакет сразу два изображения, одно в другом – обычное и зеркальное. То же самое предстояло сделать и с мнемонической частью пакета программы, куда вложили минимальную информацию о Земле и о том космическом корабле, который волею случая оказался в системе Калейдоскоп. Весь цифровой набор требовалось задублировать, а затем передать обе части одновременно, используя и, так называемое, обратное кодирование, и передачу от конца к началу. Конечно, тотчас же возникли немалые сомнения, что это сработает, но поскольку иных вариантов все равно не имелось, было решено попробовать и это.
                Хотя для начала о таком варианте программы для контакта стоило доложить командиру и начальнику научной группы и согласовать с ними. При этом Наталия считала необходимым переговорить по этому поводу с командиром лично, на что Кларенс, конечно же, согласился, лукаво улыбнувшись при этом.
                Андрей Протасов к этому времени уже покинул рубку управления и находился в помещении малой обсерватории, куда зашел по пути в технический отсек, где работали инженеры.
                – Знаете, я порой больше удивляюсь не тому, что многие члены экипажа любят бывать в этом отсеке, а скорее тому, что некоторые из них не просиживают тут все свободное время. – С задумчивым видом проговорил командир в тот момент, когда Сосновская появилась в помещении обсерватории. – Все-таки это удивительно притягательное и успокаивающее занятие – смотреть на звезды, изучать космос. Изучать не с помощью каких-то сверхсовременных технических средств, а видеть все это своими глазами, приблизив всего лишь с помощью простого оптического прибора. Я ведь и сам частенько захожу сюда, чтобы отвлечься и привести мысли в порядок. Это только, кажется, что командир корабля всегда собран, всегда подтянут и всегда знает, что и как делать. На самом деле я частенько нахожусь в ничуть не меньшей растерянности, нежели остальные члены экипажа, а показывать этого просто не имею права. Вот в таких случаях обсерватория порой неплохо помогает.

                Несколько секунд Наталия стояла в задумчивости, не зная, как реагировать на такую, неожиданную и довольно откровенную тираду Протасова. Но затем подошла ближе и неожиданно даже для самой себя поинтересовалась:
                – Скажите, Андрей, у всех командиров кораблей Службы Дальней разведки жизнь складывается так, что отсутствуют семьи? Или Ваш случай – скорее исключение?
                – Хм, однако, это довольно личный вопрос, – Протасов обернулся к Сосновской и пристально поглядел ей в глаза, – откровенно говоря, у всех это бывает по-разному, скажем, мой прежний командир, Грегори Уинслоу, женился только после своего пятого сверхдальнего перелета, то есть уже в весьма преклонном возрасте.
                – А сколько сверхдальних полетов было у Вас? – Протасову показалось, что в словах Наталии слышится какой-то намек, а сама девушка как будто немного смутилась.
                – Ну, вообще, это уже четвертый сверхдальний полет в моей карьере... – Тут Андрей поймал себя на мысли, что и сам почему-то начал смущаться, и чтобы не показывать своего волнения решительно перешел на более деловой тон. – Простите, Наталия, насколько понимаю, Вас привел сюда не праздный интерес к моей личной жизни, ведь так?
                – Ну, в целом, конечно, это так, – Сосновская отвела глаза, но Протасов был готов поклясться, что на лице девушки на несколько мгновений мелькнуло выражение разочарования, – у меня и Кларенса возникла идея, каким образом донести информацию до гипотетической цивилизации, с которой мы здесь столкнулись.
                – Что же, это просто прекрасно, – с преувеличенным воодушевлением ответил командир «Крузенштерна», внутренне обзывая себя слабаком, – и в чем же заключается суть этой идеи?

                Сосновская несколько секунд смотрела куда–то в сторону, и на лице её в эти мгновенья промелькнула целая гамма эмоций. Но затем девушка взяла себя в руки, повернулась к Протасову и уже намного более спокойным и серьезным голосом рассказала о своей задумке.
                Командир слушал внимательно, не перебивая и не делая никаких уточнений, но почему-то все время боялся встретиться с Наталией взглядом, хотя, с другой стороны, ему ужасно хотелось взглянуть девушке в глаза. Когда Сосновская закончила рассказ, оба некоторое время молчали, а потом Протасов вздохнул и сказал просто:
                – Пойдемте, нужно рассказать об этом Самородову и Матинелли, возможно мы сумеем реализовать Вашу идею, пусть даже частично.

                С этими словами командир покинул свое кресло и, подав Наталии руку, которую та с некоторым удивлением приняла, кивком головы указал в сторону выхода.

Глава 15
                Подготовка к незапланированному эксперименту по контакту с неведомой цивилизацией продолжалась. Для реализации идей, появившихся у Протасова с Матинелли и Сосновской с Кларенсом, один из гравиметрических локаторов пришлось почти целиком переделать в своеобразную систему связи. Для этого довольно серьезно, насколько позволяли условия экспедиции, изменили конструкцию локатора, причем из-за этого частично уменьшилась мощность излучения. Но, по мнению Матинелли и Самородова, большой энергии в данном случае и не требовалось.
                – Судя по всему, радиус области пространства, в которой оказался запертым корабль, не так и велик... – Рассуждал старший инженер, не отрываясь от наладки. – И вряд ли некие чувствительные элементы гипотетической установки, удерживающей нас здесь, располагаются на большом удалении. Вероятнее всего, они расположены совсем рядом, только скажем, в «зеркальном мире», или быть может, в неизвестном «третьем пространстве».
                – Я тоже склоняюсь к схожему мнению. – Поддержал Самородова научный руководитель экспедиции. – Будь мы на месте этих существ, ну или одного существа, мы бы тоже старались находиться где-то поблизости, чтобы иметь возможность наблюдать за объектом, вторгшимся в наше, то есть, на самом деле, их пространство. В конце концов, не исключено, что вторжение нашего корабля или зондов нарушает работу каких-то сложных систем, ведь мы фактически находимся на стыке двух совершенно разных миров, схожих только на первый взгляд. Об истинных свойствах правосторонней материи мы до сих пор не знаем, а уж о каких-то параметрах неизвестного пространства, где скрыта еще одна звезда, а может и не одна, нам вообще ничего неизвестно. Однако, при любом раскладе, за нами наверняка внимательно наблюдают и, что тоже возможно, фиксируют наши попытки установить контакт.
                – Если они фиксируют эти попытки, почему не пытаются ответить? – с интересом посмотрел на Матинелли Филиппе Сорди.
                – Возможно, их восприятие окружающей Вселенной таково, что в этих попытках они не видят чего-то понятного, близкого им. – На этот вопрос ответил вступивший в разговор Бенджамен Кларенс. – Скажем, для нас практически никакой информации не несет тончайшее изменение запаха в какой-либо местности или появление дуновения свежего ветра. Мы привыкли к тому, что основную часть информации мы получаем визуально или с помощью слухового аппарата, а к другим своим чувствам прислушиваемся редко.
                – Точно также нам будет необычайно сложно понять, чего от нас хотят, если кто-то попытается общаться с помощью, скажем, изменения вязкости некоей среды, – снова взял слово Матинелли, – а для обитателей какого-то иного мира, вязкость чего-либо может играть решающую роль.
                – Из всего, что я сейчас услышал... – Немного помедлив, выступил вперед командир корабля. – А также из разговоров, которые провел с некоторыми из членов экипажа и научной группы, можно сделать простой вывод – для того, чтобы наладить связь с неизвестными существами необходимо максимально приблизить характеристики нашего канала передачи к тем параметрам, которые доступны для восприятия неизвестной цивилизации. Разумеется, настолько, насколько мы можем это представить.
                – Вот именно, – слегка откашлявшись, проговорил старший инженер, – и поскольку большого выхода энергии в измененной системе локации не требуется, то с полученными в ходе переделки параметрами вполне можно мириться.
                – Мне бы хотелось добавить еще вот что... – Теперь к разговору присоединилась и Наталия Сосновская. – Этические, и тем более, моральные принципы цивилизации, с которой мы, вероятно, имеем дело, наверняка далеки от наших представлений, ведь развивались они в совершенно иных условиях.
                – Хм, это сейчас к чему было сказано? – с озадаченным видом потер переносицу Ален Бессель.
                – А сказано это было к тому... – На вопрос аналитика ответил Протасов, опередив Наталию, слегка замешкавшуюся с ответом. – Чтобы никто из экипажа не ждал от предполагаемого контакта чего-то сверхъестественного, чтобы не рассматривали такое общение, как некий прорывной момент в космических исследованиях. Наша максимальная цель – узнать причины нашего попадания в ловушку и обсудить возможность выхода из неё. И лишь затем это может стать попыткой наладить полноценный диалог, да и то, в том случае, если гипотетические собеседники окажутся готовыми пойти на это. Кстати... – Командир бросил взгляд на Самородова, а затем посмотрел на Наталию Сосновскую. – Мне никто так и не доложил по форме о готовности к проведению очередного эксперимента?!
                – Принято, командир, – с пониманием кивнул головой старший инженер, – со своей стороны готов доложить, что один из гравиметрических локаторов корабля переведен в режим внешнего управления произвольного варианта и имеет возможность работать с разнонаправленными векторами излучаемого сигнала.
                – Вот, это уже другое дело, – на лице Протасова появилась легкая улыбка, хотя улыбался он скорее для того, чтобы подбодрить экипаж, – а что у нас с составлением новой программы контакта? – теперь командир вопросительно посмотрел на Сосновскую.
                – В целом удалось реализовать так называемый «зеркальный пакет» информации, сгенерированный по тому принципу, который, как нам кажется, имеет несколько большие возможности быть услышанным, – глядя командиру прямо в глаза, ответила Наталия, и вновь на лице Протасова появилась улыбка, но теперь казавшаяся более искренней.
                – Что же, в таком случае – по местам, и приступаем к очередной попытке связи с неизвестными! – распорядился Протасов уже более спокойным тоном. – На всякий случай еще раз предупреждаю – в случае возникновения нештатной ситуации, а нам неизвестно, какова может оказаться реакция на наш новый эксперимент, всем сохранять спокойствие и не поддаваться панике, чтобы не происходило.

                Уверенный тон, намеренно использованный Протасовым, подействовал на членов экипажа успокаивающе и, одновременно заставил максимально собраться. Все понимали, что от предстоящего эксперимента будет зависеть судьба экспедиции, судьба корабля, судьба людей, находящихся на борту «Крузенштерна». И хотя по-прежнему оставалось неизвестным, даст ли результат очередная попытка наладить связь с местной цивилизацией, удерживающей земной корабль в своеобразном плену, настроение у большинства несколько улучшилось. Даже нахмуренное лицо Нефедова, который, кажется, уже понял, что у Сосновской и командира имеются некие взаимные чувства, разгладилось, и молодой ученый СМИ вовсе ходил с безмятежным видом, словно человек, получивший крупный выигрыш и уверенный, что ему больше не о чем беспокоиться. Пьетро Матинелли выглядел немного задумчивым, а еще в его взгляде чувствовалось озабоченность и немалая утомленность, но теперь и они, словно отошли на задний план, уступив место сосредоточенности и уверенности в себе.

                По-прежнему сохранял свой скептический вид Ален Бессель, но для него это было естественное состояние, из которого аналитик, кажется, вообще никогда не выходил. Что касается Анабель Григ, то младший инженер, выбравшись, наконец, из состояния, в которое впала при появлении в техническом отсеке неизвестного объекта, явно горела жаждой деятельности. Впрочем, этой самой деятельности в ближайшее время у неё имелось в достатке, поскольку именно инженерам, совместно с Албертом Вонгом, воспринявшем всё происходящее на удивление спокойно, предстояло контролировать аппаратуру, задействованную в эксперименте.

                Как чувствовали себя пилоты, во время разговора находившиеся на своих местах, в рубке корабля, оставалось пока неизвестно, но Протасов примерно представлял их состояние. Они наверняка пребывали в предвкушении от приближения к чему-то новому, совершенно неизведанному, и одновременно переживали от того, что их роль во всем эксперименте оказалась совсем невелика.
                И пилотов вполне можно было понять, ибо корабль по-прежнему оставался недвижим, а значит и работы практически не имелось, разве что участие в общем мониторинге происходящего. Но и это тоже считалось немаловажной миссией, поскольку проявление сущности неизвестной цивилизации, судя по мерцающему облаку, могло произойти в любом месте, отсеке корабля и во что это выльется, тоже оставалось неизвестным. Из чего следовало, что и присутствие пилотов на своих рабочих местах представлялось необходимым.

                Что касается Сосновской, Наталия пребывала в состоянии какой–то странной задумчивости, словно переступила некий невидимый порог, приняла для себя некое важное решение, после которого уже нет хода назад. Самое интересное, что нечто подобное чувствовал сейчас и сам Протасов, причем это относилось лишь в незначительной степени к тому эксперименту, который им предстоял. В куда большей степени этот порог можно было отнести к сугубо личностной стороне жизни, и в этом плане все большее пространство занимала молодая дама-биолог, с которой он встретился в настоящей экспедиции. А значит, в какой-то мере к его ответственности за экипаж и за судьбу экспедиции, как командира корабля, добавлялась ответственность мужчины за женщину, с коей он желает связать свою жизнь.

                Примерно такие мысли бродили в голове командира корабля Службы Дальней разведки «Крузенштерн» перед началом эксперимента. Однако он быстро взял себя в руки и, послав ободряющий взгляд Сосновской, решительным шагом двинулся к рубке. Его место, вместе с пилотами, аналитиком и Пьетро Матинелли, находилось там.
                Инженеры вместе с Албертом Вонгом ушли в технический отсек, а Нефедову с Кларенсом и Наталией надлежало оставаться в биологическом.
                Вскоре Протасов занял свое место в рубке управления, и кивнул головой Чистову и Сорди, с сосредоточенным видом сидевших на своих местах.
                – Всем внимание! – повышая голос, произнес командир, бросив взгляд на расположившегося рядом руководителя научной группы. – Готовность к запуску системы – одна минута!
                – Технический отсек – принято! – тотчас же послышался голос Петра Самородова.
                – Биологический отсек – принято! – сердце командира как-то странно ёкнуло, когда он услышал голос Сосновской по внутренней связи.
                – Рубка управления – принято! – бодро отчеканил сидящий в трех метрах впереди и чуть левее первый пилот.
                – Обстановка? – все тем же строгим, деловитым тоном спросил Протасов.
                – Параметры удерживающего поля остаются в установленных пределах, – откликнулся Ален Бессель, – неизвестная звезда находится на прежнем месте.
                – Так, хорошо, начинаем подготовительный этап, – распорядился командир, кивнув головой научному руководителю.
                – Запускаем гравиметрические локаторы в круговом режиме с дискретной последовательностью номер один, – в разговор вступил Матинелли, которому предстояло руководить ходом эксперимента.
                – Гравиметрические локаторы запущены, – отрапортовал из технического отсека Самородов, – уровень излучения – тридцать процентов мощности.
                – Думаю, этого вполне достаточно, – спокойным тоном ответил научный руководитель.
                – Не стоит ли нам одновременно с передачей гравиметрической системы, включить и обычную передачу, но с использованием тех же механизмов, что предложила Наталия? – каким-то будничным, даже домашним тоном поинтересовался командир у Матинелли.
                – Думаю, хуже от этого точно не будет, – немного подумав, ответил научный руководитель, – а что по этому поводу скажет сама Наталия?
                – Не возражаю, подобное дублирование вполне может дать дополнительные шансы на успех, – почти мгновенно откликнулась Сосновская, поскольку внутренняя связь была включена в режиме конференции, – причем мы можем синхронизировать обе передачи для эффективности.
                – Отлично! – Одобрительно кивнул головой командир. – Так и сделаем, инженеры? Вы все слышали?
                – Да, уже готовим аппаратуру для работы в синхронном режиме, – послышался в интеркоме заметно взволнованный голос Анабель Григ.
                – Что у нас с окружающей обстановкой? – вновь обернулся к аналитику Протасов.
                – Пока не видно никаких изменений, хотя... – Как будто с некоторым сомнением проговорил Бессель, напряженно всматривающийся в плоскость информационной панели, висящей перед ним в воздухе. – Такое впечатление, что...
                – Какое впечатление? – с некоторым подозрением посмотрел на аналитика командир корабля. – Что-то не так?
                – Наблюдается некоторая странность в данных от радаров, работающих в диапазоне, близком гиперчастотному, – вновь с некоторым сомнением проговорил Бессель, – в той области, что находится вокруг неизвестного светила, выскочившего из-за непонятного барьера.
                – Ну-ка, ну-ка, – с озабоченным видом произнес Матинелли и кивнул обернувшемуся Сорди, – давайте-ка это дело на обзорный экран.

                Почти тотчас в объеме обзорного экрана появилась картина, формируемая из изображений, получаемых сразу по нескольким диапазонам видения, начиная от визуального и микроволнового и заканчивая гиперчастотным. Планета Калейдоскоп – пять, как и прежде, медленно и безмятежно вращалась вокруг своей оси на удалении пятнадцати тысяч километров. Центральная звезда система, по крайней мере та, которую считали таковой с самого начала, то есть пресловутый коричневый карлик, тоже находилась на своем месте, но в её внешнем облике как будто произошли изменения. Теперь она светилась несколько меньше, а вся её поверхность словно покрылась тонкой сеткой узких темных линий. Зато неизвестная звезда, ставшая видимой лишь после преодоления кораблем барьера из неизвестного поля, стала заметно ярче и слегка пульсировала. Причем пульсации эти, как стало вскоре видно, имели четкий периодический характер, как будто своим свечением звезда транслировала некий код.
                – Похоже, на этот раз нас услышали? – тон, которым говорил аналитик, обернувшийся к научному руководителю, казался скорее утвердительным.
                – Пока рано говорить о чем-то подобным, – покачал головой Матинелли, обменявшись быстрыми взглядами с командиром, – надо бы проанализировать последовательность этих пульсаций.
                – Видим их, уже начинаем обрабатывать информацию, – послышался в интеркоме голос Бенджамена Кларенса, – это однозначно не двоичный код или какая-то математическая последовательность, но что-то специфическое в этом сигнале имеется.
                – Главное, чтобы удалось понять это специфическое в сигнале, – вздохнув, пробормотал первый пилот, опуская глаза на панель управления, и тотчас же воскликнул, – вот это да, корабль смещается, причем довольно заметно, скорость движения – почти восемь метров в секунду!
                – А направление? – быстро спросил командир.
                – Идем примерно тем же курсом, коим двигались до того, как нас поймали в этот прозрачный капкан, – после небольшой паузы ответил Чистов, – а значит, пройдем примерно в десяти тысячах километрах от планеты, то есть даже ближе, чем предполагалось.
                – Может, источник неизвестного излучения, как раз и находится на пятой планете? – немного помедлив, предположил Филиппе Сорди.
               – Навряд ли, – покачал головой научный руководитель, – все данные говорят о том, что неизвестное поле никоим образом не связано с планетой.
                – Можем ли мы запустить хотя бы маневровые двигатели? – осведомился тем временем командир, спрашивая сразу и пилотов, и инженеров.
               – Хм, автоматика вроде бы дает добро, – проделав некоторые манипуляции с пультом управления, с некоторым удивлением ответил Чистов.
                – Утечки энергии не наблюдаем, все чисто, – откликнулся полминуты спустя Петр Самородов.
                – Запускаем вторую часть программы и одновременно готовимся включить двигатели, – немного помедлив, распорядился Протасов, – для начала – в планетарном режиме.
                – Принято, – почти одновременно ответили первый пилот и старший инженер.

                Напряжение во всех отсеках корабля начало нарастать. Все поняли, что на сей раз, они все-таки получили некий ответ на свое послание, правда, чем это все закончится, по–прежнему оставалось неизвестным.
                А командир постоянно думал о том, как поступать в том случае, если и эта попытка окончиться неудачей. Применять какие-то экстренные меры, вроде включения силового поля на максимальном уровне или обстрел окружающего пространства излучателями антиматерии казались ему неприемлемыми методами. К тому же оставалось неизвестным, чем может ответить неизвестная цивилизация на подобную агрессию.
                – Второй вариант работы гравиметрических локаторов запущен, – доложил, тем временем, старший инженер, а потом добавил, – Вашу программу включили, Наталия.
                – Хорошо, возможно это действительно сработает, – несколько рассеянным голосом откликнулась Сосновская, – в той последовательности, которая наблюдается в мерцании неизвестной звезды, явно просматриваются «зеркальные» фрагменты.
                – Отлично, выходит, мы на правильном пути?! – слегка повернув голову, поинтересовался Протасов, почему-то представив Наталию не в привычном комбинезоне, используемом во время полета, а в нарядном вечернем платье.
                – Не исключено, – в голосе молодой дамы слышались нотки сомнения, – нужно все внимательно изучить.
                – Так, так, может пора запустить двигатели? – Протасов посмотрел на Матинелли, а затем на Чистова.
                – Не рановато ли? – засомневался, было научный руководитель, а почти сразу махнул рукой. – Хотя, кто его знает, когда вообще будет вовремя, может, стоит и попробовать!
                – Конечно, стоит! – в голосе Чистова явственно слышались нотки нетерпения.

                Как всякому пилоту ему нравилось находиться в движении, ощущать себя настоящим драйвером, ведущим огромный корабль по просторам космоса. Бездействие явно сильно тяготило его.
                – Ладно, самый малый ход, без рывков, потихоньку, – какими–то совсем неуставными фразами отдал команду Протасов, вспомнив почему-то, как и сам некогда находился в кресле первого пилота.
                «Крузенштерн» слегка вздрогнул, на нескольких индикаторах загорелись предупредительные надписи – это включились маневровые двигатели корабля. Для полета в планетарном режиме было достаточно только их. В объеме большого обзорного экрана по-прежнему пульсировала в загадочном ритме неизвестная звезда. А вот коричневый карлик еще больше изменился внешне – теперь он сам почти не испускал свет, а освещался исключительно второй звездой. Более того, те тонкие линии, которые сеткой покрывали его поверхность, вдруг стали складываться в какие-то сложные рисунки непонятной формы, некоторые из которых напоминали невероятно сложные иероглифы или что-то подобное.
                Корабль потихоньку сдвинулся с места, когда в интеркоме раздался возбужденный голос Бенджамена Кларенса:
                – Я понял! Мне кажется, я понял, что происходит! Все на самом деле не так, как мы это себе представляем!
                – Поясните, Кларенс, что Вы имеете в виду?! – с интересом и некоторыми оттенками недовольства поинтересовался командир, переглянувшись к Пьетро Матинелли, который тоже выглядел немало озадаченным.
                Но ответить пожилой ученый не успел.
                Неизвестная звезда, пульсирующая в ритме передачи неведомого потока информации, видимая в обзорном экране, вдруг вспыхнула с неимоверной яркостью, заполняя собой все пространство. В этот же момент корабль сильно тряхнуло, словно он снова уткнулся в некое невидимое препятствие. В интеркоме послышался странный возглас Бенджамена Кларенса, а потом испуганный вскрик Наталии Сосновской. Протасов рванулся с места, но в ту же секунду едва не потерял равновесие, словно корабль резко завалился набок, хотя ничего подобного не произошло.
                А затем...
                Затем последовал еще один толчок, заставивший всех вцепиться в ближайшие закрепленные предметы и приборы, чтобы устоять на ногах. После чего корабль окончательно остановился, большая часть его освещения, и табло различных приборов погасли.
                А спустя несколько секунд все пространство в отсеках, от носовой части до самой кормы оказалось заполненным странной мерцающей полупрозрачной субстанцией.

Глава 16
                На некоторое время командира охватило такое чувство, словно он находится в некоем странном оцепенении, как будто его поместили в некий гигантский сосуд, заполненный тягучей субстанцией, обволакивающей все вокруг. Складывалось впечатление, что все пространство вокруг состоит из этой субстанции. Пропали все звуки, ощущения тепла и холода, командир видел вокруг себя лишь белесый раствор, и ощущал все кожей нечто необычайно вязкое. Это нечто, по идее, должно было бы казаться мокрым и клейким, но ощущалось совершенно сухим и гладким. Такое противоречие в ощущениях тоже не доставляло комфорта, к тому же сильно мешал пульсирующий шум в голове. Именно в голове, где-то в самой глубине мозга, а не в ушах, как это обычно происходит в похожих случаях. Причем командиру казалось, что шум этот звучит с определенной упорядоченностью, словно несет в себе некую информацию. Как будто некто пытался разговаривать с ним, а может и со всем экипажем, но пока смысла этого разговора не удавалось понять.
                «Наталия!» – мелькнула мысль в голове у Протасова в какой-то момент, и он попытался освободиться от странной субстанции, в которой словно повис, не ощущая ни тяготения, ни какой-либо твердой поверхности.

                И словно в ответ на это усилие, субстанция как будто подалась, а затем и вовсе стала совсем призрачной. А еще спустя несколько мгновений, Протасов ощутил себя сидящем в своем кресле в рубке управления. И все, кто присутствовал в момент проведения эксперимента, находились здесь же.
                Освещение по-прежнему практически отсутствовало – горели лишь светлячки аварийных огней, да несколько табло на пультах управления. Приглядевшись, Протасов сообразил, что все работающие приборы принадлежат системам контроля и обеспечения жизнедеятельности. Никаким случайным образом такое, весьма целенаправленное отключение произойти не могло.
                – Все живы? Все в порядке? – позвал командир негромким голосом, оглядываясь по сторонам, бросая взгляд на ручной коммуникатор – увы, тот был намертво отключен.
                – Похоже, нас опять приземлили, – приглушенным голосом ответил первый пилот, потирая локоть и мотая головой, видимо, при резком торможении он приложился обо что-то, – и приземлили основательно, впрочем, со мной все в порядке.
                – У меня вроде тоже все нормально, – рассеянно озираясь по сторонам, проговорил Филиппе Сорди.
                – Ничего, терпимо, – поморщившись, чуть погодя отозвался Ален Бессель, копаясь в карманах своего комбинезона.
                – Похоже, решение о запуске двигателей оказалось не совсем верным, – озабоченным голосом произнес Пьетро Матинелли, при этом вид у научного руководителя казался невероятно уставшим.
                – Возможно – да, а возможно, и нет, – возразил Протасов, а затем решительно встал из кресла, и повернулся было к двери, чтобы отправиться в биологический отсек, как в коридоре послышались чьи-то быстрые шаги и через мгновенье на пороге появилась...
                Наталия.
                Девушка быстро осмотрела командную рубку, увидела командира и... бросилась к нему на грудь.
                – Что такое? Что произошло? – Протасов был по-настоящему ошеломлен неожиданной реакцией девушки, пожалуй, даже больше, нежели очередным «пленением», но тут же справился с собой и обнял Наталию за плечи.
                – Кларенс пропал, – дрожащим от волнения голосом произнесла Сосновская, чуть отстранившись, наконец, от Протасова.
                – Как пропал? Когда пропал – во время толчка? – с недоуменным видом осведомился Матинелли.
                – Нет! Раньше! – в голосе Сосновской послышалось отчаяние. – После первого толчка он вдруг весь просиял, словно его озарила какая-то идея. Но в этот момент в помещении появилось странное мерцающее облако, заполнившее собой половину отсека, и скрыло собой Кларенса.
                – Вот как?! – Протасов переглянулся с Матинелли. – И что было дальше?
                – А потом облако пропало, а вместе с ним исчез и Кларенс, – прерывающимся голосом ответила Сосновская, – затем произошел второй толчок, после которого я на какое-то время отключилась, а потом, как только пришла в себя – сразу побежала сюда.
                – Так, понятно, а что делает Константин? – командир явно пребывал в замешательстве.
                – Пытается искать Кларенса, но похоже, не верит, что найдет на корабле, – с трудом справляясь с волнением, чуть ли не плачущим голосом ответила Наталия.

                И в этот момент вновь что-то произошло. Это было странное ощущение – вроде бы никаких визуальных эффектов не возникло, ни единого звука, самого малейшего шороха не последовало, но все почувствовали, что нечто изменилось. В первый момент казалось совершенно непонятным, что же именно. Но затем Протасова вдруг осенило – изменился уровень тяготения.
                Гравитация внутри корабля обеспечивалась за счет специальных масс-установок, расположенных по всей длине. Отсутствовали таковые только в помещении реакторов и главных двигателей, но там в них просто не было необходимости. Масс-установки поддерживали уровень гравитации сопоставимый примерно с гравитацией Марса, большего уровня, в принципе, и не требовалось, а для создания тяготения, равного земному, пришлось бы значительно увеличить расход энергии.
                И теперь это тяготение, на мгновенье, пропавшее во время второго толчка, вернулось, но его уровень заметно возрос, почти добравшись до привычного земного «же». Масс-установки «Крузенштерна», судя по показаниям приборов, в этот момент бездействовали, а это означало, что тяготение обеспечивается чем-то другим. При этом вектор тяготения сохранял привычное направление – пол внизу, потолок вверху. И только сейчас Протасов сообразил, что его занос вбок при попытке выскочить из кресла, являлся ничем иным, как неверно выбранным изначально направлением вектора гравитации.

                Их невидимый и неведомый визави сделал первую попытку, после чего понял, что сформировал вектор тяготения не совсем верно и тотчас же исправил ситуацию. А это означало, что этот некто и в данный момент присутствует на корабле, возможно даже здесь, в рубке управления. Командир крепко сжал руку Наталии и осмотрелся вокруг, пытаясь найти какое-то несоответствие в окружающей обстановке.

                Дмитрий Чистов оставался на своем месте, сосредоточенно пытая пульт управления, видимо, желая запустить хоть какие–то установки.
Второй пилот Сорди облокотился руками о внешнюю панель своего пульта и уныло разглядывал единственное светящееся табло.
                Аналитик Ален Бессель какое-то время занимался тем же, чем и первый пилот, но потом бросил эту бесперспективную затею и просто откинулся на спинку кресла.
                Что касается Пьетро Матинелли, научный руководитель расположился неподалеку и озирался по сторонам, видимо с той же целью, что и сам Протасов.

                Наталия стояла рядом с командиром, настороженно прислушиваясь к чему-то, время от времени слегка вздрагивая.
                И завершал визуальный ряд обстановки рубки тучный силуэт Бенджамена Кларенса, заполнявшего люка.

                «Стоп! Какого черта Кларенс делает тут?!» – мелькнула мысль в голове командира, и в ту же минуту пожилой ученый шагнул внутрь рубки.
Сосновская и Матинелли проследили за остановившимся взглядом Протасова и почти одновременно приоткрыли от изумления рот.
                – Просим прощения за то, что пришлось использовать одного из ваших индивидуумов для того, чтобы получить возможность общения с вами, – произнес Кларенс каким-то неестественным, как будто не своим голосом.

                При этом Протасов заметил, что в тот момент, когда странный Кларенс произносит слова, у него двигается только рот, но совершенно отсутствует всяческая мимика на лице, что для человека практически невозможно. По настороженному взгляду Наталии стало ясно, что и девушка это поняла. Оба пилота и аналитик, обернувшись назад, смотрели на появившегося ученого с некоторым удивлением, но совершенно без опаски – они еще не поняли, что произошло.
                – Кто вы? – невольно вырвалось у Протасова, и он даже сделал невольный шаг вперед, но тут же остановился. – И где настоящий Бенджамен Кларенс?
                – Бенджамен Кларенс – это тот индивидуум, в чьем облике мы сейчас находимся? Он в полном порядке, после дублирования мы вернули его на прежнее место, но у него, видимо, сильный шок. – Спокойным, даже каким-то бесстрастным тоном ответил пришелец в облике Кларенса. – Что же касается ответа на первый вопрос, то здесь одним словосочетанием не ответишь. Тем более что уровень нашего и вашего восприятия разнится необычайно сильно, ведь понять хоть что-то о вас и вашем присутствии здесь, получилось только после длительного наблюдения.
                – Выходит, мы находимся в вашем мире, и вы все это время наблюдали за нами? – чуть хриплым, слегка дрожащим голосом спросил Протасов, окидывая взглядом свой экипаж.
                – Не совсем наш мир, скорее – осколки от нашего мира, – ответил ровным голосом лже-Кларенс, – а насчет наблюдения – да, верно, мы долго наблюдали за вами, ведь до этого момента мы ни разу не сталкивались, ни с одним живым и разумным существом из этого мира.
                – Простите, вы сказали – из этого мира, но ведь ваш мир является миром правозакрученной материи, разве не так? – наконец, решился вступить в разговор Пьетро Матинелли.
                – Нет, не так, и этот мир тоже не является нашим родным миром... – Все тем же бесстрастным тоном проговорил иномирянин, использующий образ Бенджамена Кларенса, как теперь догадались все присутствующие в рубке. – По сути, частичкой нашего мира является лишь одна, единственная планета, да еще, в некоторой степени звезда, которую вы увидели в тот момент, когда пересекли барьер.
                – Постойте, которая же из планет является вашей?! – с нескрываемым удивлением воскликнул научный руководитель. – Пятая от центрального светила этой системы?!
                – В этой системе нет центрального светила, – совершенно неэмоциональным голосом ответил иномирянин, – в центре системы находится наша планета, единственная частичка, оставшаяся от нашего родного мира, а звезда этой системы – только та, которую вы увидели совсем недавно.
                – Не может быть, – прошептал совершенно ошеломленный Матинелли, – тринадцатая планета, планета с совершенно необычными свойствами и она находится в центре системы, а звезда вращается по сложной орбите!
                – Не совсем так, но близко к тому, что имеется на самом деле, – после небольшой паузы кивнул головой иномирянин, продолжавший стоять на прежнем месте.
                – Андрей, что тут у вас происходит? – в проеме люка показался выглядевший необычайно озабоченным и удивленным Самородов.
                – Похоже, нам разъясняют существующий здесь порядок вещей, – с некоторым сомнением покачал головой Протасов, – думаю, будет лучше, если вы расскажете все по порядку.
                – Вероятно, вы правы, – снова кивнул головой лже-Кларенс, – сделавший, наконец, движение вперед и освободивший проход перед люком, после чего Самородов осторожно протиснулся в помещение.

                При этом пришелец вдруг на мгновенье расплылся, превращаясь в уже знакомое мерцающее облачко, но затем снова принял облик человека.
                –  Прошу прощения, настройки сбиваются, – сделав совершенно человеческий жест, с сожалением произнес иномирянин, и последнее говорило о том, что их цивилизация очень быстро учится, – времени у нас немного, поэтому попробую объяснить, в чем дело.
                – Немного? Почему у нас немного времени? – откашлявшись, подал голос со своего места Ален Бессель.
                – Материя из коей состоит и ваш корабль, и вы сами, является малосовместимой с материей того мира, который вы называете «правозакрученным», и еще меньше совместима с материей нашего мира. – Ответил лже-Кларенс, и на лице его появилось выражение тревоги и печали. – Вы уже наверняка почувствовали это во время первого своего преодоления барьера, а потом нам удалось в некоторой степени нивелировать это влияние. Но долго так продолжаться не может – это отнимает слишком много энергии, а энергия необходима для поддержания в стабильном состоянии компактной области континуума нашего мира.
                – А ваш мир на самом деле? – Матинелли вопросительно посмотрел на пришельца.
                – Насколько мы понимаем, в вашем мире уже имеется представление о многовариантной вселенной и о том, что мир – достаточно сложен по своему строению... – Совсем по-человечески склонив голову, произнес иномирянин, замолчал на пару мгновений, а потом продолжил:
                – Так вот, наш мир, наш Метагалактический домен, выражаясь вашим языком, был рожден примерно в тот же период, что и ваш. Он развивался намного быстрее вашего, в силу некоторых фундаментальных принципов, полученных им при рождении. Но эти же самые принципы привели к тому, что в определенный момент времени наш мир начал как бы схлопываться. Огромные участки нашего мира в считанные мгновенья превращались буквально в ничто. Мы пытались бороться с этим, но быстро выяснили, что причина этого лежит в самих принципах существования нашего мира, и ничего с этим не поделаешь. Конечно, умирать вместе со всем континуумом нам не хотелось, и мы стали думать, как поступить в этом случае. После длительных изысканий нашли единственный выход – создать нечто вроде убежища, небольшой локальной области своего мира в каком–то ином мире, в другом Метагалактическом домене. Но и это, оказалось, сделать непросто, в силу ряда причин. Мы проделали сотни попыток, но все они оказались неудачными. Лишь в одном случае нам сопутствовал успех. В силу каких-то причин, в небольшой области многомерной вселенной, на стыке двух миров образовалось нечто вроде мембраны, внутри которой свойства и одного и другого мира оказались значительно ослабленными. И это позволило нам создать в данной локальной области небольшую, скрытую за специальным экраном, частицу своего мира.
                – Из чего следует, что мы находимся в зоне действия той самой мембраны между двумя мирами? – уже скорее утвердительным тоном проговорил Матинелли. – И то, что мы считали почти потухшей малой звездой, является единственной вашей уцелевшей планетой?
                – Да, это так, – подтвердил иномирянин, неожиданно вновь расплываясь в мерцающее облачко, но довольно быстро собрался в привычный образ лже–Кларенса, – простите, сохранять стабильность положения очень непросто, векторы времени всех трех миров не совсем синхронизированы.
                – Но, позвольте, если в центре системы находится ваша планета, что же произошло со светилом, находившимся здесь раньше? – с каким–то внутренним напряжением спросил Матинелли, в голове которого появилось, наверное, несколько сотен вопросов.
                – Здесь не было никакого центрального светила, никакой звезды... – В голосе иномирянина, покачавшего головой, слышалась горечь. – Все эти планеты – результат наших попыток раздвинуть границы локального континуума, увы, попыток не слишком удачных. Получилось так, что пытаясь копировать собственную планету, мы не учли нюансов строения материи двух других миров, а также того, что находимся на их стыке, в результате чего произошло частичное дублирование образцов, а часть из них просто рассеялась в прах. Что же касается той звезды, которую вы видите сейчас – это не что иное, как искусственно созданное светило, поскольку, как мы выяснили – в условиях вашего мира, да и того мира, что вы зовете «зеркальным», это единственная устойчивая форма источника энергии. Да, есть еще то, что вы зовете «черными дырами», но в условиях мембраны между мирами подобный объект крайне нестабилен.
                – Хм, получается, в вашем мире звезды построены совсем на ином принципе, – уже с немалым интересом посмотрел на иномирянин Ален Бессель.
                – В нашем мире вообще не существовало звезд в том виде, в каком они существуют у вас. – Ответил лже–Кларенс и снова на мгновенье расплылся мерцающим облачком:
                – Еще раз простите, но времени у нас совсем мало, что касается наших звезд, они скорее являлись центрами превращения времени в энергию, что, к сожалению, и стало одной из причин схлопывания нашего мира. Большего я рассказать не могу, поскольку мембрана нестабильна и причиной этого, уж извините, является присутствие вашего корабля. Для того чтобы нейтрализовать утечку времени и энергии имеется единственный способ – как можно скорейшее удаление корабля из этого места.
                – Но, мы же, как бы скованы неким полем, хотя и пытались покинуть систему, – возразил командир, бросив взгляд сначала на Матинелли, а затем на Самородова, который кивнул головой.
                – Да, это особое стабилизирующее поле, позволяющее минимизировать факторы взаимного воздействия разных миров, но время его действия заканчивается. – Голос лже-Кларенса снова стал сухим и каким–то неестественным. – Поэтому вы должны максимально быстро подготовиться к предстоящему старту. Как только мы снимем стабилизирующее поле, у вас будет не более пятнадцати ваших минут, чтобы выйти из системы.
                – Придется прямо отсюда стартовать в режиме «канала сверхпространственного переноса», – с озабоченным видом проговорил Самородов.
                – А что в противном случае? – командир пристально посмотрел на иномирянин.
                – Начнется атомный распад большинства элементов, из которых состоит ваш корабль, а вместе с ним и немалой части мембраны, разделяющей два мира, – совершенно бесстрастным голосом ответил иномирянин, – в самом крайнем случае нам удаться сохранить в более-менее стабильном положении исключительно свою планету и, быть может, небольшую часть этой системы.
                – Получается, у нас просто не остается иного выхода, кроме как экстренно покинуть систему? – тяжело вздохнул Протасов, уже понимая, что так оно и есть – иномирянину не было смысла лгать или придумывать.

                В конце концов, они действительно в полной мере ощутили на себе губительное влияние «зеркального пространства», а наступившая затем стабилизация положения выглядела весьма неестественно.
                – К сожалению, этот вариант – единственный, – иномирянин на мгновенье вновь проявил человеческие качества, на лице его появилось выражение сожаления, и он едва заметно развел руками, – и нужно спешить, положение близко к критическому.
                – Постойте, можно один вопрос? – вдруг словно опомнился Пьетро Матинелли.
                – Насколько я понимаю, вопросов намного больше, – в глазах лже-Кларенса на мгновенье мелькнули веселые искорки, – но на один вопрос мы можем ответить, задавайте!
                – Что представляет собой мембрана между двумя мирами? И почему мы видим в пресловутом «зеркальном мире» не такие созвездия, как в нашем?! – чуть ли не скороговоркой выпалил научный руководитель, с виноватым видом оглянувшись на Сосновскую, явно жаждавшую задать свой вопрос.
                – Все-таки, вопросов – два... – Констатировал иномирянин, но не выказал при этом никаких эмоций, чуть помедлил, а затем повернулся к ученому. – Однако отвечу кратко на оба. Первое – мембрана представляет собой особую область пространства, сочетающую в себе признаки обоих миров, плюс к этому в ней имеется некоторое количество частиц того, что вы именуете первичным вакуумом. – Иномирянин помолчал немного, а потом добавил. – Кстати, не удивляйтесь, что оперируем вашими терминами – при копировании вашего индивидуума мы получили и все знания, коими он обладал, и да – «зеркальный мир» не является полным отражением вашего – он развивался по своим законам, и имеет ряд параметров, отличных от параметров вашего мира.
                – Хоть господин руководитель и выбрал весь лимит вопросов, все же наберусь, смелости и спрошу, – заметно волнуясь, выступила вперед Наталия Сосновская, – что же все-таки представляют собой те микрочастицы, которые так похожи на наши молекулы ДНК – носители информации о развитии организма?
                – Примерно это и представляют, только созданы они искусственным путем, в попытках адаптироваться к двум мирам сразу... – Как будто с оттенком сожаления в голосе ответил иномирянин. – Увы, попытках не очень удачных... – После этих слов голос лже-Кларенса стал строже и он посмотрел конкретно на Протасова, явно зная, что именно его голос тут решающий. – А теперь всё – время вопросов закончилось, пора убирать причины нестабильности, готовьтесь к старту!
                Матинелли хотел сказать еще что-то, но иномирянин, принявший образ Бенджамена Кларенса, снова расплылся в мерцающее облачко, которое в следующее мгновенье словно растворилось в воздухе. И почти тотчас же вспыхнуло основное освещение, и включились пульты и терминалы в рубке управления – видимо иномирянин несколько не шутил по поводу того, что времени у них в обрез. И командир «Крузенштерна» отлично понимал это, поэтому почти тотчас дал команду на подготовку к старту.
                – Петр, готовность десять минут для контуров «канала сверхпространственного переноса»! – Протасов пристально посмотрел на старшего инженера. – Ален, навигационную систему в режим выхода на ближайшую реперную точку... – Это указание уже адресовалось аналитику. – Дмитрий, предстартовая готовность – те же десять минут! – последнее распоряжение было направлено первому пилоту. – Остальные – по своим местам, занимаемым во время полета!
                – Надо же, чертовски жаль, что такой, необычайно интересный контакт и прошел в таком сумбуре и спешке! – с искренним сожалением покачал головой Пьетро Матинелли. – Какая, должно быть, кладезь информации имеется у представителя иного мира, иной вселенной?!
                – Согласен, но сейчас у нас просто нет иного выхода, кроме как покинуть систему Калейдоскоп, – решительным тоном проговорил командир, занимая свое место, после чего посмотрел на Сосновскую, – мне очень жаль, Наталия, что так вышло, но сейчас моя главная задача – спасти корабль и экипаж.
                – Да, я понимаю, – с нескрываемой печалью в голосе ответила Сосновская, – тут мы ничего не сможем поделать, – она подняла глаза и посмотрела на Протасова, – но мы ведь еще вернемся сюда, пусть и не сейчас, пусть и не сразу?
                – Вернемся, хотя, кто знает, возможно, это будет кто-то другой, – развел руками командир корабля, – а теперь нам пора готовится к старту, всем занять места по расписанию!

                Пилоты уже начали набирать команды на пультах управления, аналитик Бессель, чуть суетясь, производил какой-то расчет. Старший инженер Самородов, с сожалением посмотрел на выглядевшего растерянным Матинелли, потом пожал плечами, подмигнул Протасову и покинул рубку.    
                Спустя минуту помещение покинул и руководитель научной группы, продолжая пребывать в глубокой задумчивости. Наталия Сосновская задержалась еще на несколько секунд, посмотрела на Протасова с надеждой, и тот ответил ей ласковым взглядом, после чего девушка легкой пташкой выскочила за порог.
                В этот момент обзорный экран вдруг как-то разом погас – из его объема полностью исчезло искусственное светило, созданное представителями иного мира. В то же мгновенье корабль оказался освобожденным из невидимых захватов, и начал медленно плыть в сторону Калейдоскопа – пять. Тотчас же, по команде Дмитрия Чистова включились маневровые двигатели, и «Крузенштерн» начал разворот перед тем, как двинуться в обратный путь.
                – Контуры главного двигателя запущены, – доложил из технического отсека Петр Самородов, – все параметры в норме.
                – Расчет маршрута до ближайшей реперной точки проведен, – отрапортовал сразу после донесения старшего инженера аналитик, – курс на систему Ориона.

                Протасов устало кивнул головой и бросил прощальный взгляд на уплывающий в сторону светло-малиновый шарик Калейдоскопа – пять. Тринадцатая планета, являвшаяся домом-убежищем для жителей неизвестного погибшего мира, вновь превратилась в обычный коричневый карлик, слабо светящийся вишнево-красным цветом. Стартовый автомат объявил пятиминутный отсчет, и командир начал опрос всех членов экипажа о готовности к переходу на режим «канала сверхпространственного переноса».

***

                Они вышли из «канала» на расстоянии примерно светового дня от системы Калейдоскоп. Хотя предварительный курс, вычисленный Аленом Бесселем, вел к одной из звезд созвездия Ориона, где располагался источник реперного сигнала для кораблей Дальней разведки, в последний момент Протасов изменил свое решение. Командиру корабля хотелось еще раз бросить взгляд на систему, располагавшуюся на стыке двух миров, и волею случая, ставшую прибежищем для неведомых жителей еще одного, погибшего много лет назад мира.
                Теоретически, корабль мог просто выйти за пределы системы, скажем на дистанцию пары миллионов километров за орбитой двенадцатой планеты, но Протасов посчитал, что столь близкое расстояние еще может представлять немалую опасность для корабля. Отсюда же, находясь на удалении почти двадцати пяти миллиардов километров, можно было спокойно наблюдать за всем, происходящим в системе Калейдоскоп.

                Впрочем, очень скоро экипаж «Крузенштерна» убедился в том, что преобразования и процессы стабилизации, запущенные жителями неведомого мира, прошли необычайно быстро и фактически уже завершились к тому моменту, когда корабль вышел в обычное пространство. Теперь система практически не просматривалась даже с такого, не слишком большого по космическим меркам, расстояния. Несмотря на наличие мощнейших оптико-электронных систем наблюдения и самых современных локаторов-телескопов, разглядеть двенадцать планет, вращающихся в разные стороны, уже не представлялось возможным. Да и сам коричневый карлик, располагавшийся в центре системе и являвшийся, по сути, родной планетой обитателей неизвестного мира, был едва заметен, словно находился где-то на другом конце Галактики Млечный путь. Видимо, в процессе стабилизации жители тринадцатой планеты произвели радикальное изменение всего пространственно-временного континуума, и теперь система в большей степени располагалась не в нашем мире, а в каком-то ином. Возможно, в «зеркальном», а может, скрываясь в некоем локальном пространстве с еще более экзотическими свойствами.
                – Да...а, – рассеянно пробормотал Ален Бессель, глядя на тусклое и едва видимое изображение в объеме обзорного экрана, – теперь, наверное, с Земли эту систему вообще не рассмотришь.
                – Полагаю, что так, – кивнул головой Пьетро Матинелли, сохранявший последнее время необычайно печальный и задумчивый облик, – возможно, своим прилетом сюда мы как-то воздействовали на материю экзотической локальной области пространства, и чтобы избежать дальнейших негативных последствий, эти существа накрыли свой дом каким-то, неведомым нам, экраном.
                – Кстати, заметили, тот тип, что использовал внешность Кларенса, никогда не говорил о себе – я, а всегда только – мы, – с задумчивым видом проговорил Дмитрий Чистов, так же, как и все разглядывающий тусклую картинку в обзорном экране.
                – Вероятно, у них просто нет такого понятия... – Тяжело вздохнув, откликнулся Матинелли. – Ведь и говоря о Кларенсе, он все время упоминал об индивидууме. Возможно, все их общество представляет собой нечто вроде единого организма или, по крайней мере, некоей колонии.
                – Кстати, о Кларенсе, – вспомнил вдруг командир, – как он там?
                – Перед самым стартом Наталия сообщила, что Бенджамен появился ниоткуда с совершенно обалдевшим видом, и притом – абсолютно ничего не помнящим, – снова вздохнул научный руководитель, – больше всего переживал, что пропустил самое интересное – контакт с неизвестным разумом.
                – Надо бы навестить его, – задумчиво проговорил Протасов, поднимаясь со своего места, – пожалуй, дойду до биологического отсека.
                – А мы разве не будем тотчас же стартовать в режиме «канала сверхпространственного переноса»? – с некоторым удивлением оглянулся на командира Филиппе Сорди.
                – А зачем торопиться? От возможной опасности мы ушли, можем теперь понаблюдать издалека, да изучить окрестности, вдруг еще какая–то мембрана объявится... – Посмотрев куда-то вдаль, неожиданно ответил Протасов, а потом повернулся к Бесселю. – Рассчитать курс в направлении северного галактического полюса, скорость полета – стандартная звездная.
                – Есть рассчитать курс в направлении северного полюса, – ответил заметно обескураженный Бессель и, обменявшись недоуменным взглядом со вторым пилотом, вернулся к своему пульту.
                – А я, все-таки схожу в биологический отсек, – кивнул головой Протасов, задержавшись на секунду возле Матинелли, – и, знаете, несмотря на постигшую нас неудачу, в нынешней экспедиции все же есть один положительный для меня момент.
                – Какой же? – искренне удивился руководитель научной группы.
                – Тот момент, который говорит о том, что не стоит забывать о личной жизни, – усмехнулся Протасов и, сжав на секунду плечо Матинелли, вышел из рубки.

                Немолодой ученый пару секунд сидел в задумчивости, а потом его лицо озарила понимающая улыбка, и он с грустной усмешкой покачал головой.
                А корабль Службы Дальней разведки «Крузенштерн» готовился лечь на новый курс.